рку", которая  фантастична  лишь по
цене, но вполне  вписывается в  средний чиновничий быт  по сущности  -  "три
комнаты этакие хорошие"".

     МЛГ> При Пушкине  "писать для себя - печатать для денег"  можно было
одни и те же вещи, теперь - только разные.
     ТБ>  Раньше и  газеты  были  одни  для  всех,  а  теперь  существуют
специальные издания  "для народа" и  "для элиты".  Они настолько разные, что
даже изъясняются на своих особых языках. По-моему, дело объясняется просто -
раньше народ читать не умел, а теперь выучился (на нашу голову).

     МЛГ>  "...  а теперь  здесь молодежное общежитие, и такое стоит, что
домовые глохнут".
     ТБ>  Комический эффект,  который  производит  эта  фраза, обусловлен
резким столкновением в ней далеких стилистических пластов - советской кляузы
и архаической национальной мифологии. В самом деле пожалеешь иногда, что все
"языки" в  пределах русского  языка обесцветились и  нивелировались.  Раньше
каждый социальный слой в России говорил по-своему.

     МЛГ> Если Еврипиду не нравилась "Электра" Софокла, он брался и писал
собственную "Электру" (современный  литератор вместо этого  написал  бы эссе
"Читая "Электру"").
     ТБ> От Софокла до Еврипида  мифология,  окружавшая данных авторов  и
бывшая для них живой реальностью, практически не изменилась. Поэтому Еврипид
мог  взять  и по-новому  отобразить  тот  же  самый  миф,  дать  ему  другое
освещение.  Сознание  современного  литератора, как и современного  человека
вообще,  не  то  чтобы  окончательно  демифологизировалось, оно  по-прежнему
мифологическое, но из нынешнего мифа, тощего и скудного, не очень-то удается
взрастить  полноценные художественные плоды. Поэтому писателям и  приходится
обращаться к  старым мифологиям; но так  как принять их они уже, конечно, не
могут, им приходится освещать их извне, а не изнутри.

     МЛГ>  Белинский  начинал каждую новую рецензию с  Гомера и Шекспира,
потому что ему нужно было всякий раз  перестроить историю мировой литературы
с учетом нового романа Жорж Занд.
     ТБ> Похоже, это реминисценция из Пушкина,  который писал Вяземскому:
"мне смешно читать рецензии наших журналов,  кто  начинает с Гомера,  кто  с
Моисея,  кто  с Вальтер-Скотта". Николаю  I, кстати, до  сих  пор  не  могут
простить, что он, ознакомившись с  текстом "Бориса Годунова", порекомендовал
Пушкину  переделать  его в "роман  наподобие  Вальтера Скотта". "Шотландский
чародей",  однако, был у нас еще более популярен, чем Жорж Санд, его ставили
наравне  с  Гете и Шекспиром - в том  числе  и  сам Пушкин.  В  России вечно
находили какого-нибудь серенького западного литератора и жадно им упивались.
В  позднесоветское  время так  носились  с  Хемингуэем.  В  книге  Гаспарова
приводится  самый  анекдотический  случай  из  этого ряда: "Заболела  такса,
послали телеграмму о лекарствах  знакомым  в  Венгрию:  "У  Кафки чума итд."
Телеграфистка вернула:  "Неправильно, чума - это  у Камю"".  Ох  уж эта  мне
республика словесности!

     МЛГ>  Яновский  спросил  Шестова:  "Почему  вы  читаете  лекции   по
писаному?" Шестов ответил: "Нет сил смотреть на лица".
     ТБ> Нечего было отворачиваться, сами заварили кашу, вот и смотрите.

     МЛГ>  "Революция толкнула  С. Булгакова на  опасный  путь  осознания
происходящего" (восп. Локса).
     ТБ>  Ср.:  "Ромео  даже и после своего перерождения лишь  наполовину
избавился от  самонаблюдения. Джульетта цельнее, богаче  оттенками чувств, и
деятельнее" (А. Смирнов)

     МЛГ> "Революцию делают  не голодные люди, а сытые, которых один день
не покормили" (Авторханов, ВИ 1992, 11/12, 105).
     ТБ> Схожая мысль  есть у  Розанова:  "Революции происходят не тогда,
когда   народу  тяжело.   Тогда  он  молится.  А   когда   он  переходит  "в
облегчение"... В "облегчении" он преобразуется из человека в свинью, и тогда
"бьет посуду", "гадит хлев", "зажигает дом". Это революция".

     МЛГ>  В  ленинградском  доме  политкаторжан  в распределителе висело
объявление: "Будет  выдаваться  повидло  по  полкилограмма,  цареубийцам  по
килограмму".
     ТБ> В  советской  культуре было  все  же что-то  античное - роковое,
безжалостное и неумолимое. Правда, в современном мире это вторжение судьбы в
повседневность выглядит уже комически - как Дон-Кихот  на Росинанте в полном
рыцарском облачении.

     МЛГ>  Детерминизм. "Все происходит  не случайно,  а по тем или  иным
причинам, обычно по иным".
     ТБ> Уж это точно. И следствия из этих причин такие же.

     МЛГ>  Завещание  пожизненного  президента Урхо Кекконена  начиналось
словами: "Если я умру..."
     ТБ> Я  думаю, что это особенности перевода  с финского.  Всякий язык
впитывает в себя всю национальную культуру, а финны во все времена считались
нацией  непростой.  Как   пишет  Э.  Б.  Тайлор,   знаменитый  исследователь
первобытной мифологии, "финны  всегда были предметом суеверного  страха  для
своих  европейских соседей;  само  название финна было равнозначным  понятию
колдуна".

     МЛГ> После смерти Ланского Екатерина в  свои 50 с  лишним лет была в
таком горе,  что излечилась только попыткою составить сравнительный  словарь
всех языков  по  Кур де Жабелену,  исписала гору бумаги без  всякой  научной
пользы, однако исцелилась.
     ТБ>  Если  верить  Байрону,  то  государыня  императрица  исцелилась
другим, правда, не менее литературным увлечением -  появлением  при ее дворе
юного Дон-Жуана (с  донесением от Суворова  о благополучном взятии Измаила).
Что же касается словаря, то действительно, опечаленная  Екатерина утешалась,
по своему обыкновению, работой - обложившись всеми  лексиконами, которые она
только   могла   найти,  императрица  усердно   отыскивала  общие   корни  в
разноязычных словах и выражениях. При этом она еще тормошила запросами всех,
кого попало - послов, восточных патриархов и даже маркиза Лафайета. Наконец,
в 1787 году  вышел в свет первый том  "Сравнительных словарей всех  языков и
наречий,  собранных десницею высочайшей особы". Правда, из попытки  отыскать
единый праязык у Екатерины так ничего и не вышло, и  неудивительно - вряд ли
стоило брать за основу всех наречий такой язык, как русский.

     МЛГ> "Внедрять просвещение с  умеренностью,  по  возможности избегая
кровопролития"  -  эта  мрачная  щедринская  шутка действительно  специфична
именно для  России.  Но  - пусть  менее  кроваво - культура  привносилась со
стороны  и привносилась  именно  сверху  не  только  в  России,  но и везде.
Петровская Россия чувствовала себя  культурной колонией Германии, а Германия
культурной колонией  Франции, а двумя веками раньше Франция чувствовала себя
колонией ренессансной Италии, а ренессансная  Италия - античного Рима, а Рим
- завоеванной им Греции.
     ТБ> Это  последнее  замечание  -  одно из самых  занятных наблюдений
Гаспарова. Сам Петр, создатель "петровской России", формулировал ту же мысль
в обратном порядке: науки и искусства сначала зародились в Греции, потом "по
превратности времен"  перешли  в Италию, после чего распространились по всей
Европе, не  дойдя, впрочем, до варварской России. Это культурный  круговорот
Петр   считал  самой   естественной   вещью  на   свете,  сравнивая   его  с
кровообращением в человеческом организме.

     МЛГ>  XVIII  век   был  веком   движения   культуры  вширь  -  среди
невежественного  дворянства.  Начало  XIX  века было  временем движения этой
дворянской культуры  вглубь  - от поверхностного  ознакомления с европейской
цивилизацией, к  творческому  ее  преобразованию  у  Жуковского,  Пушкина  и
Лермонтова. Середина и вторая половина  XIX  века - опять движение  культуры
вширь,  среди невежественной буржуазии; и опять формы  культуры  упрощаются,
популяризируются, приноравливаются к уровню  потребителя.  Начало ХХ века  -
новый общественный  слой  уже  насыщен  элементарной  культурой,  начинается
насыщение более глубинное - русский модернизм, время Станиславского и Блока.
Наконец, революция -  и культура опять движется вширь, среди невежественного
пролетариата  и   крестьянства.   Сейчас   мы   на   пороге   новой   полосы
распространения   культуры   вглубь:   на  периферии   еще  не   закончилось
поверхностное  освоение  культуры,  а в  центре уже начались новые и не всем
понятные переработки усвоенного.
     ТБ> Ознакомившись с этой реконструкцией, я испытал если не катарсис,
то по крайней мере, сильное  облегчение. Может быть, действительно,  русская
культура не погибла, может, она  еще  возродится? Последние триста лет нашей
истории в самом деле замечательно укладываются в схему Гаспарова. Только под
"культурой", последовательно распространяющейся в толщу русской цивилизации,
он понимает, конечно, западные, европейские "науки и искусства". Исторически
это справедливо и  оправданно; но что сейчас мы можем заимствовать с Запада,
который сам впал в самое жалкое и бессмысленное состояние?

     МЛГ>  "Мне  писала  как-то  киевская  неизвестная  поэтесса:  все бы
ничего, да вот  не  могу довести  себя до апогея..." (Гиппиус -  Ходасевичу,
1.10.1926).
     ТБ> Ничего, тогда  не смогла, теперь  доведут - в Киеве полным ходом
идет "нацiональне вiдродження".

     МЛГ> В Москве  перекрасили  старый  Арбат под  внешность 1900  года.
Реставрации не получилось: в новом московском контексте вместо старой  улицы
появилась очень  новая  улица со своей внешностью  и  своим бытом  -  весьма
специфическим и  весьма органичным, как это знает  каждый москвич. В  Москве
этот  Арбат  останется выразительным  образчиком советской культуры  1980-х.
Потом  заново  выстроили  храм  Христа Спасителя  - здание,  которое  лучшие
художественные  критики  считали  позором московской архитектуры. Получилась
такая  же картонная  имитация,  как новый  старый  Арбат,  только  вдесятеро
дороже.  Теперь  призывают  заново  построить  Сухареву башню.  Я  бы  лучше
предложил  поставить  на Сухаревской  площади  памятник  Сухаревой  башне  -
насколько мне известно, памятников памятникам в мировой истории еще не было,
так  что  это, помимо уважения к старине, может  оказаться еще  и любопытной
зодческой задачей.
     ТБ>  Храм   Христа  Спасителя  настолько  удачно  вписался  в  новую
лужковскую Москву, что его архитектуру ретроспективно оцениваешь  как первый
проблеск  современной  глянцевой   культуры.  Теперь  в  Москве  взялись  за
реконструкцию  храма  Василия  Блаженного,  причем, как  выразился  директор
Исторического музея, у которого это сооружение стоит  на балансе, "состояние
памятника в последние годы вызывает беспокойство - не столько с точки зрения
прочности  его  фундамента,  сколько внешнего облика, который  давно потерял
отличающее его  многокрасочье".  "Многокрасочье" восстановят, нет  сомнения;
неплохо  бы  также  заодно  найти  этому  бесцельному  строению применение и
разместить в нем, скажем, "Макдональдс".

     МЛГ> Аннотация для библиотечной карточки к книге "Избранное",  1978.
"Валентин Сорокин  -  поэт  русской души. Он пишет о горчавой полыни, о том,
как  хруптят пырей хамовитые козы. Он любит:  "И заекают  залетки, зазудятся
кулаки, закалякают подметки,  заискрятся  каблуки!"  Он просит  за себя: "Не
стегайте  меня  ярлыком  шовиниста  -  кто  мешает  нам  жить,  тот  и  есть
шовинист!"". Вообще говоря, аннотаторам полагалось такие книги отбраковывать
и писать скучные  мотивировки их  непригодности для  районных,  городских  и
областных библиотек.  Но  я  предпочитал  писать  честную  аннотацию,  чтобы
начальство посмеялось и отбраковало книгу само.
     ТБ> Эх, как  жаль, что Гаспаров  не  издал свои "честные  аннотации"
отдельным сборником! Такие проекты очень любил Борхес;  я думаю, у Гаспарова
получилось бы не хуже.

     МЛГ> Список опечаток в "Русском стихосложении" Б. Томашевского 1923:
"Стр. 18, 48, 55, 62,  63, 64, 87, 88 напеч.  Бог, следует: бог. Стр. 53, 88
напеч. Господь, следует: господь"  итд.  Ср.  примеч. к "Мистериям"  Байрона
1933 г.:  "Господь и пр. пишутся с большой  буквы только  как  выступающие и
невыступающие персонажи; отступления просим считать опечатками"
     ТБ>  "Когда  человек  умирает,  / изменяются его  портреты",  писала
Ахматова. Когда "Бог умер", изменилось только написание его имени.

     МЛГ>  С. Кржижановский об одесском  лете: на спуске к пляжу тропинка
огибала цветочную грядку, все срезали  угол и топтали цветы, никакая колючая
проволока  не  помогала.  Тогда  написали  красным  по желтому:  "Разве  это
дорога?" - и помогло.
     ТБ> В  лучшем эпизоде Маркесова "Ста лет одиночества" жители Макондо
заболевают  бессонницей,  приводящей  к провалам  в  памяти,  все  большим и
большим. Когда герои романа начинают забывать названия самых обычных бытовых
предметов, они принимаются  надписывать их: "стол", "стул", "дверь", "часы".
По  мере того, как забывчивость их  увеличивалась,  надписи все усложнялись:
"Это корова, ее нужно  доить  каждое  утро,  чтобы получить молоко, а молоко
надо кипятить,  чтобы смешать с кофе и получить кофе  с молоком".  У входа в
город   повесили  плакат  "Макондо";  другой,  побольше,  установленный   на
центральной улице, гласил: "Бог есть".
     Вообще  говоря, это особенность литературных наций - такое трогательное
доверие  к тексту  и его действенности. В  старых английских домах вешали на
стенах вместо картин изящно выполненные  списки популярных стихотворений;  о
китайской и японской каллиграфии я уж и не упоминаю.  В Китае горную вершину
-  и ту не могут оставить немой, обязательно выбьют на ней огромную надпись,
что-то вроде:  "Пики гор вздымаются  до небес". Вешали  там раньше (почти по
Маркесу) и  объявления над городами:  "Во время моления о дожде  запрещается
резать скот. Небо заботится о жизни".

     МЛГ> О. Седакова  сказала: "Умберто Эко в докладе очень пространно и
патетично рассуждал, что никакой  подлинности на свете нет  и быть не может.
Но когда пошли обедать, он так вдумчиво  вникал в меню, что я подумала: нет,
кое-что подлинное для него есть".
     ТБ>  Когда синьор  Эко  приезжал к нам в  Петербург,  он очень долго
рассуждал о том,  что  никакой  литературы  нет  и  быть  не  может. Он даже
рассказал  на  эту тему  анекдот  из  своей жизни: обращается  к  нему некий
молодой человек  с просьбой подсказать "как лучше  писать", на  что маститый
итальянский нигилист  отвечает: "Может,  не  надо  писать,  может,  лучше по
телефону?" Учитывая его фантастическую литературную плодовитость в последние
десятилетия (два или три романа с  1980 года), сам он с успехом следует этой
своей рекомендации.

     МЛГ> Среди эсперантистских споров один американец сказал:  "Ведь уже
есть  прекрасный  международный   язык   -  молчание!"   "Сойдутся,  бывало,
Салтыков-Щедрин и  Пров  Садовский, помолчат час другой  и разойдутся. Потом
Салтыков и говорит: преинтересный это человек, Пров Михайлыч!"
     ТБ> Зиму 1842-1843 года Гоголь провел в Риме, поселившись там на Via
Felice  вместе  с  поэтом Языковым.  Ф. В.  Чижов,  живший  в  том  же доме,
рассказывал, что почти все вечера они проводили вместе, с присоединявшимся к
ним  еще  художником  Ивановым, но  общение  у них было  довольно  странное.
"Языков, больной, молча, повесив голову и опустив ее почти на грудь, сидел в
своих креслах; Иванов  дремал, подперши голову руками; Гоголь лежал на одном
диване,  я  полулежал  на  другом.  Молчание продолжалось  едва ли не с  час
времени. После, когда уже нам казалось, что время расходиться, Гоголь всегда
говаривал: "Что, господа, не пора ли нам окончить нашу шумную беседу?"".
     Вообще говоря, призыв к молчанию - один из самых заметных и  устойчивых
мотивов в русской культуре, повторяющийся даже с какой-то нарочитостью:

     Блажен, кто про себя таил
     Души высокие созданья
     И от людей, как от могил,
     Не ждал за чувство воздаянья!
     Блажен, кто молча был поэт
     И, терном славы не увитый,
     Презренной чернию забытый,
     Без имени покинул свет!
     Обманчивей и снов надежды,
     Что слава? Шепот ли чтеца?
     Гоненье ль низкого невежды?
     Иль восхищение глупца?

     Это  писал Пушкин в 25-летнем возрасте;  шестью годами позже  он снова,
еще более прочувствованно и красноречиво, призвал поэта "не дорожить любовию
народной". В том же 1830  году Тютчев (которому  было тогда 27 лет) пишет на
ту же тему хрестоматийное стихотворение "Silentium!":

     Молчи, скрывайся и таи
     И чувства и мечты свои -
     Пускай в душевной глубине
     Встают и заходят оне
     Безмолвно, как звезды в ночи, -
     Любуйся ими - и молчи.

     Лермонтов в 25-летнем возрасте тоже обращается к этой теме:

     Случится ли тебе в заветный, чудный миг
     Отрыть в душе давно безмолвной
     Еще неведомый и девственный родник,
     Простых и сладких звуков полный, -
     Не вслушивайся в них, не предавайся им,
     Набрось на них покров забвенья:
     Стихом размеренным и словом ледяным
     Не передашь ты их значенья.

     Закрадется ль печаль в тайник души твоей,
     Зайдет ли страсть с грозой и вьюгой, -
     Не выходи тогда на шумный пир людей
     С своею бешеной подругой;
     Не унижай себя. Стыдися торговать
     То гневом, то тоской послушной,
     И гной душевных ран надменно выставлять
     На диво черни простодушной.

     На редкость трогательное единодушие;  непонятно  только, почему было, с
таким нажимом призывая к  молчанию, не последовать своим же декларациям и не
ограничиться в  своем  творчестве  вышеперечисленными  стихотворениями.  Вся
русская поэзия  уместилась бы тогда в одном томике, но  по крайней  мере,  в
непоследовательности ее никак нельзя было бы упрекнуть.

        "11 Октября 2001 года"
        "The Month After"

     За тот  месяц,  что прошел со времени атаки на Америку,  в  мировых СМИ
появилась масса курьезного, мимо чего, я, конечно, не мог пройти равнодушно.
Мои американские  подписчики, правда, в последнее время реагируют на выпуски
моей безобидной  "Хроники" как-то слишком болезненно, поэтому специально для
них я  скажу  в  свое  оправдание,  что я  иронизирую здесь  совсем  не  над
трагедией,  совершившейся в  США, а над той бездной глупости, которую всегда
исторгает  из  себя человечество  во  время  таких мировых  катаклизмов, как
нынешний.
     Для  начала, без каких-либо комментариев - анекдот о вступлении  России
во Всемирную Торговую организацию:

     Утро  11 сентября.  В кабинете  Путина  раздается  звонок.  Докладывает
генерал:
     Владимир Владимирович, все в порядке, мы попали в ВТЦ.
     Я же просил в ВТО!!!
     Прошу прощения, немного перепутали.

     >  "Американцы  вели себя  очень достойно",  сказала  одна из  наших
соотечественниц, долгие  годы  работающая  в США, "сначала помолились, потом
пошли сдавать кровь, потом - продавать акции". //"Эксперт"
     > Действительно, достойно, ничего скажешь. Более того,  они теперь и
акции стараются  лишний раз  не  продавать;  самоотверженная покупка  ценных
бумаг  - отныне долг  каждого американского  патриота,  так же как полеты на
самолетах и посещение нью-йоркских ресторанов.

     >   Найдены   новые   убедительные  доказательства,  что  террористы
использовали свой "инсайд" для биржевой игры. Власти США  уже начали допросы
инвесторов, имевших  несчастье  угадать  движение  рынка. Следователи  могут
серьезно уточнить теорию Адама Смита о  невидимой  руке, управляющей рынком.
Есть  все основания  считать,  что  это  окажется  рука  Осамы  бен  Ладена.
//"Коммерсантъ"
     >  Так и  вспомнишь бандитского  героя  Виктора  Пелевина, который в
ответ  на утверждение,  что рынок  регулирует все "автоматически", отвечает:
"Только  не надо мне этого  базара  про рынок. Знаем.  Автоматически.  Когда
надо, автоматически, а когда надо, и одиночными".

     >   Горы  бомбит