Кристофер Бакли.
        Здесь Курят!

---------------------------------------------------------------
   Thank You for Smoking
   Издательство: "Иностранка,БСГПресс", 2001
   OCR: Killer Bee http://users.gazinter.net/kbee/
---------------------------------------------------------------

Пролог

     До того как Ник Нейлор стал главным общественным представителем
Академии табачных исследований, его, случалось, обзывали по-всякому,
однако с Сатаной так вот прямо никто покамест не сравнивал.
Председательствующий -- давний получатель обильных правительственных
дотаций, вдохновлявших его на неустанную священную войну с
индустрией, которая поставляла пятидесяти пяти миллионам страдающих
хроническим кашлем американских курильщиков предметы любезного их
сердцам, хоть и неотделимого от чувства вины удовольствия,  --  тыкал
теперь указкой в картинку, спроеци- рованную на пещерную стену
бальной залы отеля, в которой проводилась эта конференция. Рогов или
там хвоста Нику не пририсовали, пострижен он тоже был по-людски и
вообще походил на человека, с которым разминешься в коридоре и не
оглянешься, вот только кожа у него была такой красной, как будто он
сию минуту искупался в воде, омывшей ядерный реактор, а глаза  --
сверкающими, бойкими глазками сводника. Подпись, дополненная
гарнитурой, явно позаимствованной с пачки сигарет,  --  у себя в
конторе рии называли ее "истерика полужирная", --  гласила:
"Предупреждаем: есть леди, способные сказать что угодно, лишь бы
продать Вам сигареты".
     Аудитория, состоящая из 2500 "профессиональных здравоохмурителей",
как назвал их про себя Ник, пролиставший список участников, в
котором ему удалось обнаружить и нескольких дипломированных
докторов, завидев слайд, удовлетворенно заурчала. Этс их урчание Ник
знал, и знал хорошо. В воздухе явственно пахнуло котовником, и Ник
представил, как "здравоохмурители" точат когти о ножки своих
стульев. "Я уверен, что следующий наш... э-э... оратор..."  --
председательствующий запнулся, слово было слишком невыразительным
для описания человека, который зарабатывает на жизнь, уничтожая по
1200 человек в день. Двенадцать сотен людей ежедневно  --  два
аэробуса, набитых мужчинами, женщинами и детьми. Да-да, он убивает и
невинных детей тоже, отнимая) них светлое будущее, радостные
мгновения победных голов, надежду на окончание школы, а там и
университета, счастливый брак, отцовство, возможность реализовать
свои способности в любимой профессии, добиться выдающихся успехов в
технике, медици-не, экономике,  --  и кто знает, сколькие из них могли
бы получить Нобелевскую премию? Агнцы, обреченные на заклание
Николасом Нейлором и прочими приспешниками табачной индустрии,
которую он так велеречиво защищает. Более 400 000 в год! Геноцид,
вот что это такое. Человеку чувствительному просто не по силам
удержаться от слез при мысли о таком числе  --  да, именно жертв, жизни
которых обращены в груду окурков, дотлевающих в колоссальной
пепельнице корпоративной алчности, вот этим высоким, ухоженным,
одетым в хороший костюм сорокалетним палачом, который, конечно же,
"...не нуждается в представлении".
     Бессмысленно пытаться умягчить эту свору обычным неискренним юмором,
который в Вашингтоне сходит за искреннее самоуничижение. Пожалуй,
неискренняя серьезность будет повернее.
     -- Хотите верьте, хотите нет,  --  начал Ник, теребя свой шелковый
галстук, дабы показать, что нервничает, хоть он ничуть не нервничал,
     --  но мне очень приятно участвовать в симпозиуме "Чистые
легкие -- 2000".
     Двадцатый век, жалуясь и покряхтывая, влачится к концу, и какую
конференцию ни возьми, всякая называется "То да се -- 2000", норовя
внушить мысль, что она-де посвящена наиважнейшим вопросам,
рассмотрение которых невесть почему было отложено на целую тысячу
лет,  --  а на самом деле, пытаясь привлечь внимание какого-нибудь из
комитетов Конгресса по ассигнованиям, или "титьки", как называют их
между собой падкие до привилегий корпорации, которые тем,
собственно, и кормятся, что сосут средства из государства.
"Интересно,  --  думал Ник,  --  конференции 1890-х были такими же?
Проводился ли, скажем, в ту пору субсидируемый федеральным
правительством симпозиум "Кучерской кнут  --  1900"?"
Аудитория не откликнулась на вступительное излияние Никовых чувств.
Но и не ошикала его. Он взглянул на ближайший стол, круглый стол, за
которым сидели ненавистники особенно ярые. Самые ярые обычно
усаживаются поближе и что-то лихорадочно строчат в
блокнотах -- купленных, между прочим, на деньги налогоплательщиков США,
     --  блокнотах, которые они обнаружили в якобы замшевых кейсах, также
оплаченных несчетными налогоплательщиками и украшенных красиво
оттисненной эмблемой конференции "Чистые легкие  --  2000". Они отвезут
эти кейсы домой и подарят детишкам, сэкономив на приобретении новой
футболки. "Мой предок сгонял в Вашингтон, и все, что он мне
привез, -- вот этот занюханный кейсик". Ненавистники, взвинченные
предыдущими докладчиками до экстатического восторга ревнителей
нового пуританизма, теперь понемногу впадали в мыслительный ступор и
свирепо таращились на Ника снизу вверх.
     --  Потому что,  --  продолжал Ник, которого бесполезность происходящего
начинала уже утомлять,  --  я твердо верую в то, что нам нужна не
столько конфронтация, сколько консолидация.
Целиком украдено из "Курса бессмысленной, но ритмичной элоквенции"
Джесси Джексона  --  ну и ладно, зато работает безотказно.
     --  И я особенно благодарен организаторам "Чистых легких  --  2000"...  --
произносится с тонкой иронией, дабы организаторы поняли, что ему
известно, до чего отчаянно  --  совсем как морские пехотинцы на горе
Сирубачи  --  они сражались, стараясь не до пустить его сюда, --  за то,
что они в конце концов согласились сделать эту конференцию
конференцией в самом полном смысле слова. Я всегда твердо веровал,
что, имея дело с вопросами такой сложности, как наши, следует
побольше говорить не друг о друге, но друг с другом.
Ник сделал паузу, позволяя слушателям оценить изящную подстановку  --
"вопросы" вместо "прав табачной индустрии истреблять по полмиллиона
американцев в год".
     Пока все идет хорошо. Никто не вскакивает, не орет: "Массовый
убийца!" После того как тебя поставят в один ряд с Гитлером,
Сталиным и Пол Потом, бывает порой трудно собраться с мыслями.
Впрочем, когда дело дошло до ответов на вопросы, это все же
случилось. В центре зала воздвиглась женщина и сообщила, вызвав
радостный гогот, что Ник "представляется ей приятным молодым
человеком"; затем она сказала, что хочет "поделиться с ним своим
недавним опытом". Ник внутренне подобрался. "Обмен опытом" с кем бы
то ни было из этой своры не сулил ничего хорошего. Женщина живо
описала подробности "отважной борьбы" дорогого ей, ныне усопшего
человека с раком легких. Затем, скорее в грусти, чем в гневе,
спросила Ника: "Как вы можете спать по ночам?"
Ник, не впервые попадавший в такое положение, сочувственно кивал,
слушая рассказ о последних героических часах дядюшки Гарри.
     --  Я благодарен вам, мадам, за то, что вы поделились с нами вашим
опытом, и, полагаю, выражу чувства всех присутствующих, сказав, что
все мы сожалеем о вашей трагической утрате, однако мне кажется, что
вопрос, который стоит перед нами сего-дня, сводится к тому, желаем
ли мы, американцы, жить, сохраняя верность таким доку- ментам, как
Декларация независимости, Конституция и Билль о правах. Если мы
отвечаем "да", тогда, я думаю, путь, лежащий перед нами, ясен. И я
уверен, что, если бы ваш дядюшка, бывший, несомненно, прекрасным
человеком, оказался сегодня здесь, он на-верняка согласился бы с
тем, что, принявшись переиначивать главные принципы, зало-женные
нашими отцами-основателями, многие из которых и сами были, как вы
помни-те, табачными фермерами, --  переиначивать, опираясь всего лишь
на разного рода от- кровенно ненаучные домыслы, мы поставим под
угрозу не только нашу свободу, но и свободу наших детей и внуков.
Тут важно было не останавливаться, дабы не помешать этому
сногсшибательному по алогичности выводу окрасить собою процессы,
протекающие у слушателей в мозгу.
     --  В антитабачной истерии нет ничего особенно нового. Вы, разумеется,
помните турецкого султана Мурада IV,  --  разумеется, никто из них ни о
каком Мураде IV и слы-хом не слыхивал, однако толика
интеллектуальной лести всегда воспринимается с удо-вольствием.
     -- Мурад, как вы помните, вбил себе в голову, что курение недопустимо,
и поставил курильщиков вне закона, и сам, переодеваясь простым
турком, выходил по ночам в Стамбул и бродил по улицам, изображая
никотиновое голодание и умоляя продать ему немного табаку. А когда
кто-то проникался к нему жалостью и давал покурить, Мурад  --  шарах!
     -- сносил ему голову прямо на месте. И оставлял тело разлагаться на
улице. "ПРЕДУПРЕЖДАЕМ : продажа табака Мураду IV может быть опасной
для Вашего здоровья".  -- Ник решил, что пора закругляться.  --  Мне
хочется думать, что мы как нация далеко ушли от дней массовых казней
за преступление, состоящее в стремлении следовать на-шим собственным
понятиям о счастье.
     После столь удачного уподобления действий современных противников
курения погромным подвигам кровожадного турка семнадцатого столетия
Ник мог позволить себе удалиться, испытывая удовлетворение оттого,
что ему удалось отбить у этой орды несколько дюймов территории. Не
бог весть какой плацдарм, но в этой войне и его захват сходил за
большую победу.



Глава 1

     Когда Ник вернулся к себе в контору, на лотке с биркой "Пока вас не
было" его ожи-дала пухлая стопка розовых листков. Академия
размещалась в одном из любопытнейших зданий К-стрит  --  десятиэтажном,
с атриумом посередке, в который выходили увитые плющом балконы.
Общее впечатление оставалось словно бы от вывернутых наизнанку
Висячих садов Вавилона. На первом этаже огромный неодекоклассический
фонтан извергал и сразу же усмирял плещущий поток белого шума.
Академия табачных исследований обосновалась в трех верхних этажах.
Нику, занимавшему в АТИ -- или Академии, как по требованию БР обязаны
были называть ее сотрудники,  --  пост старшего вице-президента по
связям с общественностью, полагался по чину внешний угловой офис, но
он предпочел внутренний, и тоже угловой, потому что любил звук
текущей воды. К тому же здесь он мог оставлять дверь открытой, чтобы
сквозь нее выносило в портик табачный дым. Даже курильщикам следует
заботиться о хорошей вентиляции.
     Он пролистал пачку розоватых узких листков, дожидавшихся его на
стойке приемной. "Си-би-эс ждет нашей реакции на призыв ГВ запретить
размещение рекламы табака вдоль шоссейных дорог". Эй-би-си,
Эн-би-си, Си-эн-эн и т.д. и т.п. --  все они ждут того же, за
исключением "Ю-Эс-Эй тудей", которому требуется наша реакция на
завтрашнюю статью в "Медицинском журнале Новой Англии", содержащую
заключение медицинской науки насчет того, что курение, помимо
прочего, ведет к некоей "болезни Бюргера"  --  расстройству системы
кровообращения, чреватому ампутацией всех конечностей до единой.
"Хоть бы раз,  --  подумал Ник,  --  вернуться в офис и обнаружить
что-нибудь отличное от обвинений в новых жутких болезнях".
     --  Вам мать звонила,  --  протягивая ему последний листок, сказала
Морин, секретарша, ведающая приемом посетителей и ответами на
звонки.  --  Доброе утро, --  тут же прощебетала она в телефон, после чего
выдохнула клуб дыма и закашлялась. То был не грациозный, прочищающий
горло кашелек, но взревы легочного бульдозера.  --  Академия  --  агрр!  --
табачных  --  кхаа!  --  исследований.
     Ник давно уже задавался вопросом: такой л и уж плюс для них
телефонистка, не способная выговорить "алло" без бронхиальных
судорог?
     Морин ему нравилась. Может быть, сказать ей, чтобы не кашляла в
присутствии БР? За последние шесть месяцев у нас и так слетело
немало голов. Теперь тут правил Мурад IV.
     Войдя в кабинет, Ник стянул с себя новую спортивную куртку от Пола
Стюарта и повесил ее на дверь. Одна из хороших сторон смены
руководства Академией состояла во введении новых правил по части
одежды. Появившись в Академии, БР первым делом созвал всех
сотрудников отдела по связям с общественностью, которым приходилось
появляться перед телекамерами, и объявил, что не желает, чтобы они
выглядели как орава задрипанных бомжей с К-стрит. "Часть нашей
проблемы,  --  сказал он,  --  состоит в том, что табак утратил
сексуальную привлекательность". Он хочет, сказал БР, чтобы его
сотрудники выглядели, как люди с рекламной картинки, а не как
жмотье, прибарахливше-еся на распродаже универмага "Джей-Си Пенни" в
День рождения Вашингтона. После чего он выдал каждому по пять тысяч
долларов на покупку одежды, и каждый, уходя с того совещания, думал:
"Вот это босс!" Половина из них, вернувшись к своим столам,
обнаружила уведомление об увольнении.
     Ник взглянул на собственный стол и нахмурился. Черт знает что! Он не
педант, он готов мириться с определенным беспорядком, но ему вовсе
не хочется становиться мусорным ящиком, которым пользуется кто ни
попадя. Он уже объяснил это Дженнет, и та с обычной своей
серьезностью заверила Ника, что все поняла,  --  но тем не менее
продолжает использовать его письменный стол как компостную яму.
Сложность состояла в том, что хотя Дженнет как сотрудница отдела по
связям с общественностью формально подчинялась Нику, однако, с
другой стороны, БР притащил ее с собой из Ассоциации автоматической
торговли, причем и он и она явно души друг в друге не чаяли.
Странно, но вела себя Дженнет так, будто Ник и есть ее настоящий
босс  --  высшая, низшая и какая угодно инстанция.
Она свалила на его стол пять пачек отчетов АООС о пассивном курении,
все с пометками "Срочно". Ник коллекционировал ножи. Так Дженнет
уложила поверх одной из пачек принадлежащий ему кинжал в кожаных
ножнах, с каким племя масаи охотится на кабанов. Не издевка ли это,
закамуфлированная под аккуратность?
     Позвонила его секретарша Гэзел: БР просил передать, что желает
увидеть Ника, как только тот вернется с "Чистых легких". Ник решил,
что сразу к БР не пойдет. Сделает несколько звонков, а уж после
отправится отчитываться перед начальством. Вот так. И Ник ощутил
облегчение, просто-таки раздулся от ощущения собственной
независимости.
     Через несколько минут Гэзел, словно прочитав его мысли, позвонила
опять:
     -- Ник, БР сказал  --  как только ты вернешься.
Гэзел, хорошенькая черная мать-одиночка, только-только разменявшая
четвертый десяток, вертела Ником как хотела, поскольку Ник, выросший
в доме, которым заправляла черная служанка старой выучки, смиренно
выслушивал любой сделанный негритянкой выговор.
     -- Да, Гэзел,  --  кисло ответил он, даже этим изрядно перенапрягши свою
способ-ность к сопротивлению. Он понимал, что происходит в ее умной
головке: Гэзел знала, что Дженнет нацелилась на его место и что ее,
Гэзел, работа зависит от того, сохранит ли Ник свою.
И все же он не позволит секретарше помыкать им. Утро выдалось
тяжелое, ему необходимо отдышаться. С обрамленной серебром
фотографии на него смотрел двенадцатилетний Джой. Долгое время Джой
смотрел на кушетку, стоявшую напротив стола, но в один прекрасный
день репортерша из журнала "Здоровье Америки"  --  интервью с ней вовсе
не обещало благосклонной рекламы, однако приходится давать и такие,
иначе эти ублюдки просто объявят, будто табачное лобби не желает с
ними разговаривать, -- так вот, эта баба приметила фотографию и самым
любезным тоном спросила: "Ой, это ваш сын?"| Ник просиял, как и
положено гордому своим отпрыском папочке, и подтвердил ее догадку,
после чего она ему вмазала: "И как он относится к вашей пропаганде
курения среди несовершеннолетних?" С того дня портрет Джоя от
кушетки отвернулся.
     Ник потратил немало времени, обдумывая психологическую тональность
убранства своего кабинета. Над его письменным столом висел большой
плакат, гласивший: "Курение есть основная причина существования
нашей статистики". Фразу эту он услышал от одного из адвокатов
юридической компании "Смут и Хокинг" из Омахи, которая вела большую
часть дел по искам, предъявляемым табачным компаниям людьми, которые
всю жизнь прикуривали одну сигарету от другой, а обнаружив, что
умирают от рака легких, решали, что им причитается компенсация.
Над кушеткой красовались оригиналы двух рекламных объявлений из
журналов сороковых и пятидесятых годов. Первое изображало
старомодного доктора из тех, что, получив вызов, выезжали к
пациентам домой и даже пробивались сквозь пургу, дабы принять роды.
Улыбающийся доктор протягивал пачку "Лаки" с таким выражением,
словно это не сигареты, а спасительная упаковка эритромицина. "20
679* врачей утверждают: от "Лаки" не так першит в горле", --  сообщала
подпись. Звездочка указывала, что врачей этих действительно
пересчитала самая настоящая, специализирующаяся на сборе статистики
фирма. Насколько легче было работать, когда медицина стояла на твоей
стороне!
     Второй плакат показывал, как "Кэмел" помогает человеку переваривать,
блюдо за блюдом, обед, съедаемый в День благодарения. "Начните с
настоящей еды  --  с хорошо проперченного томатного супа-пюре. И сразу
после супа выкурите  --  для улучшения пищеварения  --  сигарету "Кэмел".
Еще одну надлежало употребить перед второй порцией индейки. Почему?
Потому что "Кэмел" снимает напряжение. "Подстегните ваш желудочный
сок. Увеличьте щелочность организма". Потом еще одну перед салатом
"Уолдорф". И еще одну после. "Эта двойная пауза очистит ваше небо и
подготовит почву для десерта". А там и еще одну, под пирог с
черносливом,  --  "чтобы окончательно создать у вас ощущение уюта и
приятное настроение". Итого, стало быть, пять, и это только за
обедом. А уж как подадут кофе, так вытаскивайте из кармана всю пачку
и устройте себе настоящий загул. "Для улучшения пищеварения".
БР во время единственного предпринятого им до сей поры обхода
трущоб, сиречь кабинетов сотрудников, долго глазел на этот плакат,
как бы пытаясь понять, достойно ли украшение подобного рода того,
чтобы висеть в кабинете старшего вице-президента по связям с
общественностью. Его предшественник, Джи-Джи Холлистер, нанявший
Ника после малоприятного разговора,  --  вот кто был табачником старой
школы, человеком, способным под одну только благодарственную индейку
выкурить десяток "Кэмел", человеком, родившимся с табачной смолкой в
крови. Отличный был мужик, добрый, заботливый, любивший после работы
посидеть в конторе с "хайболлом" в руке, рассказывая байки о прежних
временах, о сражениях с Лютером Терри, который еще в 1964-м, будучи
Главным врачом, представил правительству совершенно катастрофический
доклад. Ник особенно любил ту историю Джи-Джи, в которой...
     -- Ник, он сказал  --  немедленно...
     В конце концов, это невыносимо. Он этого не потерпит.
     -- Я знаю, Гэзел.
     "Да пошли они все,  --  думал он, перебирая, точно никчемную покерную
масть, розовые листки,  --  подождут, и Гэзел и БР". У него работы по
горло.
     Он позвонил в несколько телевизионных компаний и, как обычно,
сообщил о своей готовности "где и когда угодно" подебатировать с
Главным врачом на тему рекламных щитов,  --  собственно говоря, и на
любую другую. Главный врач, со своей стороны, отклоняла все
приглашения Ника на том основании, что она не желает позорить свое
ведомство, появляясь перед публикой в обществе представителя
"индустрии смерти". Тем не менее Ник посылал вызов за вызовом. Все
лучше, чем объяснять, что табачные компании имеют конституционное
право лезть со своей рекламой к детишкам из гетто.
Так, теперь болезнь Бюргера. От нее легко не отделаешься. Ник
поразмыслил несколько минут и позвонил Биллу Олбрайту из "Ю-Эс-Эй
тудей". Ему вовсе не хотелось вдаваться в обсуждение деталей
заболевания и еще менее того  --  видеть свое имя пристегнутым к
цитате, содержащей слово "ампутация"