имца    герцога,--согласитесь,    выдающееся    произведение
искусства.      Он      принадлежит     кисти     удивительного
художника-чужеземца, который находился тогда при дворе и сыграл
главную роль в трагедии.
     Я всматривался  в  портрет  и  у  меня  возникли  какие-то
смутные  предчувствия,  но  я тщетно пытался уяснить их себе. В
тогдашнем событии угадывалась тайна, в которую вплетались  нити
и  моей  судьбы,  и потому я упорно настаивал, чтобы лейб-медик
доверил ее мне,  для  чего  достаточным  поводом  казалось  мое
случайное сходство с Франческо.
     -- Разумеется, -- согласился наконец врач, -- это в высшей
степени  примечательное обстоятельство должно сильно возбуждать
ваше любопытство, и, хотя я неохотно говорю о том  событии,  до
сих  пор окутанном мраком тайны, проникать в которую я вовсе не
хочу, придется, как видно, сообщить вам все, что  мне  об  этом
известно.  Много  лет  прошло  с  той поры, и главные персонажи
сошли со сцены, осталось лишь  воспоминание,  но  его  недобрая
сила  сказывается до сей поры. Только смотрите, никому ни слова
о том, что я вам расскажу.
     Я обещал молчать, и лейб-медик начал свой рассказ.
     -- Вскоре после женитьбы  нашего  герцога  возвратился  из
дальних странствий его брат в сопровождении некоего художника и
молодого  человека,  которого он называл Франческо, хотя и было
известно, что тот немец. Принц был на редкость красив  и  одним
этим,  не  говоря  уже  о  полноте  физических  и духовных сил,
превосходил герцога.
     Он произвел большое впечатление на  герцогиню,  тогда  еще
безудержно  шаловливую молодую женщину, к которой муж относился
слишком уж сухо и холодно; в свою очередь принц пленился  юной,
ослепительно  красивой  супругой  своего  брата.  Не помышляя о
преступной связи, она  поддалась  непреодолимой  силе  чувства,
которое  воспламеняло  жаром  взаимности  их все разгоравшиеся,
слившиеся воедино сердца.
     Один  лишь  Франческо  мог  в  любом  отношении  выдержать
сравнение  со своим сиятельным другом, и подобно тому как принц
пленил супругу своего брата, Франческо увлек ее старшую сестру.
Франческо вскоре заметил, какое выпадает ему счастье,  и  он  с
такой     холодной     расчетливостью    воспользовался    этим
обстоятельством,  что  склонность  к  нему   принцессы   вскоре
превратилась  в страстную, пылкую любовь. Герцог был так уверен
в добродетели своей  супруги,  что  с  презрением  относился  к
ехидным  сплетням  на  ее счет, но тем не менее его отношения с
братом стали  натянутыми,  и  это  угнетало  его;  одному  лишь
Франческо,  к  которому  он  благоволил  за  его  редкий  ум  и
житейскую дальновидность, удавалось поддерживать в нем душевное
равновесие. Герцог хотел было сделать Франческо одним из  своих
первых   сановников,   но  тот  довольствовался  преимуществами
фаворита и любовью принцессы. Волей-неволей  двору  приходилось
считаться   со   сложившейся  обстановкой,  но  только  четверо
связанных тайными узами людей были счастливы в Эльдорадо любви,
ими созданном и недоступном посторонним.
     Но вот, как  можно  предположить,  сам  герцог  втихомолку
устроил  так,  что  ко  двору  прибыла  и с большой помпой была
принята   итальянская    принцесса,    которая    одно    время
предназначалась  в  супруги  принцу  и  к которой тот выказывал
решительную склонность, когда, путешествуя, попал ко  двору  ее
отца.
     Говорят,  она  была  отменной  красавицей,  олицетворением
женственной  прелести,  воплощением   грации,   как   об   этом
свидетельствует и превосходной работы портрет, который вы могли
видеть   в   галерее.   Ее   появление  оживило  прозябавший  в
беспросветной скуке двор, а лучезарная красота ее затмила всех,
не исключая  герцогини  и  ее  сестры.  Вскоре  после  прибытия
итальянки  поведение Франческо разительно изменилось. Казалось,
этого цветущего юношу снедала тайная тоска; угрюмый, замкнутый,
он стал пренебрегать своей светлейшей возлюбленной. Принц  тоже
стал задумчив, им овладевали чувства, которым он не в силах был
противостоять.  Для  герцогини  появление итальянки было ударом
кинжала в самое сердце. А  для  ее  склонной  к  мечтательности
сестры  без  любви  Франческо  не  стало счастья в жизни, и вот
четырьмя  счастливыми,  достойными  зависти   людьми   овладели
тревоги  и печали. Первым пришел в себя принц; натолкнувшись на
строгую   добродетель   герцогини,    он    поддался    обаянию
соблазнительной  красоты  итальянки.  Его детское, из чистейших
недр души возникавшее  чувство  к  герцогине  растворилось  без
следа  в  невыразимом  блаженстве,  которое  сулила  ему любовь
итальянки, и он оглянуться не успел, как уже вновь  оказался  в
цепях, от которых лишь недавно освободился.
     Но   чем   более   поддавался   принц   этой   любви,  тем
поразительнее  становилось  поведение   Франческо:   он   редко
появлялся  теперь  при  дворе,  блуждал  один по окрестностям и
целыми  неделями  не  жил  в  резиденции.  Зато  чаще  прежнего
появлялся    диковинный    художник-нелюдим;    он   с   особым
удовольствием работал в  мастерской,  которую  устроила  ему  в
своем   доме  итальянка.  Он  написал  несколько  ее  портретов
выразительности необычайной; герцогиню он явно недолюбливал, ни
за что не хотел писать ее портрет, но зато без  единого  сеанса
написал    превосходнейший   портрет   ее   сестры,   добившись
изумительного  сходства.  Итальянка  была  так  внимательна   к
художнику,  а  он  проявлял в ответ такую непринужденность, что
принц  начал  ревновать.  Однажды  он   застал   художника   за
мольбертом  в  мастерской, погруженного в созерцание еще одной,
написанной с колдовским искусством головы итальянки;  казалось,
мастер  даже  не  услыхал,  как вошел принц, а тот без обиняков
попросил его покинуть эту мастерскую и  подыскать  себе  другое
помещение  для  работы.  Художник невозмутимо отложил в сторону
кисть  и  снял  полотно  с  мольберта.  Но  принц   в   крайнем
негодовании  вырвал  портрет  у  него  из  рук,  заявив, что он
удивительно похож и должен стать его  собственностью.  Художник
все   так   же  спокойно  и  хладнокровие  попросил  разрешения
закончить портрет двумя-тремя мазками. Принц  поставил  портрет
на  мольберт,  а  спустя  несколько минут художник вернул его и
громко захохотал, когда принц отпрянул от полотна,  с  которого
на него глядело невообразимо искаженное лицо его невесты. Вслед
за  тем художник медленно направился к выходу из мастерской, но
у  самой  двери  оглянулся,   устремил   на   принца   суровый,
пронизывающий взгляд и произнес торжественно и глухо: "Так знай
же, гибель твоя неотвратима!"
     Это  произошло  как  раз  в то, время, когда итальянка уже
была помолвлена с  принцем,  всего  за  несколько  дней  до  их
торжественного бракосочетания. Принц не придал значения выходке
художника,  тем  более,  что, по слухам, у того бывали приступы
помешательства. Рассказывали, что художник снова сидит в  своей
каморке и весь день напролет смотрит на большое натянутое перед
ним полотно, уверяя, будто работает над прекраснейшими на свете
картинами; он, как видно, позабыл о существовании двора, а двор
позабыл о его существовании.
     Бракосочетание принца с итальянской принцессой совершилось
в герцогском    дворце    со   всевозможной   торжественностью;
герцогиня.  смирилась  со  своей   участью   и   отреклась   от
бесцельной,  уже  не сулившей радостей склонности; но сестра ее
вся  преобразилась,  ибо  ее  возлюбленный  Фраическо  появился
снова,  еще более цветущий и жизнерадостный, чем прежде. Принцу
с супругой был отведен дворцовый флигель, заново отделанный  по
этому  случаю.  При этой перестройке герцог был в своей стихии,
его постоянно окружали зодчие, живописцы и декораторы, он то  и
дело  рылся  в  толстых  томах  и рассматривал планы, чертежи и
эскизы,--иные  из  них  были  им  сделаны   собственноручно   и
довольно-таки  плохо.  Все  внутреннее  убранство  должно  было
оставаться тайной как для самого принца, так и для его  невесты
даже  в  день  свадьбы,  когда  новобрачные,  предводимые самим
герцогом, прошли анфиладу действительно со  вкусом  и  роскошью
отделанных и обставленных покоев, и торжество закончилось балом
в  великолепной  зале,  напоминавшей  цветущий  сад. А ночью во
флигеле принца послышался глухой шум,  который  становился  все
явственнее, все громче и разбудил наконец герцога. Предчувствуя
несчастье,  он  вскочил  с  постели  и  в  сопровождении стражи
кинулся к отдаленному флигелю; когда  он  вбежал  в  просторный
коридор,  как  раз  выносили  тело  принца,  найденное  у двери
опочивальни  новобрачных  с  глубокой  ножевой  раной  на  шее.
Нетрудно себе представить ужас герцога, отчаяние вдовы принца и
глубокую, душераздирающую скорбь герцогини.
     Придя немного в себя, герцог принялся расследовать, как же
могло  совершиться  это  злодеяние,  как  удалось убийце бежать
сквозь строй расставленных по всем коридорам часовых;  обыскали
все  закоулки,  но тщетно. Прислуживавший принцу паж рассказал,
что  его  светлость,   как   видно,   встревоженный   недобрыми
предчувствиями,  долго  ходил  взад и вперед по кабинету, затем
паж раздел его и с подсвечником в руке  проводил  до  маленькой
комнаты  перед опочивальней. Здесь принц взял у пажа подсвечник
и отослал его; но  едва  паж  переступил  порог  передней,  как
послышался  глухой  стон,  крик,  потом  какой-то  удар  и звон
упавшего подсвечника. Кинувшись назад, он увидел  при  неровном
мерцании  валявшейся на полу свечи тело принца, распростертое у
двери опочивальни, а рядом небольшой  окровавленный  нож  --  и
мигом поднял тревогу!
     Супруга  злосчастного принца показала, что, как только она
отпустила своих камеристок,  он  поспешно  без  света  вошел  в
комнату, быстро погасил свечи,
     пробыл  с  нею  около  получаса и затем удалился, убийство
совершилось спустя несколько минут.
     Долго ломали голову, стараясь догадаться, кто совершил это
злодеяние,  и  уже  казалось,  что  нет   никакой   возможности
обнаружить  убийцу,  как  вошла  камеристка  принцессы и весьма
обстоятельно рассказала о  роковой  угрозе  принцу  со  стороны
художника,  ибо  как  раз в ту минуту она находилась в комнате,
соседней с мастерской, дверь которой была открыта. После  этого
никто не сомневался, что художник каким-то непостижимым образом
проник  во  дворец  и  зарезал  принца.  Решено было немедленно
арестовать его, но оказалось, что уже два  дня  как  он  исчез,
никто  не  звал  куда,  и  розыски ни к чему не привели. Двором
овладела глубочайшая скорбь, которую разделяла вся  резиденция,
и  только ежедневно появлявшемуся при дворе Франческо удавалось
порой разогнать мрачные  тучи,  нависшие  над  немногочисленным
семейным кружком.
     Вдова  принца  почувствовала  себя  беременной,  и так как
очевидно было, что убийца ее супруга употребил во зло  сходство
с  ним, она отправилась в отдаленный замок герцога, чтобы тайно
там разрешиться и чтобы плод адского злодеяния не  опозорил  ее
злосчастного супруга в глазах света, которому стало известно от
легкомысленных слуг обо всех событиях брачной ночи...
     В   это  печальное  время  отношения  Франческо  и  сестры
герцогини становились все крепче и сердечнее, а герцогская чета
выказывала ему  все  большее  расположения.  Герцог  давно  был
посвящен  в тайну Франческо, и теперь он уже не мог противиться
настояниям герцогини и ее сестры и согласился  на  тайный  брак
Франческо  и  принцессы.  Было  решено,  что Франчсеко добьется
высокого военного чина  при  другом  дворе,  после  чего  будет
официально  объявлено  о  его  браке  с  принцессой. При связях
герцога с тем двором это было тогда вполне возможно.
     Но вот наконец настал день бракосочетания. Герцог со своей
супругой и двумя доверенными  лицами  (одним  из  них  был  мой
предшественник)  только  одни  и  присутствовали  на венчании в
маленькой дворцовой капелле. Вход в нее охранял  посвященный  в
тайну паж.
     Жених  с  невестой  уже  стояли  перед  алтарем,  духовник
герцога,  престарелый,   почтенного   вида   священник,   после
безмолвной  благоговейной  молитвы  приступил к венчанию. Вдруг
Франческо побледнел и, устремив неподвижный взор на  колонну  у
алтаря, крикнул глухим голосом:
     -- Чего тебе надо от меня?
     Прислонясь   к   колонне,   стоял   Художник,  в  странном
чужеземном одеянии, в наброшенном на плечи фиолетовом плаще,  и
пронизывал   Франческо   взглядом  своих  безжизненных,  как  у
призрака, глубоко  запавших  черных  глаз.  Принцесса  едва  не
лишилась   чувств,   все  задрожали,  объятые  ужасом,  и  лишь
священник совершенно спокойно спросил Франческо:
     -- Если твоя совесть чиста, то почему ты так испугался при
виде этого человека?
     Стоявший на коленях Франческо быстро вскочил и кинулся  со
сверкнувшим  в  руке  стилетом на Художника, но в двух шагах от
него рухнул на пол  с  глухим  стоном,  а  Художник  сгинул  за
колонной.  Оцепенение  рассеялось,  все  бросились  на помощь к
распростертому на полу  мертвенно-бледному  Франческо.  Избегая
огласки, двое доверенных лиц перенесли его на половину герцога.
Очнувшись  от обморока, Франческо нетерпеливо потребовал, чтобы
ему позволили пойти к себе домой, и  ни  слова  не  ответил  на
расспросы  герцога  о  таинственном  происшествии  в  церкви. А
наутро  оказалось,  что  Франческо  бежал   из   резиденции   с
ценностями,  которые  ему  были  пожалованы принцем и герцогом.
Герцог сделал все, чтобы прояснить тайну призрачного  появления
Художника.  В  часовне  было  только  две  двери,  одна  --  из
внутренних покоев дворца в ложу  возле  алтаря,  другая  --  из
широкого  дворцового  коридора в главную часть капеллы; ее-то и
охранял от любопытных паж, а  первая  была  на  замке,  и  было
совершенно непостижимо, каким образом Художник мог проникнуть в
капеллу и как он из нее ушел.
     Лежа в обмороке, Франческо судорожно сжимал в руке стилет,
с которым  он  бросился  на  Художника,  и  паж (тот самый, что
раздевал принца в злосчастную ночь его свадьбы, а теперь  стоял
на  страже  у  входа  в капеллу) утверждал, что именно этот нож
лежал тогда возле принца, и  ему  еще  бросилась  в  глаза  его
блестящая серебряная рукоятка.
     В  скором  времени  после этих таинственных событий пришло
известие о вдовствующей принцессе;  в  тот  самый  день,  когда
должно  было  состояться  бракосочетание  Франческо, она родила
сына и вскоре после родов скончалась.
     Герцог скорбел о ее смерти, хотя  и  сознавал,  что  тайна
брачной  ночи  тяжело  нависла  над  ней  и,  пожалуй, могла бы
навлечь на нее несправедливые подозрения. Сын ее, плод гнусного
злодеяния, был  воспитан  в  далеких  краях  под  именем  графа
Викторина.  Принцесса (я разумею сестру герцогини), истерзанная
страданиями  после  обрушившихся  на  нее   житейских   ударов,
постриглась  в  монахини.  Она,  как  вам  по всей вероятности,
известно, теперь аббатиса монастыря бернардинок в ***.
     Но самым удивительным и  таинственным  образом  связаны  с
тогдашними трагическими происшествиями при нашем дворе события,
которые  недавно  разразились  в  замке  барона Ф. и губительно
сказались на этой семье.
     Дело в том, что аббатиса, тронутая бедственным  положением
одной    женщины,   возвращавшейся   вместе   с   ребенком   из
паломничества в монастырь Святой Липы, взяла на воспитание...
     Приход постороннего прервал  повествование  лейб-медика  и
дал возможность скрыть бушевавшую у меня в душе бурю. Ясно было
мне,  что  Франческо-- это мой отец и что он поразил принца тем
самым ножом, которым я умертвил Гермогена!
        Я решил поскорее уехать  в  Италию  и,  таким  образом,
вырваться  из  заколдованного  круга,  в который меня заключила
злая сила Врага. Все же я пошел вечером ко двору; там только  и
говорили  что  о  прибывшей  накануне  восхитительно-прекрасной
девушке, которой сегодня предстояло впервые появиться  здесь  в
числе фрейлин герцогини.
     Двери  распахнулись,  вошла герцогиня, а с нею незнакомка.
То была Аврелия.

      * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

     Глава первая. КРУТОЙ ПОВОРОТ

      Кто не испытал в своей  жизни  откровений  взлелеянной  в
глубочайших недрах души дивной тайны любви!
     Ты, кому суждено когда-либо прочитать эти листы, кто бы ты
ни был,  вызови  в  памяти  то  лучезарное  время  и взгляни на
несказанно милый женский  образ,  который  явился  тогда  перед
тобой как воплощение гения любви. Тебе ведь казалось тогда, что
только  в  нем  ты  познаешь  себя  самого, венец твоего бытия.
Помнишь ли ты еще, как внятно вещали о твоей любви  и  журчание
ручейков,  и  шепот  листвы, и нежное веяние вечернего ветерка?
Видишь ли ты еще перед собой те цветы,  которые  так  доверчиво
смотрели  на  тебя  своими  ясными  глазами,  передавая  от нее
приветы и поцелуи?
     А вот и она сама, преданная тебе безоглядно и  беззаветно.
Ты  обнимаешь  ее  с  пылкою  страстью  и  отрешаешься от всего
земного в порыве пламенного томления!
     Но таинству любви не дано было  свершиться,  мрачная  сила
непреодолимо  и  властно  пригнула тебя к земле, когда ты готов
был унестись со своей возлюбленной в обетованные  потусторонние
дали.  Еще  не  смея надеяться, ты уже утратил ее, померкли все
краски и звуки, и в унылой  пустыне  слышатся  лишь  навевающие
ужас безнадежные сетования одинокого скитальца.
     О  ты,  далекий!  Неведомый! Если и тебя постигла столь же
невыразимая  скорбь,  присоединись   к   неумолчным   стенаниям
седовласого   монаха,   который   в  мрачной  келье  вспоминает
лучезарную пору своей любви и орошает кровавыми слезами жесткий
одр свой, оглашая глухою  ночью  угрюмые  монастырские  галереи
полными   предсмертной   истомы  вздохами.  Но  и  тебе,  столь
родственному мне по духу, присуща  вера,  что  лишь  за  гробом
обретается   величайшее   блаженство  любви  и  открываются  ее
сокровенные тайны.
     Так вещают пророческие голоса, которые смутно долетают  до
нас   из   незапамятных,   никакому   человеческому   измерению
недоступных правремен; и как в мистериях, которые  справлялись,
когда  человек еще не был отлучен от материнской груди природы,
смерть для нас-- это посвящение в таинство любви!..
     Молния поразила мне душу, прервалось дыхание, застучало  в
висках, судорожно сжалось сердце, разрывалась грудь!
     Стремглав  к ней... к ней!.. схватить, прижать ее к себе в
неистовом безумии любви!
     "Отчего ты еще противишься, злосчастная, силе,  неразрывно
сковавшей тебя со мною? Разве ты не моя?.. не моя навеки?" Но я
сумел  совладать  с  порывом моей безумной страсти лучше, чем в
тот день, когда впервые увидел Аврелию в замке ее отца. К  тому
же взоры всех были устремлены на Аврелию, я сновал и вращался в
кругу  безучастных  ко  мне  людей, не привлекая к себе особого
внимания, и никто со мной не заговаривал, что было бы для  меня
невыносимо,  ибо лишь ее одну я в состоянии был видеть, слышать
и лишь о ней одной мог помышлять...
     Не говорите мне, что лучшим  убором  для  красиво  девушки
служит простое домашнее платье; когда женщина нарядно одета, мы
испытываем  таинственное очарование, противостоять которому нам
нелегко.  Не  объясняется  ли  сокровенным  свойством   женской
природы  та  неоспоримая  истина,  что в нарядном уборе красота
женщины расцветает куда блистательнее  и  победоноснее,  чем  в
будничном?--так  красота  цветов становится пленительней, когда
они  в   пышном   изобилии   вдруг   засверкают   всевозможными
оттенками...
     Вспомни,  когда  ты  впервые  увидел  свою  возлюбленную в
изысканном одеянии, разве не пробежала  по  всему  твоему  телу
какая-то  невыразимая  дрожь? Что-то чуждое появилось в ней, но
именно это и сообщило ей  неизъяснимую  прелесть.  И  какое  ты
испытывал   блаженство,  какое  несказанное  вожделение,  какой
трепет пронизывал тебя