Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Буковски Чарльз. Почтамп -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -
вилась, подошла. -- Привет, Хэнк. Как дела? Я знал ее по центральному почтамту. Она работала на другом участке, возле поилки, но казалась дружелюбнее прочих. -- Тоска. Третьи похороны за два года. Сначала -- мама, потом -- отец. Сегодня -- одна старая подруга. Она что-то себе заказала. Я открыл Форму. -- Давай посмотрим второй заезд. Она подошла и оперлась на меня кучей ноги и груди. Под этим плащом что-то было. Я всегда ищу непубличную лошадь, которая может обставить фаворита. Если же нахожу, что фаворита обойти никто не может, то ставлю на фаворита. После тех двух похорон я приходил на бега и выигрывал. Что-то такое в похоронах было. От них лучше разные вещи видишь. Каждый день бы похороны - - глядишь, и разбогател бы. 6-я лошадь на голову уступила фавориту в забеге на милю. Фаворит обошел 6-ю после форы в два корпуса на начале отрезка. 6-я котировалась 35/1. Фаворит в этом забеге шел 9/2. Оба возвращались в одном классе. Фаворит набрал 2 фунта, 118 вместо 116. 6-я по-прежнему несла 116, но они поменяли жокея на менее популярного, к тому же дистанция была миля и одна 16-я. Толпа прикинула, что если фаворит поймал 6-ю на миле, то на оставшейся 1/16-й мили он ее уж точно поймает. Логично, кажется. Но бега не подчиняются логике. Тренеры вводят своих лошадей в неблагоприятных, по всей видимости, условиях, чтобы деньги публики на лошади не залипали. Смена дистанции, плюс замена на менее популярного жокея -- все указывало на галоп к хорошей цене. Я посмотрел на табло. Утренняя строка была 5. Сейчас табло гласило 7 к 1. -- 6-я лошадь, -- сказал я Ви. -- Не-а, она вылетит, -- ответила та. -- Ага, -- сказал я, пошел и поставил 10 на победителя, на 6-ю. 6-я взяла форы от самых ворот, впритирку прошла заграждение на первом повороте, а потом под легким поводом ушла вперед на корпус с четвертью на обратном отрезке. Вся стая -- за ней. Они думали, что 6-я поведет их на повороте, затем откроется на начале отрезка, и тут они наступят ей на пятки. Стандартная процедура. Но тренер дал парню совершенно другие инструкции. В начале поворота парень отпустил тетиву, и лошадь прыгнула вперед. Другие жокеи не успели еще и в седла сесть, а 6-я уже гнала на четыре корпуса впереди. В начале отрезка парень дал лошадке чуть-чуть продышаться, оглянулся, а затем снова вжарил. Я выглядел неплохо. Тут фаворит, 9/5, оторвался от стаи -- ну и двигался же этот сукин сын. Корпуса просто пожирал, гнал и гнал вперед. Похоже было, что он собирался так и мою лошадку проскочить. Фаворитом была 2-я лошадь. На середине отрезка 2-я отставала от 6-й всего на полкорпуса, и тут парень на 6-й пустил в дело хлыст. А мальчонка на 2-й пустил его в ход уже давно. Так они и прошли остаток отрезка, в полкорпусе друг от друга, так и пришли к финишу. Я посмотрел на табло. Моя лошадь поднялась до 8 к 1. Мы снова пошли в бар. -- Самая лучшая лошадь этот заезд не выиграла, -- сказала Ви. -- А мне все равно, кто лучший. Мне нужен только передний номер. Заказывай. Мы заказали. -- Ладно, грамотей. Посмотрим, как ты следующую получишь. -- Говорю же тебе, крошка, я после похорон -- сам дьявол. Она прислонила ко мне всю эту свою ногу с грудью. Я пригубил скотча и развернул Форму. Третий заезд. Я просмотрел весь список. В тот день они собирались просто прикончить толпу. Ранняя нога только что выиграла, поэтому теперь толпа просекла, какая лошадь скоростная, и плевать хотела на остальных бегунов на отрезке. Памяти у толпы хватает только на один заезд. Отчасти это вызвано 25-минутным перерывом между ними. Они умеют думать только о том, что только что произошло. Третий заезд был на 6 фарлонгов. Теперь скоростная лошадь, ранняя нога, стала фаворитом. Она на волосок проиграла свой последний заезд на семь фарлонгов, держась впереди весь отрезок и сдав только в последнем рывке. 8 лошадь была замыкающей. Она закончила третьей, в полутора корпусах позади фаворита, замыкая два корпуса на отрезке. Толпа прикинула, что если 8-я не нагнала фаворита на семи фарлонгах, то как, к чертям собачьим, она сможет нагнать его, если фарлонгов будет на один меньше? Толпа всегда уходила домой, продувшись в пух и прах. Лошади, выигравшей заезд на семь фарлонгов, в сегодняшних скачках не было. -- Это 8-я лошадь, -- сказал я Ви. -- Слишком короткое расстояние. Она никогда не разгонится, -- ответила Ви. 8-я лошадь стояла 6-й на линии и шла как 9. Я забрал выигрыш с предыдущего заезда, поставил 10 на победителя на 8-ю лошадь. Если ставишь слишком тяжело, твоя лошадь проиграет. Или сам передумаешь и слезешь со своей лошади. А десять на победителя -- славная удобная ставка. Фаворит выглядел хорошо. Он вышел из ворот первым, прижался к ограде и оторвался на два корпуса. 8-я бежала широко, предпоследней, постепенно тоже приближаясь к ограде. В начале отрезка фаворит по-прежнему выглядел хорошо. Паренек взялся за 8-ю лошадь, которая теперь шла пятой, широко, дал ей попробовать хлыста. Тут фаворит начал мельчить шаг. Он сделал первую четверть за 22 и 4/5, но и на середине отрезка фора в два корпуса у него по-прежнему оставалась. И тут 8-я лошадь просто пронеслась мимо, с ветерком -- и выиграла два с половиной корпуса. Я посмотрел на табло. Там по-прежнему значилось 9 к 1. Мы вернулись в бар. Ви по-настоящему возлегла на меня всем телом. Я выиграл три из последних пяти заездов. В те годы заездов было всего восемь вместо девяти. Как бы то ни было, и восьми на один день хватит. Я купил парочку сигар, и мы сели ко мне в машину. Ви приехала сюда на автобусе. Я остановился за квинтой, потом мы поехали ко мне. 12 Ви огляделась. -- И что такой парень, как ты, делает в таком месте? -- Об этом меня все девки спрашивают. -- Крысиная дыра у тебя тут. -- Не дает зазнаться. -- Поехали ко мне. -- Поехали. Мы влезли в машину, и она сказала мне, где живет. Мы остановились купить пару больших бифштексов, овощей, фигни для салата, картошки, хлеба и еще выпить. В вестибюле ее многоквартирного дома висела табличка: ГРОМКИЙ ШУМ ИЛИ БЕСПОКОЙСТВО ЛЮБОГО РОДА ВОСПРЕЩАЮТСЯ. ТЕЛЕВИЗОРЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ВЫКЛЮЧЕНЫ В 22.00. ЗДЕСЬ ЖИВУТ РАБОЧИЕ ЛЮДИ. Большая табличка, красной краской. -- Мне нравится эта часть, про телевизоры, -- сказал я ей. Мы поднялись на лифте. У нее действительно была славная квартирка. Я внес пакеты в кухню, нашел два стакана, разлил на двоих. -- Вытаскивай барахло. Я сейчас вернусь. Я вытащил барахло, разложил его в раковине. Выпил еще. Вернулась Ви. Вся прикинутая. Сережки, высокие каблуки, коротенькая юбка. Нормально выглядела. Коренастая. Но хорошая задница и бедра, груди. Крутая кобылка. -- Здрасьте, -- сказал я, -- я -- приятель Ви. Она сказала, что сейчас вернется. Выпить хотите? Она рассмеялась, и тут я сграбастал все это большое тело и вправил ей поцелуй. Ее губы были холодны, как алмазы, но на вкус хороши. -- Я проголодалась, -- сказала она. -- Давай приготовлю! -- Я тоже проголодался. Я съем тебя! Она засмеялась. Я коротко поцеловал ее, прихватив за жопу. Потом вышел в переднюю комнату со стаканом в руке, сел, вытянул ноги, вздохнул. Я мог бы здесь остаться, подумал я, деньги зарабатывать на скачках, а она будет нянчиться со мной в плохие минуты, втирать мне масло в мослы, готовить для меня, разговаривать со мной, ложиться со мною в постель. Конечно, ссоры будут всегда. Такова природа Женщины. Им нравится взаимный обмен грязным бельем, чуточку ора, немного драматизма. Затем -- обмен заверениями. У меня обмен заверениями получался не очень хорошо. Я начал улетать. В уме я уже переехал. У Ви все кипело. Она вышла со своим стаканом, села мне на колени, поцеловала, вложив язык мне в рот. Мой хуй напрягся и уперся ей в твердую задницу. Я сжал ее в горсти. Стиснул. -- Я хочу тебе кое-что показать, -- сказала она. -- Я знаю, что хочешь, но давай подождем с часик после обеда. -- О, я не это имею в виду. Я дотянулся и дал ей языка. Ви слезла с колен. -- Нет, я хочу показать тебе фотографию мой дочери. Она в Детройте с моей мамой. Но приедет сюда Осенью в школу. -- Сколько ей? -- Шесть. -- А отец? -- Я развелась с Роем. Сукин сын никуда не годился. Только кирял, да на скачках играл. -- О? Она вынесла фотографию, вложила мне в руку. Я попытался что-нибудь там различить. Фон был темным. -- Слушай, Ви, она очень черная! Черт, у тебя что, соображения не хватило сфотографировать ее на светлом фоне? -- Это у нее от отца. Черный доминирует. -- Ага, оно и видно. -- Это снимала моя мама. -- Я уверен, что у тебя хорошая дочь. -- Да, она очень хорошая, в самом деле. Ви поставила фотографию на место и ушла в кухню. Вечное фото! Женщины с их фотографиями. Одно и то же, снова и снова. Ви стояла в дверях кухни. -- Не пей слишком много! Ты знаешь, что нам предстоит! -- Не волнуйся, малышка, у меня для тебя кое-что есть. А пока принеси-ка мне выпить! У меня был трудный день. Половину скотча, половину воды. -- Сам себе наливай, крутой нашелся. Я вертанулся в кресле, включил телик. -- Если хочешь еще один хороший день на скачках, женщина, то лучше принеси мистеру Крутому выпить. И немедленно! Ви, наконец, поставила на мою лошадь в последнем заезде. Ставка была 5/1 на лошадь, которая не показывала приличных результатов уже два года. Я поставил на нее просто потому, что шло 5/1, когда надо было 20. Лошадь выиграла 6 корпусов, без напряга. Они эту крошку нашпиговали от сраки до ноздрей. Я поднял глаза -- из-за плеча у меня тянулась рука со стаканом. -- Спасибо, малышка. -- Да, мой повелитель, -- рассмеялась она. 13 В постели передо мной что-то маячило, но сделать с ним я ничего не мог. Лишь пыхтел, пыхтел и пыхтел. Ви была очень терпелива. Я все старался и колбасил, но выпито было слишком много. -- Прости, малышка, -- сказал я. Потом скатился. И уснул. Затем меня что-то разбудило. То была Ви. Она меня раскочегарила и теперь скакала сверху. -- Давай, малышка, давай! -- сказал я ей. Время от времени я выгибал дугой спину. Она смотрела на меня сверху маленькими жадными глазками. Меня насиловала верховная желтая чародейка! На какой-то миг это меня возбудило. Затем я ей сказал: -- Черт. Слезай, малышка. Это был трудный тяжелый день. Будет время и получше. Она сползла. Елда опала, как скоростной лифт. 14 Утром я слышал, как она ходит. Она все ходила, ходила и ходила. Было примерно 10:30. Мне было худо. Я не хотел сталкиваться с ней. Еще пятнадцать минут. Потом свалю. Она потрясла меня: -- Слушай, я хочу, чтобы ты ушел, пока не появилась моя подруга! -- И что? И ее оттопырю. -- Ага, -- засмеялась она, -- ну да. Я встал. Закашлялся, подавился. Медленно влез в одежду. -- От тебя чувствуешь себя тряпкой, -- сказал я ей. -- Не может быть, что я такой плохой! Должно же во мне быть хоть что-то хорошее. Я, наконец, оделся. Сходил в ванную и плеснул на лицо немного воды, причесался. Если б и лицо тоже можно было причесать, подумал я, да вот никак. Я вышел. -- Ви. -- Да? -- Не злись слишком сильно. Дело не в тебе. Дело в кире. Так уже было раньше. -- Ладно, тогда тебе не следует столько пить. Ни одной женщине не нравится, если ее после бутылки ставят. -- Чего ж ты на меня тогда ставила? -- Ох, прекрати! -- Послушай, тебе деньги нужны, крошка? Я потянулся за бумажником и извлек двадцатку. Протянул ей. -- Боже, какой ты милый в самом деле! Рукой она провела мне по щеке, нежно поцеловала в уголок рта. -- Веди машину осторожнее. -- Конечно, крошка. Я вел машину осторожнее -- до самого ипподрома. 15 Меня притащили в кабинет советника в одну из задних комнаток второго этажа. -- Ну-ка, посмотрим, как ты выглядишь, Чинаски. Он оглядел меня. -- Ой! Ты плохо выглядишь. Я лучше таблетку приму. И, конечно же, он открыл пузырек и проглотил одну. -- Ладно, мистер Чинаски, нам бы хотелось знать, где вы были последние два дня? -- В трауре. -- В трауре? В трауре по чему? -- Похороны. Старый друг. Один день -- труп упаковать. Другой день -- помянуть. -- Но вы не позвонили, мистер Чинаски. -- Н-да. -- А я хочу вам кое-что сказать, Чинаски, не для записи. -- Валяйте. -- Когда вы не звоните, знаете, что вы этим говорите? -- Нет. -- Мистер Чинаски, вы говорите: На хуй этот почтамт! -- Правда? -- И, мистер Чинаски, вы знаете, что это значит? -- Нет, что это значит? -- Это значит, мистер Чинаски, что почтамт пошлет на хуй вас! Тут он откинулся назад и посмотрел на меня. -- Мистер Фезерс, -- сказал я ему, -- вы можете идти к черту. -- Не залупайся, Генри. Я могу устроить тебе веселую жизнь. -- Просьба обращаться на вы и называть меня полным именем, сэр. Я прошу элементарного уважения. -- Вы просите у меня уважения, но... -- Правильно. Мы знаем, где вы оставляете машину, мистер Фезерс. -- Что? Это угроза? -- Черные меня здесь любят, Фезерс. Я их одурачил. -- Черные вас любят? -- Они дают мне попить. Я даже ебу их женщин. Или пытаюсь. -- Хорошо. Это выходит из-под контроля. Просьба вернуться на свое рабочее место. Он протянул мне повестку. Забеспокоился, бедняга. Не одурачивал я черных. Никого я не одурачивал, кроме Фезерса. Но он же не виноват, что забеспокоился. Одного надзирателя столкнули с лестницы. Другому располосовали задницу. Третьего ткнули ножом в живот, пока он ждал зеленого сигнала светофора, чтобы перейти улицу в 3 часа утра. Перед самым центральным участком. Мы его больше никогда не видели. Фезерс вскоре после нашего с ним разговора перевелся из центрального почтамта. Точно не знаю, куда. Но подальше от него. 16 Однажды утром, часов в 10, зазвонил телефон: -- Мистер Чинаски? Я узнал голос и начал обласкивать себя. -- Умммм, -- ответил я. Это была мисс Грэйвз, сука та. -- Вы спали? -- Да, да, мисс Грэйвз, но продолжайте. Все в порядке, все в порядке. -- Что ж, вы получили доступ. -- Уммм, уммм. -- Следовательно, мы уведомили плановый класс. -- Уммхмм. -- И вам надлежит сдать свой ГМ1 через две недели, начиная с сегодняшнего дня. -- Что? Погодите минуточку... -- Это все, мистер Чинаски. Приятного вам дня. Она повесила трубку. 17 Ладно, я взял план и стал связывать все с сексом и возрастом. Тут этот парень живет в этом доме с тремя бабами. Одну он хлещет ремнем (ее имя -- название улицы, а возраст -- номер сектора); другую вылизывает (то же), а третью шворит по-старинке (то же). А тут -- все эти пидарасы, и одному из них (его зовут Манфред-Авеню) 33 года... и т.д., и т.п. Я уверен, что меня бы до стеклянной клетки просто не допустили, если б знали, о чем я думал, глядя на эти карточки. Все они были мне как старые друзья. Все равно, однако, некоторые из моих оргий перемешались. В первый раз я выкинул 94. Через десять дней, когда я вернулся, то уже твердо знал, кто из них что кому делает. Я раскидал все 100 процентов за пять минут. И получил официальное письмо с поздравлениями от Городского Почтмейстера. 18 Вскоре после этого меня ввели в штат, что давало мне восемь часов ночной смены, а это гораздо лучше 12-ти, и оплаченный отпуск. Из 150 или 200 человек, что пришли сюда в первый раз, нас осталось только двое. Потом я познакомился на почте с Дэвидом Джэнко. Молодой, белый, чуть за двадцать. Я совершил ошибку и заговорил с ним, что-то по поводу классической музыки. Случилось так, что я торчал на классической музыке, поскольку это единственное, что я мог слушать, когда пил пиво в постели рано утром. Если слушаешь ее одно утро за другим, неизбежно что-нибудь запомнишь. А когда Джойс развелась со мной, я по ошибке упаковал два тома Жизнеописаний Классических и Современных Композиторов в один из своих чемоданов. Жизнь большинства этих людей была такой мукой, что я получал удовольствие, читая о них, и думал: что ж, я тоже в аду, а музыку сочинять даже не умею. Но я распустил язык. Джэнко с каким-то еще мужиком спорили, а я уладил их спор, сообщив дату рождения Бетховена, когда он написал Третью Симфонию, а также обобщенное (хоть и смутное) представление о том, что о Третьей говорили критики. Для Джэнко это было слишком. Он немедленно принял меня за ученого человека. Усевшись на табуретку рядом со мной, он начал стонать и кряхтеть, одну долгую ночь за другой, о страдании, захороненном в глубине его терзаемой и обозленной души. У него был ужасно громкий голос, и он хотел, чтоб его слышали все. Я раскидывал письма, я слушал, слушал и слушал, думая: что же мне теперь делать? Как заставить этого несчастного безумного ублюдка заткнуться? Каждую ночь я шел домой, и меня подташнивало и кружилась голова. Он убивал меня звуком своего голоса. 19 Я начинал в 6.18 вечера, а Дэйв Джэнко приходил на работу только к 10.36, поэтому могло быть и хуже. Уходя в 10.06 на тридцатиминутный обеденный перерыв, я обычно возвращался к тому времени, как он уже приходил. Заходил он и сразу начинал искать табурет рядом с моим. Джэнко, помимо изображения себя великим мыслителем, также разыгрывал из себя великого любовника. По его словам, прекрасные молодые женщины ловили его в вестибюлях, преследовали на улицах. Не давали ему роздыху, бедняге. Но я ни разу не видел, чтобы он заговаривал с женщинами на работе -- да и они с ним не разговаривали. И вот он входит: -- ЭЙ, ХЭНК! ЧУВАК, НУ И ОТСОСАЛИ МНЕ СЕГОДНЯ В НАТУРЕ! Он не говорил -- он орал. Он орал всю ночь напролет. -- ГОСПОДИ ТЫ БОЖЕ МОЙ, ОНА МЕНЯ ЧУТЬ НЕ СЪЕЛА! ДА ТАКАЯ МОЛОДАЯ! НО НА САМОМ ДЕЛЕ ПРОФЕССИОНАЛКА! Я зажег сигарету. Затем вынужден был выслушать, как он ее встретил: -- БУЛКУ ХЛЕБА НАДО БЫЛО КУПИТЬ, ПОНЯЛ! Затем -- до последней подробности -- что она сказала, что он ответил, что они делали, и т.д. В то время вышел закон, чтобы почтамт платил подменным клеркам полторы ставки. Поэтому все сверхурочные почтамт перекинул на штатных работников. За восемь или десять минут до конца моей обычной смены в 2.48 включался интерком: -- Прошу внимания! Всем штатным клеркам, прибывшим на работу в 6.18 вечера, требуется задержаться на час сверхурочно! Джэнко улыбался, склонялся вперед и выливал в меня еще больше своего яда. Затем, за восемь или десять минут до окончания моего девятого часа, интерком включался снова: -- Прошу внимания! Всем штатным клеркам, прибывшим на работу в 6.18 вечера, требуется задержаться на два часа сверхурочно! Затем, за восемь минут до моего 10-го часа: -- Прошу внимания! Всем штатным клеркам, прибывшим на работу в 6.18 вечера, требуется задержаться на три часа сверхурочно! А тем временем Джэнко не закрывал рта: -- СИЖУ Я В ЭТОЙ АПТЕКЕ, ПОНИМАЕШЬ? ВХОДЯТ ДВЕ КЛАССНЫЕ ДЕВКИ. САДЯТСЯ ПО ОБЕ СТОРОНЫ ОТ МЕНЯ... Мальчишка меня просто приканчивал, но я не мог найти выхода. Я вспоминал все остальные места, где работал. В каждом ко мне прибивался какой-нибудь псих. Я им нравился. Затем Джэнко вывалил на меня свой роман. Печатать он не умел, поэтому дрянь эту напечатала ему профессиональная машинистка. Он был переплетен в причудливую черную кожаную тетрадь. Название было очень романтичным. -- СКАЖЕШЬ ПОТОМ, ЧТО ТЫ ОБ ЭТОМ ДУМАЕШЬ, -- сказал он. -- Ага, -- ответил я. 20 Я взял его домой, открыл пиво, залез в постель и приступил. Начинался он хорошо. О том, как Джэнко жил по маленьким комнатушкам и голодал, пытаясь найти работу. У него не получалось с агентствами по найму. И тут встретил в баре парня -- тот показался ему весьма ученым типом, -- но этот друг постоянно занимал у него деньги и так никогда и не отдал. Честное письмо. Может, я

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору