Паскаль Брюкнер.
    БОЖЕСТВЕННОЕ ДИТЯ


    Паскаль Брюкнер. БОЖЕСТВЕННОЕ ДИТЯ
     Pascal Bruckner. LE DIVIN ENFANT


     ----------------------------------------------
     Перевод с французского Е.Мурашкинцевой
     OCR Anatoly Eydelzon
     ----------------------------------------------


     Каролине Томпсон

     Господь, не в силах успеть повсюду, создал матерей.
     Еврейская пословица

     В день, когда ей исполнилось восемь  лет,  маленькая  Мадлен  Бартелеми
заразилась болезнью страха. Девочка забыла на солнце  тарелку  с  персиками;
испорченные и слипшиеся плоды благоухали, однако гниль, проникшая  до  самых
ядер, источала черную жижу, в которой  копошились  осы  и  мухи.  Это  стало
ужасным открытием для Мадлен - она вдруг поняла,  что  ее  ожидает.  Картина
разложения  была  красноречивее  всяких  слов.  Окончательно  запугали    ее
родители, ибо, по их утверждению, будущее представляло  собой  некую  страну
зла, а ключи от нее только им и были доступны.
     Отныне страх не покидал ее,  рос  вместе  с  ней,  руководя  ею  как  в
словах,  так  и  в  поступках.  Когда  она  достигла  совершеннолетия,  отец
предъявил ей счет за детство и юность. Так было  заведено  в  этой  семье  -
жизнь здесь не дарили, а одалживали. Каждому следовало расплатиться с  теми,
кто произвел его на свет, отдать долг, неизбежно переходивший по  наследству
к потомкам. Мадлен было дано десять лет, чтобы внести сумму,  которая  могла
увеличиться и  даже  удвоиться  благодаря  тщательно  разработанной  системе
штрафов. Не желая уступить ни единого  шанса  неожиданностям  всякого  рода,
она  строго  следовала  установленному  порядку,  ибо  надежность  его  была
доказана временем. Прошлое являло  собой  спасительную  пристань:  все  пути
были уже проторены и опасная  двусмысленность  исключалась  напрочь.  Мадлен
редко выходила из дома и никуда не ездила;  поскольку  ложилась  она  каждый
вечер и вставала каждое утро в один и тот же час, знакомых у  нее  почти  не
было. Пребывая в западне под названием жизнь, нужно было  экономить  силы  в
ожидании конца. Завтрашний день, несомненно, будет хуже вчерашнего.
     Это  покорно-осторожное  благоразумие  до   времени    состарило    ее.
Одноклассники в школе  презрительно  насмехались  над  ее  боязливостью.  Ее
отличала чрезмерная уступчивость, но такое своеобразие никакого интереса  не
вызывает. У нее не было друзей, она  затаилась  в  своем  ужасе.  Подойти  к
чужим людям означало бы подставить себя под удар, иными словами -  погубить.
В восемнадцать лет это была  унылая  девица  с  тоскливым  взором,  до  того
тощая, что и намылиться трудно. Еще не озаренная светом  зрелости,  она  уже
лишилась юности. Только роскошные черные волосы, мягкими  локонами  падавшие
на плечи, бросали отсвет молодости на эту скорбную физиономию.
     Но нашелся мужчина, из числа дальних  родственников,  который  проникся
симпатией к безответной особе и стал ненавязчиво ухаживать за  ней.  Его  не
оттолкнуло,  а  скорее  привлекло  то,  что  она  была  совершенно    лишена
каких-либо отличительных черт. Мадлен бросила учебу и вышла за  него  замуж,
не задаваясь вопросом, любит ли  она  этого  человека.  В  понятии  "любовь"
таилось так  много  неясного,  что  размышлять  о  ней  было  пустой  тратой
времени. В день свадьбы  невеста,  едва  различимая  под  фатой,  напоминала
муху, попавшую в  сети  паука.  Жениха  звали  Освальд  Кремер;  он  был  на
двадцать лет старше жены и служил бухгалтером. Его манией были цифры, и  все
события повседневной жизни он укладывал в рамки счетных операций:  определял
количество молекул в капле воды, пылинок в луче  света,  крошек,  оставшихся
от разрезанного батона хлеба, плотность  углекислого  газа,  скопившегося  в
его конторе к концу дня. Он  дал  согласие  взять  на  себя  долг  Мадлен  и
высчитал чуть ли  не  до  десятичных  дробей,  какими  долями  надлежит  его
выплачивать  каждый  час  в  течение  десяти  лет.  В  том,  что    касалось
арифметических действий, он был неутомим и уже через несколько недель  после
венчания  вывел  уравнение  своей  супруги:  безошибочно  называл  вес    ее
селезенки, печени и кишок, определил среднюю частоту пульса и  мог  ответить
даже, какова окружность ее родинок и диаметр волос.  Если  не  считать  этой
странности, он был  человеком  любезным,  приятным,  готовым  на  все,  дабы
угодить  молодой  жене,  чьи  скромность  и  сдержанность  приводили  его  в
восхищение.
     Страх не убивает - он мешает жить. Едва  выйдя  замуж,  Мадлен  целиком
посвятила себя  хозяйству.  Она  содержала  дом  в  полном  порядке  и  сама
готовила, пока муж был на работе.  Прежде  она  была  послушной  девочкой  и
тихой  барышней,  а  теперь  стала  образцовой  супругой.  За  одним    лишь
исключением: ее пугала интимная сторона брака, и она страшилась  приближения
ночи, когда нужно было отправляться спать. Чтобы мужчина проник в  нее,  как
вор, расплющив своим голым телом и дыша в ухо, а затем под шумок оставил  на
память  в  ее  чреве  цепкое  маленькое  существо,   которое    впоследствии
разрастется до немыслимых размеров? Ужаснее этого ничего и представить  было
нельзя! В течение нескольких месяцев она отказывала  Освальду,  укрываясь  в
отдельной спальне. Ей было отвратительно любое прикосновение, даже  невинное
поглаживание по руке,  а  поцелуй  равен  изнасилованию.  Когда  же  Освальд
начинал домогаться ее всерьез, она трепетала, падала в обморок.  Он  проявил
терпение, долго вымаливал ее согласия удовлетворить законные  притязания,  и
ему пришлось ждать полгода, прежде чем брак обрел  свою  завершенность.  Это
оказалось страшным  испытанием:  как  он  ни  извинялся,  как  ни  проклинал
природу, обрекшую человека на подобные эксцессы,  жена  оставалась  холодна,
будто  лед,  и  до  крови  искусала  губы.  Он  сделал  еще  две  попытки  в
последующие ночи, затем, приведенный в отчаяние этой холодностью, не  посмел
более настаивать и утешился, подсчитав  количество  израсходованной  на  эти
упражнения энергии, число сперматозоидов, внедрившихся в Мадлен, и  скорость
воспроизводства новых в себе самом.
     Помимо  совокупления,  молодую  женщину  крайне  огорчала   перспектива
материнства. Подарить кому-то жизнь означало приоткрыть дверь,  куда  мог  в
любой момент ворваться посторонний.  Разве  не  означало  это  сказать  ему:
"Входите, здесь  все  принадлежит  вам,  делайте  со  мной  что  угодно"?  А
опасность родов, а превратности воспитания? Кроме того, имела ли  она  право
ввергнуть в хаос существо еще более хрупкое, нежели сама?  Если  же  зачатие
было  неизбежным,  то  она  предпочла  бы  получить  семя  от  какого-нибудь
выдающегося ученого, например, лауреата Нобелевской премии,  принадлежавшего
к духовной элите общества. Но продажу нобелевской  спермы  запретили  с  тех
пор, как  разразился  скандал,  связанный  с  кончиной  лауреата  в  области
ядерной физики, В больницу к этому ученому-ирландцу  ворвалась  целая  толпа
фанатиков, желавших выдавить последние драгоценные капли жидкости,  дарующей
жизнь. Когда их застала за этим  занятием  медсестра,  они  сбежали,  однако
успели все же отрезать  у  умирающего  член.  С  той  поры  все  нобелевские
лауреаты, независимо от сферы деятельности, обзавелись поясами целомудрия  и
носили их, не снимая даже на ночь.
     Вскоре Мадлен  забеременела,  что  было  подтверждено  соответствующими
анализами, как если бы некое насмешливое божество задалось целью  обречь  ее
на это тягостное испытание. Страхи молодой женщины удвоились:  она  страдала
при  мысли,  что  рождение  человека  представляет  собой  некую    лотерею,
подчиненную  таинственным  комбинациям  генов.   Отчего    нельзя    выбрать
потомство, как покупают  приглянувшуюся  вещь  в  большом  магазине?  Аборты
обществом осуждались, - итак, она осталась один на один со своим ужасом.  Не
могло быть и речи о том, чтобы отдать  на  съедение  этому  веку  маленького
человечка, не обложив его предварительно  дипломами  и  прочими  козырями  -
единственной  броней  против  случайностей  жизни.  Но  как  обеспечить  ему
преимущество,  не  доступное  даже  королям  и  богачам,  как  сделать   его
существом, стоящим над всеми, как добиться, чтобы он на  голову  превосходил
будущих своих товарищей?  Мадлен  долго  размышляла  над  этим,  подгоняемая
неотложностью  задачи.  Каждая   истекшая    минута    означала    упущенную
возможность. И вдруг ее осенило!
     Это было так просто, так ослепительно ясно; она поражалась, что  никому
прежде подобная мысль не пришла  в  голову.  Ей  нужно  было  одним  скачком
преодолеть несколько этапов: зачем тупо  ждать  возраста  шести  лет,  чтобы
отправить отпрыска в школу, когда  можно  приступить  к  его  образованию  с
первых же недель беременности? Следовало  начать  немедленно,  не  дожидаясь
родов, -  все  будет  зависеть  от  числа  дней,  быть  может,  даже  часов,
последовавших за зачатием.  Она  не  потерпит,  чтобы  крохотный  бездельник
девять месяцев бил внутри нее баклуши. Она  станет  матерью  и  учительницей
одновременно, а чрево ее превратится в  классную  комнату.  Однако  ей,  для
успешного  осуществления  этого  плана,  необходима  была  помощь.  Освальд,
погруженный в свои расчеты, мало на что  годился;  и  поскольку  ей  претила
мысль обратиться за  какой  бы  то  ни  было  поддержкой  к  родителям,  она
открылась своему гинекологу, доктору Фонтану.
     Этот любезный мужчина средних лет, с седеющими уже  волосами  и  слегка
близорукий, отдавал явное предпочтение приятному разговору,  а  не  медицине
как таковой. Профессию он избрал  под  влиянием  юношеского  альтруизма,  не
выдержавшего монотонной череды женских тел  с  присущей  им  патологией.  Он
осматривал пациенток с явной неохотой, торопясь вернуться  к  беседе,  чтобы
затушевать словом уступку  неприятным  физиологическим  проявлениям.  Будучи
холостяком  -  ибо  слишком  частое  соприкосновение  с  беременным   чревом
излечило его от желания  заиметь  потомство,  -  он  жил  со  своей  сестрой
Мартой, забитой и болезненной старой девой, у которой глаза  были  вечно  на
мокром месте. Поскольку он  был  из  тех  людей,  что  злоупотребляют  своей
силой,  Марта  злоупотребляла  возможностями  слезных  желез;  поводом   для
рыданий ей  служил  любой  пустяк:  наступление  темноты,  разбитый  стакан,
выпавший из рук  предмет.  Она  стремилась  увлечь  собеседников  в  царство
вечной скорби и в каждом безошибочно находила сокрытое страдание,  способное
вызвать слезы. Брат с сестрой делили одну квартиру на  двоих  и  никогда  не
расставались.
     Когда в один прекрасный день Мадлен поведала о  своих  планах  Фонтану,
медик попытался мягко отговорить ее. Она не  первая  соблазнилась  подобными
фантазиями.  Существует,  впрочем,  несколько  более  или  менее    надежных
способов   пробудить   способности    зародыша  in  utero1:    начиная    от
гаптономии,  диалога  посредством  рук,  и   кончая    сонорными    поясами,
закрепляемыми на животе матери. Но ее замыслу ни один из них в  полной  мере
не соответствовал. По правде  говоря,  сам  доктор  считал  такое  намерение
безрассудным - у маленького существа, целиком поглощенного своим  развитием,
нет физической возможности учиться. Эта отповедь отнюдь не  смутила  Мадлен,
напротив, укрепила ее решимость. Осмелев  еще  больше,  она  незамедлительно
приступила к разработке  программы  обучения.  Вычитав  где-то,  что  матери
Эйнштейна и Оппенгеймера, будучи беременными, пели по три часа в  день,  она
взяла за обыкновение мурлыкать себе под нос старинные баллады и  французские
народные песенки. Она стала ходить по музеям,  дабы  созерцать  там  шедевры
живописи и скульптуры, вечерами же слушала классическую  музыку.  На  улицах
она порой  застывала  перед  хорошенькой  девушкой  или  красивым  мужчиной,
стараясь проникнуться их очарованием,  зато  обходила  за  версту  горбунов,
инвалидов и бродяг, никогда не смотрела  по  телевизору  фильмы  со  сценами
насилия и отгоняла прочь все унылые мысли. Она вменила  себе  в  обязанность
читать каждый день звучным голосом учебники для начальной школы,  в  надежде
преподать путем внушения основы познания сидевшему в ней  будущему  ученику.
Наконец, она занималась тем, что выстукивала  на  зубах  кончиком  карандаша
ободряющие послания при помощи сигналов азбуки Морзе: "Кто  бы  ты  ни  был,
мальчик или девочка, я люблю тебя, ты уже сейчас лучше всех".
     Но поскольку делалось это на любительском уровне,  она  решила  освоить
более высокую ступень. Осознанно отказавшись от методов, которые  описал  ей
доктор Фонтан, она разработала собственную систему  преподавания,  приобрела
дорогостоящую аппаратуру и нашла ей должное  применение:  поместила  во  все
отверстия  (включая  те,   что    невозможно    назвать    из    соображений
благопристойности)  микрофоны,  соединенные  с    магнитофоном,    способным
проигрывать одновременно  семь  предварительно  записанных  кассет.  Спереди
проникали базовые понятия алгебры и геометрии, а сзади в то же  самое  время
происходило  обучение  английскому (My tailor is  rich2)  и  немецкому  (Der
Tee ist gut3); через  пищевод   передавались  начала  истории  и  географии,
тогда как  два  передатчика,  укрепленные  с  помощью  присосок  на  животе,
неутомимо вещали, знакомя с величайшими  творениями  мировой  литературы.  А
над  всем  этим  Мадлен,  вооружившись  рупором,  направленным   в    пупок,
беспрестанно пела и болтала,  уверенная,  что  ее  лепесточку  будет  только
полезен  постоянный  лингвистический  душ.  Это  было  весьма  сложное  и  в
некоторых  отношениях  крайне  неудобное  устройство,  требующее    поистине
акробатической сноровки. Мадлен с удовольствием истязала себя, пока  Освальд
был на работе,  -  никакие  жертвы  не  казались  ей  чрезмерными,  ибо  она
вознамерилась сделать своего ребенка исключительным существом.
     Однако  только  упорством  своим  она  не  могла  преодолеть   основное
затруднение: никогда ей не достичь цели в этих полуподпольных условиях.  Без
союзника было никак не обойтись. Испив  чашу  унижения  до  дна,  она  вновь
обратилась к доктору Фонтану, настаивала, молила.  Взволнованный  решимостью
молодой женщины, тот призадумался. Фонтану, руководившему  отделением,  было
скучно в больнице: для него не осталось никаких тайн  в  том,  что  касалось
интимных проблем больных в сфере  мелкого  ремонта  чрева  и  гениталий.  Он
негодовал при мысли, что жизнь, эта  неведомая  сила,  управляет  созиданием
нашего рассудка, нашего ума. Отчего бы не обойти природу с тыла, повелев  ей
ускорить свое движение? Поскольку он стремился выйти из узкого  круга  своих
обязанностей и заняться чем-то  более  значительным,  просьба  мадам  Кремер
явилась для него  знаком  судьбы.  Сверх  того,  Мадлен  представляла  собой
идеальный тип подопытного животного - невежественного и одновременно на  все
готового.
     Из чистого любопытства Фонтан неофициально собрал  консилиум  из  своих
друзей - в числе которых были педиатр, фармаколог, нейробиолог, акушер  -  и
задал им вопрос напрямую: можно ли внедрить в эмбрион начатки образования  -
счет, чтение, письмо, -  не  нарушив  при  этом  его  физического  здоровья?
Ответом присутствующих было единодушное "нет" - это  совершенно  невозможно.
Не согласятся ли они все же принять участие в  подобном  эксперименте?  Нет,
это будет даром потраченное время.
     Фонтан не настаивал больше - он столкнулся с тем же  скептицизмом,  что
проявил сам при первом разговоре с мадам  Кремер.  Но  мысленно  дал  клятву
попробовать. Мадлен пробудила в нем, хотя он не вполне отдавал себе  в  этом
отчет, давно утерянную предприимчивость студенческих лет.  В  этом  странном
деле ему почудилась золотая жила,  истинное  сокровище,  -  возможно,  через
несколько месяцев он сумеет доказать  своим  малодушным  коллегам,  как  они
ошиблись. Обретя веру в себя, доктор бросился в эту авантюру с  горячностью,
удивившей и встревожившей его сестру  Марту,  которая  неустанно  взывала  к
благоразумию и заранее  предвидела  худшее.  Но  в  конце  концов  он  сумел
склонить  ее  к  сотрудничеству,  получив,  таким  образом,   медсестру    и
одновременно лаборантку, достойных доверия.
     Фонтан обещал Мадлен целиком посвятить себя  ее  младенцу  -  дабы  тот
приобрел неоспоримое преимущество над всеми прочими - и приступил  к  работе
в  обстановке  полной  секретности.  Ведь  столько  людей  уже    занималось
проблемами предродового воспитания! Главным же было сохранить  все  в  тайне
от бабушки с дедушкой и от Освальда: первые исключались по причине  излишней
властности,  последний  -  в  силу  того,  что  уже  выполнил   свой    долг
производителя. Дальнейшее не имело к нему никакого отношения.



     Часть первая


     Глава I ВНУТРИМАТОЧНАЯ РЕСПУБЛИКА
     Несмотря на весь энтузиазм Фонтана, ему удалось  найти  чудодейственное
решение отнюдь не за несколько дней.  Для  начала  он  ограничился  простыми
химическими  соединениями:  Мадлен  были  сделаны    инъекции    из    смеси
гормональных    препаратов,    аминокислот    и    эндорфинов,    призванных
активизировать умственную деятельность маленького существа еще до того,  как
сформируется  мозг.  Предполагалось,  что  эта  жидкость,  проникая    через
артериальную  систему  и  плаценту,  окажет  благотворное,  хотя  и  неясное
воздействие для ускоренного развития  извилин  у  крохотного  червячка,  что
позволит сразу же усваивать передаваемые матерью  понятия.  В  сравнении  со
сложностью поставленной цели это был весьма  примитивный  метод,  и  Фонтан,
принужденный удовлетвориться им, изнывал от нетерпения.
     Он жаждал осуществить гораздо более смелую, но  в  данный  момент  явно
преждевременную идею - вводить познания  сразу  в  разум,  как  записывается
мелодия на диске.  Сначала  преобразовать  школьные  предметы  в  химические
формулы, а затем внедрить  их  в  объект  обучения  посредством  переливания
крови, лекарств или ультразвука. В некотором роде информация  подавалась  бы
прямо по назначению: в кору головного мозга. Бывают же полные обеды  в  виде
пилюль - и Фонтан представлял себе, как образование наращивается само  собой
при помощи таблеток и порошков. Впоследствии  можно  было  бы  уложить  весь
цикл, от первых уроков в яслях до экзаменов на  степень  бакалавра,  в  одну
молекулу, вживляя ее затем в мошонку будущего отца  или  в  яичники  будущей
матери.  Тем  самым  удалось  бы  ликвидировать  источник  постоянных    бед
человеческого рода - необходимость для  каждого  поколения  начинать  все  с
нуля. В результате встречи обогащенных знаниями сперматозоида  и  яйцеклетки
на свет появлялся бы  прекрасно  подготовленный  бакалавр.  Какой  прогресс,
какой превосходный способ наконец-то уравнять шансы!
     Пока же Фонтан довольствовался тем, что по четыре  часа  в  день  делал
Мадлен инъекции в своем кабинете. Молодая женщина,  перебравшись  к  доктору
со  всем  оборудованием,  взяла  за  правило  зачитывать  вслух  все,    что
транслировалось  внутрь  посредством  кассет.  Ревностно  относясь  к  своим
обязанностям,  она  твердила,  что  беби  нельзя  нежиться  в  мамочке,  ибо
безнравственно и  абсурдно  кататься  как  сыр  в  масле  -  девять  месяцев
безделья не пройдут даром и окажут дурное влияние на последующую жизнь.  Так
все  и  шло  первые  три  месяца  беременности.  Курс    лечения    оказался
благотворным  для  матери:  она  освежила  память  и  могла   без    запинки
перечислить названия всех департаментов,  равно  как  средний  режим  десяти
крупнейших  рек  планеты.  Однако  маленький  ученик  пока  никак  себя   не
проявлял. Ни одного разумного отклика или выражения чувств, хотя в  принципе
он уже  должен  был  достигнуть  уровня  по  меньшей  мере  шестого  класса.
По-видимому,  мыслительные  пр