тве.
С  точки  зрения  рядового  члена  племени,  любой руководитель является  не
столько  администратором,  сколько носителем  некого загадочного  знания,  с
помощью  которого он управляет природными и общественными процессами. Вполне
естественно,  что   верховный   правитель   обладал   наибольшим  магическим
потенциалом, который  к тому же, как считалось,  всегда носил  положительную
окраску.    Вождю    противопоставлялись    "ведуны",   носители    черного,
отрицательного магического начала, стремящиеся подорвать устойчивость власти
и благополучие племени (к их  числу,  видимо, отнесли и злополучного спикера
Мгаби  Дламини).  Поиск  и  разгром  таких "вредителей"  составлял  одну  из
первейших  обязанностей  вождя, потому что иначе в обществе могли возникнуть
подозрения в его  магической импотенции. Так, в 1973 году в  Чаде по приказу
президента  страны  Томбалбая  было  арестовано  около  тридцати человек  по
подозрению в  совершении особых ритуалов, направленных против власти. В ходе
разбирательства выяснилось, что  одна  из заговорщиц живьем закопала в землю
черную  овцу,  предварительно  ослепленную.  В  этом  действе участвовали  и
сообщники,  среди которых был популярный генерал Маллум. Суд постановил, что
данный  ритуал  имел  целью  уничтожить  президента  Томбалбая.  Видимо,  он
подействовал, потому  что,  несмотря  на  все  правительственные  репрессии,
генералу Маллуму удалось в конце концов прийти к власти в Чаде.
     Магия использовалась политиками не только для того, чтобы укрепить свою
власть, но и  для воздействия на природные явления.  Накануне революции 1974
года в Эфиопии ходили упорные слухи, что причиной разразившейся в это  время
жесточайшей засухи является магическое бессилие императора Хайле Селассие, в
которое он впал по  причине старческой дряхлости.  Разумеется, стоило только
устроить государственный переворот и сменить правителя, как засуха мгновенно
прекратилась и пошел дождь.
     Конечно,  властные полномочия опираются на магическую силу не только  в
Африке,  это  свойственно  всем  странам  и  континентам,  только  не  везде
проявляется так открыто. Последняя  смена  власти в России,  уход президента
Ельцина  и  приход  президента  Путина,   имела   отчетливо   метафизическую
подоплеку.  Глубокая  мистика  этого политического события была  раскрыта  в
блестящем эссе петербургского поэта Виктора Кривулина, к  сожалению, недавно
умершего. Эссе называется "Утка  по-китайски и византийский  орел". Ничто не
предвещало  внезапного   решения  Ельцина  сложить   с  себя   президентские
полномочия  в  конце 1999  года,  говорит Кривулин. Дочь президента  Татьяна
Дьяченко, по ее собственному признанию, до последнего момента не подозревала
о  том, что  ее отец  решил  уйти в отставку.  Тем  не менее  были некоторые
косвенные  признаки, указывающие,  по ее мнению, на то,  что  Ельцин  принял
какое-то чрезвычайно важное решение. Так, во время визита в Китай он нарушил
собственное правило  не есть блюд местной  кухни, отказался от  услуг своего
повара  и   на   торжественном   обеде  ел  утку   по-пекински.  "Восприятие
собственного  тела  как  средоточия  государственной   власти  было  присуще
Ельцину-политику изначально, но лишь после его отставки достоянием гласности
становятся  факты,  подтверждающие это",  пишет Виктор Кривулин. Он приводит
сообщение  академика Чазова, главного кремлевского  врача, о том, что в 1987
году,  в самый острый  момент  своей  политической карьеры,  узнав  о  своем
увольнении  с поста первого секретаря городского Московского комитета  КПСС,
Ельцин  в  ярости ударил  себя  в  грудь ножом  для  разрезания  бумаг. Рана
оказалась  неопасной,  но  жест  -  в высшей  степени  символичен,  замечает
Кривулин.  Тело - как носитель  власти - непосредственно  испытало  на  себе
удар, нанесенный политической карьере.
     "С  момента же  обретения  реальной  верховной  власти тело  президента
сделалось    ядром,    семенем,   основным   фактором    новой    российской
государственности", говорит Кривулин. "С различными  частями своего  тела он
сам обращался,  как садовник-мичуринец с  ветвями власти, то обещая положить
собственную  голову   на  рельсы,  если  повысятся  цены  (явная  аллюзия  к
булгаковскому Берлиозу), то ведя предвыборную кампанию  под девизом "Голосуй
сердцем" (не прямое ли следствие этого лозунга  - последовавший после победы
острый  сердечный  криз?).  В  конце  концов  вся  страна  стала заложницей,
функцией  физического и  психосоматического состояния  президента".  Я  сам,
когда  в середине 90-х играл  на бирже, выравнивая котировки на московском и
петербургском фондовых  рынках, видел живые  и наглядные подтверждения этого
кривулинского  наблюдения. Так, многие  брокеры тогда начинали  свой рабочий
день с получения факса, на котором сверху крупно была обозначена температура
тела  приболевшего президента  Ельцина, и лишь потом  шли данные о торгах на
Нью-Йоркской и Лондонской биржах, инфляции и курсе доллара.
     "В  последние годы правления",  продолжает  Кривулин,  "Ельцин, видимо,
взял за правило воспринимать  любой свой, даже самый бытовой,  телесный жест
исключительно      в     ритуально-символическом     плане.      Магическая,
телесно-физическая  сила власти  исходила  от этого  человека, подавляя волю
окружающих".  Но  самым  мощным  ритуальным   жестом   Ельцина,   оставившим
сильнейшее  впечатление  на  соотечественников,  был  его  уход  из  Кремля,
связанный с передачей власти  своему преемнику. "Это был жест  внезапный, но
ожидаемый всеми",  говорит  Кривулин. "Жест  не столько театральный, сколько
зрелищно-магический, вызывающий в памяти  скорее мистерию передачи атрибутов
власти верховным шаманом своему наследнику,  избранному не народом, а некими
высшими  силами,  которые   дали   соответствующий  знак  действующему,   но
престарелому правителю". Знак,  данный Ельцину, был совершенно  прозрачен  -
это  был  миленниум,  "вершина  нумерологической   календарной  магии",  как
замечает Кривулин. Пожалуй, тогда впервые в нашей истории слово "магический"
вошло в российский  политический лексикон.  Это слово прозвучало в первой же
фразе прощального  обращения Ельцина  к народу:  "Дорогие россияне! Осталось
совсем  немного времени до магической даты в  нашей  истории. Наступает 2000
год. Новый век, новое тысячелетие". Последние четыре часа пребывания Ельцина
в Кремле расписаны по секундам и представляют собой не что иное, как сложный
магический  ритуал  последовательной  передачи   предметов,  символизирующих
власть в России, пишет Кривулин. Вершиной этого ритуала была передача Путину
"ядерного чемоданчика", с которым Ельцин, получив его в 1991 году, расстался
лишь  единожды в  жизни,  и то на несколько часов  -  во  время операции  на
сердце.  "Церемония передачи власти  была явно не сымпровизирована", говорит
Кривулин, "а тщательно  разработана  и  продумана заранее,  втайне  от всех,
кроме,    может   быть,   кого-то   из   специалистов   по    геральдике   и
русско-византийскому императорскому церемониалу.  Византийскому  - поскольку
именно  в   Константинополе   передача  знаков  императорской  власти  живым
басилевсом своему преемнику была практикой, в отличие от России, привычной".
     В последней президентской речи Ельцин говорил о своей вине,  об ошибках
и неудачах. Она была построена достаточно традиционно, особенно если принять
во внимание допетровскую  традицию  площадного покаяния  перед народом. Лишь
одно  место,  точнее,  одно  слово  в  обращении  президента  могло  вызвать
некоторую настороженность, да и то лишь у самого внимательного и искушенного
слушателя.  "Казалось, одним рывком, одним  порывом... одним знаком -  и все
одолеем",  сказал  президент, объясняя  неудачи реформ.  В  пресс-релизе эту
полубессмысленную фразу пригладили, отшлифовали, и ключевое слово "знак"  из
нее выпало. "А ведь именно оно выдает подлинное отношение  Бориса Ельцина  к
политической реальности  как  к  некоему  знаковому,  символическому  полю",
говорит Виктор Кривулин.  "И  с этого поля президент не собирается  уходить.
Прощаясь  с  народом  России,  он  говорил  как  власть  имущий, как  вождь,
направивший движение племени по правильному руслу".
     Преемник Ельцина Владимир Путин, на первый взгляд, не  отличается такой
напряженной  включенностью в  магическое  силовое  поле.  Это  не  так;  его
поведение  -  такое же знаковое  и  символичное, как и у  первого президента
России, просто  характер  его символики принципиально  иной,  нежели  у  его
предшественника.  Символика  Путина принципиально бестелесна и аскетична; на
фоне  пышного византийского  интерьера обновленного  Кремлевского дворца она
смотрится даже  немного  диковато.  Впрочем,  это  дело вкуса.  Подчеркнутый
аскетизм внешности и поведения имеет такую же давнюю традицию на Руси, как и
демонстративный  разгул и буйство плоти. Дуализм  плотского и духовного, как
известно, им не снимается; наоборот, укрощение плоти необыкновенно обостряет
все телесные ощущения и побуждения.
     Остается  загадкой, почему выбор Ельцина  остановился именно  на внешне
невзрачном  Владимире Владимировиче. Может  быть, он руководствовался именно
этим  принципом  контраста.  Не  исключено,  однако,  что  и  здесь,  как  в
Свазиленде, не  обошлось  без  какой-нибудь  магической практики.  Карьерный
взлет Путина  был фантастически стремительным. История его  возвышения  идет
даже не по прямой линии, а по какой-то немыслимой экспоненте. Оттесненным на
обочину   московским  политикам   остается  только  гадать,   как  скромному
заместителю  петербургского  мэра Собчака, оставшемуся  у  разбитого  корыта
после проигрыша  своего  патрона на выборах, удалось всего за несколько  лет
подняться на вершину российской власти.
     К  сожалению, вопрос о подлинных  причинах  этого взлета, скорее всего,
так  и  останется невыясненным. В  России, в  отличие от  Африки,  давно уже
научились скрывать настоящие движущие  силы событий от постороннего взгляда.
Тем же, кто все-таки захочет в них  проникнуть, остается только обращаться к
африканскому  политическому  опыту,  пока   еще  не  до   конца  искаженному
современными  наслоениями.  В  Африке  до  сих  пор  можно  увидеть  древние
магические ритуалы, связанные с властью, в самом, можно сказать, неприкрытом
виде. Так, в декабре 2000 года в том же Свазиленде прошла своеобразная акция
протеста,  направленная против короля Мсвати  и  его  брата  принца  Магуги.
Свазилендские  женщины  выразили им протест, "обнажив  пикантные  части тела
перед резиденцией короля Свазиленда" (по деликатной формулировке Reuters; не
знаю,  почему  эти  части  тела  названы  "пикантными" -  французское  слово
"piquant"  как  раз  означает  "острый,  колючий").  Как  сообщили  западные
информационные   агентства,   "эта  акция  является   частью   возрастающего
оппозиционного  движения  в  стране,  целью   которого  является  прекратить
автократическое   правление  короля,   провести  выборы   и  демократические
реформы".

        "27 Июня 2001 года"
        "Театр абсурда"

     Недавно, прогуливаясь  по Дворцовой  набережной,  я обратил внимание на
то, что  она выглядит  не совсем обычно. По проезжей части не  двигалось  ни
одной машины,  и  даже тротуары  были  почти пусты. Тишина стояла такая, что
было  слышно, как бьют  часы на противоположном  берегу Невы,  на колокольне
Петропавловки. Прошло несколько  минут,  и этот покой был  внезапно нарушен:
мимо  меня промчалось два кортежа, с  австрийскими и российскими  флагами на
головных  автомобилях.  Это  Путин  показывал  Петербург   своему   гостю  -
президенту Австрийской Республики Томасу Клестилю.
     На  этой встрече  президенты общались без переводчика  -  как известно,
Путин  блестяще  владеет немецким  языком. Когда Клестиль со свитой  посетил
Эрмитаж,  экскурсию для него провел сам  директор музея  Михаил Пиотровский,
который тоже прекрасно говорит по-немецки. После  посещения музея  делегация
отправилась  морем  в Петергоф, где  в  качестве  экскурсовода выступил  уже
президент Путин, показавший  гостям  парк  и  знаменитую  систему  фонтанов.
Вечером был  бал  в Царском Селе, после которого гости еще долго катались по
ночному  Петербургу.  Потом Томас  Клестиль отправился  ночевать в гостиницу
"Европа",  а Владимир Путин  -  в свою резиденцию  на  Каменном острове.  За
президентом  России  последовал  и  один  из  членов  австрийской делегации,
федеральный  министр  экономики  Мартин  Бартенштейн. Ночевать  он собирался
вместе  с  соотечественниками, но  не  учел,  что  летом мосты  в Петербурге
разводятся.  Остаток  ночи австрийскому министру пришлось скоротать вдали от
соотечественников, которые, впрочем, его так и не хватились. Таким  образом,
когда на следующее утро Бартенштейн сказал губернатору Яковлеву:  "Петербург
-  город распахнутых сердец и мостов",  это были  не просто красивые слова с
его стороны.
     Но в этом выпуске "Хроники" я  хотел написать не об австрийском визите,
этот  зачин  мне  потребовался  просто для  контраста. В  тот же день, когда
президент Австрии  прибыл в  Петербург,  Киев  посетил папа  римский,  визит
которого,   по    утверждению   украинских    газет,   стал   "окончательным
подтверждением  нашей  европейскости".  Главу  Ватикана  встречал  президент
Украины Леонид Кучма. Увидев папу, он, по свидетельству  очевидцев, встал по
стойке "смирно", в то время  как находившийся рядом министр обороны взял под
козырек.  Бодрая  уверенность генерала,  однако,  сильно  контрастировала  с
растерянным видом президента Кучмы,  который явно не знал, как  вести себя в
этой обстановке. Помявшись немного, Кучма усадил папу в кресло и, стоя перед
ним навытяжку, начал приветственную  речь,  в которой кратко изложил историю
христианства на Украине за истекшее тысячелетие. Украина - страна особенная,
подчеркнул президент, потому  что именно сюда 15 лет тому назад упала с неба
"предсказанная Библией  великая заря, отравив землю и воду" (имелась  в виду
чернобыльская авария). "Сегодня для вас, ваша  святость, откроется эта новая
Украина",  закончил президент  свою  речь.  Украинским языком Кучма  владеет
намного хуже, чем Путин немецким или английским, но полиглот Иоанн Павел II,
знакомый и с русским, и с украинским, понял его хорошо.
     Комментарии к  визиту папы  римского,  появившиеся на следующий день  в
украинских газетах, достойно завершили тот театр абсурда, который происходил
в прошлую субботу в Киеве. "Иоанна Павла II Киев встретил моросящим дождем",
писали в них, "но когда Его Святейшество помолился перед образом Богоматери,
дождь прекратился, и  над столицей  засияло  щедрое солнце. Как  тут было не
поверить  в  чудо молитвы  Святейшего?  Впрочем,  как позже пояснили  нам  в
Гидрометцентре страны, такая переменная погода с кратковременными дождями, в
общем-то,  характерна  для  июня.  Но  тут  же   признались,  что   киевским
метеорологам давно уже не удавалось так легко,  как в  дни визита папы,  и с
такой  точностью,  буквально  до  минуты,  предсказывать  перемены  погодных
настроений".  Наверное,  понтифик  в числе прочих помолился и  за украинских
метеорологов, которым до сих пор, видимо,  только его поддержки и не хватало
для достижения полного профессионализма.
     На  стадионе  "Чайка",  на  котором  собралось  несколько  сотен  тысяч
любопытствующих,  папа сказал,  обратившись  к ним с  приветственной  речью:
"Тут, на этом месте состоялось  крещение Руси. Из Киева начала расцветать та
христианская жизнь,  которую  взрастило  Евангелие сначала на землях Древней
Руси, потом - на территориях Восточной  Европы, а  впоследствии - за Уралом,
на просторах  Азии.  Так  что  и Киев,  в  определенном смысле,  сыграл роль
Господнего  предтечи  между  многочисленными  народами,  до  которых, исходя
отсюда, позднее дошла благодать спасения".
     Ровно тысячу пятнадцать лет  прошло с того момента, как в Киеве прибыли
делегации со всех  концов света, склонять князя Владимира к обращению в свою
веру. Первыми из  них, согласно  "Повести  временных  лет", были магометане,
призвавшие  князя  признать  их закон, совершить  обрезание  и отказаться от
свинины и вина. Взамен они пообещали ему по смерти "со женами похоть творити
блудную".  Владимир  слушал  их  с  удовольствием, потому что,  как  говорит
летописец,  "сам  любя  жены  и  блуженье  многое", но  "обрезанье  удов"  и
"неядение  мяс  свиных" было ему "нелюбо", а пуще всего  по душе не пришелся
запрет пить вино. "Руси есть веселие питье", ответствовал он сакраментальной
фразой, "не можем без того быти". Потом пришли иноземцы из  Рима, присланные
папой,  и сказали  князю: "Кланяемся  мы  Богу, сотворившему небо  и  землю,
звезды  и месяц,  а ваши боги - просто дерево".  Владимир спросил их: "В чем
заповедь ваша?" И ответили ему: "Пост по силе - если кто  пьет или  ест,  то
все  это  во  славу  Божию".  Но  неумеренные  возлияния,  видимо,  тоже  не
понравились  князю, и он отослал иноземцев: "Идите откуда пришли, ибо и отцы
наши  не  приняли  этого".  Следующими  были  евреи,  которые  сказали,  что
христиане веруют в того, кого они распяли, и призвали Владимира обратиться к
единому Богу  Авраама, Исаака и  Иакова. Тот, однако, удачно обескуражил  их
метким и провокационным вопросом, где находится  их земля. "Разгневался  Бог
на  отцов наших и рассеял нас  по различным странам за грехи наши", отвечали
евреи. "Как же вы других учите", сказал Владимир, "а сами отвергнуты Богом и
рассеяны; или и нам того же хотите?" Наконец в Киеве появился некий философ,
посланный  греками;  он-то  и  растолковал  Владимиру  главные  христианские
догматы.  Но князь  по-прежнему колебался и не знал, в какую веру обратиться
ему и его народу. Тогда решили в  Киеве отправить  в  разные  страны  "мужей
добрых и смышленых, числом десять", чтобы испытать чужую веру. Мусульманские
обряды не  понравились послам: "несть  веселья  в  них, но  печаль  и  смрад
велик". Были они  и в Европе, но увидели в храмах только  службу,  а красоты
никакой.  Когда же оказались  они  в Греческой земле,  в  Константинополе, и
попали  в  храм, то не знали, на  земле они  или на небе,  "ибо нет на земле
красоты  такой". "Пребывает там Бог с людьми, и служба их лучше, чем во всех
других странах", сказали послы. "Не можем мы забыть красоты  той, ибо каждый
человек, если вкусит сладкого, не возьмет потом  горького; так и мы не можем
уже пребывать  в  язычестве". И  сказал тогда Владимир  боярам:  "Где примем
крещение?", на что те, разумеется, смиренно ответили: "Где тебе любо".
     На протяжении почти пяти столетий авторитет Византии и греческой церкви
был  у  нас  необыкновенно высок; потом, однако, он  пошатнулся. В 1439 году
византийская  церковь "страшно  уронила  себя",  как  говорит  Ключевский, в
глазах Руси,  согласившись на союз  православной церкви с католической.  "За
византийскую  иерархию  у  нас   держались  с  таким  доверием  в  борьбе  с
латинством,  а  она,  эта иерархия, сама отдалась римскому  папе,  выдала  с
головой  восточное православие, насажденное апостолами, утвержденное святыми
отцами и  седмью вселенскими соборами, и если бы  великий  князь  московский
Василий  Васильевич  не  обличил злокозненного врага,  сатанина  сына  грека
Исидора митрополита,  принесшего  унию  в  Москву, олатынил  бы  он  русскую
церковь,  исказил  бы древнее благочестие, насажденное у нас  святым  князем
Владимиром". Всего через  несколько  лет  наступила  почти  апокалиптическая
катастрофа  в  мирном  течении  церковной  истории: Константинополь пал  под
ударами  турок.  "Померк тогда в  глазах Руси  свет  православного Востока",
пишет Ключевский.  "Как пал  древний первый Рим  от  ересей  и гордости, так
теперь пал и второй Рим - Царьград. Одинокой почувствовала себя православная
Русь  во  всем поднебесном  мире.  Мировые  события