Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Алексеев Г.. Зеленые берега -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
дела этой крепости. Ее построили генуэзцы? - Нет, - ответил я, - ее построили наши соотечественники, и к тому же совсем недавно. Эффектная затея, надо сказать. В Мисхоре гуляли по парку. После сидели на скамейке под старым плата- ном. Под вечер отправились в ресторан. Он был довольно паршивый и больше смахивал на трактир средней руки. Однако он выглядел куда роскошнее, чем ковыряхинский "чуланчик". Пели цыгане. Пели, в общем-то, плохо. Пытались плясать, но и это у них не получалось. Мы совсем уж было собрались ухо- дить, но конферансье объявил, что сейчас выступит цыганка Глаша, которая исполнит романсы из репертуара знаменитой Ксении Брянской. - Это забавно! - сказала Ксения, и мы остались. Вышла стройная, красивая цыганка с длинными черными косами, вся в лентах, серьгах, перстнях и монистах. Гитарист заиграл, она запела. Ксе- ния внимательно слушала, подперев щеку рукою. Слушала и улыбалась. У Глаши был приятный голосок, и пела она с чувством. Но голосок нис- колько не был поставлен, чувства было чрезмерно много, а держалась она грубовато. Получалась пародия на Ксению. Притом, было очевидно, что по наивности Глаша не ведает, что творит. Ксения перестала улыбаться и нахмурилась. - Пора домой! - сказала она и встала из-за стола. Ехали молча. Коляска катилась по темному шоссе между темных деревьев. Кое-где тускло горели фонари и светились окна домов. Издалека доносился гул прибоя. - Не расстраивайся! - сказал я. - Она же не нарочно. Просто у нее так получается, лучше она не умеет. - Да, - отозвалась Ксения, - глупо на нее обижаться. Но я не без пользы ее послушала. Поделом мне. Тут она всхлипнула. - Ну полно, полно! - сказал я. - Ты знаменитая певица. Все тебя лю- бят, все по тебе с ума сходят, все пред тобою преклоняются, а ты пла- чешь, как девчонка, и щеки у тебя мокрые, и нос у тебя мокрый, и подбо- родок у тебя мокрый, и даже шея у тебя мокрая от глупых слез. Ну что ты плачешь? Тебе надоело петь цыганские романсы? Тебе опротивел успех у столичного купечества и провинциального офицерства? Но кто же тебя нево- лит? Расстанься с этим сомнительным жанром, оставь эстраду, подготовь несколько оперных партий и приучи публику к Брянской - оперной певице, как приучила ты ее к Брянской - исполнительнице песен о нестерпимой ро- ковой страсти. Ведь у тебя настоящий голос и подлинный талант. Надо быть смелее. Надо сделать решительный шаг. Надо прорваться в оперу. Манера пения изменится. Можно брать уроки у лучших учителей. Можно отправиться в Италию, наконец! Ты же богата! Богата и свободна! Делай что хочешь! И верь в свою победу! А в случае неудачи через два, три года ты можешь вернуться на эстраду, и твои триумфы будут еще более шумными. - Да, да, милый, ты прав! Да, да, мне надо решиться! Надо решиться! Надо набраться храбрости, зажмуриться и прыгнуть... с обрыва в море. С того самого обрыва, по которому мы с тобою карабкались. Но... скажи честно - то, что я пою, это действительно пошлость? - Нет, радость моя, это не пошлость. Ты блестяще делаешь свое дело на эстраде. Ты делаешь его своеобразнее, эффектнее, изяшнее, добротнее, убедительнее, чем все прочие эстрадные певицы. В своем жанре ты выше всех похвал. Ты уникальна. Ты просто чудо. Но само твое дело с изъянцем, сам жанр чуточку легкомыслен, легковесен и от большого полноценного ис- кусства стоит на некотором расстоянии. Ты даришь публике то, что ей хо- рошо понятно, то, чего она ждет, то, что она предвкушает, заранее обли- зываясь. Ты доставляешь ей почти чувственное удовольствие, ты развлека- ешь ее, ты делаешь ее будничное существование более уютным. А искусство подлинное вырывает человека из привычности земного бытия и погружает его в мир непривычный, в мир великих страстей, высоких помыслов и возвышен- ной красоты. Это искусство дарит нам радости, которым нет цены. Оно не стареет и не умирает. Оно вечно. Мы замолчали. Стучали копыта. Поскрипывали колеса. В придорожных кус- тах звенели цикады. Над дорогой с тревожным криком пролетела какая-то ночная птица. Шум моря стихал. Ветер угомонился. Вскоре показались огни Ялты. Они были непривычно тусклыми и редкими. Через полчаса Ксения отк- рыла железную калитку в каменной невысокой ограде, и мы пошли по усыпан- ной гравием дорожке к освещенному неярким фонарем крыльцу ее дачи. Под- нявшись по изогнувшейся дугой деревянной лестнице и миновав недлинный коридор с обшитыми деревом стенами, мы оказались в небольшой комнате с мягкой мебелью в стиле модерн и со множеством цветов в разнообразных ва- зах. Цветы старательно благоухали, и было душно, несмотря на открытую стеклянную дверь, которая вела, по-видимому, на балкон. - Это мой будуар, - сказала Ксения, - а рядом моя спальня. А вот здесь нам приготовлен скромный холодный ужин. Ты, натурально, уже успел проголодаться? Да и я не прочь чуточку перекусить. Проснулся я от щекотки. Ксения щекотала мне ухо прядью своих волос. - Наконец-то ты открыл глаза! - сказала она. - Тебя не добудиться. Я уже решила потихоньку встать, одеться и отправиться гулять. А ты бы так и проспал здесь весь день, соня! Быстренько одевайся! Уже десять часов! На курорте преступно так долго спать! Я послушно встал, быстро умылся, оделся, причесался, подошел к посте- ли, сказал: "Я готов!" - и поцеловал Ксению в голое плечо. - Молодец, - сказала она. - Давно бы так! А теперь буду одеваться я. Ступай в соседнюю комнату и не подсматривай. Я не люблю, когда кто-то наблюдает за мной исподтишка. Я вышел в будуар, не закрыв за собой дверь, и сел в кресло у ма- ленького, инкрустированного яшмой столика, на котором в беспорядке лежа- ли иллюстрированные столичные журналы. Рядом была дверь на балкон, отк- рытая настежь и занавешенная тюлем. Легкий утренний ветерок осторожно шевелил занавеску, приподымал и морщинил ее, надувал ее парусом, потом вдруг резко подбрасывал ее вверх, а после затихал и вроде бы оставлял занавеску в покое, но вскоре, как бы спохватившись, снова надувал тюль и снова его морщинил. Видимо, он любил это развлечение, и оно ему не надоедало. Я увидел Ксению в дверном проеме. Она подошла к туалету. На ней был полупрозрачный голубой пеньюар с глубокими прорезями на рукавах и на по- доле. Солнечный зайчик, пробравшийся в спальню откуда-то из сада, дрожал на ее спине. Ксения уселась на обитый синим шелком маленький пуф, закинула руки за голову, сгребла волосы с плеч, высоко подняла их над головой, подержала их так, глядя на себя в зеркале, потам бросила волосы, и они снова рас- сыпались по плечам. Посидев с минуту неподвижно, она начала причесы- ваться. Мне стало неловко, что я все же подглядываю, и я погрузился в журналы. Почему-то я читал одни рекламы. Они казались мне забавными и по-детс- ки наивными. И, как во всем детском - в детских рисунках, в детском ле- пете, в детских ужимках, в детском озорстве, в детских капризах, - в них было что-то приятное. КРАСИВЫЕ УСЫ мечта всякого юноши с пробивающимся пушком над верхней губой Но при употреблении ПЕРУИНА-ПЕТО через удивительно короткое время вырастают длинные, пышные, роскошные усы Успех поразительный! Ксения колдовала над своими волосами. Она разделяла их на пряди, тща- тельно расчесывала их гребнем, закручивала их, сплетала, укладывала, за- вязывала узлом, закалывала шпильками. Руки ее танцевали какой-то замыс- ловатый, ритмически сложный танец. Здесь были прыжки, пробежки, эффект- ные наклоны и повороты, подрагивания, покачивания и мастерски выполнен- ные вращения на одном месте. "Какой балет!" - думал я, поглядывая все же в соседнюю комнату. КАЖДАЯ ЖЕНЩИНА МОЖЕТ СТАТЬ КРАСИВОЙ! К Р Е М Р Е Н Е С С А Н С созда- ет, поддерживает и возвращает красоту б е р е г и т е с е б я о т о б м а н а появились подделки - Радость моя, тебе ведь еще придется надевать платье! - сказал я. - Ты испортишь это величественное сооружение из волос и шпилек! - Увы, дорогой мой, мне действительно придется надеть платье, и мысль об этом меня угнетает, потому что на дворе невыносимая жара. А что, если я выйду в пеньюаре? Он широкий, свободный. В нем прохладно. Клянусь, многие не поймут, в чем дело. Решат, что это новейшая мода - прогули- ваться на курорте в пеньюаре. - Нет, Ксения, не согласен, - ответил я. - Ты надеваешь платье, - кстати, интересно будет поглядеть, как у тебя это получится при такой-то прическе, - и отправляешься со мною гулять в приличном виде. А стихи я все равно тебе напишу, так и быть. - О! - воскликнула она и, повернув голову, взглянула на меня. - Ты не лишен благородной способности к самопожертвованию! Но, знаешь, мне не нравится, что ты зовешь меня "Ксения". Слишком сухо. Как в паспорте. Придумай, пожалуйста, что-либо интересное, какое-нибудь милое прозвище. Или хотя бы называй меня чуть поласковей. Поклонники, из тех, которым особенно повезло, которым не возбранялось целоватъ носки моих туфель и край моего платья, называли меня Ксаной или Ксюшей. Первое по-дворянски слащаво. Второе по-крестьянски простовато. И все же второе, кажется, приемлемо. Матушка зовет меня Ксенюшей. Этот вариант тоже неплох, хотя в нем есть нечто чрезмерно родственное. - Хорошо, - заключил я, - остановимся на "Ксюше". Меня это устраива- ет. В РАССРОЧКУ без поручителей по всей Российской империи ЛУЧШИЕ ГРАММО- ФОНЫ в 10 р. 20 р. 35 р. 65 р. 85 р. 125 р. и дороже предлагает торго- во-промышленное товарищество ВИНОКУРОВ ЗЮЗИН и СИНИЦКИЙ - Что ты там затих? - спросила Ксюша сквозь зубы - в зубах была зажа- та шпилька. - Ты отыскал в этих старых журналах нечто любопытное? - Тут написано, - отозвался я, - что можно в рассрочку и, представь себе, даже без поручителей приобрести лучший в мире граммофон ценою от десяти до ста двадцати пяти рублей и дороже. - Это хорошо, что без поручителей, - процедила Ксюша, - но, к сожале- нию, у меня уже есть граммофон, даже два граммофона, и тоже лучших в ми- ре. Правда, один из них, кажется, уже неисправен. - Еще сообщают, что чашка какао Ван-Гутена безусловно наилучший удо- боваримый завтрак и что из одного фунта получается сто чашек. - Пила я это какао. Оно действительно ничего себе, но не такое уж де- шевое. А из одного фунта никак не получается сто чашек. Вранье. - Еще предлагают хороший побочный заработок, который можно иметь пос- редством вязания на новой автоматической вязальной машине фирмы Томас Виттик и Кdeg.. Сбыт продукции гарантируется. - Вот это для меня! Скоро публике надоест крушить стулья на моих кон- цертах, и тогда мне, бедняжке, придется прибегнуть к скромному побочному заработку. Не так уж плохо вязать носки и варежки. А если научиться вя- зать шерстяные модные жакеты, то это вполне заменит профессию певицы. К старости все женщины начинают вязать. Хочешь, милый, я свяжу для тебя шикарные полосатые носки из оренбургской шерсти? Тебе будет в них тепло и удобно. Надевая и снимая их ежеутренне и ежевечерне, ты с благодар- ностью, а может быть, и с нежностью, а быть может, даже с любовью будешь вспоминать обо мне. Хочешь? Сами носки будут белые, а полосы - синие. Или носки будут серые, а полосы я сделаю коричневые. Что тебе больше по душе? Или ты мечтаешь о желтых носках с красными полосами? А? - Да бог с тобою, Ксюша! - простонал я. - Такое пекло, а ты о шерстя- ных носках! Отбросив тюлевую занавеску, я вышел на балкон. Совсем рядом, на уров- не моей груди, торчали верхушки двух пальм. За ними зеленели кроны ка- ких-то густых деревьев. Далее возвышался мавританский купол соседней виллы, а за ним распахивалась панорама Ялты: черные пики кипарисов, се- рые каменные стены, красные черепичные крыши, башни и башенки, шатры и купола, балконы и веранды, разноцветные маркизы. Далее простиралось мо- ре. Оно было таким, каким и положено ему быть, - ярко-синим, густо-си- ним, безнадежно-синим, ошеломляюще-синим, одуряюще-синим. По синему морю плыл знакомый белый пароход с двумя высокими наклонными трубами. Из труб клубами валил черный дым. А еще дальше стояло небо. Его было очень мно- го. Его цвет был непонятен: то ли тускло-голубой, то ли бледно-серый. Словом, он был какой-то перламутровый. - Это пароход "Таврия", - услышал я голос Ксении за своей спиной - она тихонько вслед за мною вышла на балкон, - хороший, комфортабельный и еще совсем новый пароход. На нем почти не качает. Только машины очень гудят. Я на нем плыла однажды из Севастополя в Одессу. Всю дорогу нас сопровождали дельфины. Всю дорогу они плыли рядом с нами, то и дело вып- рыгивая из воды. Всю дорогу я ими любовалась. Тут я оглянулся и поглядел на Ксюшу. Она была в полном порядке. При- ческа выглядела блестяще - каждая прядь лежала на своем месте и изгиба- лась, как ей было положено, ни один волосок не торчал, уши были прикрыты ровно на столько, на сколько требовалось, лоб был весь открыт и удивлял своей белизной. Одета она была не так, как вчера. Белое холстинковое платье плотно облегало стан и бедра, а ниже колен внезапно расширялось, покрываясь многочисленными оборками. Руки почти до локтей были закрыты тонкими нитиными перчатками. В одной руке был пока еще сложенный, белый, тоже не вчерашний зонтик. К запястью другой на тонкой серебряной цепочке был подвешен шелковый белый веер. Волосы слегка прикрывала плоская соло- менная шляпа, украшенная букетом нежноголубых искусственных фиалок. - О-о-о! - сказал я. - Что, недурненькая девчушка? - спросила Ксюша, величаво приподняв подбородок и отставив в сторону руку с зонтиком. - Так себе, - ответил я, - разве что не замухрышка. - Ах вот ты как! - возмутилась Ксюша и ударила меня зонтиком по пле- чу. И опять, не удержавшись, я обнял ее за талию, а она сопротивлялась, а она кричала: "Преступник! Ты снова изуродуешь мою прическу!" А после, не бросая зонтика, она закинула руки мне за спину и нежно, спокойно по- целовала в губы. И я представил вдруг на секунду, как смешно мы сейчас выглядим - у меня на спине болтаются зонтик и веер. Потом мы долго спускались по длинной, длинной, длинной лестнице. По бокам стояли кипарисы. Они источали изумительный, ни с чем не сравнимый запах Крыма. Я держал уже раскрытый зонтик. На сгибе моей руки лежала Ксюшина рука в нитяной перчатке. На ней висел, плавно покачиваясь, веер. Другой рукой Ксюша поддерживала подол платья. "Вот так бы и идти по этой бесконечной лестнице между этих кипарисов под этим кружевным зонтиком с этой женщиной! - думал я умиленно. - Вот так бы всю жизнь и спускаться с нею к морю, которое синеет там, внизу! Вот так бы целую вечность!" - О чем ты думаешь? - спросила Ксения, заглянув мне в лицо. - Я думаю о том, что мне не будет обидно, если эта лестница окажется бесконечной, - ответил я. - Пожалуй, я тоже не стала бы обижаться, сказала Ксения. Мы шли по живописной узкой улочке, которая, извиваясь, тянулась вдоль берега в сторону Массандры. Встречавшиеся пешеходы пропускали нас, при- жимаясь к стене. Или мы прижимались к стене, пропуская встречных пешехо- дов. Над нами нависали деревянные резные балконы и полотняные тенты. Из открытых дверей татарских лавчонок тянуло запахом копченой рыбы. Крутые, совсем узенькие лестницы сбегали вниз, в уютные маленькие дворики с ве- рандами, оплетенными виноградом, с непременным бельем на веревках. Крас- ные черепичные крыши уплывали в бесконечную синеву моря. В тени акации у серой каменной стены, поджав под себя ноги, сидел старик-татарин с жид- кой седой бороденкой. Он торговал раковинами. На каждой была латунная пластинка с выгравированной надписью: "Привет из Ялты!". "И сейчас ведь торгуют раковинами, - подумал я. - Только они стали помельче". Из обогнавшего нас автомобиля кто-то крикнул: "Ксения