Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
с хорошими поцелуями, по-тяжелой.
Она по-настоящему дала себе волю. Раньше вс было одинаково. Драйер Баба
следил сверху - и она хватала меня за хуй, и я игрался с ее пиздой, и вс
заканчивалось тем, что она терлась моим хуем вдоль своей пизды, а наутро
кожа на члене у меня вся была красной и стертой от трения.
Мы перешли к трению. И тут она вдруг захватила рукой мой хрен и
скользнула им себе в щель.
Поразительно. Я не знал, что мне делать.
Вверх и вниз, правильно? То есть, скорее, внутрь и наружу. Как на
велосипеде ездить: такое не забывается. Она была поистине прекрасной
женщиной. Я не мог сдержаться. Я схватил ее за рыжие-с-золотом волосы,
притянул ее рот к своему и тут же кончил.
Она встала и ушла в ванную, а я посмотрел на свой голубой потолок
спальни и сказал: Драйер Баба, прости ее.
Но поскольку он никогда не разговаривал и никогда не прикасался к
деньгам, я не мог ни ответа от него ожидать, ни заплатить ему.
Сара вышла из ванной. Фигурка тонкая - худенькая и загорелая, но
обворожительная. Сара забралась в постель и мы поцеловались. То был легкий
любовный поцелуй открытыми ртами.
- С Новым Годом тебя, - сказала она.
Мы уснули, обернутые друг вокруг дружки.
101
Я переписывался с Таней, и вечером 5 января она позвонила. У нее был
высокий возбужденный сексуальный голос, какой раньше был у Бетти Буп.
- Я прилетаю завтра вечером. Ты заберешь меня в аэропорту?
- Как я тебя узнаю?
- На мне будет белая роза.
- Клево.
- Слушай, ты точно хочешь, чтобы я приехала?
- Да.
- Ладно, буду.
Я положил трубку. Подумал о Саре. Но мы с Сарой ведь не женаты.
У мужчины есть право. Я - писатель. Я - грязный старик. Человеческие
отношения вс равно не работают. Только в первых двух неделях есть какой-то
кайф, потом участники теряют всякий интерес. Маски спадают, и проглядывают
настоящие люди: психопаты, имбецилы, одержимые, мстительные, садисты,
убийцы. Современное общество насоздавало собственных разновидностей, и все
они пируют друг другом.
Дуэль со смертельным исходом - в выгребной яме. Самое большое, на что
можно надеяться в отношениях между двумя людьми, решил я, - это два с
половиной года.
У сиамского короля Монгута было 9000 жен и наложниц; у царя Соломона из
Ветхого Завета - 700 жен; у Августа Сильного из Саксонии - 365 жен, по
одной на каждый день года. Безопасность - в количестве.
Я набрал номер Сары. Та была дома.
- Привет, - сказал я.
- Я рада, что ты позвонил, - ответила она. - Я как раз о тебе думала.
- Как дела в старой Таверне здоровой пищи?
- Неплохой день был.
- Тебе нужно поднять цены. Ты все раздаешь бесплатно.
- Если я буду выходить только по нолям, не нужно будет платить налоги.
- Слушай, мне сегодня вечером кое-кто позвонил.
- Кто?
- Таня.
- Таня?
- Да, мы переписывались. Ей нравятся мои стихи.
- Я видела это письмо. То, что она написала. Ты его где-то оставил
валяться. Это та, что прислала тебе фотографию, где пизду видно?
- Да.
- И она к тебе едет?
- Да.
- Хэнк, мне плохо, мне хуже, чем плохо. Я не знаю, что мне делать.
- Она едет. Я уже сказал, что встречу ее в аэропорту.
- Что ты пытаешься сделать? Что это значит?
- Может, я - нехороший человек. Бывают разные виды и степени, сама ведь
знаешь.
- Это не ответ. А как же ты, а как же я? Как с нами быть?
Ненавижу, когда говоришь, как в мыльной опере, но я позволила вмешаться
своим чувствам....
- Она приезжает. У нас с тобой конец, значит?
- Хэнк, я не знаю. Наверное. Я так не могу.
- Ты была очень добра ко мне. Я не уверен, что всегда знаю, что делаю.
- Сколько она здесь будет?
- Два или 3 дня, я думаю.
- Ты что, не понимаешь, каково мне?
- Понимаю, наверное....
- Ладно, позвонишь, когда она уедет, тогда посмотрим.
- Ладно.
Я зашел в ванную и посмотрел на свое лицо. Оно выглядело ужасно.
Я выщипал несколько седых волосин из бороды и над ушами. Здравствуй,
Смерть. У меня было почти 6 десятилетий. Ты так часто промахивалась лишь
на волосок, что я уже давно должен быть твоим. Хочу, чтобы меня похоронили
возле ипподрома... где слышно последний заезд.
На следующий вечер я сидел в аэропорту, ждал. Было еще рано, поэтому я
пошел в бар. Заказал выпить и услышал чей-то плач. Я оглянулся. За
столиком в глубине всхлипывала женщина. Молодая негритянка - очень
светлого оттенка - в облегающем синем платье, балдая. Ноги она задрала на
стул, платье сползло, и там были эти длинные, гладкие, аппетитные бедра. У
каждого парня в баре стояло наверняка. Я не мог оторвать глаз. Раскалена
докрасна. Я уже представлял ее на своей кушетке, как она показывает мне
всю эту ногу. Я купил еще выпить и подошел. Встал рядом, стараясь не
показывать эрекцию.
- С вами вс в порядке? - спросил я. - Могу я как-нибудь помочь?
- Ага, купи мне злюку.
Я вернулся, неся ее виски с мятным ликером, и сел. Она сняла ноги со
стула. Я присел рядом в кабинке. Она закурила и прижалась ко мне бедром.
Я тоже зажег сигарету.
- Меня зовут Хэнк, - представился я.
- Я Элси, - ответила она. Я прижался к ней ногой, медленно подвЕгал ею
вверх и вниз.
- Я поставляю водопроводные принадлежности, - сказал я. Элси промолчала.
- Этот сукин сын меня бросил, - наконец, произнесла она, - и я его
ненавижу, Боже ты мой. Если б ты знал, как я его ненавижу!
- Так бывает почти с каждым от 6 до 8 раз.
- Вероятно, но мне от этого не легче. Я просто хочу его убить.
- Не бери сильно в голову.
Я протянул под столом руку и сжал ей колено. У меня стоял так, что
больно. Я был чертовски близок к оргазму.
- Пятьдесят долларов, - сказала Элси.
- За что?
- По-любому, как захочешь.
- Ты что, в аэропорту работаешь?
- Ага, печенюшки грлскаутские продаю.
- Извини, я подумал, что у тебя беда. Мне маму через пять минут
встречать.
Я встал и отошел. Шлюха! Когда я оглянулся, Элси снова задрала ноги на
стул, показывая больше, чем раньше. Я чуть было не вернулся.
Чрт бы тебя побрал в любом случае, Таня.
Самолет Тани подлетел, приземлился и не разбился. Я стоял и ждал, чуть
позади столпотворения встречавших. Какой она окажется? Я не хотел думать о
том, каким окажусь я. Пошли первые пассажиры - я ждал.
О, посмотрите на эту! Если б только она была Таней!
Или эта. Боже мой! Какая ляжка. В желтом, улыбается.
Или вон та... В моей кухне, моет посуду.
Или та... орт на меня, одна грудь вывалилась.
В этом самолете действительно было несколько настоящих женщин.
Я почувствовал, как кто-то похлопал меня сзади по спине. Я обернулся -
за мной стояло крохотное дитя. Выглядела она на 18, длинная тонкая шейка,
немного округлые плечики, длинный нос, но грудки, да, и ножки тоже, и
попка, да.
- Это я, - сказала она.
Я поцеловал ее в щеку.
- Багаж есть?
- Да.
- Пошли в бар. Ненавижу ждать багажа.
- Ладно.
- Ты такая маленькая....
- Девяносто фунтов.
- Господи.... - Я бы раскроил ее надвое. Будет похоже на изнасилование
несовершеннолетней.
Мы вошли в бар и сели в кабинку. Официантка попросила танины документы.
У той они были наготове.
- Выглядите на 18, - сказала официантка.
- Я знаю, - ответила Таня своим высоким голоском Бетти Буп. - Мне виски
кислого.
- Дайте мне коньяку, - сказал официантке я.
Через две кабинки от нас мулатка по-прежнему сидела, задрав платье на
жопу. Трусики у нее были розовые. Она смотрела на меня, не отрываясь.
Официантка принесла напитки. Мы начали их не спеша попивать. Я увидел,
как мулатка встала. Покачиваясь, подплыла к нашей будке. Оперлась обеими
руками на стол и нагнулась. От нее несло пойлом. Она посмотрела на меня.
- Так это - твоя мать, а, уебище поганое?
- Мама приехать не смогла.
Элси перевела взгляд на Таню.
- Ты сколько берешь, дорогуша?
- Отъебись, - сказала Таня.
- Отсасываешь хорошо?
- Продолжай в том же духе. Тогда из желтой станешь синей в подпалинах.
- И чем ты это сделаешь? Мешочком с дробью?
Элси отошла, покачивая нам своей кормой. Она едва доползла до своей
кабинки и снова вытянула эти свои достославные ноги. Ну почему я не могу
обеих сразу? У короля Монгута 9000 жен. Подумать только: 365 дней в году
разделить на 9000. Никаких ссор. Никаких менструальных периодов. Никакой
психической перегрузки. Лишь пир, и пир, и пир один. Должно быть, королю
Монгуту было очень трудно умирать - или же очень легко. Среднего не бывает.
- Кто это? - спросила Таня.
- Это Элси.
- Ты ее знаешь?
- Она пыталась меня снять. Хочет 50 долларов, чтобы взять за щеку.
- Она меня вывела... Я знала много гроидов, но...
- Что такое гроид?
- Гроид - это черномазый.
- А-а.
- Что, никогда не слышал?
- Ни разу.
- Так вот, а я знала много гроидов.
- Ладно.
- Хотя у нее великолепные ноги. Она чуть было меня не распалила.
- Таня, ноги - это лишь часть.
- Какая часть?
- БЛльшая.
- Пошли багаж забирать...
Когда мы уходили, Элси заверещала нам вслед:
- До свиданья, мама!
Я так и не понял, к кому из нас она обращалась.
Снова у меня, мы сидели на кушетке и пили.
- Ты несчастлив оттого, что я приехала? - спросила Таня.
- С тобой я не несчастлив...
- У тебя была подружка. Ты мне писал о ней. Вы до сих пор вместе?
- Не знаю.
- Хочешь, чтобы я уехала?
- Не думаю.
- Слушай, я считаю, что ты - великий писатель. Ты - один из немногих
писателей, кого я еще могу читать.
- Да? А остальные мерзавцы кто?
- Сейчас ни одно имя в голову не лезет.
Я наклонился и поцеловал ее. Ее рот был открыт и влажен. Она сдалась
легко. Ну и штучка. Девяносто фунтов. Как слон и церковная мышка.
Таня встала вместе со своим стаканом, поддернула юбку и села мне на
колени верхом, лицом ко мне. Трусиков она не носила. Она начала тереться
своей пиздой о мою восставшую плоть. Мы хватали друг друга, мы целовались,
а она продолжала тереться. Очень эффективно. Извивайся, маленький змееныш!
Затем Таня расстегнула на мне штаны. Взяла мой хуй и втолкнула себе в
пизду. Начала скакать. Она это могла, всеми своими 90 фунтами. Я едва
мыслил. Я производил слабые, полуодушевленные движения, время от времени
встречая ее. Иногда мы целовались. Отвратительно: меня насиловал ребенок.
Она всем заправляла. Загнала меня в угол, в капкан. Безумие. Одна плоть,
никакой любви. Мы пропитывали воздух вонью чистого секса. Дитя мое, дитя
мое. Как может твое крохотное тельце делать вс это? Кто изобрел женщину? С
какой конечной целью? Прими же этот столп! И мы ведь совершенно незнакомы!
Будто ебешь собственное говно.
Она работала, как обезьянка на поводке. Таня была верной читательницей
всех моих работ. Она ввинтилась в меня. Это дитя кое-что знало.
Она чувствовала мою злость. Она работала яростно, играя со своим
клитором одной рукой, откинув назад голову. Мы вместе попались в старейшую
и самую возбуждающую на свете игру. Мы кончили одновременно, и оно вс
длилось и длилось, пока я не подумал, что сердце у меня сейчас
остановится. Она опала на меня, крохотная и хрупкая. Я коснулся ее волос.
Она была вся в поту. Затем оторвалась от меня и ушла в ванную.
Изнасилование ребенка, итог. Детей нынче учат хорошо. Насильник
изнасилован сам. Предел справедливости. Это она-то - эмансипированная
женщина? Дудки, она просто-напросто горяча.
Таня вышла. Мы выпили еще. Черт возьми, она начала смеяться и болтать
как ни в чем ни бывало. Да, вот где собака зарыта. Для нее это просто
какое-то упражнение, как пробежка или круг по бассейну.
Таня сказала:
- Наверное, мне придется съехать оттуда, где я живу. Рекс меня уже
достал.
- О.
- Я имею в виду, секса у нас нет, и никогда не было, однако, он такой
ревнивый. Помнишь тот вечер, когда ты мне позвонил?
- Нет.
- Так вот, когда я повесила трубку, он аж телефон от стенки оторвал.
- Может, он тебя любит. Ты б получше с ним обращалась.
- А ты сам хорошо обращаешься с теми, кто тебя любит?
- Нет, не хорошо.
- Почему?
- Я инфантил; тут я не могу ничего поделать.
Мы пили весь остаток ночи, потом легли спать перед самой зарей.
Мне не удалось расколоть эти 90 фунтов напополам. Она могла справиться
и со мной, и со многими, многими другими.
102
Когда я проснулся через несколько часов, Тани в постели не было.
На часах всего 9. Я нашел ее на кушетке - она сидела и отхлебывала из
пинты вискача.
- Господи, ну и рано же ты начинаешь.
- Я всегда просыпаюсь в 6 и сразу встаю.
- Я всегда встаю в полдень. У нас с тобой будет проблема.
Таня продолжала шпарить виски, а я вернулся в постель. Вставать в 6
утра - безумие. Должно быть, у нее нервы не в порядке. Не удивительно, что
она ни шиша не весит.
Она зашла в спальню:
- Схожу погуляю.
- Давай.
Я снова уснул.
Когда я проснулся в следующий раз, Таня сидела на мне. Хуй у меня был
тверд и похоронен у нее в пизде. Она снова на мне скакала. Она закидывала
назад голову, вся изгибалась. Всю работу делала сама. Она тихонько ахала
от восторга, ахи раздавались вс чаще и чаще. Я тоже начал покряхтывать.
Громче. Я чувствовал, что уже приближаюсь. Я уже был в нем. Потом он
произошел - хороший, долгий, жсткий оргазм. Затем Таня с меня слезла. Я
по-прежнему оставался тверд. Таня опустила туда свою голову и, глядя мне
прямо в глаза, стала слизывать сперму прямо с головки члена. Судомойка еще
та.
Она встала и ушла в ванную. Я слышал, как набегает вода. Всего 10.15
утра. Я снова уснул.
103
Я повез Таню в Санта-Аниту. Сенсацией сезона был 16-летний жокей,
скакавший со своим весовым преимуществом в 5 фунтов. Откуда-то с востока и
выезжал в Санта-Аните впервые. Ипподром предлагал приз в 10.000 долларов
тому, кто правильно угадает победителя гвоздевого заезда, но его или ее
выбор надо было вытягивать из всех остальных названных. На каждую лошадь
по одному человеку - с этого вс и начиналось.
Мы приехали где-то к 4-му заезду, а эти обсосы уже заполнили трибуны
под завязку. Все места заняты, негде даже машину поставить. Ипподромные
служители направили нас к ближайшему торговому центру. Оттуда нас должны
были привезти на автобусе, а обратно после последнего заезда явно пришлось
бы тащиться пхом.
- Это безумие. Поехали лучше домой, - сказал я Тане.
Та отхлебнула из своей пинты.
- Поебать, - сказала она, - мы уже здесь.
Мы вошли внутрь - там я знал одно особое местечко, удобное и
уединенное, и повел ее туда. Единственная неприятность - дети его тоже
обнаружили. Они бегали вокруг, поднимая ногами пыль и вопя, но это все
равно лучше, чем стоять.
- Мы уходим после 8-го заезда, - сказал я Тане. - Последние из этой
толпы не смогут выбраться отсюда до самой полуночи.
- Спорить готова, на скачках хорошо можно мужиков кадрить.
- Шлюхи в клубе работают.
- А тебя тут когда-нибудь снимали?
- Один раз, но это не считается.
- Почему?
- Я ее уже знал раньше.
- Ты разве не боишься чего-нибудь подцепить?
- Боюсь, конечно, поэтому большинство мужиков дает только за щеку.
- А тебе так нравится?
- Ну да, еще бы.
- Когда ставки делать?
- Сейчас.
Таня пошла со мной к окошечкам тотализатора. Я подошел к тому, что на 5
долларов. Она стояла рядом.
- А откуда ты знаешь, на кого ставить?
- Этого никто не знает. Но в основе своей система очень простая.
- Типа как?
- Ну, в общем и целом, лучшая лошадь стартует с почти равными шансами,
и по мере того, как лошади становятся хуже, шансы нарастают. Но так
называемая лучшая лошадь выигрывает один раз из трех с шансами меньше, чем
3 к одному.
- А можно ставить на всех лошадей в заезде?
- Да, если хочешь обнищать побыстрее.
- Выигрывает много народу?
- Я бы сказал, примерно один из 20 или 25.
- Зачем они сюда приходят?
- Я не психиатр, но я - здесь. И могу вообразить, что пара-тройка
психиатров тоже сюда ездит.
Я поставил 5 на победителя на 6 лошадь и мы отправились смотреть заезд.
Я всегда предпочитал лошадей с ранним стартом, особенно если они вылетают
в последнем заезде. Игроки называли таких лодырями, но ведь всегда
получаешь лучшую цену за те же самые способности, что и у зубрил,
финиширующих резко. Я получил 4 к одному за своего лодыря; он опередил на
2 с половиной корпуса и оплачивался 10.20 долларами на каждые 2. Я был в
выигрыше в 25.50 баксов.
- Давай возьмем чего-нибудь выпить, - предложил я Тане. - Бармен здесь
делает лучшие Кровавые Мэри во всей Южной Калифорнии.
Мы пошли в бар. Там попросили танины документы. Мы получили напитки.
- Кто тебе нравится в следующем заезде? - спросила Таня.
- Заг-Зиг.
- Думаешь, выиграет?
- А у тебя две груди?
- А ты заметил?
- Да.
- Где тут дамская комната?
- Два раза направо.
Как только Таня ушла, я заказал еще одну КМ. Ко мне подошел черный
парень. На вид ему был полтинник.
- Хэнк, старик, как поживаешь?
- Держусь.
- Мужик, мы в натуре по тебе скучаем на почте. Ты был у нас одним из
самых смешных парней. В смысле, нам тебя очень не хватает.
- Спасибо, скажи ребятам, что я привет передавал.
- А сейчас что делаешь, Хэнк?
- О, стучу на машинке.
- Это в каком смысле?
- Стучу на машинке....
Я поднял руки и попечатал по воздуху.
- В смысле, машинисткой в конторе?
- Нет, пишу.
- Что пишешь?
- Стихи, рассказы, романы. Мне за это платят.
Он посмотрел на меня. Потом отвернулся и отошел.
Вернулась Таня.
- Какой-то сукин сын пытался меня снять!
- Во как? Извини. Надо было пойти с тобой.
- Нет, какой хам, а? Терпеть не могу таких типов!
Мерзость какая!
- Если б у них было хоть немного оригинальности, было б лучше. У них
просто нет воображения. Может, поэтому они совсем одни.
- Я поставлю на Заг-Зига.
- Пойду куплю тебе билетик....
Заг-Зиг просто не раскочегарился. Он пришел к воротам слабо, жокей
уныло сшиб побелку со столбика своим хлыстом. Заг-Зиг хило оторвался,
потом помчался вприскочку. Опередил всего одну лошадь. Мы вернулись в бар.
Ну и заездик, бля, с 6 к 5 попыткам.
Мы взяли две Мэри.
- Так тебе нравится, когда берут за щеку? - спросила меня Таня.
- Вс зависит. Некоторые это хорошо делают, а большинство не умеет.
- Ты здесь когда-нибудь с друзьями встречаешься?
- Только что встретился, перед предыдущим заездом.
- С женщиной?
- Нет, с парнем, на почте работает. У меня, на самом деле, нет друзей.
- У тебя есть я.
- Девяносто фунтов ревущего секса.
- И это - вс, что ты во мне видишь?
- Конечно, нет. У тебя еще есть эти огромные, огромные глаза.
- Ты не очень-то мил.
- Пойдем, на следующий заезд успеть надо.
Мы успели на следующий заезд. Она поставила на своих, я - на своих. Оба
проиграли.
- Поехали отсюда, - предложил я.
- Ладно, - согласилась Таня.
Вернувшись ко мне, мы сели на тахту выпивать. На самом деле, она
неплохая девчонка. Есть в ней что-то печальное. Носит платья и шпильки, и
лодыжки у нее ничего. Я не вполне был уверен, чего именно она от меня
ожидала.
Мне не хотелось обижать ее. Я ее поцеловал. Длинный, тонкий язычок
затрепетал у меня во рту. Я подумал о серебристой рыбке тарпон. Во всем
столько печали, даже когда вс получается.
Потом Таня расстегнула мне ширинку и взяла мой хуй в рот.
Вытянула его и взглянула на меня. Она стояла на коленях у меня между
ног.
Смотрела мне прямо в глаза и обводила языком головку. У нее за спиной
остатки солнца протекали сквозь мои грязные жалюзи. Потом приступила. Она
абсолютно не владела никакой техникой; она ничегошеньки не знала о том,
как это надо. Прямое и простое покусывание и полизывание. Как лобовой
гротеск оно прекрасно, но трудно списать его на прямой гротеск. Я до этого
пил, и теперь мне не хотелось ранить ее чувства. Поэтому я рванул в страну
грез: