крыльцо и то и дело прикладывался.
   По ходу ночи мужики начали постепенно отваливать. Ушел даже Рэнди
Эванс. Остались, наконец, только Сэмми, Лидия и я. Лидия разговаривала с
Сэмми. Сэмми говорил что-то смешное. Я заставил себя рассмеяться. Затем он
сказал, что ему надо идти.
   - Не уходи, пожалуйста, Сэмми, - попросила Лидия.
   - Пускай идет парень, - отозвался я.
   - Ага, мне пора, - сказал Сэмми.
   После его ухода Лидия наехала:
   - Вовсе не нужно было его выгонять. Сэмми смешной, Сэмми по-настоящему
смешной. Ты его обидел.
   - Но я хочу поговорить с тобой наедине, Лидия.
   - Мне нравятся твои друзья. У меня не получается так встречать столько
разных людей, как у тебя. Мне нравятся люди!
   - Мне - нет.
   - Я знаю, что тебе - нет. Но мне нравятся. Люди приходят увидеть тебя.
Может, если б они не приходили тебя увидеть, они бы больше тебе нравились.
   - Нет, чем меньше я их вижу, тем больше они мне нравятся.
   - Ты обидел Сэмми.
   - Хрен там, он пошел домой, к своей мамочке.
   - Ты ревнуешь, в тебе нет уверенности. Ты думаешь, я хочу лечь в
постель с каждым мужчиной, с которым разговариваю.
   - Нет, не думаю. Слушай, как насчет немного выпить?
   Я встал и смешал ей один. Лидия зажгла длинную сигарету и отпила из
своего стакана.
   - Ты отлично выглядишь в этой шляпе, - сказал я. - Это лиловое перышко
- нечто.
   - Это шляпа моего отца.
   - А он ее не хватится?
   - Он умер.
   Я перетянул Лидию к тахте и взасос поцеловал. Она рассказала мне об
отце. Тот умер и оставил всем 4 сестрам немного денег. Это позволило им
встать на ноги, а Лидии - развестись с мужем. Еще она рассказала, как у
нее было что-то вроде срыва, и она провела некоторое время в психушке. Я
поцеловал ее еще.
   - Слушай, - сказал я, - давай приляжем. Я устал.
   К моему удивлению, она пошла за мной в спальню. Я растянулся на кровати
и почувствовал, как она села рядом. Потом закрыл глаза и определил, что
она стягивает сапоги. Я услышал, как один сапог ударился о пол, за ним -
другой.
   Я начал лежа раздеваться, дотянулся и вырубил верхний свет. Потом
разделся до конца. Мы поцеловались еще немного.
   - У тебя сколько уже женщины не было?
   - Четыре года.
   - Четыре года?
   - Да.
   - Я думаю, ты заслужил немного любви, - сказала она. - Мне про тебя сон
приснился. Я открыла твою грудь, как шкафчик, там были дверцы, и когда я
их распахнула, то увидела, что у тебя внутри много всяких пушистых
штуковин - плюшевых медвежат, крохотных мохнатых зверюшек: такие мягкие,
что потискать хочется. А потом мне приснился другой человек. Он подошел и
дал какие-то куски бумаги. Он был писателем. Я эти куски взяла и
посмотрела на них. И у кусков бумаги был рак. У его почерка был рак. Я
слушаюсь своих снов. Ты заслужил немного любви.
   Мы снова поцеловались.
   - Слушай, - сказала она, - только когда засунешь в меня эту штуку,
вытащи сразу перед тем, как кончить. Ладно?
   - Я понимаю.
   Я влез на нее. Это было хорошо. Тут что-то происходило, что-то
подлинное, причем с девушкой на 20 лет моложе меня и, в конце концов, на
самом деле красивой. Я сделал где-то 10 толчков - и кончил в нее.
   Она подскочила.
   - Ты сукин сын! Ты кончил у меня внутри!
   - Лидия, просто уже так давно... было так хорошо... я ничего не мог
сделать. Оно ко мне подкралось! Христом-Богом клянусь, я ничего поделать
не мог.
   Она убежала в ванную и пустила в ванну воду. Стоя перед зеркалом, она
пропускала свои длинные коричневые волосы сквозь щетку. Она была поистине
прекрасна.
   - Ты сукин сын! Боже, какой тупой студенческий трюк. Это говно
студенческое! И хуже времени ты выбрать не мог! Значит, мы теперь
сожители! Мы сожители теперь!
   Я придвинулся к ней в ванной:
   - Лидия, я люблю тебя.
   - Пошел от меня к чертовой матери!
   Она вытолкнула меня наружу, закрыла дверь, и я остался в прихожей
слушать, как набегает в ванну вода.


   5

 Я не видел Лидию пару дней, хотя удалось позвонить ей за это время раз
6-7. Потом наступили выходные. Ее бывший муж, Джеральд, на выходные всегда
забирал детей.
   Я подъехал к ее двору в ту субботу около 11 утра и постучался.
   Она была в узких джинсах, сапогах, оранжевой блузке. Ее карие глаза
казались темнее обычного, и на солнце, когда она открыла мне дверь, я
заметил естественную рыжину в ее темных волосах. Поразительно. Она
позволила себя поцеловать, заперла за нами дверь, и мы пошли к моей
машине. Мы выбрали пляж - не купаться, стояла середина зимы, - а просто
чем-нибудь заняться.
   Мы поехали. Мне было хорошо от того, что Лидия - в машине со мной.
   - Ну и пьянка же была, - сказала она. - И вы называете это
брошюровочной вечеринкой? Да это прямо какая-то брюхатовочная вечеринка
была, во какая. Ебля сплошная!
   Я вел машину одной рукой, а другую оставил на внутренней стороне ее
бедра. Я ничего не мог с собой сделать. Лидия, казалось, не замечала. Пока
мы ехали, моя рука вползла ей между ног. Она продолжала говорить. Как
вдруг сказала:
   - Убери руку. Это моя пизда!
   - Извини, - ответил я.
   Никто из нас не произнес ни слова, пока не доехали до стоянки на пляже
в Венеции.
   - Хочешь бутерброда с кокой или чего-нибудь еще? - спросил я.
   - Давай, - ответила она.
   Мы зашли в маленькую еврейскую закусочную взять еды и потащили вс на
поросший травой бугорок, откуда хорошо смотрелось море. У нас были
бутерброды, соленые огурчики, чипсы и газировка. На пляже почти никто не
сидел, и еда была прекрасна и вкусна. Лидия не разговаривала. Я поразился,
насколько быстро она ела. Она вгрызалась в свой бутерброд с дикостью,
делала огромные глотки колы, съела пол-огурца одним махом и потянулась за
горстью картофельных чипсов. Я же, напротив, - едок очень неторопливый.
   Страсть, подумал я, в ней есть страсть.
   - Как бутерброд? - спросил я.
   - Ничего. Я проголодалась.
   - Они тут хорошие бутерброды готовят. Еще чего-нибудь хочешь?
   - Да, шоколадку.
   - Какую?
   - О, все равно. Что-нибудь хорошее.
   Я откусил от своего бутерброда, отхлебнул колы, поставил все на землю и
пошел к магазину. Купил две шоколадки, чтоб у нее был выбор. Когда я шел
обратно, к бугорку двигался высокий негр. День стоял прохладный, но
рубашки на нем не было, и тело перекатывалось сплошными мускулами. По всей
видимости, ему было чуть за двадцать. Он шел очень медленно и прямо. У
него была длинная гибкая шея, а в левом ухе болталась золотая серьга. Он
прошествовал перед Лидией по песку, между бугорком и океаном. Я подошел и
сел рядом.
   - Ты видел этого парня? - спросила она.
   - Да.
   - Господи Боже, вот сижу я с тобой, ты на двадцать лет меня старше. У
меня могло бы быть что-нибудь вроде вот этого. Что, к чертям собачьим, со
мною не так?
   - Смотри. Вот пара шоколадок. Выбирай.
   Она взяла одну, содрала бумажку, откусила и загляделась на молодого и
черного, уходившего вдаль по песку.
   - Я устала от этого пляжа, - сказала она, - поехали ко мне.
   Мы не встречались неделю. Потом как-то днем я оказался у Лидии - мы
лежали на постели и целовались. Лидия отстранилась.
   - Ты ничего не знаешь о женщинах, правда?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Я имею в виду, что, прочитав твои стихи и рассказы, могу сказать, что
ты ничего не знаешь о женщинах.
   - Еще чего скажешь?
   - Ну, в смысле, для того, чтобы мужчина заинтересовал меня, он должен
съесть мне пизду. Ты когда-нибудь ел пизду?
   - Нет.
   - Тебе за 50, и ты ни разу не ел пизду?
   - Нет.
   - Слишком поздно.
   - Почему?
   - Старого пса новым трюкам не научишь.
   - Научишь.
   - Нет, тебе уже слишком поздно.
   - У меня всегда было замедленное развитие.
   Лидия встала и вышла в другую комнату. Потом вернулась с карандашом и
листком бумаги.
   - Вот, смотри, я хочу тебе кое-что показать. - Она начала рисовать. -
Вот, это пизда, а вот то, о чем ты, вероятно, не имеешь понятия, - секель.
Вот где самое чувство. Секель прячется, видишь, он выходит время от
времени, он розовый и очень чувствительный. Иногда он от тебя прячется, и
ты должен его найти, только тронь его кончиком языка...
   - Ладно, - сказал я. - Понял.
   - Мне кажется, ты не сможешь. Говорю же тебе, старого пса новым трюкам
не научишь.
   - Давай снимем одежду и ляжем.
   Мы разделись и растянулись. Я начал целовать Лидию. От губ - к шее,
затем к грудям. Потом дошел до пупка. Передвинулся ниже.
   - Нет, не сможешь, - сказала она. - Оттуда выходят кровь и ссаки,
только подумай, кровь и ссаки....
   Я дошел до туда и начал лизать. Она нарисовала мне точную схему.
   Все было там, где и должно было быть. Я слышал, как она тяжело дышит,
потом стонет. Это меня подстегнуло. У меня встал. Секель вышел наружу, но
был он не совсем розовым, он был лиловато-розовым. Я начал его мучить.
Выступили соки и смешались с волосами. Лидия все стонала и стонала. Потом
я услышал, как открылась и закрылась входная дверь. Раздались шаги, и я
поднял голову. У кровати стоял маленький черный мальчик лет 5.
   - Какого дьявола тебе надо? - спросил я его.
   - Пустые бутылки есть? - спросил он меня.
   - Нет, нету у меня никаких пустых бутылок, - ответил ему я.
   Он вышел из спальни в переднюю комнату, и ушел через входную дверь.
   - Боже, - произнесла Лидия, - я думала, передняя дверь закрыта.
   Это был малыш Бонни.
   Лидия встала и заперла входную дверь. Потом вернулась и вытянулась на
кровати. Было около 4 часов дня, суббота.
   Я занырнул обратно.


   6

 Лидия любила вечеринки. А Гарри любил их устраивать. Поэтому мы ехали к
Гарри Эскоту. Гарри редактировал Отповедь, маленький журнальчик. Его жена
носила длинные полупрозрачные платья, показывала мужчинам свои трусики и
ходила босиком.
   - Первое, что мне в тебе понравилось, - говорила Лидия, - это что у
тебя нет телевизора. Мой бывший муж смотрел в телевизор каждый вечер и все
выходные напролет. Нам даже любовь приходилось подстраивать к
телепрограмме.
   - Ммм...
   - И еще мне у тебя понравилось, потому что грязно. Пивные бутылки по
всему полу. Везде кучи мусора. Немытые тарелки и говняное кольцо в
унитазе, и короста в ванне. Все эти ржавые лезвия валяются вокруг
раковины. Я знала, что ты станешь пизду есть.
   - Ты судишь о человеке по тому, что его окружает, верно?
   - Верно. Когда я вижу человека с чистой квартирой, я знаю: с ним что-то
не в порядке. А если там слишком чисто, то он пидор.
   Мы подъехали и вылезли. Квартира была наверху. Громко играла музыка. Я
позвонил. Открыл сам Гарри Эскот. У него была нежная и щедрая улыбка.
   - Заходите, - сказал он.
   Литературная толпа вся была уже в сборе, пила вино и пиво,
разговаривала, кучкуясь. Лидия возбудилась. Я осмотрелся и сел. Сейчас
должны подавать обед. Гарри ловил рыбу хорошо - лучше, чем писал, и уж
гораздо лучше, чем редактировал. Эскоты жили на одной рыбе, ожидая, когда
таланты Гарри начнут приносить хоть какие-то деньги.
   Диана, его жена, вышла с рыбой на тарелках и стала ее раздавать.
   Лидия сидела рядом со мной.
   - Вот, - сказала она, - как надо есть рыбу. Я деревенская девчонка.
Смотри.
   Она вскрыла рыбину и ножом сделала что-то с хребтом. Рыба легла двумя
аккуратными кусочками.
   - О, а мне понравилось, - сказала Диана. - Как вы сказали, откуда вы?
   - Из Юты. Башка Мула, штат Юта. Население 100 человек. Я выросла на
ранчо. Мой отец был пьяницей. Сейчас он умер уже. Может, именно поэтому я
с этим вот... - Она ткнула большим пальцем в мою сторону.
   Мы принялись за еду.
   После того, как рыбу съели, Диана унесла кости. Затем был шоколадный
кекс и крепкое (дешевое) красное вино.
   - О, кекс хороший, - сказала Лидия, - можно еще кусочек?
   - Конечно, дорогуша, - ответила Диана.
   - Мистер Чинаски, - сказала темноволосая девушка с другого конца
комнаты, - я читала переводы ваших книг в Германии. Вы очень популярны в
Германии.
   - Это мило, - ответил я. - Вот бы они еще мне гонорары присылали...
   - Слушайте, - сказала Лидия, - давайте не будем об этой литературной
муре. Давайте сделаем что-нибудь! - Она подскочила, бортанув меня бедром.
- ДАВАЙТЕ ТАНЦЕВАТЬ!
   Гарри Эскот надел свою нежную и щедрую улыбку и пошел включать стерео.
Включил он его как можно громче.
   Лидия затанцевала по всей комнате, и молоденький белокурый мальчик с
кудряшками, приклеившимися ко лбу, присоединился к ней. Они начали
танцевать вместе. Остальные поднялись и тоже пошли танцевать. Я остался
сидеть.
   Со мною сидел Рэнди Эванс. Я видел, как он тоже наблюдает за Лидией. Он
заговорил. Он вс говорил и говорил. Слава Богу, я его не слышал - музыка
играла слишком громко.
   Я смотрел, как Лидия танцует с тем мальчиком в кудряшках.
   Двигаться Лидия умела. Ее движения таились на грани сексуального. Я
взглянул на других девчонок: они, казалось, так не умели. Но, подумал я,
это просто потому, что Лидию я знаю, а их нет.
   Рэнди продолжал болтать, хоть я ему и не отвечал. Танец окончился,
Лидия вернулась и снова села рядом.
   - Ууух, мне кранты! Наверно, я из формы вышла.
   На вертак упала следующая пластинка, и Лидия встала и подошла к
мальчику с золотыми кудряшками. Я продолжал пить пиво с вином.
   Там было много пластинок. Лидия с мальчиком вс танцевали и танцевали -
в центре сцены, пока остальные двигались вокруг них, и каждый танец был
интимнее предыдущего.
   Я по-прежнему пил пиво и вино.
   Шел дикий громкий танец.... Мальчик с золотыми кудряшками поднял обе
руки над головой. Лидия прижалась к нему. Это было драматично, эротично.
Они держали руки высоко над головой и прижимались друг к другу телами.
Тело к телу.
   Он отбрасывал назад ноги, одну за другой. Лидия подражала ему. Они
смотрели в глаза друг друга. Надо признать - они были хороши. Пластинка
крутилась и крутилась. Наконец, остановилась.
   Лидия вернулась и села рядом.
   - Я в самом деле выдохлась, - сказала она.
   - Слушай, - сказал я, - мне кажется, я слишком много выпил.
   Может, нам пора отсюда убираться.
   - Я видела, как ты их глогал.
   - Пошли. Эта вечеринка не последняя.
   Мы поднялись уходить. Лидия сказала что-то Гарри и Диане. Когда она
вернулась, мы пошли к дверям. Когда я их открывал, подошел мальчик с
золотыми кудряшками.
   - Эй, мужик, что скажешь насчет меня и твоей девушки?
   - Ты в норме.
   Когда мы вышли на улицу, меня стошнило, все пиво с вином попросились
наружу. Они лились и брызгали на кусты - по тротуару - целый фонтан в
лунном свете. В конце концов, я выпрямился и вытер рот рукой.
   - Тот парень тебя беспокоил, правда? - спросила она.
   - Да.
   - Почему?
   - Почти казалось, что вы ебетесь, может, даже лучше.
   - Это ничего не означало, то был просто танец.
   - Предположим, я хватаю так вот тетку на улице? А под музыку, значит,
можно?
   - Ты не понимаешь. Всякий раз, когда я заканчивала танцевать, я же
возвращалась и садилась с тобой.
   - Ладно, ладно, - сказал я, - погоди минутку.
   Я стравил еще один фонтан на чей-то умиравший газон. Мы спустились по
склону от Эхо-Парка к Бульвару Голливуд.
   Сели в машину. Она завелась, и мы поехали на запад по Голливуду в
сторону Вермонта.
   - Ты знаешь, как мы называем таких парней, как ты? - спросила Лидия.
   - Нет.
   - Мы называем их, - сказала она, - обломщиками.


   7

 Мы снизились над Канзас-Сити, пилот сказал, что температура 20 градусов,
а я - вот он, в своем тонком калифорнийском спортивном пиджачке и рубашке,
легковесных штанах, летних носочках и с дырками в башмаках. Пока мы
приземлялись и буксировались к рампе, все тянулись за своими пальто,
перчатками, шапками и шарфами. Я дал им выйти, а затем спустился по
переносному трапу сам.
   Французик подпирал собой здание: ждал меня. Французик преподавал
драматургию и собирал книги, в основном - мои.
   - Добро пожаловать в Канзас-Ссыте, Чинаски! - сказал он и протянул мне
бутылку текилы. Я хорошенько глотнул и пошел за ним к автостоянке.
   Багажа со мной не было - один портфель, полный стихов. В машине было
тепло и приятно, и мы передали бутылку по кругу.
   На дорогах лежал ледяной накат.
   - Не всякий сможет ездить по этому ебаному льду, - сказал Французик. -
Надо соображать, что делаешь.
   Я расстегнул портфель и начал читать Французику стих о любви, который
мне вручила Лидия в аэропорту:
   - ...твой хуй лиловый, согнутый как...
   ...когда я выдавливаю твои прыщи, пульки гноя, как сперма...
   - Гов-НО! - завопил Французик. Машину пошло крутить юзом.
   Французик заработал баранкой.
   - Французик, - сказал я, подняв бутылку с текилой и отхлебнув, - а ведь
не выберемся.
   Машина слетела с дороги в трехфутовую канаву, разделявшую полосы шоссе.
Я передал ему бутылку.
   Мы вылезли из кабины и выкарабкались из канавы. Мы голосовали
проходившие машины, делясь тем, что оставалось на дне. Наконец, одна
остановилась. Парняга лет двадцати пяти, пьяный, сидел за рулем:
   - Вам куда, парни?
   - На поэтический вечер, - ответил Французик.
   - На поэтический вечер?
   - Ага, в Университет.
   - Ладно, залазьте.
   Он торговал спиртным. Заднее сиденье у него было забито коробками пива.
   - Пиво берите, - сказал он, - и мне тоже одну передайте.
   Он нас довез. Мы въехали прямиком в центр студгородка и встали перед
самым залом. Опоздали всего на 15 минут. Я вышел из машины, проблевался, а
потом мы зашли внутрь. Остановились только купить пинту водки, чтобы я
продержался.
   Я читал минут 20, потом отложил стихи.
   - Скучно мне от этого говнища, - сказал я, - давайте просто поговорим.
   Закончилось все тем, что я орал всякую хрень слушателям, а те орали
мне. Неплохая публика попалась. Они делали это бесплатно. Еще через
полчасика пара профессоров вытащила меня оттуда.
   - У нас есть для вас комната, Чинаски, - сказал один, - в женском
общежитии.
   - В женской общаге?
   - Правильно, миленькая такая комнатка.
   ...Это было правдой. На четвертом этаже. Один из преподов купил шкалик
вискача. Другой вручил мне чек за чтения, плюс деньги за билет, и мы
посидели, попили виски и поговорили. Я вырубился. Когда пришел в себя,
никого уже не было, но полшкалика оставалось. Я сидел, пил и думал: эй, ты
- Чинаски, Чинаски-легенда. У тебя сложился свой образ. Ты сейчас в общаге
у теток. Тут сотни баб, сотни.
   На мне были только трусы и носки. Я вышел в холл и подошел к ближайшей
двери. Постучал.
   - Эй, я Генри Чинаски, бессмертный писатель! Открывайте! Я хочу вам
кой-чего показать!
   Захихикали девчонки.
   - Ну ладно же, - сказал я. - Сколько вас там? двое? трое? Не важно. И с
тремя могу справиться! Без проблем! Слышите меня? Открывайте! У меня такая
ОГРОМНАЯ лиловая штука есть! Слушайте, я сейчас ею вам в дверь постучу!
   Я взял кулак и забарабанил им в дверь. Те по-прежнему хихикали.
   - Так. Значит, не впустите Чинаски, а? Ну так ЕБИТЕСЬ В РЫЛО!
   Я попробовал следующую дверь:
   - Эй, девчонки! Это лучший поэт последних 18 сот лет! Откройте дверь! Я
вам кой-чего покажу! Сладкое мясцо вам в срамные губы!
   Попробовал следующую.
   Я перепробовал все двери на этом этаже, потом спустился по лестнице и
проработал вс на третьем, потом - на втором. Вискач у меня был с собой, и
я притомился. Казалось, прошли часы с тех пор, как я покинул свою комнату.
Продвигаясь вперед, я пил. Непруха.
   Я забыл, где моя комната, на каком этаже. В конце концов, мне теперь
хотелось только одного - добраться до своей комнаты. Я снова перепробовал
все двери, на этот раз молча, очень стесняясь своих трусов с носками.
Непруха.
   Величайшие люди - самые одинокие.
   Снова оказавшись на четвертом этаже, я повернул одну из ручек - и дверь
отворилась. Вот мой портфель стихов... пустые стаканы, полная сигаретных
бычков пепельница... мои штаны, моя рубашка, мои башмаки, мой пиджак.
Чудесное зрелище. Я закрыл дверь, сел на постель и прикончил бутылку
виски, которую таскал с собой.
   Я проснулся. Стоял день. Я находился в странном чистом месте с двумя
кроватями, шторами, телевизором