Владимировна!" Автомобиль остановился. Дверца открылась. Вышел уже немолодой господин в светлом костюме свободного покроя. За ним выпорхнула молодая пикантная дама в розовом платье, сплошь покрытом рюшами, лентами и кружевами. Мы подошли к ним. Господин и дама радостно улыбались. - Позвольте представить вам, господа, петербургского поэта... - Ксе- ния назвала мое имя и мою фамилию. - Аделаида Павловна Корецкая! - сказала дама, наклонив голову и разг- лядывая меня с нескрываемым любопытством. - Николай Адамович Корецкий! - произнес господин, подавая мне мягкую маленькую, почти женскую ладонь. - Судя по всему, вы направляетесь в Массандру, - добавил он, поцеловав руку Ксении. - Мы будем счастливы вас подвезти! - Благодарствуйте! - ответила Ксюша. - Нам хочется пройтись пешком и полюбоваться пейзажами старой Ялты. Но я буду рада, если вы нанесете мне визит. Давно ли из Петербурга? - Всего лишь третий день блаженствуем в Крыму! - пропела Корецкая, слегка картавя. - Еще ни разу даже не купались. Николя не любит купаний. Корецкие снова уселись в автомобиль. Николай Адамович помахал нам шляпой. Аделаида Павловна помахала платочком. Автомобиль тронулся, вы- пустив облачко белого вонючего дыма. - Это мои петербургские друзья, - сказала Ксюша. - Корецкий помогает мне в моих финансовых делах. Неглупый, интеллигентный, приятный человек. Адель глупышка, но добрая и, в общем-то, милая. Не заметили, как оказались в Массандровском парке. В нем было безлюд- но и немножко запущенно. В нем стояли высокие, очень старые кипарисы с толстыми, разветвленными, серебристыми стволами и не менее старые, раз- весистые крымские сосны с кривыми ветвями, опускавшимися до самой земли. Порхали бабочки. Пели птицы. Воздух был сух и горяч. Над вершинами кипа- рисов по тусклой от зноя голубизне неба скользили обрывки прозрачных бе- лых облаков. Солнце светило неярко. По дорожке невдалеке от нас прополз- ла толстая, длинная светло-коричневая змея устрашающего вида. Ксюша вскрикнула и прижалась ко мне. - Это желтопузик, он не кусается, он совсем безвреден, - сказал я. - Хочешь, я его поймаю? - Ты с ума сошел! - крикнула Ксения и прижалась ко мне еще крепче. В конце аллеи мелькнула высокая сутулая фигура в белом, нескладная, длиннорукая фигура в белом. Ковыряхин? Неужто он? Стало быть, он тоже в Крыму? Или я обознался? Да, наверное, я обознался. А впрочем, отчего бы ему не съездить в Ялту? Отчего бы ему не поплескаться в море, не полако- миться свежими фруктами, не посидеть в винных погребках и ресторанах и не сфотографироваться на память рядом с самой красивой пальмой? Трактир он оставил на попечение Пафнутия. А то еще и нанял кого-нибудь Пафнутию в помощь... Сели на скамейку под деревом неизвестной мне породы. - А может быть, это и есть моя судьба - петь душещипательные романсы для столичного купечества и провинциального офицерства? Может быть, для этого я и на свет родилась? - сказала вдруг Ксения, ковыряя зонтиком пе- сок. - В конце концов, какая разница, кому петь - петербургскому при- ват-доценту, окончившему два университета и владеющему четырьмя языками, или армейскому прапорщику из захолустного гарнизона, окончившему с гре- хом пополам юнкерское училище и не прочитавшему за свою жизнь и двух де- сятков книг? Люди мне рукоплещут, люди с жадностью слушают мое пение, людям нравится мой голос, люди обожают мои романсы, люди млеют от моей улыбки. Не лучше ли петь игривые романсы для многих тысяч, чем оперные арии для нескольких сотен? Не лучше ли делать то, что у тебя уже получа- ется, чем мечтать о том, что, быть может, у тебя никогда не получится? Не лучше ли быть хорошим матросом, чем дурным капитаном, хорошим камен- щиком, чем никуда не годным архитектором, хорошим суфлером, чем бездар- ным трагиком? - Ах, Ксюша! Ты точь-в-точь повторила слова одного знакомого мне жи- вописца! Он тоже убеж

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору