аркизов выпивает рюмку
                                   водки.

Дараган. Я протестую! Это не имеет отношения к ефросимовскому делу!
Ева. Нет. Имеет. Ты что ж, боишься повторить при всех то, что  говорил  мне?
     Значит, говорил что-то нехорошее?
Дараган. Я ничего не боюсь!
Ева. Итак: не говорил ли ты мне у реки так: любишь ли ты Адама, Ева?

                                 Молчание.

Адам (глухо). Что ты ему ответила?
Ева. Я ответила ему, что  это  мое  дело.  А  далее:  кто  шептал  мне,  что
     предлагает мне свое сердце навеки?
Адам. Что ты ему ответила?
Ева. Я не люблю тебя. А кто, хватая меня за кисть  руки  и  выворачивая  ее,
     спрашивал меня, не люблю ли  я  Ефросимова?  Кто  прошептал:  "Ох  этот
     Ефросимов!" Вот почему он стрелял в него! Искренно, искренно говорю при
     всех вас, (указывая на Ефросимова) прелестный он. Он -  тихий.  Всем  я
     почему-то пришиваю пуговицы, а у него сваливаются штаны! И вообще  меня
     замучили! Перестреляйте все  друг  друга.  Самое  лучшее  -  а  вечером
     сегодня застрелюсь я. Ты, Адам, утром вчера спрашивал, не  нравится  ли
     мне Дараган, а ночью я хотела спать, а ты истязал меня вопросами, что я
     чувствую к Ефросимову... Сегодня ж днем этот черт Пончик-Непобеда...
Адам. Что сделал Пончик-Непобеда сегодня?
Ева. Он читал мне свой трижды проклятый роман, это - зазвенело на меже. Я не
     понимаю - землистые лица бороздили землю - мордой они, что ли,  пахали?
     Я страдаю от этого романа! Замучили в лесу!

                               Пауза большая.

Ефросимов. Сейчас на океанах солнце, и возможно, что кое-где  брюхом  кверху
     плавают дредноуты. Но нигде не идет война.  Это  чувствуется  по  пению
     птиц. И более отравлять никого не нужно.
Маркизов. Петух со сломанной ногой - петух необыкновенного ума - не проявлял
     беспокойства и не смотрел в небо. Теория в том, что война кончилась.
Дараган. Кто поверил этой женщине, что  я  по  личному  поводу  хотел  убить
     Ефросимова?

                                   Пауза.

Ефросимов. Никто.
Дараган. Аппарат, спасающий от газа, пять зажигательных бомб, пулемет -  ну,
     и на том спасибо. Профессор! Когда  восстановится  жизнь  в  Союзе,  ты
     получишь награду за это изобретение. (Указывает на аппарат.)  О,  какая
     голова! После этого ты пойдешь под суд за уничтожение бомб, и суд  тебя
     расстреляет. Мы свидимся с тобою. Нас рассудят. (Смотрит на часы.) Час.
Адам. У кого есть текущие дела? Скорее. Коротко. Ему пора.
Маркизов.  У  меня  есть  заявление.  (Вынимает  бумагу,  читает.)  Прошу  о
     переименовании моего имени Захар в Генрих.

                                 Молчание.

Адам. Основание?
Маркизов. Не желаю жить в новом мире с неприличным названием - Захар.
Адам (в недоумении). Нет возражений! Переименовать.
Маркизов. Напиши здесь резолюцию.

                    Адам пишет. Маркизов прячет бумагу.

Дараган. Товарищи, до свидания. Через три часа я буду в Москве.
Ева. Мне страшно!
Дараган. Адам!

                                   Пауза.

     Если  я  буду  жив,  я  ее более преследовать не стану. Я ее любил, она
     сказала правду. Но более не буду. А раз обещал, я сделаю. Забудешь?
Адам. Ты обещал - ты сделаешь. Забуду. (Обнимает Дарагана.)
Дараган (смотрит на приемник). По радио, стало быть, известий не получите.
Пончик. Вот она, стрельба!..
Дараган.  Ждите  меня или известий от меня каждые сутки, самое позднее через
     двадцать  дней,  первого  августа.  Но  все  дни на аэродроме зажигайте
     костер  с  высоким  дымом, а первого, ну, скажем, еще второго, третьего
     августа  ночью  -  громадные  костры.  Но если третьего августа меня не
     будет,  никто  пусть более ни меня, ни известий от меня не ждет! Слушай
     пулеметную   очередь,   слушай   трубу,   смотри   поворот  Иммельмана!
     (Выбегает.)

                      За ним - Адам и Пончик-Непобеда.

Ефросимов. Ева! Ева!
Ева. Саша!
Ефросимов. Уйду от них сегодня же!..
Ева. Повтори. Ты уйдешь? Ничего не боишься здесь забыть? Нет, ты не  уйдешь.
     Или уходи к черту! (Выходит.)

                            Выходит и Ефросимов.

Маркизов (один). Вот оно что. (Пауза.) Снабдил черт валютой. (Пауза.) Генрих
     Маркизов. Звучит.

             Загудел мотор на земле. Послышался трубный сигнал.

     Полетел!  Полетел!  (Смотрит.)  А, пошел! Застучал пулемет наверху. Так
     его,  давай  Москву,  давай...  (Схватывает гармонику.) Что делаешь? На
     хвосте  танцует,  на  хвост  не  вались,  ссыпешься,  чемпион!  Поворот
     Иммельмана! Нет, ровно пошел!

          Зашипела  и  ударила  одна  ракета  с  аэродрома,  потом
                                  другая.

     Пошел,  пошел,  пошел.  (Играет  на  гармонике марш.) Эх, Ваня, Ваня! -
     зазвенело на меже!..

                                  Занавес


АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

          Ночь  на десятое августа, перед рассветом. Вековые дубы.
                                 Бок шатра.
          Костер  у  шатра.  Костры вдали на поляне. По веревочной
          лестнице  с дуба спускается, ковыляя, Маркизов. В руке у
                                него фонарь.

Маркизов. Охо-хо... (Берет тетрадочку и пишет у  костра.)  "Тщетно  дозорный
     Генрих вперял свои очи в тьму небес! Там ничего, кроме тьмы,  он  и  не
     видел, да еще сычей на деревьях. Таким образом, надлежит признать,  что
     храбрец погиб в мировых пространствах, а они были  навеки  заброшены  в
     лесу!" (Складывает тетрадь.) Не могу более переносить  лесной  скуки  и
     тоски.  Всем  надлежит  уйти  отсюда  на  простор  погубленного   мира.
     (Заглядывает в шатер.) Эй, друг! Вставай, вставай!
Пончик (из шатра). Кто там? Что еще?
Маркизов. Это я, Генрих. Проснись!
Пончик (из шатра). Какой там, к бесу, Генрих? Я только что  забылся,  а  тут
     эти Генрихи! (Выходит из шатра в одеяле, в котором проверчены дыры  для
     рук.) Рано еще. Зачем нарушил мой покой?
Маркизов. Твоя очередь идти поддерживать огни.
Пончик. Я не хочу. (Пауза.) Да! не  хочу.  Десятую  ночь  колония  не  спит,
     страдает, жжет смолистые ветви. Искры фонтанами с четырех углов!..
Маркизов. Верно! А днем жирный дым...
Пончик. Все это - демагогия и диктатура. Какое сегодня число? Какое?
Маркизов. Собственно говоря, воскресенье, девятого августа.
Пончик. Врешь, врешь, сознательно врешь! Посмотри в небо!
Маркизов. Ну что ж. Белеет небо.
Пончик. Уж час, как идет десятое число. Довольно!  Дараган  сказал  четко  -
     если я не вернусь через три недели,  значит,  третьего  августа,  стало
     быть, я вовсе не вернусь. Сегодня же десятое августа!! Уж целую  неделю
     мы по вине Адама терпим мучения!! Одна рубка чего стоит.  Я  больше  не
     желаю!
Маркизов. Он заставит тебя. Он - главный человек.
Пончик. Нет! Хватит! Дудки! Не заставит. Утром, сегодня же потребую собрания
     и добьюсь решения о выходе колонии на простор. Посмотри, это что?
Маркизов. Ну что? Ну, паутина...
Пончик. Лес зарастает паутиною. Осень! Еще три недели, и начнет сеять дождь,
     потянет туманом, наступит  холод.  Как  будем  выбираться  из  чащи?  А
     дальше? Куда? Нечего  сказать,  забрались  в  зеленый  город  на  дачу!
     Адамкин бор! Чертова глушь!
Маркизов. Что ты говоришь, Павел? Ведь чума гналась за нами по пятам.
Пончик.  Нужно  было  бежать  на  Запад,  в  Европу!  Туда,  где  города   и
     цивилизация, туда, где огни!
Маркизов. Какие ж тут огни! Все говорят, что там тоже горы  трупов,  моровая
     язва и бедствия...
Пончик. Ничего, решительно ничего не известно! (Пауза.) Это коммунистическое
     упрямство... Тупейшая уверенность в том, что СССР победит. Для меня нет
     сомнений в том, что Дараган и  погиб-то  из-за  того,  что  в  одиночку
     встретил неприятельские силы - европейские силы! - и, конечно, ввязался
     в бой! Фанатик! Вообще они - фанатики!
Маркизов. Это что - фанатики? Объясни, запишу.
Пончик. Отстань ты! Хе! Коммунизм коммунизмом, а  честолюбие!  Он  Аса-Герра
     ссадил! Так теперь он чемпион мира. Где-то он валяется, наш  чемпион...
     (Пауза.) Ах, как у меня болят нервы!
Маркизов. Выпьем коньячку!
Пончик. Ладно.  Брр...  Прохладно...  Утро...  утро.  Безрадостный,  суровый
     рассвет.

                           Пьют у костра коньяк.

Маркизов. Ну, как нервы?
Пончик. Нервы мои вот как. Все начисто ясно. Вот к чему привел коммунизм! Мы
     раздражили весь мир, то есть не мы, конечно, -  интеллигенция,  а  они.
     Вот она, наша пропаганда, вот оно, уничтожение всех ценностей, которыми
     держалась цивилизация... Терпела Европа...  Терпела-терпела,  да  потом
     вдруг как ахнула!.. Погибайте, скифы! И был Дараган - и нет Дарагана! И
     не предвидится... И Захар Маркизов, бывший член профсоюза, сидит теперь
     в лесу на суку, как дикая птица, как сыч, и смотрит в небеса...
Маркизов. Я Генрих, а не Захар! Это постановлено с печатью, и  я  просил  не
     называть меня Захаром.
Пончик. Чего ты бесишься? А, все равно... Ну, ладно, ладно. Глупая фантазия:
     Генрих, Генрих... Ну, ладно... Дошли до  того,  что  при  первом  слове
     вгрызаются друг другу прямо в глотку!
Маркизов. Я равный всем человек, такой же, как и все! Нет теперь буржуев...
Пончик. Перестань сатанеть! Пей  коньяк,  Генрих  IV!  Слушай!  Был  СССР  и
     перестал быть. Мертвое пространство загорожено, и написано: "Чума. Вход
     воспрещается". Вот к чему привело столкновение с культурой. Ты думаешь,
     я хоть одну минуту верю тому, что что-нибудь случилось с Европой?  Там,
     брат Генрих, электричество горит и по асфальту летают автомобили. А  мы
     здесь, как собаки, у костра грызем кости и выйти боимся, потому что  за
     реченькой - чума... Будь он проклят, коммунизм!
Маркизов. А кто это писал: "Ваня! Ваня! - зазвенело на меже"?.. Я думал, что
     ты за коммунизм...
Пончик. Молчи, ты не разбираешься в этих вопросах.
Маркизов. Верно, верно... Полевой змей! И как змей приютился ты у  Адама  за
     пазухой.
Пончик. Змей! Ты, серый дурак, не касайся изнасилованной души поэта!
Маркизов. Теперь все у меня в голове спуталось! Так за кого ж  теперь  -  за
     коммунизм или против?
Пончик. Погиб он, слава тебе господи, твой  коммунизм!  И  даже  погибнув  -
     оставил нам фантазера в жандармском мундире...
Маркизов. Про кого? Ты хоть объясняй... Кто это?
Пончик. Адам.

                                   Пауза.
          Издали   послышались   револьверные  выстрелы.  Пончик и
                            Маркизов вскакивают.

Маркизов. Во! Ага!

                              Прислушиваются.

Пончик.  Aт...  Не волнуйся, это упражнение в стрельбе. Спиритический сеанс:
     прародитель в пустое небо стреляет, покойников сзывает. (Кричит.) Зови!
     Зови! Нет Дарагана! Это рассвет десятого! Довольно!..

                                 Молчание.

Маркизов. Змей, а змей? Я от тоски роман написал.
Пончик. Читай!
Маркизов (достает тетрадку, читает). "Глава первая.  Когда  народ  на  земле
     погиб и остались только Адам и Ева, и Генрих  остался  и  полюбил  Еву.
     Очень крепко. И вот каждый день он ходил к петуху  со  сломанной  ногой
     разговаривать о Еве, потому что не с кем было разговаривать..."
Пончик. Дальше.
Маркизов. Все. Первая глава вся вышла.
Пончик. Ну, а дальше что?
Маркизов. А дальше идет вторая глава.
Пончик. Читай!
Маркизов (читает). "Глава вторая. - Ева! Ева! - зазвенело на меже..."
Пончик. Что такое? Вычеркни это сейчас же!
Маркизов. Ты говоришь - учись!
Пончик. Учись, но не воруй! И притом какой это такой Генрих полюбил  Еву?  А
     тысяча долларов? (Прислушавшись.) Стой, стой!
Маркизов (вскакивая). Гудит, ей-богу, гудит в небе...
Пончик. Ничего не гудит! В голове у тебя гудит...
Маркизов. Кто идет?
Пончик. Кто идет?

                              В лесу светлеет.

Адам (издали). Кто у костра?
Маркизов. Это мы.
Адам (выходя). Что ж, товарищ Непобеда,  ты  не  идешь  сменять  профессора?
     Пора.
Пончик. Я не пойду.
Адам. Скверный пример ты подаешь, Непобеда!
Пончик. Я не крепостной твой, первый человек Адам!
Адам. Я - главный человек в колонии и потребую повиновения.
Пончик. Генрих!  Ты  здесь?  Прислушайся.  Когда  главный  человек  начинает
     безумствовать, я имею право поднять вопрос о том, чтобы его не слушать!
     Ты утомляешь колонию зря!
Адам. В моем лице партия требует...
Пончик. Я не знаю, где ваша партия! Может, ее и на свете уже нет!
Адам (берется за револьвер). А-а!  Если  ты  еще  раз  осмелишься  повторить
     это...
Пончик (спрятавшись за дерево). Генрих! Ты  слышишь,  как  мне  угрожают?  У
     самого револьвер найдется! Не желаю больше терпеть насилие!
Адам. Пончик! Ты сознательный человек, советский литератор! Не искушай меня,
     я устал! Иди поддерживать огонь!
Пончик (выходя из-за  дерева).  Я  -  советский  литератор?  Смотри!  (Берет
     рукопись, рвет ее.) Вот вам землистые лица, вот пухлые щечки, вот князь
     Волконский-Барятинский! Смотрите все на Пончика-Непобеду,  который  был
     талантом,  а  написал  подхалимский  роман!  (Маркизову.)   Дарю   тебе
     "зазвенело"! Пиши! Подчиняюсь грубой силе! (Уходит.)
Адам. Генрих, Генрих...
Маркизов. Ты б пошел заснул, а то ты вторую ночь ходишь!
Адам. Ты, может быть, поднимешься еще раз на дерево? А?
Маркизов. Я поднимусь. Я пойду на гору.
Адам. Как ты думаешь, Генрих, он прилетит?
Маркизов. Теоретически... может прилететь. (Уходит.)

                               Уходит и Адам.
          В  лесу  светает.  Через  некоторое  время  показывается
          Ефросимов.  Совершенно  оборван  и  в копоти. Проходит в
          шатер. Сквозь полосатый к просвечивает лампа, которую он
          зажег.  Пауза.  Крадучись,  выходит  Ева. Она закутана в
                 платок. В руках у нее котомка и плетенка.

Ева. Саша...

                Отстегивается окно шатра, и в нем Ефросимов.

Ефросимов (протягивая руки). Ева! Не спишь!
Ева. Саша! Потуши огонь. Совсем светло.
Ефросимов (потушив лампу). А ты не боишься, что Адам рассердится на тебя  за
     то, что мы так часто бываем вдвоем?
Ева. Нет, я не боюсь, что Адам рассердится на меня за то, что мы  так  часто
     бываем вдвоем. Ты умывался сейчас или нет?
Ефросимов. Нет. В шатре нет воды.
Ева. Ну, дай же я  хоть  вытру  тебе  лицо...  (Нежно  вытирает  его  лицо.)
     Сашенька, Сашенька! До чего же ты обносился и почернел в лесах!..

                                   Пауза.

     О чем думал ночью? Говори!
Ефросимов. Смотрел на искры и отчетливо видел Жака. Думал же я о том, что  я
     самый несчастливый из всех уцелевших. Никто ничего  не  потерял,  разве
     что Маркизов ногу, а я нищий. Душа моя, Ева, смята, потому что я  видел
     все это. Но хуже всего-это потеря Жака.
Ева. Милый Саша! Возможно ли это, естественно ли - так привязаться к собаке?
     Ведь это же обидно!

          Тихо    появляется    Адам.    Увидев   разговаривающих,
          вздрагивает,   затем  садится  на  пень  и  слушает  их.
                        Разговаривающим он не виден.

     Ну, издохла собака, ну что ж поделаешь! А тут в сумрачном лесу женщина,
     и  какая  женщина,  -  возможно,  что и единственная-то во всем мире, -
     вместо  того,  чтобы спать, приходит к его окну и смотрит в глаза, а он
     не находит ничего лучше, как вспомнить дохлого пса! О, горе мне, горе с
     этим человеком!
Ефросимов (внезапно обнимает Еву). Ева! Ева!
Ева. О, наконец-то, наконец-то он что-то сообразил!

          Адам   прикрывает   глаза  щитком  ладони  и  покачивает
                                  головой.

Ева. Разве я хуже Жака? Человек  влезает  в  окно  и  сразу  ослепляет  меня
     свечками, которые у него в глазах! И вот я уже знаю  и  обожаю  формулу
     хлороформа, я, наконец, хочу стирать ему  белье.  Я  ненавижу  войну...
     Оказывается, мы совершенно одинаковы,  у  нас  одна  душа,  разрезанная
     пополам, и я, подумайте, с оружием отстаивала его  жизнь!  О  нет,  это
     величайшая несправедливость -предпочесть мне бессловесного Жака!
Ефросимов. О Ева, я давно уже люблю тебя!
Ева. Так зачем же ты молчал? Зачем?
Ефросимов. Я сам ничего не понимал! Или, быть может, я не умею жить. Адам?..
     Да, Адам!.. Он тяготит меня?.. Или мне жаль его?..
Ева. Ты гений, но ты тупой гений! Я не люблю Адама. Зачем я  вышла  за  него
     замуж? Зарежьте, я не понимаю. Впрочем,  тогда  он  мне  нравился...  И
     вдруг катастрофа,  и  я  вижу,  что  мой  муж  с  каменными  челюстями,
     воинственный и организующий. Я слышу - война, газ, чума,  человечество,
     построим здесь города... Мы найдем человеческий материал! А я  не  хочу
     никакого человеческого материала, я хочу просто людей, а  больше  всего
     одного человека. А затем домик в Швейцарии, и  -  будь  прокляты  идеи,
     войны, классы, стачки... Я люблю тебя и обожаю химию...
Ефросимов. Ты моя жена! Сейчас я все скажу Адаму... А потом что?
Ева. Провизия в котомке, а в плетенке раненый петух. Я  позаботилась,  чтобы
     тебе было с кем нянчиться, чтоб ты не мучил меня своим  Жаком!..  Через
     час мы будем у машин, и ты увезешь меня...
Ефросимов. Теперь свет пролился на мою довольно глупую голову, и я  понимаю,
     что мне без тебя жить нельзя. Я обожаю тебя.
Ева. Я женщина Ева, но он не Адам мой. Адамом будешь ты!  Мы  будем  жить  в
     горах. (Целует его.)
Ефросимов. Иду искать Адама!..
Адам (выходя). Меня не надо искать, я здесь.
Ева. Подслушивать нельзя,  Адам!  Это  мое  твердое  убеждение.  У  нас  нет
     государственных тайн. Здесь  происходит  объяснение  между  мужчиной  и
     женщиной. И никто не смеет слушать! Притом у тебя в руке револьвер и ты
     пугаешь. Уходи!
Ефросимов. Нет, нет, Ева... У нас то и дело вынимают револьверы и даже раз в
     меня стреляли. Так что это уже перестало действовать.
Ева. Уходи!
Адам. Я не подслушивал, я слушал, и как раз  то,  что  вы  мне  сами  хотели
     сообщить. Револьвер всегда  со  мной,  а  сейчас  я  стрелял  в  память
     погибшего летчика, который никогда больше не прилетит. Он не  прилетит,
     и ваши мученья закончены. Ты говоришь, что у меня каменные челюсти?  Э,
     какая чепуха. У всех людей одинаковые челюсти,  но  вы  полагаете,  что
     люди только вы, потому что он возится с петухом. Но, видите ли,  у  нас
     мысли несколько пошире, чем о петухе! Впрочем, это не  важно  для  вас.
     Это важно для убитого Дарагана! И он, знайте, N герой! Ева, ты  помнишь
     тот вечер, когда погибла и Аня, и Туллер, и другие? Вот до  сих  пор  я
     носил в кармане билеты в Зеленый Мыс, вагон  седьмой...  Тут  важен  не
     петух, а то, что, какие  бы  у  меня  ни  были  челюсти,  меня  бросает
     одинокого в мире жена... Что с этим  можно  поделать?  Ничего.  Получай
     билеты в Зеленый Мыс и уходи! Ты свободна.
Ева (всхлипнув). Адам, мне очень жаль тебя, но я не люблю тебя. Прощай!..
Адам. Профессор! Ты взял мою жену, а имя я тебе свое дарю. Ты -  Адам.  Одна
     просьба: уходите сейчас же, мне неприятно  будет,  если  сейчас  придут
     Пончик и Маркизов. Но у машин подождите  час.  Я  думаю,  что  они  вас
     догонят. Уходите!
Ефросимов. Прощай!.. (Уходит с Евой.)

            Адам берет трубу, трубит. Входят Маркизов и Пончик.

Адам. Товарищи! Объявляю  вам,  что  по  всем  данным  любимый  мною  горячо
     командир Дараган погиб. Но республика память о нем сохранит! Во  всяком
     случае, вы свободны. Кто хочет, может уйти из лесу, если не боится чумы
     там. Кто хочет, может остаться со мною еще на некоторое  время  в  этом
     городе... (Указывает на шатры.)
Пончик. Почему ты не объявишь об этом и Ефросимову?
Адам. Ефросимов со своею женой Евой - мы разошлись с ней - уже ушли. Они  на
     волчьей тропе...