оедскую
династию Романовых, к тому же онемеченную и почти уничтоженную.
     --  Я об  этом  не писал!  -- взревел  Космач.  --  Это ваши  домыслы и
самодеятельность!
     --   Да,  за  вас   это  сделали   сонорецкие   старцы,   --  мгновенно
сориентировался  Гален.  --  А  вы  разыскали  их  провидческие  послания  и
обнародовали. Тем  более  важно,  что  это  не  ваши  личные  выводы  и  нет
авторского произвола.
     -- Слушайте,  я был поражен! -- оживился  Елизаров. -- Оказывается, эти
старцы и Гришку Распутина подослали к  Романовым! А я  все думал, откуда  он
взялся? Как сумел войти в доверие? Чем очаровал государыню?..
     Барон поморщился, недовольно шевельнул усами.
     -- Пожалуйста, не перебивайте.
     -- Прошу прощения, барон...
     -- Итак, вторая составляющая теории  -- совершенно четко прописанный  и
закономерно  обоснованный  порядок утверждения новой  династии, -- продолжал
Гален. -- Ни призвание варягов, ни  Земский собор невозможны для современной
русской  жизни,  ибо полностью утрачено чувство  национального  и державного
самосознания. Пробудить все это, совершить качественный скачок под силу лишь
таким мощным средствам,  как явление чуда, в которое еще не разучился верить
человек. Интуитивно он ждет,  он тянется к малейшему его проявлению в чем бы
то ни было. Он идет по бесконечной тропе и ищет те самые намеленные камни, о
которых вы так ярко пишете.  Но! Но... Он с  надеждой избирает президентов и
разочаровывается  в  них; он  пытается  приобщиться  к  вере,  но,  не  имея
религиозного  сознания,  лишь  отдаляется  от  божественного.  Неужели   это
замкнутый круг и  Россия обречена на  духовное вымирание, как многие народы,
исполнившие  свою  вселенскую миссию?  Так  может  показаться  обывателю, не
знающему собственной истории. Это не мы, это вы, Юрий Николаевич,  напомнили
нам  о  том, что Россия  еще  и не приступала к исполнению  своего  рокового
предначертания.  Она оставила свой судьбоносный путь в средних веках,  чтобы
совершить тот  самый  очистительный  круг, ибо  слишком  велика и  непорочна
возложенная  Провидением миссия. Это Третий Рим,  господа.  И,  как  сказано
древними, -- четвертому не бывати. Третий Рим со своими вечными ценностями и
символами. Юрий  Николаевич, вы  опять  скажете, это откровение  принадлежит
сонорецким старцам? Это  они вдохновляли  раскольников  страдать  и терпеть,
чтобы потом выйти из лесов  и выполнить сверхзадачу?.. Они вдохновляли, а вы
стали  их  проводником.  Потому что никому в голову  не  приходила  простая,
лежащая  на  поверхности мысль  о  том,  что Третий Рим должен управляться и
Третьей  династией,  исходя  из  законов  троичности  мира.  Вот  что  такое
божественное  прозрение!  Да-да,  об  этом  тоже  написали ваши  ясновидящие
старцы.
     Он  взял  в углу  длинный  блестящий прут  с крючком  на конце, зацепил
шнурок,  торчавший  из  белою цилиндра  под  потолком,  и  вытянул  огромное
шелковое  полотнище. На  белой ткани  было изображено генеалогическое древо,
очень знакомое по начертанию, но с надписями по-латыни.
     -- Узнаете? -- спросил барон. -- А вот это создали вы, не  отрекайтесь,
Юрий  Николаевич...  И это  есть  третий  аспект,  пожалуй,  самый ценный  и
животрепещущий  во всей теории. Область тонких материй!.. Казалось  бы, цепь
случайностей, порою  роковых. Но  Углич -- сакральное место. Аз и Яз, начало
всех начал  и  конец всех концов, переходящий в начало. Здесь гибнет царевич
Дмитрий, последний Рюрикович,  и отсюда же возникает никому тогда не ведомая
династия Углицких. Возникает, чтобы исчезнуть на долгие столетия и взойти на
престол  спустя четыре  века.  -- Он  пользовался  прутом  как  указкой.  --
Пропавший  для  всего  мира  род,  двенадцать  великих  князей,  начиная  от
Всеволода Большое Гнездо, среди них -- Александр Невский и Дмитрий  Донской.
Триста  лет поста, воздержания и, по сути, схимнической  жизни  в безлюдных,
глухих лесах, триста лет бесконечных гонений, мук и страстотерпия. Да где же
еще можно  пройти такой  очистительный  путь? И, прошу заметить, за все  эти
годы ни одного маргинального брака!
     Отец  Кирилл  перекрестился  двоеперстием, Елизаров пристукнул тростью,
меняя положение рук, -- слушали жадно, возвышенно, возможно, в первый раз.
     --  Мы  признаем  ваш  бесценный  вклад,  Юрий Николаевич,  --  немного
усталым, хрипловатым  голосом продолжил Гален.  --  Вы  высветили миру самую
запретную  тему  и  самоотверженно   возложили  на  себя   тяжкий  крест.  И
одновременно разбудили  силы зла.  дремавшие много  лет.  Нам  известно,  вы
вступили  в конфликт  с  самой  средой  обитания и  потому избрали для  себя
жизненный путь, мало чем отличающийся  от того очистительного пути. Мы также
знаем:  вам.  небезразлична  судьба  Отечества.  Вы  можете  что-то отрицать
вообще, что-то  не принимать или принимать  частично. Но не можете  сказать,
что  у  нас  нет  точек  соприкосновения.  И таких точек много.  Поэтому  мы
отважились обратиться к вам с просьбой довершить начатое дело.
     Тон  его  речи, расстановка слов,  ударения во фразах и сам голос  были
прилипчивы и неожиданным образом зачаровывали. Барон наверняка обладал даром
гипноза,  потому что незаметно  расстраивал  ток  мыслей, разрывал их,  и  в
голове  хаотично   проносились  не   связанные  между   собой  обрывки,  как
беспорядочное нагромождение пустых туч после затяжного дождя. Космач все это
отлично  понимал и одновременно  осознавал,  как медленно дуреет и теряет ту
соломину, которая всегда помогала оставаться на плаву.
     Должно быть, от  цепкого глаза  Галена  его  состояние не  ускользнуло,
барон даже поднял усы, показывая губы, сложенные треугольником, отчего слова
стали еще более вкрадчивыми и липкими.
     -- Наверное, вам  хочется спросить, почему  Генрих  Сергеевич поехал за
княжной  Углицкой? Почему наш выбор  пал на  нее?.. Вспомните, что пророчили
старцы  во втором  послании. "А первым государем и  великим  князем Третьяго
Рима не бысть ни царю, ни боярину, ни мужу вельможну, а тако же ни  попу, ни
митрополиту, ни прочему рабу божьему мужескаго пола, в златые врата входящу.
Истинно решем вам: бысть  жене  царицею  и владычецою, взошедшей непорочною,
яко  Пречистая Богородица. Не ищите ея средь суеты мирской, не терзайте дев,
вопрошая: "не ты ли се?", не хлопочите, дабы изведать Промысел  Божий.  Егда
солнце восходит,  и  дитя неразумное ведает, тако же и дева сия  взойдет,  и
всякий  позрит и скажет: "Царица и владычица!",  ибо в руцех  ея будет ветвь
лавровая..." Чтобы  сохранить  гармонию, мы принимаем  целое  и  не выбираем
того, что более подходит. Вы  сами начертали это древо, сами  посадили ее на
ветку,  будто синюю птицу. Разве что из  осторожности имя указали другое  --
Елена...
     При  упоминании истинного имени Вавилы  Космач непроизвольно  вздрогну,
тряхнул звенящей  головой. Ведь и забыл совсем, что и впрямь  так  обозначил
ее,  чтоб  на защите  была перед глазами, как нательная иконка.  Думал потом
резинкой стереть, но нужды не было, да и рука не поднялась...
     Барон  и это расценил по-своему, оставил  указку, придвинул стул  и сел
поближе.
     -- Это наш принцип -- брать только целое. Поэтому мы не отнимаем вас от
княжны  и, слово  дворянина, никогда этого  не сделаем. И  в  этом  мы видим
Промысел  Божий.  По  Его воле вы,  Юрий  Николаевич, много  раньше  избраны
фаворитом и останетесь им до конца ваших дней.
     --  Да, да, мы  на политсовете решили единогласно, -- не к месту встрял
Елизаров.
     -- При этом на вас возлагается весьма важная миссия.  -- Барон  положил
Космачу  руку  на плечо и  будто  сам  прилип. --  Вы  единственный человек,
способный  влиять  на   княжну   Углицкую.  Возможно,  она   чувствует  свое
предназначение,  но,  как все чистые и непорочные  люди, далекие  от мирской
суеты, не может знать, когда настанет момент истины. А час настал! Вам нужно
очень  осторожно  и ненавязчиво убедить ее в этом. Все  получится, я уверен.
Судя по диссертации, у вас великий дар убеждения.
     Космач слышал его уже смутно, в  голове звенело, а  перед глазами плыли
белые пятна, словно перед ним опять рванули светошумовую гранату.
     * * *
     Как все упрямые,  упертые люди,  он был себе на уме и  считал,  что  не
поддается  внушению  либо иному стороннему воздействию. Возможно, потому  не
мог  найти дороги  к храму  и даже  подолгу  бывая  в  религиозной замкнутой
обстановке, ничуть  к ней не приближался. Пожалуй,  все это и стало  основой
его  _конфликта  со средой обитания_.  Но здесь,  перед бароном  Галеном, он
чувствовал себя раздетым, беззащитным и почти смиренным, вечный дух сомнения
съежился, нахохлился и взирал на мир не орлиным -- воробьиным глазом.
     Он держался легче  и  свободнее даже в квартире кающегося, полумертвого
академика, чем среди респектабельных людей, блеска и великолепия.
     Самое странное было то, что через некоторое время он  напрочь забыл,  о
чем говорил барон, какие узоры выплетал из слов, -- ни одной фразы вспомнить
не  мог!  Натренированная,  никогда  не  подводившая  память --  он  за одно
прочтение  объемного текста  запоминал его  и  в любой момент, закрыв глаза,
спокойно воспроизводил -- тут  почему-то  отказала.  А в душе осталось  лишь
некое  послевкусие чувств весьма приятных и притягательных -- его признали и
оценили! За долгие годы  он впервые  был востребован, в  его  трудах  кто-то
нуждался, и сам он был нужен!
     Правда,  наваждение  это  длилось  лишь пока  он слушал  Галена.  Нечто
подобное он испытывал, когда с горя запил. На несколько часов приходило злое
веселье, и точно так  же он не мог остановиться,  бегал по квартире и кричал
все, что думал,  что  мучило, клял всех подряд, однако в душе оставалось  не
досказанное, тайное, о  чем еще никто не догадывался,  --  антитеза, которую
нельзя было озвучить. Он говорил это шепотом и только самому себе:
     -- Я гений. Я совершил гениальное открытие. Я написал гениальный труд!
     Утром  он вспоминал свои мысли  и приходил в ужас: самое малое, что ему
грозило, -- комплекс непризнанного гения, которых хватало  в городе, считай,
по  одному сидело в каждой пивной. Но муки совести были недолгими, он звонил
Артему  Андреевичу, который присылал  человека  с  деньгами, списком  нужных
книг, и все повторялось.
     Когда  Космач в первый  раз крикнул это при  большом стечении народу  в
холостяцкой квартире, еще не протрезвев, понял, что это первый звонок.
     Тогда  он  продал  квартиру,  купил дом в Холомницах  и оставил  _среду
обитания_,
     А сейчас Елизаров проводил его в правое крыло здания, где располагались
стилизованные  царские палаты со всеми атрибутами  власти и  славы вплоть до
скипетра, мечей и доспехов на стенах. Оставшись один, Космач ощутил глубокое
похмелье,  раскалывалась голова, тошнило, выступал  холодный пот  и тряслись
руки. Несомненно, Гален владел какой-то чертовщиной, коли сумел парализовать
волю и выпустить из бутылки джинна тщеславия. Ведь сидел, слушал его сладкие
речи, потеряв всякий контроль!
     Единственное, что не забыл: Вавилу привезут завра утром...
     Надо было  проверить, не блеф  ли это. Слишком уж уверены в успехе, сам
Палеологов помчался за княжной Углицкой... Он пробежал по комнатам в поисках
куртки, и когда заскочил в  переднюю, с  разбега наткнулся на  мощный удар в
лицо.
     Не упал, только отлетел к стене и потряс головой. Во рту стало сладко и
солоно.
     Перед ним  стоял  есаул  с разбитым лицом, улыбался,  показывая  темный
провал выбитых передних зубов.
     -- А теперь  потягаемся. Ты же просил? Космач  выплюнул кровь, потрогал
онемевшие губы, пошатал зубы -- вроде целы...
     -- Давай.
     Есаул  ориентировался  в  палатах,  как  у себя  дома. Подходящий  стол
нашелся  в  хозяйственной  комнате,  все  остальные  были  слишком  широкие,
маленькие или круглые. Окончательно реальность вернулась, когда в своей руке
Космач  почувствовал  чужую,  широкую,  раздолбанную спортивными  снарядами.
Противник заметно волновался от нетерпения и слишком великой жажды победить,
поэтому,  не  зная  возможностей  соперника,  сразу  же  начал  жать.  Через
несколько  секунд   у  него  на   горле  вздулись  жилы,   царапающие  глаза
остановились, сосредоточившись на его собственной руке.
     Минуту  выстояли без видимого преимущества с обеих сторон,  а поскольку
легкой  победы  не  получилось,   есаул  начал  злиться.  Момент  был  самый
подходящий.
     -- Кто такой Гален, не скажешь? -- как можно спокойнее спросил Космач.
     Тот вскинул покрасневшие глаза, выдавил сквозь стиснутые зубы:
     -- Барон...
     -- Слушай, он мне мозги набекрень свернул... Гипнотизер, что ли?
     Вести светскую беседу у бойца не было настроения.
     -- Заткнись...
     -- Ты мне  не груби. Я ведь и рассердиться  могу. Видимо, парень где-то
подорвал себе нервы, заводился с пол-оборота.
     -- Ну ты борзой!..
     --  Между  прочим,  я фаворит, -- доверительно сообщил  Космач.  --  По
решению политсовета... В рудниках сгною.
     -- Лох ты драный!
     Он что-то знал и потому так развязно вел себя. И злить его было опасно,
заскрипел зубами и начал переламывать запястье,  однако удержаться Космач не
смог.
     -- Тебя глисты не мучают?.. А то что-то зубовный скрежет...
     -- Я тебя точно... побрею.
     -- Весь вопрос -- когда... Успеть бы намылиться.
     -- Будь готов...
     Космач попробовал выправить кисть руки, но боец уже чувствовал победу и
шел  на  дожимание. Вся  его сила  и  злость воплотились в  тихое,  утробное
ворчание, глаза налились кровью, вздутые крылья носа побелели.
     -- Сегодня твоя взяла, -- согласился Космач, положив на стол свою руку.
-- А то надулся... Лопнешь, дерьмо полезет.
     -- Моя возьмет всегда! -- Есаул подтянулся, удерживая его руку, сунулся
к лицу. -- Я хочу, чтобы ты это понял.
     -- Спасибо, я все понял. Может, скажешь, кто такой Гален?
     --  Кстати,  барон  приглашает на ужин,  спроси сам.  --  Есаул  уходил
победителем.
     От одной  мысли  о встрече  с  этим  липким,  обволакивающим  человеком
передернуло.
     -- Я воздержусь!
     Космач  вышел за ним почти следом. В  коридорах  и на  лестнице никакой
охраны не было, прошедший мимо человек в черной шляпе даже не взглянул в его
сторону. Внизу  он толкнул дверь караулки  --  вместо  коменданта  за столом
сидел один из казаков в камуфляже, смотрел телевизор.
     -- Где моя куртка?
     -- А,  да-да! Ваша куртка здесь! -- Караульный вынул из шкафа пуховик и
подал в руки. Космач демонстративно оделся, долго застегивал молнию, но боец
вперился в экран и не обращал внимания.
     Не оказалось поста и в тамбуре между дверей...
     Вольная, без  всякого  конвоя,  прогулка  была  не в  радость.  Все это
означало, что боярышню действительно привезут сюда, и они уверены: "фаворит"
никуда не уйдет.
     Он обошел весь парк, огороженный стальной  решеткой, заметил места, где
побольше  снега и  легче  перебраться, обратил внимание на  то, что  тыльная
сторона  здания  одета   в  леса  до   самой  крыши  --   готовились  делать
косметический ремонт. Потом внимание его привлек каменный сарай возле забора
и  приткнутый  к  нему  крытый грузовик,  набитый сеном.  Космач  подошел  к
запертой на  замок двери,  прислушался: за  нею  были характерные и знакомые
звуки  стоящего в стойле коня. Обойдя сарай, Космач заглянул в окно и увидел
чистенький денник и  коня  редкой  бело-серебристой  масти. Высокий  в холке
красавец преспокойно жевал сено, горделиво вскидывая голову.
     Ничего интересного тут больше не было, и Космач рискнул выйти за ворота
--  сидящий  в  будке  охранник  без  всяких  открыл  электрический  замок и
выпустил. Космач прошел до конца леса, затем через железнодорожный переезд и
платформу электрички поднялся в гору по  ступеням, дал круг и затаился возле
длинных каменных сараев -- никакой слежки!
     В голове возникло  сразу несколько вариантов действий, от  простого  --
найти  переговорный   пункт,  позвонить  в  Холомницы  и  узнать,   что  там
происходит, до боевого и невыполнимого -- достать хоть какое-нибудь оружие и
завтра внезапно напасть на машину,  в которой повезут Вавилу,  где-нибудь на
подъездах к  зловещему дому. Он  понимал, что все эти варианты  продиктованы
свободой,  тоскливым нежеланием  возвращаться назад, и все-таки часа полтора
бродил  по   окрестностям   и   разрабатывал  каждый,  ощущая  все   большую
безвыходность. Был бы хоть один человек в Москве, к кому можно обратиться за
помощью!
     Разве что к Даниле или к Ровде. Ну или в милицию...
     На обратном пути страж  на  воротах вроде бы даже  приветственно  рукой
помахал. Машин  во  дворе  уже не  было,  похоже, рабочий  день  дворянского
собрания  закончился,  как в  любой  другой конторе. Космач  прошел  в  свои
апартаменты,  с ненавистью  и  удовольствием протопал  грязными ботинками по
паркетным полам и завалился на царское ложе.
     Прогулка подействовала благотворно, ретивые мысли несколько улеглись, и
он  попытался  сосредоточиться  на  главном: надо в любом  случае  дождаться
завтрашнего  дня  и какого-то  результата. Если Палеологов вернется  один --
бежать   немедленно   и  без  оглядки;  в   противном  случае   не  торопясь
подготовиться, поиграть с ними в фаворита, устроить  выезд княжны Углицкой в
свет, в театр, например, и тогда  уходить вместе с  ней. Может быть, сначала
отсидеться  где-нибудь  несколько  дней, побриться,  коротко  подстричься --
внешность  изменится  неузнаваемо,  без  бороды  его  никто  не   видел  лет
пятнадцать и фотографий нигде нет. Из Москвы  можно выехать на междугородном
автобусе,  где  не  спрашивают  паспортов, сначала  в  Ярославль,  потом  на
перекладных на Вологду и дальше на север, к границе Архангельской области.
     А там уже Соляная Тропа, на реке Илезе сидит боярин Вячеславов со своим
родом и единоверцами, на  Тарноге Шемякины, на Кокшеные  Тархановы  -- всюду
странников принимают...
     Пока  есть  возможность  и  относительная  свобода,   надо  подготовить
запасной вариант на случай непредвиденных обстоятельств. Окна в апартаментах
не имели решеток и выходили на три стороны, но самые подходящие были те, что
смотрели в лес, -- второй этаж, при необходимости можно прыгнуть в сугроб...
Он  попробовал  открыть  одно из  них,  но  вдруг  обнаружил, что  ручки  на
стеклопакете поворачиваются,  однако сам он не открывается. Мало того, рядом
с резиновым уплотнением  и на кромках  стекла наклеены тонкие  нитки фольги,
спаянные между собой проводами, -- сигнализация!
     Проверяя  все  окна,  Космач  заметил,  что  во  двор  одна  за  другой
съезжаются машины и выбегающий на крыльцо комендант встречает гостей, мужчин
и  женщин; кажется, тут  начиналась  оживленная вечерняя  жизнь.  А  скоро в
палаты явился слуга в ливрее и принес два смокинга.
     -- Прошу примерить, --  заявил он по-военному, -- переодеться и явиться
в зал приемов.
     -- Пошел вон, каналья! -- тоном рассерженного барина зарычал Космач.
     Слуга не растерялся.
     -- Это распоряжение барона Галена! Вам следует быть на ужине!
     Космач  отворил дверь и выпихнул его в  коридор: если уж валять дурака,
то  согласно  положению, в  роли  фаворита.  Не  прошло  и пяти минут, как в
коридоре застучала трость, пришел Елизаров.
     -- Дорогой Юрий Николаевич, мы хотели бы видеть вас за столом. Собрался
весь цвет стольного дворянства, все хотят познакомиться с вами.
     -- Видеть  никого не хочу! -- капризно заявил Космач. -- И вообще, я не
спал две ночи! У  меня мигрень и,  видите, гулял на  улице,  поскользнулся и
разбил лицо.
     -- Не  смею настаивать,  --  засуетился  тот. --  Очень  жаль... Может,
прислать врача?
     -- Ничего не нужно, я ложусь спать. Меня не беспокоить!
     Несколько часов его не тревожили,  и Космач, продолжая поиски запасного
выхода,  прошел  весь  в