Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
- Я не умею в пульку, - сказал я. - Я вечно сукно рву. И я даже не дама.
- Ну, как бы то ни было, подхожу я к столу, а там этот парень сам с
собой режется. Я подхожу к нему и говорю: Слушайте, вы за этим столом уже
долго. Мы с моими друзьями хотим слегка пульку расписать. Вы не
возражаете, если мы стол ненадолго займем? Он оборачивается и смотрит на
меня. Выжидает. А потом ухмыляется так и говорит: Ну, ладно.
Эди разгорячилась и заскакала вокруг стола, рассказывая свою историю, а
я тем временем давил косяка на ее ляжки.
- Я возвращаюсь и говорю ребятам: Стол - наш.
Наконец, этот тип за столом до последнего шара доходит, а тут
подваливает его корефан и говорит: Эй, Эрни, я слышал, ты стол уступаешь?
И знаешь, что он отвечает этому парню? Он говорит: Да-а, отдаю вон той
суке! Я это услышала, и у меня аж ПОБАГРОВЕЛО в глазах вс! Этот тип
нагнулся над столом последний шар послать, я беру кий и, пока он там
изгибается - хрясь по башке изо всей силы. Парень плюхнулся на стол как
мертвый. А в баре его знали, поэтому его кореша понабежали, а пока суд да
дело, мои друзья меня утащили. Господи, что за махаловка была! Бутылки
летят, зеркала бьются.... Уж и не знаю, как мы оттуда выбрались, но
выбрались. У тебя говна не найдется?
- Найдется, только я скручиваю не очень хорошо.
- Ладно, я сама этим займусь.
Эди забила тугой тонкий штакет - как профессионалка. Соснула его,
вдыхая со свистом, потом передала мне.
- И вот, значит, возвращаюсь я туда на следующий вечер, уже одна.
Хозяин, он же - бармен, меня узнал. Его зовут Клод. Клод, - говорю я ему,
- ты извини за вчерашнее, но тот тип возле стола - полная сволочь. Он меня
сукой обозвал.
Я разлил всем снова. Еще минута - и ее груди окажутся снаружи.
- Хозяин говорит: Ладно, вс нормально, забудем. Гляжу - парень, вроде,
ничего. Что пьешь? - спрашивает. Я тусуюсь немного по бару, пропускаю на
шару два-три стаканчика, тут-то он и говорит: Знаешь, мне бы еще одна
официантка не помешала.
- Эди дернула еще разок и продолжила: - Он мне о первой своей
официантке рассказал: Она мужиков-то завлекала, да с ней хлопот много
было. Одних парней с другими стравливала. Постоянно на сцене была. Потом я
обнаружил, что она на стороне подзарабатывает. Пользуется моим баром, чтоб
пизденку свою пристраивать!
- В самом деле? - спросила Сара.
- Он так сказал. Ладно, и вот он предлагает мне место официантки. И
говорит: Никакого жульничества на работе! Я ему посоветовала поменьше
пиздеть, я не из таких. И подумала, что, может, теперь получится скопить
хоть немного и поступить в Калифорнийский Университет, и стать химиком, и
французский выучить - мне этого всю жизнь хотелось. Потом он говорит:
Зайди-ка сюда, я хочу тебе показать, где мы храним излишки товара, и к
тому же у меня там есть форма, я хочу, чтобы ты ее померяла. Ее ни разу
еще не надевали, я думаю, она как раз твоего размера. И вот я захожу в
этот темный чуланчик с ним, и он там пытается меня облапать. Я его
отталкиваю. Тут он говорит: Ну, поцелуй меня только - слегка. Отъебись, -
говорю. Он лысый и толстый, и коротышка, и зубы вставные, и черные
бородавки на щеках, а из них волосы растут. Он втащил меня туда - цап за
жопу, а другой рукой - за сиськи, и обмусолить пытается. Я его опять
отпихиваю. У меня жена есть, - говорит он, - и я ее люблю, не беспокойся!
И снова на меня прыгает, а я ему коленом сами-знаете-куда. А у него там,
наверное, вообще ничего не было, он даже не пикнул. Я тебе денег дам, -
говорит, - я с тобой хорошо обращаться буду! Я ему говорю:
сам жуй свое говно и хоть сдохни. Так я еще одну работу потеряла.
- Грустная история, - сказал я.
- Слушайте, - сказала Эди, - мне надо идти. Веселого Рождества.
Спасибо за выпивку.
Она поднялась, и я проводил ее до двери, открыл. Она ушла по двору
прочь. Я вернулся и сел на место.
- Ах ты сукин сын, - сказала Сара.
- Чего ради?
- Если б меня тут не было, ты бы ее выеб.
- Да я эту дамочку едва знаю.
- Такое вымя! Да ты просто в ужасе был! Ты даже взглянуть на нее боялся!
- Что ей, заняться больше нечем - шарахается повсюду перед самым
Рождеством?
- А чего у нее самой не спросил?
- Она же сказала, что ищет Бобби.
- Если бы меня здесь не было, ты бы ее выеб.
- Не знаю. И не могу об этом знать....
Тут Сара встала и завопила. Разразилась рыданьями и выскочила в
соседнюю комнату. Я налил себе выпить. Цветные огоньки на стенах
вспыхивали и гасли.
99
Сара готовила гарнир к индюшке, а я сидел на кухне и разговаривал с ней.
Мы оба потягивали белое вино.
Зазвонил телефон. Я сходил и ответил. Дебра.
- Я просто хотела пожелать тебе Веселого Рождества, мокрая лапша.
- Спасибо, Дебра. И тебе тоже счастливого Санта-Клауса.
Мы немного поболтали, затем я вернулся и снова сел.
- Кто звонил?
- Дебра.
- Как она?
- Ничего, наверное.
- Чего ей надо было?
- Передает новогодние поздравления.
- Тебе эта органическая индюшка понравится, и фарш тоже хороший
получился. Люди яд лопают, чистый яд. Америка - одна из немногих стран,
где превалирует рак толстой кишки.
- Да, у меня в жопе часто чешется, но это просто геморрой. У меня его
однажды уже вырез.ли. Перед операцией они в кишки такую змею с лампочкой
вгоняют и смотрят, рак ищут. А змея довольно длинная. И тебе ее в самое
нутро всаживают!
Телефон зазвонил опять. Я сходил и взял. Кэсси.
- Как дела?
- Мы с Сарой индюшку готовим.
- Я по тебе соскучилась.
- И тебе Веселого Рождества. Как на работе?
- Нормально. Гуляем до 2-го.
- С Новым Годом тебя, Кэсси!
- Да что это с тобой такое, к чертовой матери?
- В голове немного шумит. Не привык я в такую рань белое вино пить.
- Позвони мне как-нибудь.
- Конечно.
Я вернулся в кухню.
- Это была Кэсси. Народ всегда на Рождество звонит. Может, и Драйер
Баба звякнет.
- Не звякнет.
- Почему?
- Он никогда вслух не разговаривал. Никогда не говорил и никогда к
деньгам не прикасался.
- Это неплохо. Дай попробовать гарнира.
- Валяй.
- Слушай - а здорово!
Потом телефон зазвонил снова. Так всегда. Стоит начать, и будет звонить
и звонить. Я зашел в спальню и ответил.
- Алло, - сказал я. - Кто это?
- Ты сукин сын. Не узнаешь?
- Да нет, не совсем. - Какая-то пьяная тетка.
- Угадай.
- Постой. Я знаю! Это Айрис!
- Да, Айрис! И я беременна!
- Ты знаешь, кто отец?
- Какая разница?
- Наверное, ты права. Как там у вас, в Ванкувере?
- Нормально. До свидания.
Я снова зашел на кухню.
- Это была канадская танцовщица живота, - сообщил я Саре.
- Как у нее дела?
- Она полна предновогоднего веселья.
Сара поставила индюшку в духовку, и мы вышли в переднюю комнату.
Немного потрепались. Затем телефон зазвонил снова.
- Алло, - сказал я.
- Вы Генри Чинаски? - Молодой мужской голос.
- Да.
- Вы - Генри Чинаски, писатель?
- Ага.
- В самом деле?
- Ага.
- Ну, а мы - компания парней из Бель-Эра, и мы в натуре врубаемся в
ваши дела, чувак! Мы так в них врубаемся, что хотим вас вознаградить,
чувак!
- О?
- Ага, мы щас приедем и пива с собой привезем.
- Засуньте это пиво себе в задницу.
- Что?
- Я сказал, засуньте его себе в жопу!
Я повесил трубку.
- Кто там был? - спросила Сара.
- Я только что потерял 3 или 4 читателей из Бель-Эр. Но оно того стоило.
Индюшка была готова, и я вытащил ее из духовки, выложил на блюдо, убрал
машинку и все свои бумаги с кухонного стола и поставил на него индюшку.
Начал ее разрезать, а Сара внесла овощи. Сели за стол. Я положил себе на
тарелку, Сара - себе. Смотрелось здорово.
- Надеюсь, эта, с сиськами, больше не придет, - сказала Сара.
Мысль о ней ее, похоже, очень расстраивала.
- Если придет, я положу ей кусочек.
- Что?
Я показал на индюшку.
- Я сказал, дам ей кусочек. Сама увидишь.
Сара закричала. Вскочила из-за стола. Она вся дрожала. Потом убежала в
спальню. Я посмотрел на свою индюшку. Не елось. Снова нажал не на ту
кнопку. Я вышел в переднюю комнату со стаканом и сел. Подождал минут 15, а
потом засунул индюшку и овощи в холодильник.
Сара вернулась к себе на следующий день, а я съел бутерброд с холодной
индюшкой часа в 3. Около 5 в дверь ужасно затарабанили. Я открыл. Там
стояли Тэмми с Арлиной. Они крейсировали на спиде. Они вошли и заскакали
по комнате, разговаривая одновременно.
- Есть чего-нибудь выпить?
- Блядь, Хэнк, у тебя есть хоть чего-нибудь выпить?
- Как твое Рождество ебаное?
- Ага, как твое ебаное Рождество, чувак?
- В лБднике есть пиво и вино, - сказал я им.
(Всегда можно определить старомодного парня: он холодильник называет
ледником.)
Они протанцевали на кухню и открыли ледник.
- Эй, да тут индюшка!
- Мы есть хотим, Хэнк! Можно немного индюшки?
- Конечно.
Тэмми вышла с ножкой и вгрызлась в нее.
- Эй, ужасная индюшка! Ей нужны специи!
Арлина вышла с ломтиками мяса в руках.
- Ага, ей специй не хватает. Слишком пресная! У тебя специи есть?
- В буфете, - ответил я им.
Они запрыгнули обратно в кухню и начали орошать индюшку специями.
- Вот так! Так лучше!
- Ага, теперь хоть какой-то вкус появился!
- Органическая индюшка, говно!
- Да, это говно!
- Я еще хочу!
- Я тоже. Но специи нужны.
Тэмми вышла и села в кресло. Она уже почти прикончила индюшачью ногу.
Потом взяла косточку, надкусила и разломила пополам, начала жевать. Я был
поражен. Она ела косточку от ноги, выплевывая осколки на ковер.
- Эй, ты же кость ешь!
- Ага, клево!
Тэмми убежала на кухню за добавкой.
Вскоре они обе оттуда вынырнули, каждая - с бутылкой пива.
- Спасибо, Хэнк.
- Ага, спасибо, чувак.
Они сели, посасывая пиво.
- Ну ладно, - сказала Тэмми, - нам пора.
- Ага, мы поехали насиловать каких-нибудь молоденьких абитуриентов!
- Ага!
Обе подскочили и исчезли за дверью. Я вошел в кухню и заглянул в
холодильник. Индюшка выглядела так, будто ее изувечил тигр: тушка попросту
разорвана на куски. Непристойное зрелище.
Сара подъехала ко мне на следующий вечер.
- Ну, как индюшка? - спросила она.
- Ничего.
Она вошла и открыла холодильник. И закричала. И выбежала оттуда.
- Боже, мой, что случилось?
- Тэмми с Арлиной заходили. Мне кажется, они неделю ничего не ели.
- Ох, меня тошнит. Сердце разрывается!
- Извини. Я все равно не смог бы их остановить. Они на амфетаминах
сидели.
- Ладно, тут я только одно могу сделать.
- Что именно?
- Сварить тебе хороший индюшачий суп. Схожу куплю овощей.
- Ладно. - Я дал ей двадцатку.
В тот вечер Сара приготовила суп. Он был вкусен. Уходя наутро, она
проинструктировала меня, как его разогревать.
Тэмми постучалась ко мне около 4. Я впустил ее, и она прошла прямиком
на кухню. Открылась дверца холодильника.
- Эй, суп, а?
- Ага.
- Хороший вообще?
- Ага.
- Не против, если я попробую?
- Валяй.
Я услышал, как она ставит его на плиту. Потом услышал, как она лезет
туда ложкой.
- Боже! Да он пресный! Ему нужны специи!
Я слышал, как она ложкой сыплет в кастрюлю приправы. Затем пробует.
- Так лучше! Но еще нужно! Я же итальянка, знаешь?
Так... вот... так лучше! Теперь пускай греется. Можно пива?
- Давай.
Она вышла с бутылкой и села.
- Ты по мне скучаешь? - спросила она.
- Этого ты никогда не узнаешь.
- Я, наверное, снова получу свою старую работу в Игривом Манеже.
- Здорово.
- Там чаевые клевые дают. Один парень каждый вечер давал мне на чай по
5 долларов. Он был в меня влюблен. Но ни разу на свидание не пригласил.
Просто лыбился и вс. Странный такой. Ректальным хирургом был, и иногда
спускал под столом, когда я мимо проходила. Я по запаху эту дрянь на нем
определяла, понимаешь.
- Ну, ты же его заводила....
- По-моему, суп готов. Хочешь?
- Нет, спасибо.
Тэмми зашла в кухню, и я услышал, как она ложкой выскребает кастрюлю.
Ее не было долго. Потом вышла.
- Можешь занять мне пятерку до пятницы?
- Нет.
- Ну, хоть пару баксов.
- Нет.
- Тогда дай доллар.
Я выгреб Тэмми мелочь из кармана. Получилось доллар и тридцать семь
центов.
- Спасибо, - сказала она.
- Не за что.
И она исчезла за дверью.
Сара зашла на следующий вечер. Она редко заходила так часто: тут вс
дело в праздниках - все потеряны, полубезумны, испуганы. У меня было
наготове белое вино, и я сразу налил нам обоим по стаканчику.
- Как в Таверне дела? - спросил я у нее.
- Дерьмовый бизнес. Едва хватает, чтобы не закрыться.
- Где же все твои клиенты?
- Они навалили из города; все куда-то подевались.
- Во всех наших планах дырки бывают.
- Не во всех. У некоторых постоянно вс получается и получается.
- Это правда.
- Как суп?
- Почти кончился.
- Понравился?
- Мне много не досталось.
Сара зашла на кухню и открыла холодильник.
- Что произошло с супом? Он странно выглядит.
Я услышал, как она его пробует. После чего подбегает к раковине и
выплевывает.
- Господи, да он отравлен. Что случилось? Что, Тэмми с Арлиной
вернулись и суп тоже съели?
- Одна Тэмми.
Сара не стала кричать. Она просто вылила остатки супа в раковину и
включила дробилку для мусора. Я слышал, как она всхлипывает, стараясь не
издавать ни звука. Крутое Рождество было у бедной органической индюшки.
100
Новогодняя ночь - еще одна погань, которую надо пережить. Мои родители,
бывало, всегда наслаждались ею, слушая, как Новый Год приближается по
радио, город за городом, пока не приходит в Лос-Анжелес. Взрывались
петарды, ревели свистки и дудки, блевали пьяницы-любители, мужья
заигрывали с чужими женами, а жены заигрывали с кем ни попадя. Все
целовались, хватали друг друга за задницы в ванных и чуланах, а иногда и
на виду у всех, особенно в полночь, и на следующий день происходили
кошмарные семейные разборки, не говоря уже о Параде Турнира Роз и играх на
Кубок Розы.
В канун Нового Года Сара приехала пораньше. Ее возбуждали такие вещи,
как Волшебная Гора, кино про открытый космос, Звездный Путь и определенные
рок-группы, шпинат со сметаной и чистая пища вообще, но, вместе с тем, в
ней было больше основного здравого смысла, чем в любой другой женщине из
всех, что я встречал. Может быть, только единственная - Джоанна Довер -
могла сравниться с нею здравомыслием и добродушием. Сара же была
симпатичнее и гораздо преданнее, чем все остальные мои тетки, поэтому
наступавший год, в конечном итоге, не обещал быть слишком паршивым.
Мне только что по телевизору пожелал Счастливого Нового Года местный
идиот-комментатор. Не люблю, когда меня поздравляют с Новым Годом
незнакомые люди. Откуда он знает, кто я такой? Может, я тот мужик, который
подвесил к потолку на проводе за лодыжки свою пятилетнюю дочь, засунул ей
в рот кляп и медленно кромсает на кусочки.
Мы с Сарой начали праздновать и выпивать, но напиваться - сложно, когда
полмира тужится напиться вместе с тобой.
- Ну что ж, - сказал я Саре, - неплохой был год. Никто меня не убил.
- И ты по-прежнему каждый вечер можешь выпивать и каждый день
просыпаться к полудню.
- Продержаться бы еще годик.
- Это у тебя просто старый алкогольный гон.
В дверь постучали. Я глазам своим не поверил. Динки Саммерс,
фолк-рокер, со своей подружкой Дженис.
- Динки! - заверещал я. - Эй, бля, чувак, что происходит?
- Черт его знает, Хэнк. Просто решили вот зайти.
- Дженис, это Сара. Сара... Дженис.
Сара вышла и принесла еще два стакана. Я разлил. Разговор не клеился.
- Написал примерно десяток новых штучек. Мне кажется, у меня уже лучше
получается.
- Я тоже так думаю, - вставила Дженис, - в самом деле.
- Эй, слушай, чувак, помнишь тот вечер, который я перед тобой
открывал... Скажи мне, Хэнк, я настолько плохим был?
- Послушай, Динки, я не хочу оскорблять твои чувства, но я тогда пил
больше, чем слушал. Я думал о себе - как придется выходить, и я готовился,
собирался с духом, мне аж блевать хотелось.
- А я просто обожаю стоять перед толпой, и когда до них добиваю, и
толпе нравятся мои вещи, я просто балдею на седьмом небе.
- С писательством по-другому. Все делаешь в одиночестве, с живой
публикой нет ничего общего.
- Может, ты и прав.
- Я там была, - вмешалась Сара. - Двое парней помогали Хэнку выйти на
сцену. Он был пьян и ему было худо.
- Слушай, Сара, - спросил Динки, - а мое выступление действительно
плохо прошло?
- Отнюдь. Им просто Чинаски не терпелось. Вс остальное их раздражало.
- Спасибо, Сара.
- Просто фолк-рок мне мало чего дает, - сказал я.
- А что тебе нравится?
- Почти все немецкие классики плюс несколько русских композиторов.
- Я написал около десяти новых штучек.
- Может, мы что-нибудь послушаем? - предложила Сара.
- Но у тебя ведь гитары с собой нет, верно? - спросил я.
- О, есть у него, есть, - сказала Дженис, - она всегда с ним!
Динки встал, вышел и достал инструмент из машины. Потом сел, скрестив
ноги, на ковер и начал эту штуку настраивать. Сейчас у нас будут настоящие
живые развлечения. Вскоре он запел. У него был полный, сильный голос,
отскакивал от стен. Песня про женщину. О надрыве между Динки и какой-то
бабой.
На самом деле, не очень фигово. Может, со сцены, когда народ платит,
вообще вс в порядке будет. Но когда они такие сидят прямо перед тобой на
коврике, сказать сложнее. Слишком лично и неловко. Однако, решил я, он не
совсем плох. Но беда с ним, беда. Стареет. Золотые кудри уже не совсем
золотые, а глазастая невинность слегка осунулась. Скоро у него будут
большие неприятности.
Мы зааплодировали.
- Слишком много, мужик, - сказал я.
- Тебе действительно понравилось, Хэнк?
Я помахал в воздухе рукой.
- Ты же знаешь, я всегда подрубался по твоим делам, - сказал он.
- Спасибо, мужик.
Он перескочил к следующей песне. Она также была о женщине. О его
женщине, о бывшей: шлялась где-то целую ночь. В песне слышалось немного
юмора, но я не уверен, был ли юмор намеренным. Как бы то ни было, Динки
допел до конца, и мы похлопали. Он перешел к следующей.
На Динки снизошло вдохновение. В нем было много звука. Его ноги елозили
и ежились в теннисных тапочках, и он этого не скрывал. На самом деле,
перед нами каким-то образом сидел действительно он сам. Не смотрелся как
надо и не слушался как надо, однако, на-гора выдавал гораздо лучше, чем
можно услышать обычно. Мне стало погано от того, что я не могу похвалить
его без зазрения совести. Но опять-таки: если солжешь человеку насчет его
таланта только потому, что он сидит напротив, это будет самая
непростительная ложь из всех, поскольку равносильна тому, чтобы сказать:
давай дальше, продолжай, - а это, в конечном итоге, худший способ
растратить жизнь человека без истинного таланта.
Однако, многие именно так и поступают - друзья и родственники, главным
образом.
Динки пустился в следующую песню. Он собирался преподнести нам все
десять. Мы слушали и аплодировали, но, по крайней мере, мои аплодисменты
были самыми сдержанными.
- Вот эта 3-я строчка, Динки, мне она не понравилась, - сказал я.
- Но она мне необходима, понимаешь, потому что...
- Я знаю.
Динки продолжал. Он спел все свои песни. Это заняло довольно много
времени. Между песнями были паузы для отдыха. Когда Новый Год, наконец,
наступил, Динки, Дженис, Сара и Хэнк по-прежнему были вместе. Но гитарный
чехол, слава те господи, застегнули. Повешенный присяжный.
Динки с Дженис уехали где-то около часу ночи, а мы с Сарой отправились
спать. Мы начали обниматься и целоваться. Я, как я уже объяснял, -
поцелуйный маньяк. Почти не могу с этим справиться. Великие поцелуи редки,
крайне редки. В кино или по телевизору никогда не целуются как надо. Сара
и я лежали в постели, потираясь телами,