Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
Подозрения по поводу связей Сталина с царской охранкой не раз возникали
среди политкаторжан и высказывались в печати за рубежом - повод для
подозрений давали повторявшиеся и неизменно удачные побеги Сталина из ссылки
и крупные провалы подпольных организаций, с которыми он был связан. И все же
прямых документов и доводов, подтверждающих подозрения такого рода,
недоставало.
С выходом книги "Батумская демонстрация 1902 года" версия о возможном
политическом провокаторстве Сталина, вопреки намерениям составителей этой
книги, получила новые косвенные подтверждения. Невозможно предположить, что
сообщение Д. Вадачкория о "сфабрикованном" агентурном удостоверении Сталина,
с которым он вернулся из ссылки, появилось в книге случайно, по авторскому
недомыслию или редакционной оплошности. Такого рода подробности из биографии
Сталина в советской печати 1937 года "случайно" не сообщались.
Сомнительная версия о "сфабрикованном" удостоверении И. Джугашвили,
ловко разыгравшего при побеге из ссылки роль тайного агента перед жандармом
на какой-то станции, понадобилась только для того, чтобы блокировать
повторявшиеся утверждения о действительном сотрудничестве Сталина с царской
охранкой.
Новейшие архивные разыскания проливают дополнительный свет на эту
сомнительную версию, выдвинутую в бериевском издании 1937 года, то есть
санкционированную Сталиным лично по немаловажным для него мотивам. Историк
3. Серебрякова обнаружила в фонде Серго Орджоникидзе в Центральном партийном
архиве ИМЛ при ЦК КПСС копию донесения о том, что "Коба" (подпольная кличка
Сталина) обменялся с секретной агентурой охранного отделения сведениями о
последних событиях партийной жизни. Оригинал этого же документа,
относящегося к 1912 году, указывает на особые отношения Сталина с
большевиком-провокатором Малиновским. Документ этот много десятилетий
пролежал в Центральном государственном архиве Октябрьской революции. По
заключению 3. Серебряковой, этот документ, который "каким-то чудом
сохранился и ныне обнаружен, да еще в двух архивных фондах, и даже частично
опубликован... дает основание считать доказанной связь Сталина с царской
охранкой" (Серебрякова З. Сталин и царская охранка. - Совершенно секретно,
1990, э 7, с. 21).
Доказательства связи относятся к 1912 году-времени депутатства
Малиновского в IV Государственной думе от большевистской
социал-демократической фракции. Однако начало связи с охранкой восходит,
очевидно, к более раннему, "батумскому" этапу биографии Сталина, когда он с
удостоверением от сибирского исправника первый раз и вполне успешно бежал из
иркутской ссылки с помощью своих настоящих покровителей.
При изучении книги "Батумская демонстрация 1902 года" этот эпизод попал
в поле зрения Булгакова и вызвал его обостренное внимание, но в тексте пьесы
версия бериевского издания опущена, а сам факт побега Сталина из ссылки
попадает на внесценическую часть действия, в паузу между последней, девятой
картиной (перевод из кутаисской тюрьмы) и эпилогом - неожиданным появлением
Сталина в Батуме после побега.
Хотел Булгаков того или нет, но в фокусе его пьесы оказалась одна из
самых загадочных и непроясненных страниц биографии молодого Сталина-история
"пастыря" до грехопадения; из кутаисской тюрьмы в Батумский замок, а затем в
ссылку уходит в последнем действии пьесы один человек, а в эпилоге
появляется уже другой, и никто не может точно сказать, какой моральной ценой
оплачено его возвращение. Одного этого точного "попадания" в темное место
сталинской биографии было совершенно достаточно, чтобы запретить исполнение
пьесы в театре без каких-либо официальных разъяснений причин такого запрета.
Но даже и независимо от того, кому служил молодой Сталин в подполье, истоки
политической традиции, им воспринятой, достаточно выпукло представлены в
центральных картинах последней булгаковской пьесы.
Сталин обнаружил необыкновенную восприимчивость к практическим урокам
жандармского полковника Трейница, заучив до конца своих дней основные приемы
борьбы за власть и использования завоеванной власти, без которых не может
существовать никакая самодержавно-государственная пирамида. А как способный
и мстительный ученик, он пошел неизмеримо дальше своих невольных учителей из
состава военной, жандармской, гражданской и духовной администрации царской
России.
Его символическая угроза Трейницу в конце восьмой, "тюремной", картины
- это, как доказала история, угроза удесятеренного контроля
социализированной государственной машины над жизнью и смертью каждого
человека. Это угроза такого чудовищного разрастания личной власти диктатора,
соединившего в одних руках все функции "диктатуры пролетариата", по
сравнению с которой вся прежняя система царской военно-полицейской власти в
лице карателя батумских рабочих ротного капитана Антадзе, тюремных
надзирателей, начальника кутаисской тюрьмы, полицеймейстера, жандармского
полковника Трейница, губернатора, министра юстиции и, наконец, самого царя
Николая II, подписавшего приговор о трехлетней ссылке Джугашвили в Сибирь, -
это лишь жалкая фикция абсолютизма, растерявшего свои главные атрибуты и уже
не способного предотвратить свое собственное падение.
Бросив вызов одряхлевшей системе власти, Сталин возродил затем в
гиперболических формах самые худшие ее качества. Генетические истоки этого
феномена русской истории, ставшего явным к концу 1930-х годов, представлены
в "Батуме" в лицах и положениях с полной отчетливостью, пусть даже и в
сочувственном духе по отношению к молодому бунтарю.
11 июня 1939 года пьесу Булгакова слушали братья Эрдманы, художник и
драматург, их мнение было для автора особенно важным. "Пришла домой, - пишет
Е. С. Булгакова, - Борис Эрдман сидит с Мишей, а потом подошел и Николай
Робертович. Миша прочитал им три картины и рассказал всю пьесу. Они считают,
что удача грандиозная. Нравится форма вещи, нравится роль героя" (ГБЛ, ф.
562, к. 28, ед. хр. 25).
В течение месяца, до 12 июля 1939 года, были переписаны с переделками и
новыми подробностями вторая, третья и шестая картины пьесы. Вместе с первой
редакцией эпилога (картина десятая), где Сталин внезапно, после побега из
ссылки, снова возвращается в дом Сильвестра, эти переписанные заново картины
перешли во вторую рукописную тетрадь пьесы "Батум".
В дневнике Е. С. Булгаковой 12 июля 1939 года сделана краткая запись:
"Чтение в Комитете". Чтение состоялось накануне, 11 июля, в узком кругу, в
присутствии председателя ^ Комитета по делам искусств М.Б. Храпченко и
нескольких человек из МХАТа. Читать Булгакову пришлось по тетрадям,
перепечатать пьесу набело к этому дню он не успел. Булгаков писал 14 июля
1939 года В. Я. Виленкину:
"Результаты этого чтения в Комитете могу признать, по-видимому, не
рискуя ошибиться, благоприятными (вполне)."
После чтения Григорий Михайлович (Г. М. Калишьян, исполняющий
обязанности директора МХАТа. - А. Н.) просил меня ускорить работу по правке
и переписке настолько, чтобы сдать пьесу МХАТу непременно к 1-му августа. А
сегодня (у нас было свидание) он просил перенести срок сдачи на 25 июля. У
меня осталось 10 дней очень усиленной работы. Надеюсь, что, при полном
напряжении сил, 25-го вручу ему пьесу... Устав, отодвигаю тетрадь, думаю -
какова будет участь пьесы. На нее положено много труда" (Воспоминания о
Михаиле Булгакове, с. 303-304).
24 июля 1939 года пьеса "Батум" была перепечатана набело и представлена
в МХАТ. В театре началась интенсивная подготовительная работа к спектаклю.
14 августа Булгаков вместе с небольшой постановочной группой выехал в Грузию
для изучения материалов на месте, в Батуми и Кутаиси. Однако уже через
несколько часов специальной телеграммой мхатовская бригада была возвращена в
Москву. Булгаков вместе с Еленой Сергеевной сошли с поезда в Туле и
вернулись в Москву на случайной машине. С этого дня писатель тяжело заболел
и уже не смог оправиться от удара до самой смерти.
По указанию из секретариата Сталина вся работа над постановкой "Батума"
была прекращена. Никаких специальных разъяснений в связи с этим неожиданным
запретом не последовало. По свидетельству Е. С. Булгаковой, 10 октября 1939
года. посетив МХАТ, Сталин в разговоре с В. И. Немировичем-Данченко обронил
загадочную фразу, что пьесу "Батум" он считает очень хорошей, но что ее
нельзя ставить. Иначе говоря, при всех литературных достоинствах пьесы,
Сталин не считал ее постановку сколько-нибудь полезной для себя. Он уловил в
содержании "Батума" опасный для себя элемент иронии истории, не замеченный и
не оцененный другими читателями и слушателями этой добросовестной юбилейной
пьесы.
При жизни Булгакова пьеса "Батум" не публиковалась и не исполнялась на
сцене.
Впервые напечатана за рубежом в сб.: Неизданный Булгаков. Под ред. Э.
Проффер. Анн-Арбор, 1977, с. 137-210. Эта первопубликация осуществлена по
дефектной копии, без указания архивных источников и содержит многочисленные
искажения и ошибки в тексте,
Первая публикация в СССР - журн. "Современная драматургия", 1988, э 5,
с. 220-243 (вступ. статья М. Чудаковой).
В архиве Булгакова сохранилась черновая рукопись пьесы под названием
"Пастырь", начатая 10 сентября 1938 года и законченная в январе 1939-го
(ГБЛ, ф. 562, к. 14, ед.хр.7, 8).
В июле 1939 года Булгаков закончил работу над текстом рукописи. Вся
пьеса с существенными поправками, сокращениями и дополнениями была
перепечатана под диктовку автора набело. Этот экземпляр машинописи может
рассматриваться как основной авторский экземпляр пьесы "Батум", аутентичный
официальным экземплярам, переданным в дирекцию МХАТа и в Главрепертком.
В настоящем томе "Батум" печатается по этому экземпляру (ГБЛ, ф. 562,
к. 14, ед. хр. 9), сверенному с машинописными копиями пьесы, имеющимися в
Музее МХАТа и ЦГАЛИ.
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -