Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Алексеев Сергей. Слово -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  -
, курирующего науку. "Дорогой товарищ Гудошников! - прочитал Никита Евсеич. - Убедительно прошу вас предоставить возможность господину Вайнеру из Германии ознакомиться с вашим собранием и сделайте ему небольшой подарок, желательно что-нибудь из рукописей. Стоимость мы вам оплатим через музей. Господин Вайнер очень много сделал для развития отношений с нашей страной в области науки". Никита Евсеич спрятал записку в карман и стал ждать конца экскурсии. Иностранцу объяснять ничего не требовалось: видимо, в книгах толк знал. Он вышел из хранилища немножко усталый, но уходить не спешил. Экскурсовод ждал, исподтишка и жестами поторапливая Гудошникова. Ждал и господин Вайнер, поглядывая с улыбкой то на хозяина собрания, то на своего гида. Однако настроение его постепенно портилось. - Экскурсия окончена, - сухо произнес Гудошников и запер хранилище. - Всего хорошего, господин Вайнер... - Сегодня с утра девушка приходила, - продолжал Гудошников. - Так я ей не только показал, а еще три книги с собой дал. Рукопись XVI века, старопечатную, и букварь поморский. Ты ей не дал - а она приходила к тебе! - а я - дал! - Вот даже как? - изумился хранитель. - Неслыханное дело... - Ты ведь не на собрание посмотреть пришел, - сказал Никита Евсеич, отпирая дверь библиотеки. - Говорил бы уж сразу. Опять материалы по скитам потребовались? - Ишь ты, "сразу"! - весело проворчал Аронов. - Да, забронировался ты. Не хранилище, а танк... - Ив танках горят... - Пожара боишься? - Людей больше боюсь. И крыс. - M-м? Воры, грабители? - И их тоже, - бросил Гудошников. - Одним словом, Никита Евсеич, - Аронов встал перед Гудошниковым, - у библиотеки появилась возможность купить рукописи. Разумеется, по государственной цене. - У меня здесь не лавочка. Я не торгую, - отрезал Гудошников. - Не у тебя! - рассмеялся хранитель. - Про тебя я знаю... Один человек... Короче, унаследовал он бабушкины или материны книги, что-то около полусотни единиц, и теперь предложил нам купить. Мне нужен толковый оценщик, эксперт. У меня практика слабовата, а ты, Никита Евсеич, мастер в этом деле. - Мягко стелешь, мягко, - проворчал Никита Евсеич. - Я без всякого подвоха, пришел к тебе за помощью. - На деньги я оценить не могу, - отмахнулся Гудошников. - Не пробовал. Ищите другого. - А на деньги и не надо! Ты посмотришь, что за книги, а мы по ценнику определим. Понимаешь, в отделе специалистов не осталось: кто в отпуске, кто в командировке - лето... Гудошников согласился. Любопытно было взглянуть на незнакомые, вдруг вынырнувшие из толщи веков книги. Аронов усадил его в "Победу" и повез куда-то в глубь города. Ехать было хорошо, машину покачивало, улицы сверкали витринами, солнце только набирало силу, и в кабину врывалось мягкое по-осеннему тепло. Хранитель заметил приподнятое настроение Гудошникова, похлопал его по. плечу. - Сидишь дома! Погляди, жизнь какая идет! Никита Евсеич покосился на него, но промолчал. *** Они приехали к новому дому на окраине и поднялись на третий этаж. Дверь открыл хозяин книг - мужчина лет тридцати, с грубоватым, простецким лицом. Гудошникову запомнились его неожиданно голубые глаза. Что-то подкупающее было в них, располагало к доверию, к тихой, задушевной беседе. Хозяин пригласил их в квартиру и зачем-то выглянул на лестничную площадку, словно хотел зазвать еще кого-то. - Прошу, прошу, - часто повторял он с улыбкой. - Прошу в эту комнату... Здесь жила мама... Старообрядцы, перебравшиеся в город, стремились устроить свой уголок в доме, чтобы все там выглядело, как в старину, как у себя в деревне. Гудошников уже бывал в таких домах и каждый раз ощущал прилив жалости к этим людям. Их стремление было настолько сильным, а возможности так бедны, что получалась не деревенская изба, не городская квартира. Так они и доживали, эти старики и старухи, словно подвешенные между небом и землей. Гудошникову хватило одного взгляда, чтобы определить, что старушка была поморского толка: несколько иконок с лампадкой на стене, на журнальном столике - книги, накрытые выбивной салфеткой, над кроватью, с никелированными головками, восьмиконечный крест из черного от времени, лоснящегося дерева. Постель убогая, тощий матрасец, лоскутное одеяло... Гудошников для верности пощупал - в матрасе солома. За койкой - сундук. "Ором, поди, старуха орала, когда перевозили..." - Мать-то как звали? - 7 спросил Гудошников. - Феодосья, - ответил хозяин. - Ишь ты, а фамилия? - Аршиновы мы, - по-деревенски ответил наследник, не скрывая любопытства, - Знакомые, что ли? - Да нет, - проронил Никита Евсеич. - Была еще одна Феодосья, Морозова... Слышали? - Безусловно, - почему-то облегченно улыбнулся хозяин. - Мятежная боярыня... - Ну, показывайте свой товар. - Гудошников нетерпеливо шагнул к журнальному столику. - Какой это товар? - вздохнул наследник. - Это книги, от матери остались. - Если продаете; значит, товар, - отрезал Гудошников, сдергивая салфетку. - Книги - книгами, товар - товаром. Никите Евсеичу придвинули табурет. Аронов встал рядом. Наследник и шофер "Победы", приглашенный в комиссию как свидетель, замерли позади. Гудошников стал перебирать книги на столике. Рукописных не оказалось. Вернее, был один требник, написанный скорописью в прошлом веке. В основном наследство Аршинова состояло из печатных книг восемнадцатого и девятнадцатого столетий, и лишь несколько было старопечатных. Видно было, что книги собраны случайно, как это зачастую бывало в старообрядческих деревнях. Умирал человек - книги его раздавались родне и знакомым, потом, если были одинаковые, что-то обменивалось, что-то отдавалось в дар, в жертву. И в результате получалась мешанина, редко содержащая что-нибудь ценное. Но обычно среди кержаков всегда находился знающий в книгах толк человек, и все лучшие рукописи уходили к нему, липли, как липнут деньги к деньгам. - Да... - протянул Никита Евсеич, закончив осмотр. - Худ твой товар. В базарный день - полушка... Я-то подумал, здесь... - Это тебе не Северьянов монастырь, - усмехнулся Аронов. - И не двадцать второй год... Ничего, мы и эти возьмем. Если что, в обмен пустим. Получше у нас уже есть, и еще будут... Хранитель на что-то намекал, но Гудошников не прислушивался и намек его пропустил мимо ушей. - Как это худ? - забеспокоился наследник - Старинные книги! - У старинных книг, парень, тоже своя цена имеется, - бросил Гудошников и встал. - Не кипятись, Никита Евсеич, - добродушно сказал Аронов. - Чего ты разошелся? Книги возьмем, по двадцать рублей за каждую... - По двадцать? - удивился наследник. - Ну, простите! Мне за них по сто давали! Я отказывался. Да! Приходил человек и предлагал по сто рублей... А я решил - в библиотеку, государству. - Может быть, у вас еще что-то есть? - спросил Аронов. - Покажите. - Есть - замялся наследник, недружелюбно поглядывая на Гудошникова. - Но дело в том, что они в сундуке мамином лежат. А она куда-то ключи дела... Теперь не спросишь... А ломать - жалко... Может, сломаем, а? 3амок можно потом наладить, я слесаря приглашу... Там точно книги лежат. С детства помню, три штуки. - Ну, я пошел, - сказал Гудошников, направляясь к двери. - Погоди, Никита Евсеич! - растерялся Аронов. - Я же тебя в комиссию взял. Без тебя никак нельзя... Акт подписывать... - Можно! - рубанул Гудошников. - Можно и без меня! Ломайте тут, продавайте, покупайте! А я пошел. - Он толкнул дверь, но вернулся и вплотную приблизился к наследнику. - А ты, парень, продавай! Да торгуйся, а то обдурят! Объегорят! Сундук тоже продай! Постель, крест вон тот! Он купит! - Гудошников ткнул пальцем в Аронова, - А не купит, так эти шмотки свою цену наберут. Все равно продашь! Никита Евсеич громыхнул дверью и заковылял по лестничной площадке. Возле самых ступеней у протеза вдруг отказал фиксатор, и Гудошников чуть не полетел вниз. Он заказал этот протез недавно, соблазнился. Его можно было сгибать, когда садишься, удобно, да и приличный он с виду, в ботинке. Такие стали делать после войны. Но вот надо же - полетел фиксатор! Ухватившись за перила, Гудошников сел на лестнице и стал ковыряться в шарнирном устройстве. - Куда ты, Никита Евсеич? - испуганно спросил Аронов, устремившись за Гудошниковым. - Договорились же!.. Ты одичал совсем, что ли? Человек не к спекулянтам пошел - к нам. Его дело: продавать - не продавать... Никита Евсеич вдавил пальцем собачку фиксатора, сплюнул и запрыгал по ступеням... А день двадцать девятого августа продолжался и не достиг еще и середины. У калитки своего дома Никита Евсеич увидел прогуливающегося человека и сразу узнал его - коллекционер Незнанов. Тот самый Незнанов, у которого во время войны пострадала коллекция икон и который теперь собирал старинные музыкальные инструменты и колокольцы. Увидев Незнанова у калитки, Гудошников обрадовался. После того, что было в комнате староверки Феодосьи, ему захотелось поговорить с кем-нибудь, облегчить душу. В такие минуты он часто вспоминал свою жену Сашу и горевал... Никита Евсеич позвал Незнанова в дом, усадил в кресло, где недавно сидел Аронов, а сам пошел согреть чаю. В минуты сильного волнения и гнева у него неожиданно пробуждался аппетит. Он и на дыбе висел, а глаз от каравая отвести не мог и страдал оттого, что кудрявый втихомолку уминает его хлебушек. - В каких палестинах бывал? - осторожно спросил Незнанов. - Пришел - нету тебя... - Не спрашивай, в таких палестинах! - отмахнулся Гудошников. - Век бы там не бывать! - Кто это тебя так накалил с утра? - С утра-то не калили... Это сейчас только, - Гудошников вернулся в кабинет с колбасой и хлебом. - Ты не знаешь, что делается с людьми, а? Посмотрю - страшно мне...Святого-то ничего не остается. - Да, - согласился Незнанов и поерзал в кресле. - Раньше хоть Бога боялись, а теперь народ смелый, уверенный... - Это хорошо, что уверенный. Не о том я, - Никита Евсеич откусил колбасы, пожевал, - Уверенность эта не в ту сторону идет. Глянул я сегодня на Аронова и, знаешь, будто понимать его стал. Ох, не зря он торопится скорей-скорей собрать, что есть, что еще можно в хранилище под замок упрятать. Подальше спрячешь - поближе возьмешь... - Гудошников перестал есть, задумался, подошел к окну. Незнанов, сложив сухонькие руки на коленях, ждал. - Я вдруг подумал: а ведь и надо прятать! Аронов-то не из-за прихоти какой рукописи в склеп толкает, не-ет! Он чует, пропадут книги, так и развеются дымом... - Конечно, пропадут, - подтвердил Незнанов. - Коли не приберешь. Не определишь им законное место, - пропадут. - Вот и я, глядя на него, понял, - Гудошников отбросил занавеску и сел на подоконник, - прав он, Аронов, да правда его страшная... Как это мы дожили до такой жизни, что все прятать надо? Все на замок, все за цепочку, в хранилище? Ну ладно, с шапкой Мономаха все ясно. Ее на голову примерять не обязательно, так пускай себе лежит под стеклянным колпаком. Посмотрел - и будет. А книга-то? Она ведь жива, пока ее читают, а положили под стекло - от нее мертвечиной разит... Сегодня ко мне девушка приходила, славная девушка, учительница. Молодая, а ведь мыслит-то как! Вот бы все такие были, тогда и прятать не надо. Надо любовь к прошлому прививать с рождения, а мы - прячем, прячем... Она сунулась к Аронову - он ей не дал книгу. Не дал, потому что испугался: а ну как пропадет? А нам бы надо эти книги не в библиотеках держать, а в школы нести. Именно в школы! В интернаты, особенно в детские дома. Если там дети родства не знают, так пусть хоть Родину свою познают. Есть резон в этом, или я с ума сошел? - Есть резон, есть, - подтвердил Незнанов. - С младых ногтей... - Да за каким хреном спасать, если прятать надо?! - Гудошников спрыгнул с подоконника, навис над гостем. - Для кого? Ты погляди, что делается: в музеи и хранилища заперли уже вс„... Теперь смотри, на каждом шагу, везде, - заказники, заповедники, охраняемые зоны! Черт-те что! И природу в хранилище, что ли? Туда ведь не сунься! А для кого там птицы-то петь станут? Для кого гриб из земли вырастет? Я вот спрашиваю, а мне талдычат: для потомков, дескать, для тех, кто за нами жить будет. Это, мол, только мы - дикое поколение, все рушим да губим. А потомки наши враз сообразят, что к чему, оценят, переоценят. Вот для них-то и надо беречь... Нет, не причина это! Сами только себя тешим... Откуда у них, у потомков, любовь и страсть к святыням возьмется, если мы уже сейчас святыни эти прячем?! Для потомков они будут уже не святыней, а музейными реликвиями, не более. Как по-твоему: есть разница между святыней и музейным экспонатом? - Есть! Как же нету? Конечно, есть. И большая разница, - подтвердил Незнанов. - Так вот. Если мы сегодня уже забываем, что такое русское слово, в своем изначалии, в его... корневище, так откуда им слово это узнать? Потомкам-то? Они свою родную культуру душой понимать должны, срастаться с ней, а не ходить в музей и пялить на нее глаза! Девочка эта правильно сообразила! Урок литературы начать с древнего слова, с древней поэзии, с языка... Как переводится слово "язык"? Народ!.. Так вот, будет у народа свой язык, будет и сам народ, и культура его будет. Гудошников тяжело подтянулся к креслу, рухнул в него мешком и, распустив толстовку на груди, замер. На кухне отчетливо застучала крышка чайника. - Ничего живого ни в слове, ни в природе для потомков уже не останется, - тихо проговорил Никита Евсеич. - Что монеты твои, Незнанов, что слова - одинаково мертвыми станут. Копейки свои ты в коробочках держишь? Они у тебя как лежат - орлом или решкой кверху? Незнанов пожал плечами: - Вообще-то полагается решкой... - Ну вот, придет к тебе этот самый потомок, глянет - решка. А что еще и орел есть внизу, ему и невдомек. Ты же не дашь ему монету в руках вертеть? - У нас не принято так... - Во-во, не принято. Со словом то же самое. Поглядит он на бумажный труп, как на чужих похоронах, и уйдет с холодным сердцем, - Гудошников помолчал. - Сегодня еду в автобусе, и вдруг меня будто током ударило, затрясло. Глаза-то у наследника голубые! Приветливые глаза! Ну прямо ангельские. А ведь он и есть тот самый, для кого мы святыни собираем и храним!.. Оглянулся кругом - люди вроде добрые, веселые. Да нет, думаю, не может быть, чтобы все оглохли и ослепли. Иначе-то этот Лаврентьев, Петр, узник монастырский, прав окажется: собаки станут жрать крыс, крысы собак. Вечная гармония... - Ты будто нездоров сегодня? - осторожно спросил Незнанов. - Говоришь как-то... Словно помирать собрался. - Ко мне сначала тут сосед заглянул, потом Аронов, - объяснил Гудошников. - Оба о спасении души толковали." Теперь я о ней и думаю, как заведенный... Так вот, я попробовал эту гармонию нарушить. Перестрелял всех собак на острове, и крыс расплодилось - тьма! Все подряд стали жрать... А в пятьдесят втором приезжаю я на остров - глазам своим не верю! У монастырских ворот - собаки! Я там пару - кобеля с сукой, оставил, не тронул, и вот так, думаю, неужели так расплодились? Нет, порода другая! Те были ездовые лайки, а эти овчарки чистых кровей. Но ласковые и побирушки такие же, руки лижут... - Может, ты отдохнешь, Никита Евсеич? - участливо спросил Незнанов. - А я в другой раз зайду? - Ты послушай, послушай, - прервал его Гудошников. - И живут они, собаки, как жили. Опять гармония... Думаю, точно, рехнулся я, и спросить-то не у кого, Петр Лаврентьев давно умер... Потом узнаю: оказывается, человек эту гармонию и возродил! Сразу, как я уехал с острова, в монастыре домзак организовали, буржуев исправлять. Ну, а овчарок привезли для охраны. Домзак-то потом убрали, а сторожевые собачки остались и нищенствовать стали, понимаешь?.. Умысла у человека не было, конечно, возрождение этой гармонии произошло случайно. Но меня так за душу взяло! Упаси Бог людей от такой случайности! В глазах темнеет - страшная гармония! Животные - ладно, они подчиняются инстинктам. Но человек-то лишь тогда человек, если он душой помнит свою историю. Отруби эту память - и нет человека. Даты и события - это разве ж история? А мы ведь своим наследникам так ее и подаем - даты и события... Раньше книг мало читали, но устное творчество было! Вон из какой глубины предания и сказки идут. Крепкая, значит, память была, емкая. Хватало места где хранить историю. Я одного старика в скиту слушал - удивительно... - Я, впрочем, по делу к тебе пришел, - робко вставил Незнанов, воспользовавшись паузой. - Да, вижу, не ко времени... - Ничего, ты в самое время пришел, - прервал его Гудошников. - Про дела мы еще наговоримся, успеем... Ты подумай, если устного не осталось в народе - вся надежда на книги, на летописи. А то гляди: в космос дорогу проложили - и слава Богу. Но это ведь так далеко от земли! Как бы нам от нее, матушки, совсем не оторваться. - Да ты успокойся, не оторвемся. - Незнанов помялся: - Может, тебе врача вызвать? Сына-то дома нет... - Зачем врача? - удивился Гудошников. - Я здоров. Сегодня такой день, что мне даже выпить хочется! Давай выпьем, а потом я тебе еще об одной мысли скажу... У Степана где-то спирт есть. Я сейчас... - Погоди, - остановил его Незнанов. - Я же не пью, да мне уже пора уходить. - Эх, жаль, - вздохнул Никита Евсеич. - С тобой так разговаривать хорошо. Из тебя бы толковый поп вышел - исповеди принимать. - В моем роду были священники, - улыбнулся Незнанов. - Ты приходи ко мне почаще! - растрогался Гудошников. - Я же все больше один. Характер-то - переругался со всеми... - Буду рад, - закивал Незнанов. - Очень рад... - Ты с колокольцами своими что сделал? - вспомнил Гудошников. - Весной говорил, купить предлагали... - А продал я, продал в музей, Оловянишников уговорил, - сказал Незнанов. - Весь набор до последней штуки... - Зря. Это ты зря сделал. Лучше бы по завещанию консерватории оставил. Там бы колокольцы твои звенели... - Я инструменты туда передам, договорились, что инструменты в консерваторию пойдут, - Незнанов сделал паузу. - Никита Евсеич, я тут своим друзьям писал про тебя... Они заинтересовались. Я список принес, - он торопливо извлек из кармана бумажку, протянул Гудошникову. - Предлагают кое-какой обмен. Погляди, может, что и подойдет, заинтересует. - Что? - растерянно спросил Гудошников, принимая бумажку. - Что ты сказал?.. - Говорю, предложения принес, - пояснил Незнанов. - Товарищи надежные, состоятельные... Если ты сегодня не можешь, я завтра зайду. Ты отдохни... Незнанов хотел забрать бумажку; но Гудошников не отдал и, схватив со стола очки, стал читать. Буквы роились перед глазами осиным роем. "Сборник книгописца Ефросина (полуустав, переплет - доски в коже, 622 листа, 94 статьи - в обмен на Лествицу), Духовное сочинение киев, митроп. Иосаия Копинского любого письма (...Историю разорения Трои - список 18 века, сверху - любой список 16 - 17 веков...). Возможны варианты..." - прочел Никита Евсеич и снял очки. Рука потянулась к ящику стола, где когда-то лежал маузер. Теперь на его месте лежала справка, что комиссар кавполка Гудошников за героизм, проявленный при защите Петрограда, награжден личным оружием... Он выдвинул другой ящик, взял ключи

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  - 47  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору