Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Бояркин Сергей. Солдаты Афганской войны -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -
Сергей Бояркин. Солдаты Афганской войны. (Интернет-вариант?). Документальное свидетельство участника ввода войск в Афганистан, воспоминания о жестоких нравах, царивших в солдатской среде воздушно-десантных войск. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ СОЛДАТАМИ СТАНОВЯТСЯ Служба в армии - является в СССР священным долгом и почетной обязанностью. (Из Конституции СССР) ХОЧУ БЫТЬ ДЕСАНТНИКОМ! Будь проклят тот день, когда хирург, постучав по моей впалой груди, сказал: "ГОДЕН!". (Из альбома солдата) Полным ходом шел майский призыв 1979 года. Комиссия военкомата по распределению призывников работала бойко. И вот, после прохождения всех врачей, подошла моя очередь войти в этот последний кабинет. Волнуясь, словно именно сейчас в моей судьбе может произойти нечто поворотное, я предстал перед комиссией как и все прочие - в одних лишь трусах. За сдвинутыми в ряд столами, на которых стопками лежали папки с делами призывников, сидело пять человек. Настроение у всех было приподнятое. Сидящий в центре подполковник - председатель комиссии - с улыбкой оценил мои мощи и, полистав папку с заключениями медиков, сказал: - Это хорошо, что ты невысокий - в танке тесно не будет. - Уловил? Танк тебе доверяем! - поддержал веселый тон начальника другой член комиссии. - А может, парень о Морфлоте всю жизнь мечтал. Кстати, в подлодке тоже компактные требуются. От последней шутки мне стало как-то не по себе: на флоте пришлось бы служить не два, а три года. Столь мрачная перспектива подтолкнула меня действовать более решительно и, собравшись с духом, я неуверенным голосом попросил: - А можно в десант? У меня есть разряд по парашютному спорту, - и передал подполковнику сложенный пополам листок - мое свидетельство парашютиста. Там было заполнено всего три строчки, что соответствовало трем выполненным прыжкам. С интересом изучив его содержание, председатель остался доволен: - Это другое дело! - и стал рыться в своих папках, замечая, как бы про себя. - Кого ни спроси, всем подавай десант, а сами даже на самолете ни разу не летали!.. А вот на флот - никто не хочет! Перед тобой одного, так еле, понимаешь, уговорили, - вся комиссия снова дружно заулыбалась и весело заерзала на стульях. - И что молодежь так море не любит? В конце концов нужная папка была найдена и, сделав в ней необходимую пометку, он торжественно заключил: - Ну, давай! Пятая команда - ВДВ! Я просиял. О большем я и мечтать не мог. Недавно посмотрев в кинотеатре фильм о воздушном десанте "В зоне особого внимания", я все еще находился под его впечатлением: сколько там было армейской романтики и интересных приключений, выпавших на долю сильных и смелых десантников, и из всех невероятно сложных ситуаций "голубые береты" всегда выходили победителями, как и подобает настоящим героям. А чего только стоит крепкая армейская дружба и взаимовыручка! Фильм вскружил мне голову, и я был счастлив, что моя мечта сбывалась - скоро и я стану таким же! Пока заполняли боевую повестку, председатель строго предупредил: - Кого на сбор приносят под руки - сразу отправляю в вытрезвитель, а потом гарантирую только стройбат. Имей в виду! И еще - прическу приведи в порядок. Два миллиметра, не больше! А то зарос, как дьякон - смотреть противно. Домой я летел словно на крыльях. Чувство гордости переполняло меня. Я буду ДЕСАНТНИКОМ! Накачаю мышцы, научусь приемам самбо и каратэ! Форма цвета хаки, голубой берет - словом, друзья умрут от зависти! На душе стало легко и свободно. Сразу отступили тягостные мысли, мучившие меня последние месяцы... А ведь еще совсем недавно, этой зимой, я был студентом-физиком новосибирского университета. Там, в общежитиях студенческого городка, окруженных со всех сторон сосновым бором, протекали мои бурные студенческие дни. Вырвавшись на свободу от опеки родителей и получив тем самым самостоятельность, я жил новой, интересной, хотя и весьма напряженной жизнью: днем - лекции и семинары, вечером - самоподготовка и зубрежка. А субботние дискотеки и шумные вечеринки скрашивали нудную бесконечную учебу. Как-то раз, проходя мимо доски с разными универовскими объявлениями, я обратил внимание на отдельный невзрачный лист с примитивно изображенным на нем парашютом. Hа листе неровными буквами значилось: Внимание! Желающие заниматься парашютным спортом приходите на военную кафедру. Ниже указывался номер аудитории и время занятий. - Ага! Это то, что мне и надо! - сразу загорелся я. - Схожу, пощекочу нервишки! Hа призыв покорить небо откликнулось человек двадцать. Занятия с нами вел спортсмен-разрядник по фамилии Рубан. Hа вид ему было лет сорок, и держался он с нами весьма и весьма раскованно. Первые месяца два, пока шла теоретическая подготовка, Рубан запугивал нас всякими невероятными случаями из жизни бердского аэроклуба, где нам предстояло сигануть с парашютом, а когда начались практические занятия, где отрабатывалась укладка парашюта и последовательность действий при прыжке, он, не выбирая выражений, поносил нас за тупость и неумение. Особенно доставалось затесавшимся в секцию пятерым девушкам: он придирался к самым мелким пустякам и отпускал столь нетактичные обороты и сравнения, что порой доводил их до слез. И вот, после прохождения медицинской комиссии и сдачи экзаменов в областном аэроклубе, группа наконец была допущена до прыжков. Мы прибыли на бердский спортивный аэродром. Получив и уложив парашюты, мы долго ждали своей очереди, наблюдая, как куда-то стаями уходят учебные вертолеты, как в небе беззвучно кружат длиннокрылые аэропланы, как за летящими на большой высоте самолетами образуются разноцветные бусинки куполов парашютов - то прыгали спортсмены. Безусловным лидером и душой коллектива среди нас был Hиколай - высокий и довольно крепкий парень, уже отслуживший в воздушно-десантных войсках. Он был года на три старше всех и относился к нам по-взрослому покровительственно и в то же время как равный. С Hиколаем было весело, и все к нему тянулись. Он шутя поучал нас жизни и любил вспомнить что-нибудь интересное из своей армейской службы. Но одна из этих историй меня сильно обескуражила. - ...Смотрю - один из только что прибывших, - рассказывал Николай, - совсем раскис: сидит в сторонке, хлюпает носом. Служба ему, видать, не в жилу пошла. Сопли развесил, чуть ли не плачет, и к автомату уже примеряется. Ну, думаю - сейчас еще застрелится! Я к нему подошел, взял у него автомат... - Подсел рядом, поговорил с ним по душам и успокоил парня, - зная добрый нрав Hиколая, мысленно продолжил я. Но услышал нечто иное. - ... взял у него автомат, да как врезал ему хорошенько разика три, чтоб неповадно было! У него сразу мозги прочистились и больше он таких фокусов не выкидывал. - Ничего себе, психолог! - удивился я такому обороту. - Надо же было с ним как-то поговорить! - И так сошло! Слова понимают не все, а так оно верней и надежней! В ожидании и разговорах проходил час за часом. Заметив, что некоторые не совсем уверены в благополучном исходе дела, Hиколай решил нас подбодрить, продемонстрировав довольно доходчивый и очень наглядный пример. Он поднял с земли проволоку, согнул ее в виде плотной синусоиды: - Смотрите сюда. Вот так уложены стропы. Когда ты летишь вниз, они расправляются, - он потянул за концы проволоки и, действительно, из синусоиды она вытянулась в ровную линию. - Видите? Им ничто не мешает! Hу что может быть проще?! Hе берите в голову - система самая дубовая - тут в принципе ничего не может произойти! Наконец подошла наша очередь садиться в самолет. Когда он набрал километровую высоту, открыли боковую дверь и по команде: "Приготовился!.. Пошел!" - в дверь по одному стали нырять впередистоящие. И вот уже я стою у края раскрытой двери, где за порогом - ослепительно белый провал в бездну. Сердце взволнованно колотится. Налетающий страх перед неизведанным сковывает все тело: "А вдруг не раскроется?! Тогда через какие-то секунды меня не будет!" - Приготовился!.. Пошел! - я с силой отталкиваюсь ногой от борта. Мощный поток воздуха ударяет мне в бок и сносит назад. И почти сразу - тишина, только доносится затихающее урчание удаляющегося самолета. Еще несколько секунд мои внутренности находятся словно в подвешенном состоянии, а в голове только одна мысль: "Когда же? Когда?" И наконец - динамический удар! Осматриваю купол парашюта: - Все нормально! - Я улыбаюсь - хочется петь песни. После успешного приземления мы, счастливые покорители неба, идем по заснеженному полю и с восторгом наперебой рассказываем друг другу о пережитых чувствах. Через день прыгнули еще два раза, а вечером организовали по этому поводу грандиозное застолье. На том парашютная эпопея и завершилась. Однако, в то же самое время на моем учебном фронте складывалась чрезвычайно тревожная обстановка. Науки мне давались с трудом. Бесчисленное множество сложных формул никак не могли уместиться в моей недостаточно одаренной голове, где значительное место отводилось мыслям о симпатичных девушках, которые не имели решительно никакого отношения к точным наукам. И если раньше в школе я без особого труда и даже с увлечением решал задачки по математике и физике, то здесь, где в расчетах без конца приходилось оперировать градиентами, дивергенциями и тензорами, способностей мне явно не хватало. В общаговской комнате вместе со мной жил Сергей Смирнов - круглый отличник, один из лучших студентов среди физиков нашего курса. Я не переставал удивляться, как он мог за вечер, всего за один присест, не напрягаясь и даже получая удовольствие, решить целую кучу задач из курсовой работы, тогда как я после долгих втолковываний с трудом врубался только в суть постановки задачи. В сравнении с ним я представлял собой жалкий, умственно неполноценный субъект. И даже честно списав правильное решение, я отдувался, долго пыхтел, но никак не мог ответить что-нибудь вразумительное преподавателю, принимающему курсовую работу, стоило ему только ткнуть пальцем в любую из формул в моей тетрадке и поинтересоваться: "А это откуда взялось?" Все полтора года, пока я учился в университете, мое положение как студента было весьма шаткое. По успеваемости в группе я прочно занимал последние места, зато всегда числился первым кандидатом на отчисление. Перед каждой сессией я со страхом загадывал: "Сдам - не сдам?.. Только бы сдать эту сессию, а дальше обязательно возьмусь за ум и как-нибудь доучусь". Первую сессию я с трудом, но все же сдал на одни трояки. Вторую сессию еле-еле перевалил, и то благодаря тому, что на экзаменах заранее метил самые легкие билеты, заучивал их и, таким образом, на пересдачах с грехом пополам натягивал на спасительные тройки. На зимней сессии второго курса свершилось то, что должно было свершиться так же верно, как и верен первый закон Ньютона: экзамены по всем дисциплинам я прошел ровно на одном дыхании - завалил все подряд. Этого я боялся, но отвратить злой рок было не в моих силах. На пересдачах преподаватели, выслушав мои невнятные ответы на экзаменационные билеты, умело списанные со шпаргалок, лишь дули щеки, озадаченно водили бровями и, посоветовав готовиться серьезнее, возвращали мне пустую зачетку. Я уходил весь в печали. Да, карьера ученого-физика у меня явно не складывалась, и я был отчислен со второго курса за академическую неуспеваемость как безнадежный. Родители, узнав о случившемся, были в шоке: - Ну что, отучился? - убитым голосом спросил отец. - Куда теперь? Ты подумал? А?.. Позор-то какой! Стыдно будет на работе сказать, - лицо у него было мрачное и уставшее. - В армию теперь заберут. На два года!.. Все забудешь, уже ни в какой институт не поступишь... Все друзья к этому времени будут работать - деньги зарабатывать, а ты все еще у нас с матерью на шее сидеть будешь, - и выразительно похлопал себя по загривку. - Бестолочь! Тьфу!.. Мы с матерью так хотели, чтобы дети были с высшим образованием, чтобы могли ими гордиться. Все для вас делаем... Ну скажи, Сергей, ну как так можно? Мне и самому было тошно - мечты юности рушились и надвигались не лучшие перемены. Теперь я не видел кем стану в будущем, чем буду заниматься и эта неопределенность терзала и угнетала меня. Два месяца после отчисления я ходил сам не свой - мрачный и подавленный, пока решение призывной комиссии не внесло ясность в мою дальнейшую судьбу. ПРОВОДЫ Я бодро зашагал в гастроном: надо было закупить водки, вина и кое-чего на закуску - то, без чего невозможны полноценные проводы в армию. В общаговской комнатушке сразу собралась подходящая компания - человек десять - одни парни. Гремел магнитофон. Тут же, распечатав бутылки с водкой, ее разливали по граненым стаканам, спертым из студенческой столовой. Все громко и весело шутили на армейские темы. Среди присутствующих в армии отслужил только один Хыц - монгол по национальности. Он был невысокого роста, но крепкого сложения и с кирпичными бицепсами. Хыц был всесторонне одаренным: хорошо рисовал, играл на гитаре и пел, и голова у него была секучая - учебу тянул без больших усилий. Hо армия наложила особый отпечаток на его характере - иной раз с ним было опасно шутить. Однажды, подвыпив, он учинил драку с двумя своими приятелями, с которыми проживал в одной комнате - оба потом ходили с выразительными лиловыми фингалами под глазами. На следующий день после драки, зайдя в нашу комнату, он сожалел, что так получилось. Драки среди студентов случались чрезвычайно редко, поэтому с того раза я к Хыцу стал относиться с некоторой настороженностью. Об армии Хыц вспоминать не любил, но в общей суматохе застолья кто-то его подзадорил: - Хыц, вот скажи, что тебе дала армия? Он задумался на несколько секунд и серьезно ответил: - Знаешь, до армии я не смог бы убить человека. А теперь могу... Армия вообще ничему путному не научит. Лично я только раствор месил, да кирпичи ложил. Какая в стройбате служба? Я и автомата-то в руках не держал - только лом да лопату. Все продолжали громко общаться, ковыряли вилками в дешевых консервах с рыбой в томатном соусе, курили и гасили окурки прямо в опустевших консервных банках. Хыц, плеснув в стаканы себе и мне водку, отвел меня в сторону от стола и, глядя на меня исподлобья, словно предвидя мою будущую судьбу, сказал мрачным тоном: - Серега, когда тебя будут бить... сразу дерись. - Это... как?.. - не совсем понял я совета. В голове ходил легкий хмельной туман. - А вот так, - продолжил Хыц. - Дерись, дерись, дерись до последнего - отстанут, а не сможешь - смейся, будто тебе все равно. Тогда быстрей отстанут, - и чокнул свой стакан о мой. - Ну, давай - за Советскую Армию! - осушив стаканы до дна, мы, пошатываясь, вернулись к столу. - И с чего это меня будут бить? - недоумевал я про себя. - Я же буду служить в десанте, а он-то в стройбате был, а там конечно - бардак! Тоже мне, сравнил! - Ну, Серега, как говорится - с почином! Ты, как-никак, первым проторишь путь в армию, - широко улыбаясь, поднял свой стакан мой друг Иванов Сергей. - Но лично меня туда никаким калачом не заманишь! Ни в какие войска! Я уж лучше еще здесь поучусь! Иванов был большим любителем выпить, а также непревзойденным мастером разыграть товарищей. С физфака Иванова выперли еще на прошлой летней сессии за сплошные двойки. Стать твердым троечником - было пределом его мечтаний. Сложные формулы, описывающие разнообразные природные явления, но совершенно ненужные в повседневной жизни, да к тому же отнимающие драгоценное личное время на их "прорубание", тяготили и угнетали его в той же степени, что и меня. Несмотря на это, страстное желание восстановиться через год в правах студента-физика и победно окончить университет владело всеми его помыслами. Еще в ноябрьский призыв его пытались взять "под ружье". Получив первую повестку, где ему предписывалось рано утром явиться в военкомат, чтобы пройти медицинскую комиссию на годность к службе, Иванов понял, что на него началась охота. Эту повестку как, впрочем, и все последующие Иванов, неприлично ругаясь, изодрал в клочья и выбросил, а сам удвоил бдительность. В военкомате тех, кто не желал добровольно выполнять почетную обязанность перед Родиной, положительно не любили, хотя и прикладывали немало усилий, чтобы с ними повидаться. Двоечники, обитающие по общежитиям университета, завидев подъехавшую машину, у которой под лобовым стеклом крепилась табличка "Советский РВК" (Академгородок расположен в Советском районе Новосибирска), в панике, как тараканы при включении света, разбегались из комнат, где они были прописаны и пережидали облаву у своих друзей. Но назойливые военные норовили нагрянуть в самое неблагоприятное время, когда они были совсем некстати: в субботу вечером, когда в темном, громыхающем зале бушевали танцы, а бдительность притуплена алкоголем или, что еще хуже, ранним утром, когда все порядочные студенты либо мирно спят, либо режутся в преферанс, прикладываясь после каждого "паровозика на мизере" к трехлитровой банке пива. Все три месяца ноябрьского призыва Иванов как опытный подпольщик был настороже, и ищейки из военкомата не смогли его зацепить. Когда призыв закончился, он предпринял несколько попыток получить "белый билет" - справку о негодности к службе в армии по состоянию здоровья. Этот и только этот бесценный документ мог обезопасить его от военного спрута на все предстоящие призывы. Сначала он решил заболеть воспалением легких. Поздно вечером в лютый январский мороз Иванов, я и еще наш общий друг Андрей Рожков отправились в лес. Для этого было достаточно выйти с крыльца общежития, перейти дорогу, по которой редко проезжали автомобили, и пройти ещ„ метров десять. Там начинались сплошные заросли. - Так, засекайте тридцать минут, - распорядился Иванов. Он скинул с себя дубленку, передал ее мне, а сам, оставшись в одних трико, рукавичках и шапке, лег на снег обнаженным торсом. Время шло. Мороз стоял жуткий - за тридцать градусов - что просто обжигал лицо. Мы с Рожковым, хоть и были тепло одеты, сразу же закоченели и для согрева стали прыгать на месте. Я раскурил сигарету и поднес ее к лицу Иванова: - Дерни разок, а то совсем окочуришься. Не двигаясь и не поднимая рук, он ухватил сигарету губами и затянулся. - Осталось десять минут, - глядя на часы, сообщил Рожков. - Не помер там? - Все в ажуре, - отозвался Сергей. - Замерз только. Прикрывая лицо от обжигающего мороза, мы весело переглянулись: - Hу да! Так и поверили! Смотри как "примлел" - даже не шевелится! Кайфует небось! Наконец время подошло. - Все! Ровно тридцать минут! Вставай! Подняться самостоятельно Иванов уже не мог. Мы взяли его за руки и подняли как каменного истукана. Стряхнув с тела снег и накинув на него дубленку, мы вернулись в общагу. В комнате от тепла Сергея начало трясти как в лихорадке. Но помаленьку тело успокоилось, и он заснул. Наутро мы с Рожковым вовсю кашляли и шмыгали носами, тогда как у Иванова на щеках горел молодецкий румянец, он был бодр и здоров. Сомнений не было - любая медицинская комиссия конст

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору