Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Букша Ксения. Дом, который построим мы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  -
есть, вы зажаты. Закомплексованы. С червоточинкой яблочко, а? Веселуха не отвечает, потому что все, что он сказал, было гнусной клеветой на всех, у кого есть позиция. То есть на всех, кто старается играть красиво и вкусно для себя, не взирая на то, вкусно ли это другим. Алиса чует какую-то скрытую опасность в вечернем городском воздухе, и поэтому начеку. - Нам важна красота, - говорит Алиса. - Красоту мы будем дарить неустанно, и от нашей красоты люди захотят творить и не захотят вытворять. Вот примерно это или так говорит Алиса. Машина останавливается у одной из сигаретных пачек, стоящей также ребром. Дом похож на вставшую дыбом реку, в которой сверкают рыбы, и луна устраивает пляски. Но это не отблески луны: то горят окошки дома, не все подряд (тогда дом казался бы сделанным из раскаленной проволоки), а вперемешку. "Вот был бы финт, если бы все разом вышли из этого дома", - думает Алиса. По бокам дома стоят еще два маленьких домика, один этажа в два, а другой - в семь; на эти дома натянута пленка, может, и стекло, а внутри огромный внутренний двор, в котором все выложено плиткой. Сам этот двор - весь почти как целый город, подсвеченный по бокам рекламами и факелами. Дом, наверное, днем - белый, но так как приехали они ночью, то промежутки между окнами, а также все неосвещенные проемы и тени отливают густой синевой. - Вот наша жизнь, - говорит Мортара, показывая рукой. - Белый дом. В его голосе такое самодовольство, что Алиса восхищается. Действительно, жизнь эта по-своему очень красива. Здесь есть стиль, и даже такой, который самой Алисе очень по душе. Да вот и Веселуха заложил большие пальцы за пояс и прошелся туда-сюда, высекая искры из булыжника. Ковбой, спекулянт, железные яйца, - кто там еще? Алиса и Мортара хохочут. Веселуха корчит рожу наподобие своей фотографии "Лиговская шпана", так что один глаз наехал на другой, а скулы перекосило, - и тут он сам не выдерживает, смеется от души. - Мда, - говорит Мортара: - Вы такой закомплексованный, что, наверное, ваше больное "я" таится в зеркале, и по вечерам, снимая с себя все капустные шкурки, вы себя не видите. Не сбить Мортару, и ведь умный человек, кажется. Они шагают через двор, так неофициально и весело. Но Алиса уже опять был начеку: ей чудится слабое движение где-то на уровне третьего этажа, где помигивает вывеска "Казино". - Хорошо ли мы сделали, что оставили прибор в машине? - спрашивает Алиса Веселуху очень тихо. - Почему-то мне кажется, что это ошибка. - Чему быть, того не миновать, - отвечает Веселуха. - Если я буду таскать прибор под мышкой, они попытаются спереть его из-под мышки. Но они не сопрут его, пусть хоть треснут, - не сопрут. Алиса смотрит на Яна Владиславовича - и не узнает его. Да это и не он вовсе. Веселуха стал ниже, стрижка короче, челюсть вперед, на ногах какие-то невообразимые остроносые ботинки, каких Веселуха не носит никогда в жизни. И голос не его - грубее, и фразы он говорит не свои... Это из какого-то фильма, понимает Алиса, - ах да, она же спит, а прибор записывает ее сон, записывает, каким она видит Веселуху. Что ж, имидж неплохой, рассуждает Алиса как профессионал. Вот только каких приключений потребует от директора такой имидж? Они входят в огромное здание. Внизу высокий глубокий холл на круглых столбиках, как в советских НИИ. Всюду стеклянные перегородки и круглые стойки, за которыми дремлют псы. Они входят в лифт, лифт несет их вверх, и Алисе становится страшно. Тени, тени, огни: Мортара, Веселуха и Алиса - на высоте. Сиреневые лампы, как звезды, крутятся и шелестят, огромные окна зияют по сторонам, а в них мелкой сине-желтой окрошкой льется город. Там струи золотого света вздымают и опадают по дорогам, - это машины, там другие озера, сигаретные коробки, стоят местами, как крепостные стены. По темному небу катится серебряное колесо. - Чай, кофе, или что-нибудь более существенное? - спрашивает Мортара. - Я хочу, чтобы вы посмотрели, какой я бываю пьяный, - говорит Веселуха. - Мы, русские, - нам, знаешь ли... Да нет, это не Веселуха, думает Алиса в который раз; а если это все же он, то как его должно тошнить от этих слов, и от своего тона, и от всего этого имиджа? Веселуха или нет? - решает Алиса, и вдруг ее как током пробирает: Мортара смотрит в ее сторону. Сладострастно смотрит, нехорошо. - Смелый вы человек, - подкалывает Алиса Мортару, обливаясь холодным потом. - Не боитесь, что вас за harrasment привлекут? Да, они с Веселухой - оба пленники, им не выбраться из этого сна - из этого фильма, единственное, что от них останется - это кассета... - Нет, - отвечает Мортара по сценарию, грубо хохоча. - Мне по душе пацанские игры: казино, биржа, быстрая езда, выпивка и секс. Я в душе мятежник, а что стал министром, так просто захотелось однажды. Алиса заглядывает в можжевеловый хрустальный мрак бокала, и тут ясно-преясно видит в нем внутренний двор, и машину, и три лихие синие тени, которые к ней незаметно подкрадывались с разных сторон. - А-а-а! - кричит она от липкого ужаса. - Ян! Скорее! Она хочет освободиться от этого всего, вылезти из кадра, но получается еще хуже: режиссер дьявольски предусмотрителен. Веселуха встает во весь крепкий рост, ногой вышибает дверь и выбегает. - "Теперь мне следует его отвлечь", - думает Алиса, уже не сопротивляясь, кидается к Мортаре и жарко шепчет по-английски: - Поедем с тобой на закат, где дороги, как спины горячие, спят, где выходит лиса из ворот, а ночью в серебряных звездах крутой небосвод! Мортара радостно открывает рот; продолжительный поцелуй, потом Алиса, не удержавшись, лепечет дальше: - Поедем с тобой на закат, где там-там и зубаки хрустящие в ряд, где ты острием выпьешь кровь из врага, где обиды нет-нет, и некого будет руга! Мортара взмахивает руками, впивается Алисе в грудь, скрежеща зубами и торопливо расстегивая портки, - от него пахнет жареным, - Алиса вскакивает на стол, и вестерн перерастает в мелодраму: вот Веселухина гитара, а вот и любимая песня Алисы, любимая нэпманская песня - не спасет ли она ее, не вытащит ли из фильма, - откуда ее знать режиссеру? И Алиса в последней отчаянной попытке выдраться орет, скача по столу: Ведь я институтка, Я дочь камергера, Я черная моль, Я летучая мышь! Вино и мужчины - Моя атмосфэра, Привет эмигранта, Свободный Париж! Мортара хватает Алису за юбку и стаскивает под стол. "Конец!" - понимает Алиса, и сознание ее меркнет, но фильм еще не кончен: главный герой, крутой мачо, Веселуха между тем рвет изо всех сил к машине - спасать прибор. Машина его уже тронулась с места. Два каких-то крутых сопляка выкручивают ей руль, делая лихой полицейский разворот. Веселуха кидается на лобовуху, потом замечает сбоку какого-то чувака, - а ну, мне машина нужнее! Чувак вылетает из машины, и начинается погоня. В сущности, совершенно непонятно, для чего устраиваются эти самые погони: то ли для того, чтобы догнать и набить морду, то ли для того, чтобы что-нибудь отобрать (как в данном случае); во всяком случае, неминуем вылаз обоих гонщиков из машины, и совершенно непонятно именно вот это: зачем они вообще изначально в нее залезали? Итак, у убегающих то преимущество, что все улицы и переулки они знают очень хорошо, притом что Веселуха не знает их никак; однако у них и то "не-преимущество", что по сценарию Веселуха должен выиграть, в какое бы положение его ни поставили. Они с треском вписываются - вливаются - в какой-то большой проспект, должно быть, проспект Ленина - в городах главная улица довольно часто называется Проспектом Ленина, а может, ее уже успели переименовать в улицу Широкую (Broad way), или еще как-нибудь. Бензин у Веселухи кончился, но что супермену до бензина! Просвет постепенно делается меньше и меньше. - И в этот самый момент из темного переулка выворачивают другие, но все те же. "Э, - думает Веселуха, уходя вбок, - да от вас никуда!". Справа, слева - вдаряют светом, но Веселуха уже виснет на хвосте у крутых сопляков, они влетают в переулок и взмывают вертикально вверх над мусорными бачками. Веселуха шарит под приборной доской рычажок и тоже взмывает за ними. Краска желтая и синяя расплескивается по бокам машины, как мыло, и Веселуха понимает, что все эти дома - все эти сигарные коробки - тоже только то, что о них думаешь. Пока думаешь, что они дома, ну вот они дома, а когда покажутся пятнами краски и света, - и Веселуха пролетает сквозь них. "Кабы прибор мой не сломали", - думает Веселуха. Они несутся все вверх и вверх, все вокруг делается непроходимо-синим, начинает накрапывать мелкий дождичек. Веселуха понимает, что настало время действовать. Нет ли чего под рукой? На заднем сиденье лежит рыболовная удочка: Веселуха открывает окошко и закидывает ее, но машина впереди такая гладкая, кажется, зацепиться ей не за что. Удочка соскользнула и намоталась на какой-то штырь, так что Веселуху вытащило из чужой машины, как морковку из грядки. Так он и летит за своими преследователями, как рыбак за огромной рыбиной, по ветру развеваются его волосы цвета свежего алюминия, и город из желтых пятен с синими провалами остается внизу. Но что так теснит боязнь души агентов Мортары? Отчего они трясутся? А! знаем - в их машине кончился бензин. Они пытаются заправиться на ходу: один из крутых мозгляков, раскрыв дверь, высунулся из нее наполовину с намерением напоить коня, и тут же был выдернут Яном Владиславовичем. Ууу, Анакин Скайуокер, завидуй, - все супермены мира, дрожите, идет великий и ужасный Ян Владиславович. Ради своего прибора он готов на все. Ну, будет сейчас мясное мочилово. Диспетчеры сообщают: неопознанное небесное тело. А бензин на исходе, и второй крутой дохляк пытается своими ручонками напувать коня, а Веселуха, который уже, растопырив ноги, висит под днищем, перехватывает его железной рукой и склоняет в синюю густую высь! После чего ловко наливает в бак бензин, сматывает удочку, садится за руль: порядок! Ах да, забыли сказать: ту машину Веселуха вернул владельцу, потому что как ни крути, а законов надо слушаться. "Простите, я задержался, - должен сказать он наутро, входя в ту же комнату, и, по сценарию, небрежно стряхивая пыль с брюк, - за окном уже рассветает, и свет во всем здании гаснет ради экономии. - Я уснул в туалете, эти ваши американские напитки слишком крепкие для меня". Но в комнате никого нет. Так американский сценарий, по которому Веселуха должен был застать Алису и Мортару, Алису простить или выкинуть, Мортару обидеть, не проходит. Вместо него получается восточноевропейский, абсурдный сценарий. Веселуха стоит и в легком оцепенении понимает, что даже если он уснет, ни Алиса, ни Мортара ему не приснятся, потому что их нет в реальности. Они убежали в мультик, в дурную бесконечность, как Том и Джерри, и теперь будут вечно гоняться друг за дружкой по всей Корпорации - как в компьютерной игре. И Ян Владиславович проснулся. - Алиса, - промурчал он удовлетворенно, не раскрывая глаз, - спасибо тебе, душа моя! Я все понял. Теперь не забыть бы... Но он ничего не понял, потому что принялся шарить рядом с собой по постели, а там ничего не было, кроме прохладной простыни, едва примятой, - Веселуха вскочил, и утренний холод пробрал его. Алисы не было. - Ах, вот как, - пробормотал он. - Так! И, хотя теперь-то вся ситуация была ясна ему окончательно, во всей неприглядной полноте, на всякий случай, еще на что-то надеясь, Веселуха толкнул тяжелое окно: внизу в первых лучах солнца мокрый двор блестел спинами машин. Люди ходили, голоса их сливались в общий гул. - Алиса! - тоскливо крикнул Веселуха. Но тщетно и глупо звать ту, которой нет нигде - ни в жизни, ни в смерти, ни на земле, ни на небе. Веселуха смотрел на Петербург, весь в жаркой утренней дымке, стоял, не двигаясь, боясь пошевелиться, - да, вот так все и случается. Только выйдешь из себя - и превратишься в собственную тень. Станешь в воспоминаниях других еще гуще, чем был. Как будто тебя долго сушили на солнце, и все "лишнее", чем ты, собственно, и был, испарилось из тебя в жаркое темное небо. Только начни играть жизнь по чужому сценарию - и ты станешь тем героем, которого играешь. Заметив, что директор стоит на балконе, народ собрался внизу, и принялся выражать ему свое сочувствие и восхищение. Ян Владиславович помахал людям руками, отвернулся в сумрак своих покоев и перестал улыбаться. На диване, положив ножку на ножку, сидел Рябинин и курил. - Куда ты дел Алису?- спросил Рябинин резко. - Она осталась на той кассете, что мы записали ночью, - ответил Веселуха. - Она слилась со своим собственным образом. - А ты почему не слился? - спросил Рябинин уже даже не резко, а сурово. - Неужели ты до сих пор не тот, кого за тебя принимают? - Увы, - развел руками Веселуха. - До сих пор? - что ты хочешь сказать? Ты хочешь сказать, "до настоящего времени"? Но Рябинин знал эти штучки, он спрыгнул с дивана и встал перед Веселухой - крепкий, худой, в старом костюме, и сигаретку отставил: - Если - я - говорю - "до сих пор" - Ян, - то ты должен понимать, что я имею в виду! Ты - человек, облеченный властью. Ты больше не имеешь права выделываться. Ты - уже не ты, а выразитель воли... - Ну, ну, социалист, хватит! - Эй, одумайся! - возопил Рябинин. - Ян, если ты не хочешь, чтобы мы поссорились! А вот этих штук не любил Веселуха. - Ты будешь мне скандалить, как беременная девушка, - противоречиво и раздражительно заметил он. - Тут и так черт знает что делается. Ты свидетель, что я сопротивлялся, как мог. Я не просил, чтобы меня делали главой Корпорации. И что, теперь я не могу заниматься наукой? Да если так, пошло оно все... - Кто из нас беременная девушка? - язвительно закричал Рябинин. - Ты жалуешься, ты не способен чувствовать ответственность за людей, тебе просто-напросто нужна власть - делать все, что ты хочешь! - А ты социалист! - ответил ему Веселуха громко, отходя на шаг. - Ты даже не полноценный социалист, ты розовенький, ты либерал-демагог! - А ты самодур! Ты слабый, ты боишься собственного народа! - Ты врешь! Совсем уже заврался! Себе уже врешь! Ты подумай своими тухлыми мозгами... - Богатство тебя испортило! - Меня? Бе-едненький ты наш... - Я не допущу, чтобы народ оболванивали... - Миша, давай хватит... - Веселуха выставил руки ладошками вперед. Он вдруг понял, что происходит. Рябинин стоял уже у порога, дверь скрипела приманчиво, за дверью был полумрак, - его единственный друг, Михаил Николаевич Рябинин, выкрикивал последние слова, чтобы потом нырнуть в этот полумрак и скрыться из виду навсегда. - Миша, - повторил Веселуха. - Ты это, не того... Ты на меня не обижайся, в общем... Я тоже иногда бываю... - Ты не "бываешь", - сказал Рябинин. - Ты "стал". Извини, Ян, но я пошел. Если тебе что-нибудь понадобится - я в твоем распоряжении. Но работать на твои опыты я не буду: то, что ты делаешь, бесчестно и бессовестно... Он подождал еще три секунды, но Веселуха ничего не сказал ему; тогда Рябинин вздохнул и вышел вон. - Социалист, - пробормотал Веселуха, - совок... Уже начинали косить, и лето было в самом разгаре. По речкам и каналам Петербурга всплыла травная нить, тинная муть, осы слетались в гнезда. Народ был счастлив. - А мы и раньше были счастливы, - говорили люди, - только мы этого не знали. Солнечная, жаркая погода, неподвижное и счастливое настроение... Ночью грозы грохотали с дождями, пели птицы в сладких кущах. Рябинин метался от деревни к деревне и пытался посеять смуту. - Он же вас оболванивает, - пытался доказать производственник. - Ведь это же сказка: по щучьему веленью, по моему хотенью! Так нельзя в реальности! Это разврат! Крестьяне только улыбались: - Да вы же сами этот прибор конструировали! Как же так? Какой разврат, Михаил Николаевич! Или мы не работаем? - Да работаете! - всхлипывал несчастный Рябинин. - Но все равно это ужасно нехорошо, вы должны это понять! Нехорошо удовлетворять потребности до того, как они возникли! Наш прибор - безнравственен, он делает из вас скотов! - Но-но, потише, - предупреждали крестьяне. - Потише! - рыдал Рябинин, взбирался на бочку, раздирая майку на сухом загорелом теле: - Я не могу на это смотреть! У меня нет слов! неужели вы так и будете слушаться? Где ваша воля народная? Поднимайтесь, восставайте пртив угнетателей, против того, что с вами делают все, что захотят! - Но если мы и сами этого хотим, - возражали крестьяне. - Вас заставили хотеть! - вопил Рябинин. Но его не слушали. Улыбки расплывались, головы качались - ай, ай, бывает - сошел с ума несчастный Веселухин соратник. Рябинин покрылся пылью и стал черен, а голова его побелела. Он шатался по покорным и пыльным дорогам, и ему казалось, что высокое синее небо заперто на ржавый засов, что земля держит его, - ему хотелось бы дымом взлететь в небо, но он не мог. Ни в одной деревне не находилось ни одного недовольного, - от этого можно было и впрямь сойти с ума. Рябинин шел и шел на восток, деревни попадались все реже, и наконец, воздух стал краснее, гуще, дунуло жаром - перед ним встали Уральские горы. - Куда ты идешь? - спросили горы Рябинина. Рябинин оглянулся: тропы сводили во мрак, перевалы становились все чаще. - Мне все равно, - махнул рукой Рябинин. - Я старик. Мое пламя тяжелое, оно разгорелось уже давно. Мои дети выросли, я им больше не нужен. - Тогда иди к нам, - сказали горы. - У нас жаркое золото в подвалах, у нас сухая трава и небо еще синее, чем в Петербурге. У нас густые леса и неведомые, большие реки. Услышав это, Рябинин наклонил голову, как бык - упрямо, и пошел дальше. Так, у последнего столба, там, где кончаются дороги, мы и оставим его. Покраснело поле, в душе его уснули боги - он отправился догонять, оборонять, донимать - время. Веселуха проводил его взглядом далеко, но не пошел с ним. Наступала ночь. Решение найдено, выход есть; и солнце, как лунка, яркая, ослепительная лунка, просверленная в небе неким рыбаком. И из этой дымной рыбачьей лунки, из этого отверстия, опустил струну ангел-эхо. Что на крючке? Богатство, успех, счастье? Нет, это приманка для совести, это лесенка на небо. Машет леской ангел-эхо, машет удочкой, отвесом, гребешком по волосам; машет медленно, но верно, глупых спихивает в скверну, добрых на семь верст и лесом подымает к небесам. Глава 14: Со временем Простокваша тягучая, вязкая Отсыпается в банке с завязкою Я пойду ее с ложкой проведаю, В одиночестве с ней побеседую. Будем блюмкать, и булькать, и кваситься, Мои губы в молочный окрасятся, Преисполнюсь я трепетной нежности, Как ошибка в пределах погрешности. Пахло сеном, сквозь сено пахло молоком, сквозь молоко было видно звезды на небе и еще несколько вишен в щелях сарая. Больше ничего не было вид

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору