Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Буковски Чарльз. Рассказы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  -
Speaking In Tongues Лавка Языков Чарлз Буковски САМАЯ КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА В ГОРОДЕ и другие рассказы (не нормат.лексика) Перевел М.Немцов c 1967, 1968, 1969, 1970, 1972, 1983 by Charles Bukowski c М.Немцов, перевод, 1998 Часть первая сборника "Эрекции, эякуляции, эксгибиции и истории обыкновенного безумия вообще". Эти рассказы первоначально появлялись в журналах Open City, Nola Express, Knight, Adam, Adam Reader, Pix, The Berkeley Barb и Evergreen Review. САМАЯ КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА В ГОРОДЕ БИФШТЕКС ИЗ ЗВЕЗДНОЙ ПЫЛИ ЖИЗНЬ В ТЕХАССКОМ БОРДЕЛЕ ШЕСТЬ ДЮЙМОВ ЕБЛИВАЯ МАШИНА КИШКОВЫЖИМАЛКА 3 ТЕТКИ 3 ЦЫПЛЕНКА ДЕСЯТЬ СУХОДРОЧЕК ДЮЖИНА ЛЕТУЧИХ МАКАК, НИКАК НЕ ЖЕЛАВШИХ СОВОКУПЛЯТЬСЯ КАК ПОЛОЖЕНО 25 БИЧЕЙ В ОБНОСКАХ ЛОШАЖЬЯ МАЗА БЕЗ ГОВНА ЕЩЕ ОДНА ЛОШАДИНАЯ ИСТОРИЯ РОЖДЕНИЕ, ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ ОДНОЙ ПОДПОЛЬНОЙ ГАЗЕТЕНКИ ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ В БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОЙ ПАЛАТЕ ДЕНЬ, КОГДА МЫ ГОВОРИЛИ О ДЖЕЙМСЕ Т‚РБЕРЕ ВСЕ ВЕЛИКИЕ ПИСАТЕЛИ СОВОКУПЛЯЮЩАЯСЯ РУСАЛКА ИЗ ВЕНЕЦИИ, ШТАТ КАЛИФОРНИЯ АККУМУЛЯТОР ПОДСЕЛ ПОЛИТИКА -- ЭТО КАК ПЫТАТЬСЯ ВЫЕБАТЬ КОТА В СРАКУ МОЯ ТОЛСТОЖОПАЯ МАМОЧКА ПИЗДАТАЯ ИНТРИЖКА КАКОЙ ПИЗДЫ НИ ПОЖЕЛАЕШЬ НОВИЧОК ИЗВЕРГ УБИЙСТВО РАМОНА ВАСКЕСА СОБУТЫЛЬНИК БЕЛАЯ БОРОДА СЕДАЯ МАНДА САМАЯ КРАСИВАЯ ЖЕНЩИНА В ГОРОДЕ Кэсс была самой молодой и красивой из 5 сестер. Самой красивой девушкой в городе. Наполовину индианка, с гибким и странным телом, змеиным и горячим, - а уж какие глаза... живое пламя. Словно дух в форму залили, а удержать не смогли. Волосы черные, длинные, шелковистые, танцевали и кружились без устали, как и она сама. Кэсс ни в чем не знала меры. Некоторые утверждали, что она чокнутая. То есть, тупые так считали. Они-то никогда Кэсс понять не могли. Мужикам она казалась просто машиной для траха, и плевать, чокнутая или нет. А Кэсс танцевала и флиртовала, целовала мужчин, но, если не считать пары раз, когда приходилось ложиться в постель, умудрялась ускользнуть. Мужчин она избегала. Сестры обвиняли ее в том, что она злоупотребляет своей красотой и не пользуется, как надо, умом, но у Кэсс сильны были и ум, и дух: она писала маслом, танцевала, пела, лепила из глины всякие штуки, а когда кого-нибудь обижали, душевно или плотски, Кэсс им глубоко сочувствовала. Просто ум у нее был другой - непрактичный. Сестры ревновали ее, потому что она отбивала их мужиков, и злились, поскольку им казалось, что она этими мужиками не самым лучшим образом распоряжается. У нее была привычка добрее относиться к уродам; от так называемых красавчиков ее тошнило: - Кишка тонка, - говорила она. - Без перчика. Полагаются на идеальную форму ушек и тонко вылепленные ноздри... Одна видимость, а внутри шиш... - Характерец у нее граничил с безумием; некоторые вообще такой характер безумием называют. Отец умер от пьянства, а мать сбежала, оставив девчонок одних. Девчонки пошли к родственникам, те определили их в женский монастырь. Монастырь оказался местом безрадостным, причем больше для Кэсс, чем для сестер. Другие девчонки относились к ней ревниво, и Кэсс дралась почти со всеми. Вдоль всей левой руки у нее бежали царапины от бритвы - так она защищала себя в драках. На левой щеке тоже остался изрядный шрам, но он скорее подчеркивал ее красоту, чем портил. Я познакомился с нею в баре на Западной Окраине как-то вечером, через несколько дней после того, как ее выпустили из монастыря. Поскольку она была младше всех, выпустили ее последней. Она просто вошла и села со мной рядом. Я, наверное, - самая большая страхолюдина в городе: может, именно поэтому. - Выпьете? - спросил я. - Конечно, почему бы и нет? Едва ли в нашей беседе в тот вечер было что-то необычное, просто Кэсс такое чувство внушала. Она меня выбрала - вот так вс„ просто. Никакого напряга. Выпивать ей нравилось, и залила она довольно много. Совершеннолетней не казалась, но ее все равно обслуживали. Может, у нее ксива липовая была, не знаю. Как бы то ни было, всякий раз, когда она возвращалась из уборной и подсаживалась ко мне, во мне шевелилась какая-то гордость. Не только самая красивая женщина в городе, но и одна из самых прекрасных в моей жизни. Я положил руку ей на талию и поцеловал один раз. - Как вы считаете, я хорошенькая? - спросила она. - Да, конечно, но тут еше кое-что... дело больше, чем в вашей внешности... - А меня всегда обвиняют в том, что я хорошенькая. Вы действительно так считаете? - Хорошенькая - не то слово, оно едва ли отдает вам должное. Кэсс сунула руку в сумочку. Я думал, она платок достает. А она вытащила здоровенную булавку. Не успел я и пальцем дернуть, как она проткнула этой булавкой себе нос - наискосок, сразу над ноздрями. На меня накатило отвращение пополам с ужасом. Она взглянула на меня и рассмеялась: - А теперь? Что сейчас скажешь, мужик? Я вытянул у нее из носа булавку и придавил ранку своим платком. Несколько человек вместе с барменом наблюдали представление. Бармен подошел: - Послушай, - сказал он Кэсс, - будешь выпендриваться еше, мигом вылетишь. Нам тут твои спектакли не нужны. - Ох, да иди ты на хуй, чувак! - отозвалась она. - Приглядывайте тут за ней, - посоветовал мне бармен. - С нею все будет в порядке, - заверил я. - Это мой нос, - заявила Кэсс. - А я со своим носом что хочу, то и делаю. - Нет, - сказал я, - мне тоже больно. - Тебе что, больно, когда я тычу булавкой себе в нос? - Да, больно, я не шучу. - Ладно, больше не буду. Не грусти. Она поцеловала меня, кажется, ухмыляясь сквозь поцелуй и прижимая платок к носу. Ближе к закрытию мы отправились ко мне. У меня еше оставалось пиво, и мы сидели и разговаривали. Именно тогда я и понял ее как личность: сплошная доброта и забота. Отдает себя, не сознавая. И в то же время отскакивает обратно в дикость и невнятицу. Ши-ци. Прекрасное и духовное ши-ци. Возможно, кто-нибудь, что-нибудь погубит ее навсегда. Я надеялся только, что это окажусь не я. Мы легли в постель, и после того, как я выключил свет, Кэсс спросила: - Ты когда хочешь? Сейчас или утром? - Утром, - ответил я и повернулся к ней спиной. Утром я поднялся, заварил пару чашек кофе, принес одну ей в постель. Она рассмеялась: - Ты - первый человек, который отказался ночью. - Да ничего, - ответил я, - этого можно и вообще не делать. - Нет, погоди, теперь мне хочется. Дай я чуть-чуть освежусь. Кэсс ушла в ванную. Вскоре вышла: выглядела она чудесно, длинные черные волосы блестели, глаза и губы блестели, сама она блестела... Свое тело она показывала спокойно, словно отличную вещь. Она укрылась простыней. - Давай, любовничек. Я дал. Она целовалась самозабвенно, но без спешки. Я пустил руки по всему ее телу, в волосы. Оседлал. Там было горячо - и тесно. Я медленно начал толкаться, чтобы продлилось подольше. Ее глаза смотрели прямо в мои. - Как тебя зовут? - спросил я. - Какая, к чертовой матери, разница? - спросила она. Я расхохотался и погнал дальше. Потом она оделась, и я отвез ее обратно в бар, но забыть Кэсс оказалось трудно. Я не работал и спал до двух, вставал и читал газету. Как раз отмокал в ванне однажды, когда она зашла с огромным листом - листом бегонии. - Я знала, что ты будешь в ванне, - сказала она, - поэтому принесла тебе кое-что, прикрыть эту штуку, дикарь ты наш. И кинула мне лист прямо в ванну. - Откуда ты знала, что я буду в ванне? - Знала. Почти каждый день Кэсс заявлялась, когда я сидел в ванне. В разное время, но промахивалась она редко, и всякий раз при ней был листок бегонии. А после мы занимались любовью. Раз или два она звонила по ночам, и мне приходилось выкупать ее из каталажки за пьянство и драки. - Вот суки, - говорила она. - Купят выпить несколько раз и думают, что это уже повод залезть в трусики. - Стоит принять у них стакан, как беды сами на голову повалятся. - Я думала, их интересую я, а не только мое тело. - Меня интересуют и ты, и твое тело. Сомневаюсь, однако, что большинство видит дальше тела. На полгода я уехал из города, бичевал, вернулся. Я так и не забыл Кэсс, но мы тогда из-за чего-то поцапались, да и я все равно чувствовал, что пора двигать, а когда вернулся, то прикинул, что ее тут уже не будет, но не успел и полчаса просидеть в баре на Западной Окраине, как она вошла и уселась рядом. - Ну что, сволочь, я вижу, ты опять тут. Я заказал нам выпить. Потом посмотрел на нее. Она была в платье с высоким воротником. Я раньше на ней таких никогда не видел. А под каждым глазом вогнано по булавке со стеклянной головкой. Видно только стеклянные головки, а сами булавки воткнуты прямо в лицо. - Черт бы тебя побрал, до сих пор пытаешься красоту свою погубить, а? - Нет, это фенька такая, дурень. - Ты сумасшедшая. - Я по тебе скучала, - сказала она. - Кто-нибудь другой есть? - Нет никого другого. Один ты. Но я тут мужиков кадрю. Стоит десять баксов. Тебе - бесплатно. - Вытащи эти булавки. - Нет, это фенечка. - Я от нее очень несчастлив. - Ты уверен? - Ч„рт, да, уверен. Кэсс медленно извлекла булавки и сложила в сумочку. - Почему ты уродуешь свою красоту? - спросил я. - Разве нельзя просто с нею жить? - Потому что люди думают, что во мне больше ничего нет. Красота - ничто, красота не останется навсегда. Ты даже не знаешь, как тебе повезло, что ты такой урод, поскольку если ты людям нравишься, то знаешь, что они тебя любят за что-то другое. - Ладно, - ответил я. - Мне повезло. - То есть, я не хочу сказать, что ты урод. Люди просто думают, что ты урод. У тебя завораживающее лицо. - Спасибо. Мы выпили еше по одной. - Что делаешь? - спросила она. - Ничего. Ничем не могу заняться. Интереса нет. - Я тоже. Если б ты был бабой, тоже можно было бы мужиков кадрить. - Не думаю, что мне бы понравилось вступать в такие близкие контакты с таким количеством незнакомых людей. Это утомляет. - Утомляет, ты прав, вс„ утомляет. Ушли мы вместе. На улицах на Кэсс по-прежнему пялились. Она до сих пор была красивой женщиной, может, даже красивее, чем раньше. Мы добрались до моей квартиры, я открыл бутылку вина, и мы сидели и разговаривали. С Кэсс разговаривать всегда было легко. Она немного поговорит, а я послушаю, потом я поговорю. Разговор наш просто тек вперед без напряга. Казалось, мы вместе раскрываем какие-то тайны. Когда находилась какая-нибудь хорошая, Кэсс смеялась долго и хорошо - только так она и умела. Словно радость из огня. За беседой мы целовались и придвигались все ближе и ближе друг к другу. Довольно сильно разгорячились и решили лечь в постель. И только когда Кэсс сняла свое платье с высоким воротником, я его увидел - уродливый зазубренный шрам поперек горла. Длинный и толстый. - Черт побери, женщина, - сказал я, лежа на кровати, - черт тебя побери, что ты натворила? - Однажды ночью попробовала разбитой бутылкой. Я тебе что, больше не нравлюсь? Я по-прежнему красивая? Я затащил ее на кровать и поцеловал. Она оттолкнула меня и рассмеялась: - Некоторые мужики платят мне десятку, а потом я раздеваюсь, и им уже не хочется. Червонец я оставляю себе. Очень смешно. - Да, - сказал я. - Просто уписяться... Кэсс, сука, я же тебя люблю... Хватит уничтожать себя; ты - самая живая женщина из всех, кого я встречал. Мы снова поцеловались. Кэсс плакала, не издавая ни звука. Я чувствовал ее слезы. Эти длинные черные волосы лежали у меня за спиной, будто флаг смерти. Мы слились и медленно, торжественно и чудесно любили друг друга. Утром Кэсс готовила завтрак. Казалась она довольно спокойной и счастливой. Она пела. Я валялся в постели и наслаждался ее счастьем. Наконец, она подошла и потрясла меня за плечо: - Подъем, сволочь! Плесни себе на рожу и пипиську холодной воды и иди наслаждаться пиршеством! В тот день я отвез ее на пляж. День стоял рабочий и не вполне летний, поэтому берег был великолепно пуст. Пляжные бичи в лохмотьях дрыхли на лужайках над полосой песка. Другие сидели на каменных скамьях, передавая другу одинокую бутылку. Кружились чайки, безмозглые, но рассеянные. Старухи лет по 70-80 сидели на лавках и обсуждали продажу недвижимости, оставленной им мужьями, давным-давно не выдержавшими гонки и глупости выживания. Для всего тут в воздухе разливался мир, и мы бродили по пляжу, валялись на лужайках и почти ни о чем не разговаривали. Хорошо было просто быть вместе. Я купил пару бутербродов, чипсов и чего-то попить, мы сели на песок и поели. Потом я обнял Кэсс, и мы проспали часик. Почему-то это казалось лучше, чем заниматься любовью. Мы текли вместе без напряжения. Проснувшись, мы поехали обратно ко мне, и я приготовил ужин. После него предложил Кэсс жить вместе. Она долго сидела, смотрела на меня, потом медленно ответила: - Нет. Я отвез ее обратно в бар, купил ей выпить и вышел. На следующий день нашел себе работу фасовщиком на фабрике, и весь остаток недели ходил на работу. Я слишком уставал, чтобы сильно шляться по окрестностям, но в ту пятницу в бар на Западной Окраине поехал. Сел и стал ждать Кэсс. Шли часы. Когда я надрался уже довольно сильно, бармен мне сказал: - Мне жаль, что так с твоей девчонкой вышло. - Что вышло? - не понял я. - Прости. Ты что, не знал? - Нет. - Самоубийство. Вчера похоронили. - Похоронили? - переспросил я. Казалось, она войдет в любой момент. Как же ее может больше не быть? - Сестры и похоронили. - Самоубийство? А не мог бы ты мне сказать, как? - Горло перерезала. - Понятно. Налей-ка мне еще. Я пил до самого закрытия. Кэсс, самая красивая из 5 сестер, самая красивая в городе. Мне удалось доехать до своей квартиры, и я не переставал думать: я должен был заставить ее остаться со мной, а не принимать это ее "нет". Все в ней говорило, что я ей не безразличен. Я просто был слишком небрежен, слишком ленив, слишком черств. Я заслуживаю и ее смерти, и своей. Собака я. Нет, зачем собак обижать? Я встал, отыскал бутылку вина и глубоко глотнул из горла. Кэсс, самая красивая девушка в городе, - умерла в 20 лет. Снаружи кто-то давил на клаксон своей машины. Очень громко и настойчиво. Я поставил бутылку на пол и заорал в окно: - ЧЕРТ ТЕБЯ ПОБЕРИ, ТЫ, ПАДЛА, ЗАТКНИСЬ! Ночь продолжала наступать, и с этим я поделать ничего не мог. БИФШТЕКС ИЗ ЗВЕЗДНОЙ ПЫЛИ удача моя снова скисла, и я в то время слишком нервничал от чрезмерного пития; шары дикие, сил нет; слишком паршиво вс„, чтоб ходить искать обычного перестоя, какой-нибудь оттяжной работенки типа экспедитора или кладовщика, поэтому я пошел на мясокомбинат, захожу прямо в контору. а я тебя раньше нигде не видел? спрашивает мужик. не-а, соврал я. я там уже был года 2 или 3 назад, прошел всю бумажную мутотень, сдал анализы и так далее, и они повели меня вниз по лестнице, 4 пролета вниз, и там становилось все холоднее и холоднее, а полы покрывала пленка крови, зеленые полы, зеленые стены. мне объяснили, что нужно делать, - нажимать кнопку, и тогда через дыру в стене раздается грохот, будто защитники на поле столкнулись, или слон в капкан попал, и оно выползает - что-то дохлое, причем его много, кровавое, и он мне показал: берешь и кидаешь на грузовик, а потом опять кнопку нажимаешь, и выползает другой, а потом ушел. только он скрылся, я снял с себя робу, каску, сапоги (на 3 размера меньше выдали), поднялся по лестнице и свалил оттуда. а теперь вот вернулся - снова застрял. староват ты для такой работы. хочу немного подкачаться, мне нужна тяжелая работа, хорошая трудная работа, соврал я. а справишься? сплошные мускулы. я раньше на ринге дрался, с самыми лучшими. вот как? ага. ммм, по лицу видать. должно быть, круто приходилось. да что там лицо. у меня были быстрые руки. и до сих пор быстрые. надо было хоть что-то ловить, чтоб хорошо смотрелось. я слежу за боксом. что-то твоего имени не припоминаю. я под другим дрался - Пацан Звездная Пыль. Пацан Звездная Пыль? не помню я Пацана Звездную Пыль. я дрался в Южной Америке, в Африке, в Европе, на островах. в глуши, в общем. поэтому у меня в трудовой такие пробелы - не люблю писать "боксер", потому что люди думают, я или шучу, или вру. просто оставляю пробелы и ну его на хер. ладно, приходи на медкомиссию. в 9:30 завтра утром, определим тебя на работу. говоришь, потяжелее хочешь? ну, если у вас что-нибудь другое есть... нет, сейчас нету. знаешь, тебе на вид уже полтинник. прямо не знаю, правильно ли я поступаю. нам тут не нравится, когда такие люди, как ты, наше время тратят. я не люди - я Пацан Звездная Пыль. ладно, пацан, рассмеялся он, РАБОТУ мы тебе дадим! мне не понравилось, как он это сказал. 2 дня спустя я через проходную вошел в деревянный сарай, где показал какому-то старику свой квиток, на котором стояло мое имя: Генри Чарльз Буковски-мл., и он отправил меня к погрузочной платформе - я должен был найти там Турмана. я пошел. на деревянной скамейке сидели в ряд мужики - они посмотрели на меня так, будто я гомосексуалист или инвалид в коляске. я же взглянул на них с тем, что в моем воображении было легким презрением, и протянул со своей самой лучшей трущобной интонацией: где тут Турман? мне сказали его найти. кто-то показал. Турман? ну? я у вас работаю. да? да. он посмотрел на меня. а сапоги где? сапоги? нету, ответил я. он сунул руку под лавку и протянул мне пару. пару старых жестких задубевших сапог. я их натянул. та же самая история: на 3 размера меньше. пальцы у меня расплющились и согнулись. затем он вручил мне окровавленную робу и жестяную каску. я стоял перед ним, пока он закуривал или, как сказали бы англичане, зажигал сигарету. он выкинул спичку спокойным и мужским росчерком руки. пошли. там сидели одни негры, и когда я подошел, они на меня посмотрели так, будто все они - черные мусульмане. во мне почти шесть футов росту, они же все были выше меня, а если и не выше, то в 2-3 раза шире. Чарли! завопил Турман. Чарли, подумал я. Чарли, совсем как я, это славно. под каской я уже весь вспотел. дай ему РАБОТУ!! господи боже мой, о господи ты ж боже мой, во что превратятся милые и легкие вечера? почему такого не случается с Уолтером Уинчеллом(1), верующим в Американский Путь? я ли не был самым блестящим студентом на курсе Антропологии? что же произошло? Чарли подвел меня к платформе и поставил перед пустым грузовиком в полквартала длиной. обожди тут. тут подбежало несколько черных мусульман с тачками, клочковато и бугристо выкрашенными белым, будто краску смешали с куриным пометом. в каждой навалено по куче окороков, плававших в водянистой сукровице. нет, они в ней даже не плавали, они сидели, будто свинцовые, будто пушечные ядра, будто смерть. один из парней запрыгнул в кузов у меня за спиной, а другие начали швырять в меня эти окорока, я их ловил и перекидывал тому, который стоял за спиной, он поворачивался и забрасывал их в кузов. окорока прилетали БЫСТРО, тяжелые, и каждый новый тяжелее предыдущего. как только я избавлялся от одного, следующий уже летел ко мне по воздуху. я понимал, что меня пытаются сломать. скоро я уже потел, потел так, будто все краны развинтили, спина болела, запястья болели, руки ныли, все ныло, а дохлая энергия истощилась до последней невозможной унции. я еле-еле видел, едва мог собраться и поймать хотя бы еще один окорок, а потом кинуть его дальше, хоть еще один и кинуть. кровь забрызгала меня с головы до пят, в руки беспрерывно прилетал мягкий, мертвый, тяжелый ПЛЮХ, окорок слегка

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору