Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Алфеева Валерия. Джвари -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  -
ещает насытить - завтра. В этом мире нет никаких надежных опор, из него вынут костяк. Нет ни Верховного смысла, оправдывающего все, ни четких границ между добром и злом, нет сердцевины. И потому его влекущая, непостоянная, мерцающая неясными отсветами чего-то иного плоть пуста. Брошенный в этот бесцельный мир человек становится жертвой своей свободы, направляемой только его рассудком, желаниями и страстями - и тоже пустой. Из этой пустоты утонченный разум пытается выловить некую экзистенцию, сущность, но она неизменно ускользает. Неспособность к бытию - может быть, так можно назвать эту главную болезнь нашего больного времени. Вседозволенность - и неспособность к бытию... Потому что всякая сущность укоренена только в Том, Кто в откровении Ветхого завета сказал нам Свое первое имя; "Я есмь Сущий" - Сущность бытия и Самобытие. Причастие к этой Сущности совершается в таинствах Церкви. Здесь все противоположно миру. Есть точная система координат, весы и меры, заповеди, все обусловлено высшим смыслом. Бог есть Истина. Отражение Ее в мире есть красота. Исполнение целей Его есть добро. Вот основание всей философии, эстетики и этики. И этим в жизнь введено понятие священного. Так в храме от доступного людям пространства отделен алтарь, куда войти нельзя. Игумен был и остался для меня освященным, отделенным алтарной преградой. Отслужили последнюю литургию. Горели лампады в семисвечнике и две свечи на престоле. Арчил, Венедикт и Митя пели недавно разученную "Херувимскую": - Иже Херувимы тайно образующе... та-а-айно обра-зу-ю-ще... и Животворящей Троице трисвятую песнь припевающе... всякое ныне житейское отложим попечение... Забудем, оставим сейчас всякую нашу земную печаль... И, как Херувимы в тайной Небесной Евхаристии, предстанем Богу с пением: "Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас..." Сквозь слезы я видела желтые огоньки лампад в семисвечнике, две горящие высокие свечи и крест на престоле. Потом игумена в золотой фелони, крестообразно возносящего Святые Дары. И мне хотелось, чтобы это последнее в Джвари богослужение длилось и длилось - всегда. Но литургия кончилась. Закрылись царские врата. Игумен вышел из алтаря и молча надел мне на шею шелковую вить с небольшим крестиком в круглом деревянном обрамлении. Я осторожно приподняла крестик на ладони. - Это грузинская перегородчатая эмаль, - сказал Венедикт, - Такой крест в круге высечен здесь над порталом, он может быть гербом Джвари. Я проводила взглядом игумена, уходящего по тропинке. А Венедикт продолжал: - Видите эту тонкую золотую нить? Она прорисовывает крест и отделяет его от темно-лиловой эмали фона. Перегородчатой эмалью выполнены наши древние кресты и иконы. Нигде в мире подобного нет. Ваш крестик не древний, но сделан в той же технике человеком, который раскрывает ее тайны. Подошел и Арчил. И Митя коснулся пальцами края креста, наклоняясь над ним и чуть повернув его к себе. Это было очень красиво: золотистого цвета эмаль равноконечного креста, изысканно обведенная золотой нитью, и темный лиловый фон. - Несколько дней назад отец Михаил попросил меня сделать резное деревянное обрамление, простое и тонкое... Но я не знал, что это для вас. Вы будете носить его? - Конечно... Спасибо, отец Венедикт. - А на обратной стороне я по-грузински вырезал "Джвари"... - Он смотрел на меня с улыбкой, какой я давно не видела у него. - И слава Богу, что мы так хорошо расстаемся. Будем молиться друг о друге. - Димитрий, а ты не хочешь приехать к нам насовсем? - ласково спросил Арчил, прикрывая влажный блеск глаз ресницами. - Мы тебя примем... Митя смотрел на них счастливыми глазами, но выговорить ничего не мог. На прощание Венедикт показал и панагию: игумен не успел отвезти ее Патриарху. Дьякон извлек ее из нагрудного кармана своего старого подрясника, развернул белый плат. Это была хорошо вырезанная овальная иконка "Умиление" - Пречистая Матерь, воздевшая руки в молитве обо всех нас, грешных, земных, но взыскующих небесного Отечества. После завтрака мы с игуменом погуляли по поляне вокруг храма. Я касалась ладонью его теплых шершавых стен. Поклонилась могилкам афонских старцев и попросила их святых молитв. Мы посидели немного у могил в разреженной тени грецкого ореха. - Ну что же... Простите меня... - сказал игумен. - Бог простит. И меня простите... - ответила я по монашескому обычаю прощания. На несколько минут мне снова стало трудно дышать, как в храме, когда он надел мне на шею крест. - Но я ухожу только с благодарностью вам. - За что? - В улыбке его, мне показалось, появилась затаенная робость. Почему я не видела раньше такой его улыбки? И ему хотелось знать - за что. - За каждый прожитый день в вашем монастыре... каждый день, которого не должно было быть. За этот крест. За то, что вы такой, как есть. За вашу любовь к Богу. За простоту, с которой мы наконец говорим... - На конец она и стала возможной. - Вы разрешите написать вам когда-нибудь? Через год... - Нет. - Он улыбнулся почти светло. - Я могу отрубить себе руку, но отпиливать ее мне было бы не по силам. - Он помолчал, разглядывая листву. - Посмотрите на этот орех. Листья желтеют... Они уже не нужны - созревает плод. Или вы видели, как зреет хурма? Опадают все листья, остаются одни плоды, наливаются сладостью. Наступает осень, потом первые холода, а их все не срывают, ждут, пока они станут совсем спелыми. И дерево стоит сквозное, без листьев, покрытое тяжелыми оранжевыми плодами... Над нами прошел тихий шум, дуновение. И большой лист, чуть тронутый желтизной, упал на могильную плиту, на темный ее гранит. - Мы с вами много говорили о посте, молитве, аскезе... об отречении. Но все это только листья, нужные для созревания плода. Когда мы придем туда... - он показал взглядом в высоту над храмом, - никто уже не спросит, сколько мы постились или от чего отказались, какие принесли жертвы. Но по плодам нашим узнают нас. И я задала вопрос, на который почти невозможно ответить: знает ли он уже вкус этих плодов? Он ответил как смог: - Я знаю только, что эти четыре года в монастыре - лучшие в моей жизни. А один великий подвижник мог сказать о себе так: вкусивший благодать презирает все страсти и не дорожит самой жизнью, потому что Божественная Любовь дороже жизни. Подошел Митя, и мы как-то вместе и сразу решили, что не надо ждать машину, лучше пойти пешком. Куда нам было теперь спешить? Имущество наше не было обременительным - сумка и саквояж. И нам хотелось долго уходить, чтобы с другой стороны ущелья еще видеть Джвари. И с седловины увидеть его в последний раз. Мы попрощались со своей кельей. Отнесли в трапезную кипу непрочитанных книг... Вышли к роднику - игумен, Венедикт и Арчил сидели на скамье в позах терпеливого ожидания. Сказали последние слова, передали реставраторам поклоны. Потом отец Михаил подошел ко мне, медленно перекрестил. - Да благословит вас Господь. Мне хотелось поцеловать эту благословляющую руку. Но он только на мгновение положил мне на голову обе ладони. И так же благословил сына. - Димитрий, ты приедешь к нам? - Да,- ответил Митя тихо.- Я приеду. И мы пошли. Через несколько шагов обернулись - игумен, Венедикт и Арчил стояли рядом в воротах монастыря и смотрели нам вслед. За ними, за полуразрушенной каменной оградой древний храм возносил в небо позолоченный солнцем крест. 1982 г. http://foliant.newmail.ru Ў http://foliant.newmail.ru

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору