очень длинные волосы и улыбаясь мне.
   - Как тебя зовут? - спросил я.
   - Лора, - ответила она.
   - Ну так послушай, Лора, я буду звать тебя Кэтрин.
   - Ладно, - согласилась она.
   Волосы у нее были рыжевато-каштановыми и очень-очень длинными.
   Сама маленькая, но хорошо пропорциональная. Самым прекрасным в ней было
лицо.
   - Тебе можно налить? - спросил я.
   - О, нет, я не пью. Мне не нравится.
   На самом деле, она меня пугала. Я не мог понять, что она делает тут, со
мной. На поклонницу не похожа. Я сходил в ванную, вернулся и выключил
свет. Почувствовал, как она забирается ко мне в постель. Я обхватил ее
руками, и мы начали целоваться. Я не мог поверить своей удаче. По какому
праву? Как могут несколько книжек со стихами вызывать такое? Уму
непостижимо. Отказываться я, определенно, не собирался. Я очень
возбудился. Неожиданно она сползла ниже и взяла мой хуй в рот. Я наблюдал,
как медленно движутся ее голова и тело в лунном свете. У нее получалось не
так хорошо, как у некоторых, но поражал-то как раз сам факт, что это
делает она. Когда я уже готов был кончить, то дотянулся и погрузил руку в
массу прекрасных волос, вцепившись в нее при свете луны, - и спустил
Кэтрин прямо в рот.


   32

  Лидия встречала меня в аэропорту. Как обычно, пизда у нее чесалась.
   - Господи Боже, - сказала она. - Я вся горю! Я играю сама с собой, но
от этого только хуже.
   Мы ехали ко мне.
   - Лидия, нога у меня до сих пор в ужасной форме. Я даже не знаю,
получится ли у меня с такой ногой.
   - Что?
   - Правда-правда. Мне кажется, я не смогу ебаться с такой ногой.
   - Тогда какой от тебя, к чертовой матери, толк?
   - Ну, я могу жарить яичницу и показывать фокусы.
   - Не остри. Я тебя спрашиваю, на фиг ты мне тогда вообще нужен?
   - Нога заживет. А если не заживет, ее отрежут. Потерпи еще немного.
   - Если б ты не нажрался, то не упал бы и не порезал ногу.
   Вечно эта бутылка!
   - Не вечно бутылка, Лидия. Мы ебемся около 4 раз в неделю. Для моего
возраста это довольно неплохо.
   - Иногда я думаю, что тебе это даже не нравится.
   - Лидия, секс - это еще не вс! Ты одержима. Ради всего святого, оставь
его в покое.
   - В покое, пока у тебя нога не заживет? А как же мне до тех пор быть?
   - Я с тобой в морской бой поиграю.
   Лидия завопила. Машина пошла зигзагами по всей улице.
   - ТЫ СУКИН СЫН! Я ТЕБЯ УБЬЮ!
   Она заехала за двойную желтую линию на большой скорости, прямо во
встречное движение. Завыли клаксоны, и машины бросились врассыпную. Мы
мчались против всего течения, встречные шкурками счищались влево и вправо.
Потом так же резко Лидия повернула обратно через разделительную линию на
ту полосу, которую мы только что освободили.
   Где же полиция? - подумал я. Почему, когда Лидия что-нибудь вытворяет,
полиция прекращает существовать?
   - Хорошо, - сказала она. - Я довожу тебя до дому, и на этом вс. С меня
хватит. Продаю дом и переезжаю в Феникс. Глендолина сейчас живет в
Фениксе. Сестры предупреждали меня, что значит жить с таким ебилой, как ты.
   Остаток пути мы проехали без разговоров. Доехав до себя, я вытащил
чемодан, взглянул на Лидию, сказал:
   - До свиданья. - Она плакала беззвучно, все лицо ее было мокрым.
   Она резко тронулась с места в сторону Западной Авеню. Я вошел во двор.
Еще с одного чтения вернулся....
   Я проверил почтовый ящик и позвонил Кэтрин, которая жила в Остине, штат
Техас. Казалось, она по-настоящему рада слышать меня, а я был рад услышать
ее техасский выговор, этот высокий смех. Я сказал, что хочу, чтобы она
приехала ко мне в гости, что я заплачу за билет в обе стороны. Мы съездим
на бега, поедем на Малибу, мы... вс, чего она пожелает.
   - Но Хэнк, разве у тебя нет подружки?
   - Нет, никого. Я затворник.
   - Но ты ведь всегда в своих стихах пишешь о женщинах.
   - То в прошлом. Сейчас настоящее.
   - А как же Лидия?
   - Лидия?
   - Да, ты же мне вс про нее рассказал.
   - Что я тебе рассказал?
   - Ты рассказал, как она избила двух других женщин. Ты позволишь ей и
меня тоже избить? Я ведь не очень большая, знаешь ли.
   - Этого не произойдет. Она переехала в Феникс. Говорю тебе, Кэтрин, ты
- самая исключительная женщина, которую я искал. Пожалуйста, верь мне.
   - Мне надо будет договориться. Нужно, чтобы кто-то за моей кошкой
присмотрел.
   - Хорошо. Но я хочу, чтобы ты знала: здесь вс чисто.
   - Но Хэнк, не забывай, что ты мне рассказывал о своих женщинах.
   - Что рассказывал?
   - Ты говорил: Они всегда возвращаются.
   - Это просто треп мужской.
   - Я приеду, - сказала она. - Как только тут вс улажу, забронирую билет
и скажу тебе номер рейса.
   Когда я был в Техасе, Кэтрин рассказала мне о своей жизни. Я был лишь
третьим мужчиной, с которым она спала. Первыми были ее муж, один алкаш -
звезда ипподрома, - и я. Ее бывший, Арнольд, каким-то образом занимался
шоу-бизнесом и искусством. Как у него получалось, в точности я не знал. Он
постоянно подписывал контракты с рок-звездами, художниками и так далее.
Бизнес его на 60,000 долларов погряз в долгах, но процветал. Одна из тех
ситуаций, когда чем глубже в жопе, тем лучше живешь.
   Не знаю, что случилось со звездой ипподрома. Просто сбежал, я полагаю.
А затем Арнольд подсел на кокаин. Кока изменила его за одну ночь.
   Кэтрин сказала, что больше она его не узнавала. Сущий ужас. На скорой
помощи - в больницу. А на следующее утро он сидел в конторе как ни в чем
не бывало. Потом на сцену вышла Джоанна Довер. Высокая статная
полумиллионерша. Образованная и полоумная. Они с Арнольдом начали делать
бизнес вместе. Джоанна Довер торговала искусством, как некоторые торгуют
кукурузными фьючерсами. Она открывала неизвестных художников на пути к
славе, по дешевке скупала их работы и продавала втридорога после того, как
их признавали. У нее был на это глаз. И великолепное 6-футовое тело. Она
начала видеться с Арнольдом чаще. Однажды вечером Джоанна заехала за ним
облаченная в дорогое вечернее платье в обтяжку. Тогда Кэтрин поняла, что
Джоанна действительно имеет в виду бизнес. И вот после этого, куда бы
Арнольд с Джоанной ни выходили, она ехала с ними. Они были трио. У
Арнольда был очень низкий позыв к сексу, и Кэтрин волновало не это. Она
беспокоилась о бизнесе. Затем Джоанна выпала из кадра, а Арнольд влез в
коку еще глубже. Вс чаще и чаще вызывали скорую. Кэтрин, в конце концов,
развелась с ним. Но они по-прежнему встречались, тем не менее. Она
привозила в контору кофе для всех сотрудников каждое утро в 10.30, и
Арнольд включил ее в штат. Это позволило ей сохранить за собой дом. Они с
Арнольдом время от времени там ужинали, но никакого секса. И все же - он в
ней нуждался, она его опекала.
   Помимо этого, Кэтрин верила в здоровую пищу и из мяса признавала только
курицу и рыбу. Прекрасная женщина.


   33

  Через день или два, около часу дня мне в дверь постучали. Там стоял
художник, Монти Рифф, - так он меня известил, во всяком случае. Еще он
сообщил, что я, бывало, надирался с ним вместе, когда жил на Авеню
ДеЛонгпре.
   - Я вас не помню, - сказал я.
   - Меня Ди Ди привозила.
   - О, правда? Ну, заходите. - У Монти с собой была полудюжина пива и
высокая статная женщина.
   - Это Джоанна Довер, - представил он.
   - Я не попала на ваши чтения в Хьюстоне, - сказала она.
   - Лора Стэнли мне вс про вас рассказала, - ответил я.
   - Вы ее знаете?
   - Да. Но я переименовал ее в Кэтрин, в честь Кэтрин Хэпбрн.
   - Вы ее в самом деле знаете?
   - И довольно неплохо.
   - Насколько неплохо?
   - Через день-два она прилетает ко мне в гости.
   - В самом деле?
   - Да.
   Мы допили полудюжину, и я вышел прикупить еще. Когда я вернулся, Монти
уже не было. Джоанна сказала, что у него встреча. Мы заговорили о
живописи, и я вытащил кое-что свое. Она на них взглянула и решила, что
парочку, пожалуй, купит.
   - Сколько? - спросила она.
   - Ну, 40 долларов за маленькую и 60 за большую.
   Джоанна выписала мне чек на 100 долларов. Затем сказала:
   - Я хочу, чтобы ты со мною жил.
   - Что? Это довольно неожиданно.
   - Оно того стоит. У меня есть кое-какие деньги. Только не спрашивай,
сколько. Я даже придумала причины, почему нам следует жить вместе.
   Хочешь, скажу?
   - Нет.
   - Во-первых, если бы мы жили вместе, я бы взяла тебя в Париж.
   - Ненавижу ездить.
   - Я бы показала тебе такой Париж, который бы тебе точно понравился.
   - Дай подумать.
   Я наклонился и поцеловал ее. Потом поцеловал еще раз, немного дольше.
   - Вот говно, - сказал я, - пошли в постель.
   - Ладно, - ответила Джоанна Довер.
   Мы разделись и завалились. В ней было 6 футов росту. До этого у меня
бывали только маленькие женщины. А тут странно - до куда бы ни
дотягивался, женщины, казалось, там еще больше. Мы разогрелись. Я подарил
ей 3 или 4 минуты орального секса, затем оседлал. Она была хороша - она в
самом деле была хороша.
   Мы подмылись, оделись, и она повезла меня ужинать в Малибу. Рассказала,
что живет в Галвестоне, Техас. Оставила номер телефона, адрес и сказала,
чтобы я приезжал. Я ответил, что приеду. Она сказала, что насчет Парижа и
всего остального она серьезно. Хорошая поебка была, и ужин тоже отличный.


   34

 На следующий день позвонила Кэтрин. Она сказала, что уже взяла билеты и
прилетает в Лос-Анжелес-Международный в пятницу в полтретьего дня.
   - Кэтрин, - промямлил я, - я должен тебе кое-что сказать.
   - Хэнк, ты что - не хочешь меня видеть?
   - Я хочу тебя видеть больше всех людей, которых знаю.
   - Тогда в чем же дело?
   - Ну, ты знаешь Джоанну Довер...
   - Джоанну Довер?
   - Ту... ну, ты знаешь... твой муж...
   - Что там насчет нее, Хэнк?
   - Ну, она приезжала ко мне.
   - В смысле, приезжала к тебе домой?
   - Да.
   - И что?
   - Мы поговорили. Она купила две мои картины.
   - Что-то еще произошло?
   - Д-да.
   Кэтрин замолчала. Потом произнесла:
   - Хэнк, я не знаю, хочется ли мне теперь тебя видеть.
   - Я понимаю. Послушай, давай ты все обдумаешь и перезвонишь мне?
   Прости, Кэтрин. Мне жаль, что так случилось. Вот все, что я могу
сказать.
   Она повесила трубку. Не перезвонит, подумал я. Лучшая женщина, которую
я встретил, - и так облажаться. Я достоин разгрома, я заслужил подохнуть в
одиночестве в психушке.
   Я сидел возле телефона. Читал газету - спортивную секцию, финансовую
секцию, комиксы. Телефон зазвонил. Это была Кэтрин.
   - НА ХУЙ Джоанну Довер! - засмеялась она. Я ни разу не слышал, чтобы
Кэтрин так выражалась.
   - Так ты приезжаешь?
   - Да. Ты записал время?
   - Я вс записал. Я буду там.
   Мы попрощались. Кэтрин приезжает, приезжает на неделю, по крайней мере,
- с этим лицом, телом, с этими волосами, глазами, смехом....


   35

  Я вышел из бара и взглянул на табло. Самолет прилетает вовремя.
   Кэтрин уже в воздухе и приближается ко мне. Я сел и стал ждать.
Напротив сидела ухоженная баба, читала книжку. Платье задралось на бедрах,
оголив весь фланг, всю ногу, упакованную в нейлон. Зачем она на этом так
настаивает? У меня с собой была газета, и я посматривал поверх листа, бабе
под платье. Великие бедра. Кому эти бедра достаются? Я чувствовал себя
глупо, заглядывая ей под юбку, но ничего не мог с собой поделать. Она была
сложена. Когда-то была маленькой девочкой, когда-нибудь умрет, но сейчас
показывает мне свои ноги. Потаскуха чертова, я бы всунул ей сто раз, я бы
всадил в нее 7-с-половиной дюймов пульсирующего пурпура!
   Она закинула одну ногу на другую, и платье сползло еще выше. Она
подняла голову от книжки. Наши глаза встретились - я зексал поверх газеты.
Ее лицо ничего не выражало. Она залезла себе в сумочку и вытащила пластик
резинки, сняла обертку и положила резинку в рот. Зеленую резинку. Она
жевала зеленую резинку, а я наблюдал за ее ртом. Она не оправила юбку. Она
знала, что я на нее смотрю. Я ничего не мог поделать. Я раскрыл бумажник и
вытащил 2 пятидесятидолларовые купюры. Она подняла взгляд, увидела деньги,
снова опустила глаза. Тут рядом со мной на лавку плюхнулся какой-то жирный
мужик. Рожа багровая, массивный нос. И в тренировочном костюме,
светло-коричневом тренировочном костюме. Он перднул. Дама поправила
платье, а я сложил деньги обратно в бумажник. Хуй мой обмяк, я встал и
направился к питьевому фонтанчику.
   На стоянке снаружи самолет Кэтрин буксировали к рампе. Я стоял и ждал.
Кэтрин, я тебя обожаю.
   Кэтрин сошла с рампы, безупречная, с рыже-каштановыми волосами,
стройное тело, голубое платье прямо льнет на ходу, белые туфельки,
стройные аккуратные лодыжки - сама молодость. На ней была белая шляпка с
широкими полями, поля опущены как раз на сколько надо. Глаза ее глядели
из-под полей, огромные, карие, веселые. В ней был класс. Она б ни за что
не стала оголять зад в зале ожидания аэропорта.
   И стоял я - 225 фунтов, замороченный и потерянный по жизни, короткие
ноги, обезьянье туловище, одна грудь и никакой шеи, слишком здоровая
башка, мутные глаза, нечесаный, 6 футов ублюдка в ожидании ее.
   Кэтрин пошла ко мне. Эти длинные чистые рыже-каштановые волосы.
   Техасские женщины такие расслабленные, такие естественные. Я поцеловал
ее и спросил про багаж. Предложил подождать в баре. На официантках были
коротенькие красные платьица, из-под которых выглядывали оборки белых
панталончиков. Низкие вырезы на платьях, чтобы груди видеть. Они
зарабатывали свое жалованье, зарабатывали свои чаевые, вс до цента. Жили в
пригородах и ненавидели мужиков. Жили со своими матерями и братьями и
влюблялись в своих психиатров.
   Мы допили и пошли забирать багаж. Какие-то мужики пытались поймать ее
взгляд, но она держалась поближе ко мне, взяв меня за руку. Очень немногие
красивые женщины стремятся показать на людях, что они кому-то принадлежат.
Я знал их достаточно, чтобы это понимать. Я принимал их, какие они есть, а
любовь приходила трудно и очень редко. Когда же это случалось, то, обычно,
совсем по другим причинам. Просто устаешь сдерживать любовь и отпускаешь
ее - потому что ей нужно к кому-то прийти. После этого, обычно, и
начинаются все беды.
   У меня Кэтрин открыла чемодан и достала пару резиновых перчаток.
   Рассмеялась.
   - Что это? - спросил я.
   - Дарлина - моя лучшая подруга - увидела, как я собираюсь и спросила:
Что это ты, к чертям собачьим, делаешь? А я сказала: Я никогда не видела,
как Хэнк живет, но я знаю, что прежде, чем смогу готовить там, жить и
спать, мне придется вс вычистить!
   И Кэтрин засмеялась своим счастливым техасским смехом. Она зашла в
ванную, надела джинсы и оранжевую блузку, вышла босиком и ушла в кухню,
прихватив перчатки.
   Я тоже зашел в ванную и переоделся. Я решил, что если нагрянет Лидия,
ни за что не позволю ей тронуть Кэтрин. Лидия? Где она? Что она делает?
   Я послал маленькую молитву богам, оберегавшим меня: пожалуйста, держите
Лидию подальше. Пусть сосет рога ковбоям и пляшет до 3 утра - но
пожалуйста, держите ее подальше....
   Когда я вышел, Кэтрин на коленках отскребала двухлетний слой грязи с
пола моей кухни.
   - Кэтрин, - сказал я, - рванули-ка лучше в город. Поехали поужинаем.
Начинать не с этого надо.
   - Ладно, Хэнк, но сначала нужно покончить с полом. После поедем.
   Я сел и стал ждать. Потом она вышла, а я сидел в кресле и ждал.
   Она склонилась и поцеловала меня, смеясь:
   - Ты в самом деле грязный старик! - После этого вошла в спальню. Я
снова был влюблен, я был в беде....


   36

  После ужина мы вернулись и поговорили. Она была маньяком здоровой пищи и
не ела никакого мяса, кроме курицы и рыбы. Ей это определенно помогало.
   - Хэнк, - сказала она, - завтра я собираюсь вычистить твою ванную.
   - Хорошо, - ответил я поверх стакана.
   - И я каждый день должна делать упражнения. Тебя это не будет
беспокоить?
   - Нет-нет.
   - А ты сможешь писать, если я тут суету разводить буду?
   - Без проблем.
   - Я могу уходить гулять.
   - Нет, одна не ходи, не в этом районе, во всяком случае.
   - Я не хочу мешать, когда ты пишешь.
   - Я все равно бросить писать не смогу, это своего рода безумие.
   Кэтрин подошла и села ко мне на тахту. Она больше казалась девочкой,
нежели женщиной. Я отставил стакан и поцеловал ее, долгим медленным
поцелуем. Губы ее были прохладны и мягки. Я очень стеснялся ее длинных
рыже-каштановых волос. Я отодвинулся и налил себе еще. Она смущала меня. Я
привык к порочным пьяным девкам.
   Мы поговорили еще часок.
   - Пойдем спать, - сказал я ей, - я устал.
   - Прекрасно. Сначала я приготовлюсь, - ответила она.
   Я сидел и пил. Мне требовалось выпить больше. Она была чересчур.
   - Хэнк, - позвала она, - я уже легла.
   - Хорошо.
   Я зашел в ванную и разделся, почистил зубы, вымыл лицо и руки.
   Она приехала аж из самого Техаса, думал я, прилетела на самолете только
ради того, чтобы увидеть меня, и теперь лежит в моей постели, ждет.
   Пижамы у меня не было. Я пошел к кровати. Она лежала в ночнушке.
   - Хэнк, - сказала она, - у нас осталось еще дней 6, пока это безопасно,
а потом надо будет придумать что-нибудь другое.
   Я лег к ней в постель. Маленькая девочка-женщина была готова. Я привлек
ее к себе. Удача снова была со мной, боги улыбались. Поцелуи стали
интенсивнее. Я положил ее руку на свой хрен, а потом задрал ей ночнушку. Я
начал заигрывать с ее пиздой. У Кэтрин - пизда? Клитор высунулся, и я
нежно к нему прикоснулся, потом еще и еще. Наконец, взгромоздился. Хрен
мой вошел до половины. Там было очень узко. Я подвигал им взад и вперед,
затем толкнул.
   Остаток скользнул внутрь. Упоительно. Она стиснула меня. Я двигался, а
хватка ее не ослабевала. Я пытался сдержать себя. Перестал качать и
переждал, остывая.
   Поцеловал ее, раздвигая ей рот, всосавшись в верхнюю губу. Я видел, как
волосы ее разметались по всей подушке. Затем бросил все попытки ублажить и
просто еб, яростно врываясь в нее. Похоже на убийство. Наплевать: мой хуй
охуел. Все эти волосы, ее юное и прекрасное лицо. Как дрючить Деву Марию.
Я кончил. Я кончил ей внутрь, в агонии, чувствуя, как моя сперма входит ей
в тело, она была беззащитна, а я извергал свое семя в самую глубинную ее
сердцевину - тела и души - снова и снова....
   Потом мы заснули. Вернее, Кэтрин заснула. Я обнимал ее сзади.
   Впервые я подумал о женитьбе. Я знал, что, конечно, где-то в ней есть
недостатки, еще не выступившие на поверхность. Начало отношений - всегда
самое легкое. Уже после начинают спадать покровы, и это никогда не
кончается. И все же - я думал о женитьбе. Я думал о доме, о кошке с
собакой, о походах за покупками в супермаркеты. У Генри Чинаски ехала
крыша. И ему было до балды.
   Наконец, я уснул. Когда я проснулся утром, Кэтрин сидела на краю
кровати, расчесывая ярды рыже-каштановых волос. Ее большие темные глаза
смотрели на меня, когда я проснулся.
   - Привет, Кэтрин, - сказал я, - ты выйдешь за меня?
   - Не надо, пожалуйста, - ответила она, - я этого не люблю.
   - Я серьезно.
   - Ох, херня все это, Хэнк!
   - Что?
   - Я сказала херня, и если ты будешь продолжать в том же духе, я сажусь
на первый же самолет домой.
   - Хорошо.
   - Хэнк?
   - Ну?
   Я взглянул на Кэтрин. Она продолжала расчесываться. Ее большие карие
глаза были устремлены на меня, и она улыбалась. Она сказала:
   - Это просто секс, Хэнк, просто секс! - И рассмеялась. Смех не был
язвительным, он был радостным. Она расчесывала волосы, а я обхватил ее
рукой за талию и положил голову ей на ногу. Я уже ни в чем не был
полностью уверен.


   37

  Я брал с собой женщин либо на бокс, либо на бега. В тот четверг вечером я
взял Кэтрин на бокс в спортзал Олимпик. Она никогда не видела живого боя.
Мы приехали еще до первой схватки и сели у самого ринга. Я пил пиво, курил
и ждал.
   - Странно, - заметил я ей, - что люди приходят сюда, садятся и ждут,
когда два человека вскарабкаются на этот ринг и будут изо всех сил
вышибать друг из друга дух.
   - Да вроде не очень ужасно.
   - Этот зал построили давно, - рассказывал я, пок