евизом которого было
"Клиент  всегда прав", только  руками разводил, настолько глупа  и  противна
была эта тетка.

     - Вот, клиентов обучаю на приборе работать, - радостно доложила Наталья
Борисовна Веселухе. - Мы очень быстро учимся!
     Тетка жеманно прикрыла глаза и молвила:
     -  Тут  еще  проценты  надо  считать,  а  я  не   умею...  мне  это  по
специальности не требуется...
     -  Смотрите, - ласково подхватила Наталья Борисовна, - вот у нас пять и
шесть  десятых  - это  сто процентов.  А восемьдесят  процентов - это  будет
сколько?..

     В этом месте Наталья Борисовна, не прекращая печатать, подхватила левой
рукой  с полу маленький тазик,  в  котором плескалась бурая жидкость, и лихо
влила из тазика в пробирку ровно тридцать семь миллилитров.

     - Восемьдесят процентов - это будет четыре, - брюзгливо сказала тетка.
     -  Нет,  нет, - проворковала  Наталья Борисовна,  отбирая пробу, -  вот
смотрите...

     Веселуха одобрительно хмыкнул и удалился.

     Клиенты  шли  на  Наталью  Борисовну  косяками. Они толклись  у  нее  в
лаборатории,  наглые, требовательные; несмотря на то, что почти все они были
химиками, руки  у  них росли  из жопы;  они  ворчали  по  поводу гостиниц  и
надменно говорили: "А  вот у нас в  Нижневартовске!" Некоторые  из них пахли
перегаром,  иные - жвачкой  "Орбит без сахара".  Они делали,  что  хотели, а
хотели  все разного,  но  все  одинаково  уезжали с прибором  под мышкой и с
аналитической методикой в зубах, и все они, даже самые тупые, умели работать
на Веселухином приборе.

     - Смотрите внимательно, - интимно говорила Наталья Борисовна,  - я  вам
еще раз покажу, а потом запишу по пунктам...
     - Как у вас на них терпения хватает! - восхищался Паша. - Знаете, у вас
прирожденный талант продавать!
     - Да ничего я не продаю, - стеснялась Наталья Борисовна. - Просто к нам
все  такие  милые  люди приходят, с ними так  приятно  общаться! Работать не
мешают...

     В прекрасный и мартовский день, когда заснежен  был город, и сугробы со
стороны земли подмачивала влага,  когда среди полянок ледяных, луж и снежных
гор начинало пахнуть весной, Наталья Борисовна пришла к Веселухе, и, прячась
в собственной тени, таинственно сказала:
     - Знаете чего. Я вам докладную записку написала.

     Дома  ее  ждала  дочь Анастасия,  которая  любила  читать  исторические
романы, и кот Василий,  который  любил  есть мясо  и пить пиво.  Усы старили
Василия и в то же время  придавали ему разбойный вид. Муж Натальи Борисовны,
полковник в  отставке  Денежкин, приходил домой  одиннадцать  и падал с ног;
такова была цена его личной конверсии.

     А в  докладной записке Наталья Борисовна написала Веселухе, что Газпром
объявил тендер на поставку спектрометров.
     - Тендер наклевывается, - сказал Веселуха.
     - Невозможно! - на два голоса сказали  Рябинин и Лукин. - Невозможно. У
нас и так сорок девять человек работает. Если мы наймем еще кого-нибудь, нам
придется платить другие налоги. И все псу под хвост.
     - А ты что думаешь об этом? - спросил Веселуха Пашу.
     -  Я не  думаю, я  считаю,  -  заявил  Паша. -  Я всегда все считаю! На
двадцать пять ходов вперед, назад, вверх, в стороны и вниз.

     Он   засунул   ладонь   за  ремень  и  принялся  ходить  вокруг  стола,
рассказывая,  как он считал и к чему пришел. Веселуха слушал-слушал, а потом
посмотрел в сторону и сказал:
     - Ну что ж. Тендер надо выиграть.

     Больше  он ничего не сказал. Денежкина  победно пискнула и унеслась под
руки с двумя подгнившими дядьками из Одессы.

     -  Ну, уж  так-таки и выиграть, - возмутился Рябинин. - Очень  нагло  с
нашей стороны! Мы выиграем, а остальные фирмы как будут жить?
     -  Никак  не  будут,  - пообещал  Паша.  -  Но мы будем плакать  на  их
поминках.
     - Отставить шапкозакидательские настроения! - приказал Веселуха. - Всем
перейти на  усиленный режим работы. Выдать сборщикам по плитке шоколада и по
салфетке,  чтобы они не измазали шоколадом прибор. Паша и Наталья Борисовна,
вы едете на выставку-ярмарку "Без химии  не жизнь" охмурять газпромовцев!  С
прибором.
     - А где эта выставка? - спросил Паша.
     - В Нефтепресыщенске.
     - О-о, - простонал Паша, - мне столько не выпить.

     В Питере потихоньку наступала весна, а Нефтепресыщенск был еще погружен
в густые сугробы и  продуваем злыми ветрами. Однако сугробы были не простые,
а сахарные,  а ветер  дышал легким ароматом дорогих  духов. Дорожки в городе
каждый Божий день посыпались  золотым песком.  Все  дома в  Нефтепресыщенске
были  построены  из  мрамора  и карельской  березы,  а  в теплых  внутренних
двориках, которые рабы по ночам облизывали языком, били фонтаны из рейнского
вина и росли тысячелетние кипарисы.

     - А у вас-то в Питере богато народ живет? - спросили их газпромовцы.
     -  Вокруг нашей фирмы все живут  богато! -  гордо ответил Паша. - Мы  -
градообразующее  предприятие. Если вам кто-нибудь будет врать, что Петербург
построил Петр Великий, не верьте: этот город вырос из нашей фирмы.

     Шумела,  гремела по морозу  выставка-ярмарка "Без химии не жизнь".  Она
совпала с масленой  неделей, и  в  угоду газпромовцам все,  кто участвовал в
тендере,  должны  были нарядиться в маскарадные  костюмы.  Наталья Борисовна
Денежкина, наряженная лисичкой, стояла рядом с прибором и зазывала:

     -   Пожалуйте  сюда,  товарищи-господа,  хлопцы  и  барыни,  милостивые
государи  и  государыни! Только у нас, здесь  и сейчас! Прибор рентгеновский
флюоресцентный, уровень определения пятипроцентный! Двести измерений в день,
проверяй кому не лень!

     Рядом  тусовались  сытые газпромовцы и  их  веселые детки с  блестящими
глазами; они с интересом смотрели на прибор и на Денежкину с  лисьим хвостом
и в  маске.  Тут подбежал Паша, чьей  обязанностью  было  поить газпромовцев
можжевеловым напитком, и крикнул:
     - Наталья Борисовна, дай десяточку.
     - Возьми в кюветке, -  сказала  Денежкина,  беседовавшая с темноволосым
горбуном в феске и малиновом плаще.

     Паша протянул руку, и стоявшие вокруг детки ахнули: из прибора выползла
аккуратненькая новая десяточка!
     - Тетя, а нам сделай по десяточке! - закричали детки.
     -  Фи, как не  стыдно  клянчить, -  голосом лисы Алисы заметила Наталья
Борисовна, -  ведь  это не  простые, это волшебные десяточки.  Во-первых, их
можно  только  заработать  честным трудом.  Во-вторых, их нельзя  тратить на
всякие пустяки.
     - Мы не будем тратить на пустяки! - пообещал  пацаненок лет восьми. - А
как их заработать?
     - Очень  просто,  - ласково  сказала Наталья  Борисовна, -  надо только
пойти  к папе  и рассказать ему про  наш чудесный  прибор,  исполняющий  все
желания еще до того, как они возникли...

     Детки   бросились  зарабатывать  десяточки,  а  один   мальчик,   самый
предприимчивый,  пошел прямо к организатору  выставки, Главному Газпромщику.
Тот как раз сидел в баре  с Пашей. Паша был наряжен старым евреем, а Главный
Газпромщик - князем  Владимиром  Красное Солнышко.  Они  сидели  в  креслах,
обитых лионским шелком, и пили можжевеловый напиток.

     -  Господин Главный Газпромщик! - сказал мальчик горячо.  - Спасибо Вам
за наше счастливое детство!
     - Да на здоровье, - пожелал тот. - А с чем пришел?
     -  Господин Главный Газпромщик! - сказал  мальчик.  -  Не вели казнить.
Стонет Россия без ихнего рентгеновского флуоресцентного прибора. Надо брать.
     -  Все  участники тендера обещают нам многие  и многие кайфы,  -  пожал
плечами Главный Газпромщик. - Какие кайфы можете предложить нам вы?
     -  Какие  еще  кайфы наша лавочка может предложить  великому и могучему
Газпрому? - пожал плечами Паша. -  Только наш прибор:  а сердце  наше  давно
принадлежит вам.
     -  Если мне предлагают  прибор без  всяких  кайфов,  - заметил  Главный
Газпромщик,  -  значит,  выгоды  нашего  союза  понятны  и детям. Что  нужно
Газпрому, то нужно России!
     - Аминь, - заключил мальчик благоговейно.
     - Аминь, - повторил Паша, содрогнувшись.

     От  последней фразы Главного Газпромщика пахло, право  же, заговором, и
переменой  образа правления, и сепаратизмом,  и глобализмом, - словом, пахло
керосином. Но думать об этом Паша не смог, потому что завизжал от восторга и
захлопал в ладоши.

     -  Какие  славные люди живут  в Нефтепресыщенске,  - задумчиво  сказала
Денежкина,  когда  они  уже  прилетели в  Питер и возвращались  с победой на
фирму. - Такие, право, милые!

     Ибо все были одинаково милыми  людьми для  госпожи  Денежкиной, и редко
кто избегал этих сладких эпитетов:  "милый", "славный", "хороший",  - только
Веселуха,  потому  что  про  Веселуху  Денежкина говорила:  "великий". И  не
потому, что Ян Владиславович был ее шефом.

     Умнейшая Наталья Борисовна очень  хорошо чувствовала людей. От Веселухи
разливались по всей  фирме  жаркие  металлические волны.  Она  и  сама,  как
спектрометр, чувствовала,  когда  в этих волнах больше медовой меди, когда -
алюминия,  а  когда  -  свинца.  Веселуха  представал перед нею повелителем,
обаятелем. Всегда ли сила и  страх ходят рядом? Есть  ли богатыри светлые  и
надежные, как некрашеная липовая ложка?  Могучие деревья впиваются корнями в
темные глубины, кроной уходят в безлунную бездну. Ян Веселуха, кто ты такой?

     Нет,  нет,  стоп!  Не демонизируйте  Яна  Владиславовича. Для  красного
словца мы  так можем  договориться до слова  "ипостась"; а  потом мы  скажем
"отнюдь",  а  там, глядишь, и  "харизма", -  а  это  слово не  простое:  оно
происходит от древнего charms, а так в иудейских текстах иногда  называли...
Нет,  лучше бросим  от  греха весь этот  белибердяевский лексикон,  и скажем
словами великого уоллстритовского спекулянта Лефевра: Веселуха надеялся там,
где все боялись, и боялся там, где все надеялись.

     О, сладость работы с клиентами, и в стакане чай растет и  месяц светит,
долька лимона бьется, как  о края колодца  бьется полная луна! Ну и что, что
мы  умеем извлекать деньги из окружающего мира? И снимать  пенки с кипяченой
воды? В Александровском  парке  все ивы  склонились под  журчащими и тающими
сугробами,  а с запада, закрывая солнце,  пухнет  новая снежная туча. Нежных
запахов ручьи  среди полянок ледяных,  луж и снежных гор.  Меркнет  в  окнах
солнце.  Последний мартовский снег лег по рогаткам дорог, по  изгибам  улиц,
лег, как парик.

     -  Мы растем, как на дрожжах, -  сказал  Веселуха и прошелся колесом от
радости. -  Кто  нам  в  том  помог? Остервенение народа? Барклай, зима  иль
русский Бог? Как распределять  прибыль? Куда  засунуть нашу новую  концепцию
прибора, Миша?

     Только Рябинин открыл рот, чтоб радостно ответить, только он  пролез из
своего угла, где  сидел на куче  старых журналов времен  перестройки, -  как
дорогу   ему   преградил  его   собственный  предок,   то   самое  настырное
высокопревосходительство, что  с  помощью  старых  связей  избавило фирму от
налогов.

     -  Давайте  мне  сейчас ваш  усовершенствованный  прибор  бесплатно,  -
объявил вельможа, - а то все налоги свалятся на вас, как снег с елки!
     И предок упер руки в боки.

     - Кто у нас  там с клиентами работает? - спросил Веселуха,  зажимая рот
Рябинину, который от вида предка неизменно млел и готов бы все ему простить.
     - Я, - вылез нахальный Паша, утирая сметанный рот.
     - Я, - пискнула Денежкина, подбивая турнюр.
     - Двое  таких,  -  усмехнулся Веселуха.  - Вот идите и объясните  этому
человеку...

     Паша и Денежкина потащили предка  в лабораторию.  Стул хрустнул под его
тяжелым задом; предок оперся на спинку и сказал:
     - Я вашим прибором монету печатаю. Давайте новый, хочу пробу улучшить.
     - Яхонтовый,  - пропела Денежкина. - Бриллиантовый вы мой  барин!  Ведь
наш прибор совсем для другого дела приспособлен!
     -  Ваш  прибор,  - возразил  предок,  -  для всего годится. Он сущность
человеческую выявляет.


Глава 4: Не промах

     Начинается ночь
     За полями завод духарит
     По болоту пуховые клочья развеяны чьи-то.
     Батько-месяц сухой, полновесный на небе висит,
     У Шарашкина в офисе свара - не дали кредита.

     Горше горького лед. Замерзает заплаканный край,
     Ветер снегом сечет, по дорогам дубовые боги,
     И у каждого бога детишки, и каждому дай,
     Так что это дык парень не жизнь.
     А еще ведь налоги.

     Не ходи в эту грязь, не дадут тебе долго прожить,
     Придерутся, наедут и кинут, за грех не считая,
     Оглянуться не сможешь, молитву свою сотворить,
     Свистнет-хлюпнет, разбавит снега твоя кровь молодая.

     Твой портвейн обожжет синий лед, только ветер-певец
     Разнесет по церквам, и забумкают церкви, скорбя,
     Кто-то дунет на дуло, прикажет убрать холодец,
     И продолжится общая драка уже без тебя.

     Так что лучше броди по тайге, комарами давись,
     Смелый парень, костер на снегу разжигай, выживая,
     Песни пой под гитару и думай, что вот она жизнь,
     Что суровая жизнь у тебя, непростая,
     мужская.

     Травы пробивались сквозь бетон, ветер кружился, листья  набухали, серое
небо   голубело,   а   мир   шумел  и   был   широк.  Глобалисты  дрались  с
антиглобалистами,  солнце повышалось  и понижалось,  газеты  шуршали свежими
страницами, а правительство объявило тендер на поставку  химических приборов
в лаборатории высших учебных  заведений. Тендер  означал  в данном случае не
то, что  в строчке Love me  tender, love  me sweet. В  данном  случае тендер
означал штуку простую  и бесхитростную: кто предложит ниже цену, тот и будет
продавать вузам свои  приборы. Студенты, выучившись работать на приборах той
или иной  фирмы, привыкнут к ней, как  к родной:  заманчивое предложение для
любого поставщика.

     Узнав о тендере, Веселуха прибежал на фирму, блестя, как горячий медный
тазик,  и принялся радостно бегать  по кабинетам и объявлять работникам, что
им придется некоторое время поработать без зарплаты.
     - Это почему? - робко спрашивали работники.
     - Потому что мы будем делать приборы для студентов!  - говорил Веселуха
с придыханием. - Представляете себе  - химические лаборатории университетов,
оснащенные нашим прибором!
     Рябинин тоже сиял и прыгал - он любил деток; Денежкина, услышав, что ей
не будут платить, сказала покорно и страстно:
     - Я буду худеть! Может, влезу в ту юбку! Но мой кот - вынесет ли он?
     Паша Ненашев отметил, что согласен с Веселухой не из-за каких-то чуждых
ему студентов-технарей, а из-за рекламы родной фирме. Менее всего энтузиазма
предложение Веселухи вызвало в Лукине: задача была непроста,  а конкуренты -
могущественны, и самым опасным был холдинг "Лилит".

     Главой  холдинга  "Лилит"  был  господин  Самецкий.  Холдинг  занимался
производством  сложной  химической  и  медицинской аппаратуры, в том числе и
спектрометров.  До недавнего времени  "Лилит" безраздельно  господствовал на
рынке, но вдруг горизонты  омрачились: явился "Амарант". Рынок спектрометров
был  доходным и  перспективным, -  отдавать его  каким-то  непонятным  людям
Самецкому не хотелось. Он навел справки; чем больше он знал,  тем меньше ему
"все это" нравилось.  Теперь, когда объявили тендер,  Самецкий забеспокоился
всерьез.  Неужели этот самый Веселуха посмеет с  ним конкурировать? Самецкий
направил на "Амарант" вооруженный глаз.

     - А  почему бы  и  нет,  ведь  у  нас  рыночная экономика,  -  нахально
улыбнулся  Ян  Владиславович  прямо  в подзорную  трубу.  -  А  вы, господин
Самецкий, шпионить бы постеснялись.

     И Самецкий  постеснялся, тем более  что это не являлось его профессией.
Был  Самецкий   из  тех  самых  героев  эпохи   первоначального  накопления,
беспринципный  авантюрист. Он имел дело и  с чиновниками,  и с  бандюками, -
отнимал  бестрепетно,  клал на  всех  и  ставил на  себя. Впрочем, он охотно
учился новым словам и понимал, что "прошли те времена, когда..." Лицемерие -
последняя дань порока добродетели.

     Наступило лето, ночи  стали белыми, как молоко, вода в Неве - теплой, в
запрудах заплескались русалки.
     - Придется мне нанять настоящего папарацци, - сказал Самецкий.

     Вскоре  нашелся  и  такой  человек.  Звали  его  Петя Варвар, было  ему
двадцать лет, но его уже не  раз перекупали различные периодические издания.
Несмотря на свои крайне молодые годы, красивый, двадцатилетний антиглобалист
Петя  мог изуродовать  человека одним нажатием пальца  на  спусковой  крючок
фотоаппарата.
     -  Только  не  подходи  близко  к  директору  Веселухе,  -  предупредил
Самецкий. - Снимай издали.

     Петя  кивнул и, перебирая ножками в белых сандаликах, подкрался к фирме
поближе. "Амарант" располагался в  здании бывшей  швейной фабрики  во дворах
близ Сенной; видок у дома был жуткий,  вокруг когда-то был асфальт, а теперь
кое-где уже  буйно прорастал  репейник и бурьян. Окинув взглядом обстановку,
Петя заметил полуголого мужика  лет  сорока в  рваных штанах, который  тащил
через двор тяжелую коробку.
     - Эй! - подозвал его Петя. - Хочешь сто долларов?
     - Хочу, конечно, - сказал мужик.
     - Тогда подсади меня вон на то дерево.
     И  Петя указал  бомжу  на  обтерханный,  перекрученный  старый  тополь,
который впивался корнями в твердую землю неподалеку от них.

     Мужик кивнул, подставил спину, и легкий Петя без труда  вскарабкался на
дерево, уцепившись за нижнюю ветку. Дальше ветки шли чаще, и Петя, перелезая
с одной  на другую, быстро добрался до самой вершины. Здесь  он вытащил свой
навороченный фотоаппарат и  направил  его прямо  на "Амарант".  Видимо, угол
зрения был выбран удачно, потому что Петя  замурчал от  удовольствия. Но тут
кайф ему спортили.

     - Эй!  - крикнул  ему  мужик снизу,  стукнув по стволу тополя. - Деньги
давай, у меня работа стоит!
     Петя возмутился и надменно ответил:
     - Моя работа важнее, ничего, подождешь.
     Сто долларов, думал Петя, ему его месячный оклад, небось, предлагают, а
он тут выеживается, тоже  мне! И Петя беззаботно  взлез еще чуть выше, сел в
позу  лотоса на  тоненькой веточке и опять стал  примериваться. Но проклятый
мужик ждать не желал:
     -  Слушай, я последний  раз  говорю, давай деньги,  а то  я тебя оттуда
скину!
     - Интересно знать, как? - спросил Петя, не отрываясь от фотоаппарата.
     - А вот так, - сказал мужик и пнул тополь ногой.

     Огромное   дерево  надрывно  затрещало,   по  всей  длине  образовалась
продольная  щель, и  тополь  стал со  стоном и шелестом падать. Петя Варвар,
обремененный  фотоаппаратом  на шее,  ухватился  за  ту  из веток, что  была
пониже,  и  завизжал,  пытаясь  слезть,  но  это  ему не  удавалось.  Что-то
хрустнуло,  и  Петя  полетел  вперед,  прямо в  стену "Амаранта".  Папарацци
зажмурился, вытянул руки (глупее ничего нельзя придумать, когда падаешь) и с
воплем влетел в пусконаладку, приземлившись на новый прибор.
     -  Здрасьте, -  недовольно  сказал  наладчик  дядя  Витя.  - Это вы тут
деревья ломаете?
     Петя Варвар сидел на полу и хлопал глазами.
     - Это я, - сказал, входя, тот самый мужик.
     - Зачем, Михаил Николаич? - удивился дядя Витя.
     - Да вот этого стряхнуть хотел,  - указал Рябинин на Петю. - Думаю, что
за фрукт на тополе висит?
     - От осинки не родятся апельсинки, - пошутил дядя Витя.
     Петя  к этому  моменту  успел  понять, что от  его  организма ничего не
отвалилось. Он осторожно встал и  потопал к двери, но Рябинин ухватил его за
плечо:
     - А сто долларов?

     Когда  Самецкий  узнал, как позорно  загремел  Петя Варвар,  он  только
плюнул:
     -  Эх,  щенок!  Но и  мне впредь  наука:  "не  гонялся бы ты,  поп,  за
дешевизной".  В  этих делах  нужен тонкий  подход. Найму-ка я Койотову,  она
хороший профессионал.

     Юлии  Койотовой  было, наверное,  лет двадцать  восемь. Ее тонкий носик
чуял ветер.  По сторонам смуглого  личика  болталис