кой  московских  государственных   театров   Пафнутий
Аркадьевич Семплеяров.
     Водолазов. Актриса Варя Чембунчи.
     Маргарита заговорила страстно: -
     .......................................................................
     .......................................................................
     .......................................................................


     Комментарии



     ...гипсовый  поэт  Александр  Иванович  Житомирский...  -  В  одном  из
черновиков читаем: "Сад молчал, и молчал гипсовый  поэт  Александр  Иванович
Житомирский - в позапрошлом году полетевший  в  Кисловодск  на  аэроплане  и
разбившийся над Ростовым".
     Исследователи  справедливо   указали   на   поэта   Александра   Ильича
Безыменского  (1898  -  1973)  как  на  "прототипа"   Александра   Ивановича
Житомирского (Безыменский родился в Житомире). Напомним, что Безыменский был
одним из злейших травителей Булгакова.
     И родилось видение, ...прошел человек во фраке.. - По мнению  некоторых
исследователей-булгаковедов (Б. С. Мягкова и других), прототипом  Арчибальда
Арчибальдовича послужил директор писательского ресторана  в  "Доме  Герцена"
Яков  Данилович  Розенталь  -  фигура  колоритная,   привлекавшая   внимание
посетителей этого заведения.

     Поэт же Рюхин.. - Персонаж, вобравший в себя черты многих  писателей  и
поэтов того времени.

     ...впал в правый уклон. - В конце  двадцатых  годов  Булгаков  оказался
одной из жертв кампании против правого уклона в искусстве и  литературе.  "В
области театра у нас налицо правая опасность, -  отмечалось  в  редакционной
статье журнала "Новый зритель" 25 ноября 1928 года. -  Под  этим  знаком  мы
боролись...  против  чеховского   большинства   в   MXT-II,   против   "Дней
Турбиных"... Ближайшие месяцы несомненно пройдут под знаком контрнаступления
левого сектора  в  театре".  В  феврале  1929  года  один  из  руководителей
Главреперткома В. И. Блюм выступил со статьей "Правая  опасность  и  театр",
которая почти полностью была посвящена  разбору  пьесы  "Дни  Турбиных"  как
наиболее яркому и "опасному" произведению, проповедующему идеи  побежденного
класса, то есть буржуазии ("Экран", 17 февраля 1929  г.).  В  первом  номере
журнала "Советский театр" за 1930 год имя Булгакова вновь склоняется в связи
с борьбой против правого уклона. "Именно театр, - подчеркивалось в передовой
статье, - оказался наиболее удобной позицией  для  обстрела  политических  и
культурных завоеваний  рабочего  класса.  Злобные  политические  памфлеты  и
пародии  на  пролетарскую  революцию  прежде  всего  нашли  свое  место   на
театральных подмостках ("Зойкина квартира", "Багровый  остров").  Именно  на
театр направлено главное внимание врагов". А в статье "Начало итогов" (автор
- Р. Пикель)  прямо  отмечалось,  что  важнейшим  фактором,  "подтверждающим
укрепление классовых позиций на  театре,  является  очищение  репертуара  от
булгаковских пьес".

     ...не в правый уклон, а, скорее, в левый загиб.  -  Писатель  в  данном
случае обыгрывает текст статьи "Искусство  и  правый  уклон",  помещенной  в
газете "Вечерняя Москва" от 2 марта 1929 года. В ней говорилось:
     "Никто /из комсомольцев/ не спорил по существу  -  о  правом  уклоне  в
художественной литературе... Следовало бы, пожалуй,  говорить  не  только  о
правом, но и о левом уклоне в области художественной политики...  О  "левом"
вывихе докладчик почему-то умолчал".

     - Нет, не помилую... - В первой редакции:
     " - Бейте, граждане, арамея! - вдруг взвыл  Иванушка  и  высоко  поднял
левой рукой четверговую свечечку, правой засветил неповинному...  чудовищную
плюху...
     Вот тогда  только  на  Иванушку  догадались  броситься...  Воинственный
Иванушка забился в руках.
     - Антисемит! - истерически прокричал кто-то.
     - Да что вы, - возразил другой, - разве не видите,  в  каком  состоянии
человек! Какой он антисемит! С ума сошел человек!
     - В психиатрическую скорей звоните! - кричали всюду".

     Маргарита заговорила страстно... - Эта черновая запись  свидетельствует
о многом. Прежде всего она ясно указывает на то,  что  имя  главной  героини
романа было определено писателем  на  самой  ранней  стадии  его  написания.
Косвенно эта запись подтверждает также высказывания Л. Е. Белозерской  и  С.
А. Ермолинского о том, что Булгаков читал им в 1929 году законченный роман в
машинописном виде. Наконец, весьма к  месту  будет  сказано  и  о  том,  что
основные идеи романа, отчетливо  проявившиеся  в  последних  его  редакциях,
вызрели у писателя также в двадцатые годы. В связи  с  именем  героини  и  с
некоторыми  сюжетными  линиями  романа  следует  упомянуть  одну  любопытную
переведенную книжонку, появившуюся в Москве в 1927  году:  Пьер  Мак  Орлан.
"Ночная Маргарита". (Библиотека "Огонек", э 282). Главные ее герои  -  Георг
Фауст, восьмидесятилетний профессор, продавший душу  лукавому  и  вследствие
этого превратившийся в обаятельного молодца, и  рыжая  красавица  Маргарита,
ночная  обитательница  злачных  мест.  Полюбив  Фауста,   Маргарита   решила
освободить его от дьявольских пут, добровольно  согласившись  исполнять  все
условия договора,  заключенного  между  Фаустом  и  лукавым.  При  этом  она
надеялась таким же образом переуступить свои обязанности по договору кому-то
другому, отягощенному старостью. Но тщетно: продать свою душу  за  молодость
(временную,  конечно!)  никто  не  желал.  На  глазах  великолепного  Фауста
Маргарита стала  превращаться  в  ужасную  старуху...  Многие  эпизоды  этой
повести  вспоминаются  при  прочтении  булгаковского  романа.  К  сожалению,
исследователи-булгаковеды  прошли  мимо   этого   важнейшего   литературного
источника,  в  значительной  степени  определившего   структуру   "закатного
романа".

 * Виктор Лосев. ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РОМАН О ДЬЯВОЛЕ *


     Булгаков М.А. Великий канцлер. Князь тьмы.
     М.: Гудьял-Пресс, 2000, сс.5-20
     OCR: Проект "Общий  Текст"




     Велик  читательский  интерес  к  творчеству  Михаила  Булгакова.   Хотя
сенсационных открытий, связанных с его жизнью и творчеством, становится  все
меньше и меньше, но зато исследователи и читатели  стали  более  внимательно
изучать тексты опубликованных сочинений писателя. И произошло  поразительное
явление: мысли великого художника обрели реальную силу, поскольку  их  стали
использовать и эксплуатировать в самых различных целях,  в  том  числе  и  в
политических.
     В чем секрет непреходящей актуальности его творчества, всевозрастающего
признания? Думается, одна из причин состоит в том,  что  Булгаков,  писатель
тонкий и проницательный, удивительно остро чувствовал время, и не только то,
в котором жил, но и то, которое наступит, и эта устремленность, обращенность
в будущее делает его произведения  на  редкость  современными  нам  и  нашей
эпохе, открывающей двери в XXI век.
     Несомненно и то,  что  наиболее  пристальное  внимание  читающего  мира
приковано к главному булгаковскому  роману  (не  все,  правда,  считают  его
главным), получившему в конце 1937 года название "Мастер и Маргарита". Ибо в
этом "закатном" романе с  пронзительной  проникновенностью  показаны  пороки
человеческие, от которых проистекают неисчислимые беды и трагедии. Среди них
трусость и предательство писатель полагает первыми.
     К сожалению, не сохранились точные сведения о времени начала работы над
романом (из материалов ОГПУ видно, что Булгаков уже в 1926  году  осмысливал
основные идеи романа,  собирал  материал  и  делал  черновые  наброски),  но
примерные сроки написания сочинения известны  -  это  вторая  половина  1928
года, то есть то время, когда  в  прессе  и  в  бюрократических  учреждениях
разгорелись споры о "Беге" (любимой пьесе писателя) и когда травля  писателя
приобрела  характер  чудовищного  издевательства  и  глумления.  Именно  эта
травля, а также допросы в ОГПУ (унизительнейшие  допросы  с  предварительным
изъятием  у  писателя  дневников,  рукописей  "Собачьего  сердца"  и  других
материалов) и стали  дополнительным  стимулом  к  созданию  "Фантастического
романа" (еще одно авторское название этого произведения).
     Разумеется, задуман был роман  значительно  раньше  -  сразу  же  после
братоубийственной войны в родном отечестве  (вспомним  о  желании  Булгакова
написать роман о Николае II  и  Распутине).  Внимание  Булгакова  привлекали
многие проблемы, но более всего  его  интересовало  состояние  человеческого
духа в новой социальной среде. К вели-
     кому своему огорчению, он подмечал, что  значительная  часть  населения
прежней России слишком быстро сумела освободиться  от  традиционного  уклада
жизни. Культивирование низменных инстинктов на ниве  невежества  приобретало
все более массовый характер и грозило духовному  вырождению  народа,  утрате
своего национального облика (о  национальном  самосознании  уже  мечтать  не
приходилось).
     Говоря о первоначальных замыслах и мотивах  создания  романа  (до  1937
года  писатель  называет  его  романом  о  дьяволе),   необходимо   привести
свидетельство самого Булгакова. В беседе со своим биографом и другом  П.  С.
Поповым в начале 1929 года он сказал (цитируем по записи Попова): "Если мать
мне служила стимулом для  создания  романа  "Белая  гвардия",  то,  по  моим
замыслам, образ отца должен быть отправным пунктом (выделено мною. - В.  Л.)
для  другого  замышляемого  мною  произведения".   Это,   на   наш   взгляд,
исключительно важное признание автора. Оно  приобретает  реальные  очертания
при осмыслении  творческого  наследия  Афанасия  Ивановича  Булгакова,  отца
писателя, занимавшегося исследованием западноевропейских  вероисповеданий  и
масонства (о последнем "явлении" А. И. Булгаков предполагал написать крупное
сочинение, но смерть помешала реализовать этот замысел).
     Первоначальный замысел романа, судя по сохранившимся  чудом  черновикам
первых его редакций, включал много острейших тем, среди которых назовем хотя
бы две: разгул уродливого и наглого богоборчества  (по  сути,  исключительно
примитивного и в силу этого  очень  эффективного)  и  подавление  свободного
творчества в "новой" России.
     К богоборчеству в "пролетарской" России Булгаков  относился  с  великим
вниманием, удивлением, а чаще всего  с  содроганием  (достаточно,  например,
изучить  собранную  писателем  коллекцию  газетных  вырезок  с   гнуснейшими
сочинениями Демьяна Бедного, чтобы убедиться в этом). Ибо  ничего  подобного
он представить себе не мог. Об этом свидетельствует и  выразительнейшая  его
запись в дневнике 5 января 1925 года: "Сегодня специально ходил  в  редакцию
"Безбожника"... В редакции сидит неимоверная сволочь... На столе, на  сцене,
лежит какая-то священная книга, возможно Библия, над ней склонились какие-то
две головы.
     - Как в синагоге, - сказал М[итя Стонов], выходя со мной...
     Когда я бегло проглядел у себя дома вечером  номера  "Безбожника",  был
потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить  о
внешней стороне. Соль в идее, ее можно доказать документально: Иисуса Христа
изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Не трудно понять, чья это
работа. Этому преступлению нет цены".
     Об этом подлейшем явлении в русской жизни особенно проникновенно  писал
А. И. Куприн. В статье "Христоборцы" он указывал: "Что
     русский человек в эпоху кровопролития отворачивается от лица Бога,  мне
это еще понятно. Так каторжник, прежде чем вырезать спящую семью, завешивает
полотенцем икону. Но я не в силах представить себе, что чувствует  и  думает
русский костромской мужичонка, когда перед ним попирают  и  валяют  в  грязи
кроткий образ  Иисуса  Христа,  того  самого  Христа,  близкого  и  родного,
которого  он  носит  "за  пазушкой",  у  сердца.    Ужас  и  отвращение
возбуждают во мне  пролетарские  народные  поэты.  Василий  Князев  печатает
кощунственное "Красное Евангелие". Маяковский - единственный талантливый  из
красных  поэтов  -  бешено  хулит  Христа.  Другие  виршеплеты   в   хромых,
дергающихся, эпилептических  стихах  издеваются  над  телом  Христовым,  над
фигурой Распятого, над Его муками, над невинной Его кровью.
     "И кровь, кровь Твою Выплескиваем из рукомойника".
     Пилат умыл руки, предавая Христа суду Синедриона. Эти палачи умывают  в
тазу руки, совершившие вторично Его казнь...
     Какое подлое рабство! Какая низкая трусость! На что  способен  в  своем
падении "гордый" человек!"
     Не меньший протест у Булгакова вызывала та  глумливая  травля,  которой
подвергались "реакционные"  и  "консервативные"  писатели  и  драматурги  со
стороны официальной прессы и сыскных учреждений. Пожалуй, никого не  травили
так изощренно и ритуально, как Булгакова.  Особенно  поразили  его  допросы,
учиненные ему в ГПУ. Именно после вызовов в это заведение у него зародилась,
казалось бы, дикая мысль: "Москва ли это? В России ли я пребываю?  Не  стала
ли "красная столица" своеобразным Ершалаимом, отрекшейся от Бога  и  царя  и
избивающая своих лучших сыновей?" А дальше... дальше уже работала богатейшая
фантазия писателя, соединявшая в себе далекое и великое прошлое  с  реальной
действительностью. За несколько месяцев роман был  написан,  причем  в  двух
редакциях. Конечно, это была еще не  задуманная  "эпопея",  а  остросюжетное
повествование о  пребывании  в  "красной  столице"  маэстро  Воланда  и  его
"странные" рассказы о Иешуа, Каиафе и Пилате.  При  этом  как-то  по-особому
зазвучала новая для писателя тема - тема судьбы одареннейшей,  честнейшей  и
национально мыслящей личности в условиях тирании и  лицемерия.  Повторим:  в
величайших  событиях  истории  Булгаков  заметил  сходство   с   московскими
реалиями. А сходство это прежде всего заключалось  в  том,  что  правдолюбец
всегда  подвергается  гонениям  -  в  любые  времена.  И   Булгаков   принял
ответственнейшее решение: он позволил себе  сопоставить  судьбу  Величайшего
Правдолюбца с судьбою правдивого писателя в "красном Ершалаиме". А  позволив
себе такое, он пошел и дальше -
     стал вносить коррективы в евангельское повествование в соответствии  со
своими художественными замыслами: так появилось "евангелие" от  Воланда,  то
есть от Булгакова.
     И Пилат в  первых  редакциях  прозрачен...  В  нем  улавливаются  черты
советского прокуратора... "Единственный вид шума  толпы,  который  признавал
Пилат, это крики: "Да здравствует император!"  Это  был  серьезный  мужчина,
уверяю вас", - рассказывает Воланд о Пилате.
     О некоторых иллюзиях писателя в отношении  московского  прокуратора  (а
может быть, о понимании его  хитрейшей  политики)  свидетельствует  и  такое
высказывание Пилата:
     - Слушай, Иешуа Га-Ноцри, ты, кажется,  себя  убил  сегодня...  Слушай,
можно вылечить от мигрени, я понимаю: в Египте учат и  не  таким  вещам.  Но
сделай сейчас другую вещь, покажи, как ты выберешься из  петли,  потому  что
сколько бы я ни тянул тебя за ноги из нее - такого  идиота,  -  я  не  сумею
этого сделать, потому что объем моей власти ограничен. Ограничен, как все на
свете... Ограничен!"
     Весьма любопытно, что, даже  объявив  Иешуа  смертный  приговор,  Пилат
желает остаться  в  глазах  Праведника  человеком,  сделавшим  все  для  Его
спасения (сравните с ситуацией, возникшей с Булгаковым  в  1929  году  после
принятия в январе сего года  постановления  Политбюро  ВКП(б)  о  запрещении
пьесы "Бег", когда Сталин неоднократно давал понять, что он лично  не  имеет
ничего против пьес Булгакова, но на  него  давят  агрессивные  коммунисты  и
комсомольцы). Он посылает центуриона на Лысую Гору, чтобы прекратить мучения
Иешуа.
     "И в эту  минуту  центурион,  ловко  сбросив  губку,  молвил  страстным
шепотом:
     - Славь великодушного игемона, - нежно кольнул Иешуа в бок, кудато  под
мышку левой стороны...
     Иешуа же вымолвил, обвисая на растянутых сухожилиях:
     - Спасибо, Пилат... Я же говорил, что ты добр..."
     Иешуа прощает Пилата. Он по-настоящему добр. Но не добр  главный  герой
романа Вельяр Вельярович Воланд, который появляется в "красной столице"  для
осуществления ряда действий (по первоначальному замыслу -  для  предания  ее
огню (за великие грехи ее "народонаселения"!).
     К сожалению, первые редакции  романа  писатель  уничтожил.  Сохранились
лишь отдельные главы или фрагменты текста. Подробностей  этого  трагического
события мы не знаем. Ни Л. Е. Белозерская-Булгакова, ни Е. С.  Булгакова  не
оставили нам разъясняющих сведений по  данному  вопросу,  так  как  не  были
свидетелями этого зрелища. Вероятно,  не  было  и  других  очевидцев,  иначе
какая-то  информация  наверняка  просочилась  бы   сквозь   толщу   времени.
Единственным  источником  сведений  о  случившемся  пока  могут  быть   лишь
свидетель-Фантастический роман о дьяволе
     ства самого автора, оставленные им  в  своих  письмах  и  в  романе.  В
знаменитом обращении к "Правительству СССР" от 28 марта 1930 года есть такие
его слова: "Ныне я уничтожен... Погибли не только мои прошлые  произведения,
но и настоящие и все будущие. И лично  я,  своими  руками,  бросил  в  печку
черновик романа о дьяволе..."
     Следует отметить, что  и  в  последующие  годы  писатель,  работая  над
романом, периодически уничтожал большие куски текста, причем  именно  самого
острого содержания. И все же по сохранившимся текстам разных редакций  можно
проследить, как трансформировались те или иные замыслы и идеи автора в  ходе
работы над романом. Например, как развивалась идея о месте добра  и  зла,  о
иерархии мироздания. Вопрос этот  принципиальнейший,  и  он  в  значительной
степени определяет отношение писателя к христианству, к православию. В  этом
смысле последняя глава  третьей  редакции  заканчивается  в  высшей  степени
символично:
     "-  Понимаю,  я  мертв,  как  мертва  и  Маргарита,  -  заговорил  поэт
возбужденно. - Но скажите мне...
     - Мессир... - подсказал кто-то.
     - Да, что будет со мною, мессир?
     - Я получил распоряжение  относительно  вас.  Преблагоприятное.  Вообще
могу вас поздравить - вы имели успех. Так вот, мне было ведено...
     - Разве вам можно велеть?
     - О, да. Ведено унести вас..."
     Этими "получил распоряжение" и "мне ведено" Булгаков четко  выстраивает
зависимость сил зла от Создателя, их подчиненное положение.
     Примерно  такой  же  позиции  писатель  придерживается  и  в  четвертой
редакции романа. В главе "Последний полет" мастер вопрошает:
     - Куда ты влечешь меня, о великий Сатана?
     На это Воланд отвечает:
     - Ты  награжден.  Благодари  бродившего  по  песку  Ешуа,  которого  ты
сочинил...
     Хотя "распоряжений" и "повелений" Воланд уже не  получает,  но  все  же
подчиненность его Создателю очевидна.
     Этой же теме посвящены и другие эпизоды в романе. Наиболее характерны в
этом смысле диалоги Воланда с ангелами  не  его  "ведомства".  Например,  из
главы "Гонец" третьей редакции романа:
     "Но не успели всадники тронуться  с  места,  как  пятая  лошадь  грузно
обрушилась на холм, и фиолетовый всадник соскочил со  спины.  Он  подошел  к
Воланду, и тот, прищурившись, наклонился к нему с лошади.
     Коровьев и Бегемот сняли картузики. Азазелло поднял в виде  приветствия
руку, хмуро скосился на прилетевшего гонца. Лицо того, печальное  и  темное,
было неподвижно, шевелились только губы. Он шептал Воланду.
     Тут мощный бас Воланда разлетелся по всему холму.
     - Очень хорошо, - говорил Воланд, - я с особенным удовольствием исполню
волю пославшего. Исполню".
     И Воланд тут же отдает распоряжение Азазелло устроить дело так, как ему
ведено свыше.
     И через несколько лет, в 1938 году, в седьмой редакции романа, Булгаков
придерживается той же линии:
     "Через некоторое время послышался шорох как бы  летящих  крыльев  и  на
террасу высадился неизвестный  вестник  в  темном,  и  беззвучно  п