авалился
спать. Ну их к лешему с их погоней.
Проснувшись от обильно выпавшей под утро росы, обычно
предвещавшей ясный, жаркий день, он потянулся, протер глаза,
развел небольшой костерок и протянул к нему руки.
"Нет, это совсем не то, что было две недели назад. Во-первых, не
вечер, а утро, во-вторых, нет рядом моря, а в-третьих -
девчонок. Тоска".
После ночи спина прямо разламывалась от тяжелой и неудобной
ноши, все-таки давно он не носил на плечах нормальный рюкзак,
килограмм под сорок весом, да и то место, где он ночевал, нельзя
было назвать "президентскими апартаментами", а сложить как надо
рюкзак во время ночного бегства было некогда. Так и шел полночи
с "лифчиками" на плечах и выпирающими банками консервов в
рюкзаке, постоянно пытаясь переложить свою поклажу поудобнее.
Было чуть больше шести, тень еще преобладала над светом, до
дневного тепла было далеко, костер чадил, дымил и совсем не
хотел греть и гореть.
Чтобы хоть как-то согреться, Андрей решил разобраться в своих
вещах, а заодно и правильно уложить рюкзак для дневного
перехода.
"Итак, что мы имеем?"
Полтора сухпайка, в которых больше всего он обрадовался сухарям
и незамедлительно стал один жевать - вчерашние рыбные, на масле,
консервы до сих пор стояли комом в горле. Дня на три-четыре еды
должно было хватить. С водой тоже особых проблем он не видел -
четыре литра, считая появившуюся у него фляжку, вполне
достаточно на двое суток. Итого восемь килограмм, считая вес
термоса, фляжки и котелка с подкотельником.
Кроссовки, одеяло, коврик и одежда - еще килограмма четыре.
Полусапожки на ногах он считать не стал.
"Хорошо было бы достать спальный мешок. Ага. А еще палатку,
рюкзак побольше, газовую горелку, автомашину, самолет и толпу
шерпов для переноски всего этого". Автомат, подствольник,
патроны и гранаты тянули где-то на "пятнашку". В сумме
получалось порядка тридцати килограмм. "Однако".
Впрочем, когда Андрей аккуратно уложил все вещи в свой
раздувшийся и едва ли не трещавший по швам рюкзак, он не
показался ему таким уж тяжелым. В конце концов, автомат он взял
в руки, часть патронов и гранат рассовал по карманам одетого
"лифчика". Перекусив, он разрыл штык-ножом землю, закопал
оставленный мусор и тщательно, как только мог, скрыл все
остальные следы своего пребывания.
В восемь, когда солнце еще не успело продраться сквозь листву
деревьев, он взвалил рюкзак на спину и продолжил свой путь.
"Следующая остановка - Краснодар".
Окружающий его лес не был густым, трава стелилась по земле,
шлось, на удивление, легко, несмотря на двадцатикилограммовый
рюкзак и десять килограмм, что были на нем. И потом: полусапожки
пришлись как раз по ноге, чуть разношенные, они не натирали
ноги, а голеностоп был надежно защищен от случайных вывихов.
Автомат он держал в руке, и было приятно на душе от слегка
маслянистой прохлады металла. Когда руки-таки устали от его
тяжести, Андрей положил АКС на согнутый локоть, стволом от себя.
Шел не торопясь, выбирая дорогу, чтобы, спускаясь вниз, не
подниматься через десять метров наверх, но все равно постоянно
приходилось и подниматься, и спускаться, подниматься и
спускаться - путь лежал поперек отходящих от основного хребта
отрогов, а выходить на извивающуюся внизу дорогу что-то не
хотелось. Ну и нудное же это дело - идти куда-то по лесу с
тяжелым рюкзаком, особенно в первый час, особенно когда до конца
пути две с половиной тысячи километров, особенно, если не
очень-то и понятно, зачем ты туда идешь. Просто потому, что
больше идти совсем некуда.
Лес напоминал ему Урал в начале осени, когда стоит недолгое
бабье лето, - такой же спокойный и пустой, вот только здесь было
значительно теплее, хотя еще и не жарко, как того обещало
начинающее проглядывать через листву солнце, и не было видно
слоняющихся как бы без толку людей, ищущих последние грибы.
Лиственный лес не был таким густым, как уральский, тот, который
через каждые пятьдесят метров перемежевывался хотя бы парой
сосенок, а потому этот лес казался более светлым и действовал
успокаивающе, и расхолаживал, отчего Андрей стал меньше
оглядываться, обращать внимание на то, куда шел, думал о чем-то
отвлеченном, а точнее - вообще ни о чем. Через пятьдесят минут,
когда пропикали часы, поставленные на режим автоматического
таймера, он сделал первый привал, снял рюкзак, "лифчик", положил
автомат и расправил затекшие плечи.
"Да, давненько я не ходил под рюкзаком".
Переменив слегка пропотевшую футболку, он разлегся на траве,
положив голову на рюкзак, только не на ту его сторону, которая
во время ходьбы была обращена к спине, - чтобы тоже просохла, и
позволил солнечным лучам и листьям играть в чехарду на своем
лице.
Через десять минут часы пропикали снова, и Андрей продолжил свой
путь. Успевшую просохнуть футболку он убирать не стал, а,
тщательно смотав ее жгутом, повязал вокруг головы таким образом,
чтобы затылок прикрывала оставленная свободной ткань.
Завязывать футболку на голову подобным макаром он научился еще
до армии, сам-собой, и все говорили, что в таком виде он очень
даже похож на бедуина или какого-нибудь там
"фундаменталистического" араба, исповедующего ислам, особенно
если дня три-четыре не побреется.
Сейчас как раз был такой момент. Бритвенные принадлежности он с
собой, правда, взял, но в дело пускать их пока что не собирался.
Ни к чему, да и горячей воды с большим зеркалом у него не было.
А холодной водой и в армии брился только по "духовщине".
"Впрочем, была бы рядом девчонка - можно и холодной водой, хоть
сейчас".
По поводу Аллаха у него было мнение, что если есть бог на небе,
то ему абсолютно наплевать, кто и как его называет, лишь бы
верили и не нарушали его заповедей, а последние, что в исламе,
что в христианстве практически одинаковы. Да, он верил в бога,
единого и всемогущего, из религий ему ближе было православие,
обидно только за "братьев славян", что христианство запрещает
многоженство.
Тем не менее крещен он не был, разве что родители могли в
детстве тайком окрестить. Тогда, в середине шестидесятых, не то
время было. Это сейчас все бросились в церкви.
Господи! Да где же вы раньше были?!
Андрей помнил, как в последних классах школы читал в газетах
разгромные статьи о коммунистах, входящих во врата храмов с
непокрытой головой, поднося руку с сцепленными пальцами ко лбу,
и не понимал, почему людям, особенно "партейным", нельзя верить
в бога. Сам он в него еще не верил, но всегда считал, что
запрещать насильно - только показывать слабость своей идеологии.
Зачем запрещать сплошной абсурд? Ведь у Маркса и так все
доказано и разложено по полочкам в его диалектическом
материализме. Ну хочется кому-то верить в абсурд - пусть верит
себе на здоровье. Обращать на это внимание - признаться в своем
собственном бессилии, в неверии в свою собственную религию
марксизма.
А верить в Бога так хочется, невзирая на свою партийную
принадлежность.
"Кому мы нужны, кроме него? Государству? Что-то сильно
сомневаюсь. В Боге надежды больше".
Сегодняшняя, уже немного схлынувшая волна в "крестильни",
вызывала у Андрея только одно отвращение: если ты верил в бога -
чего же ждал все эти годы? А если бы коммунисты остались у
власти? Что, и бога тогда не было бы? Или как раньше: все в
комсомол, а сегодня все в церковь?
Он знал, что бог есть, что он един и всемогущ, что он видит
сейчас, как он идет по этому лесу, что он верит в него, несмотря
на то, что на нем нет креста.
"Боже, прости меня за тех двух солдат. Они тоже были твоими
чадами, и не было в них никакой вины, это я во всем виноват,
можно было уйти спокойно, никого не трогая. А сейчас сколько
горя свалится их родным и близким. Господи! Ну почему люди не
могут жить в мире? Мы же все "миряне". И каждый второй "мирянин"
с автоматом наперевес".
Таким образом, из-за повязанной особым образом футболки
следующие четыре часа Андрей был погружен в теологические
размышления, мало вникая в окружающую его действительность.
Рассуждения даже отвлекли его от воспоминаний и мечтаний о
женщинах. "Casio" регулярно пищал, обозначая, когда надо сделать
привал, а когда снова идти, автомат перекладывался из одной руки
в другую, солнце поднималось все выше, волосы вспотели, но,
благодаря футболке, пот не тек в глаза. Еще одно ее
предназначение. В полвторого он стал искать место для обеда.
На базе он давно бы поел и разлагался, потягивая пиво в тени
навесов на пляже и упражняясь в "словесности" с девчонками,
поэтому не раз живот сначала ласково прошептал ему на ушко:
"Ур-р-р", а потом стал грозно колотиться в свои стенки и
подвывать: "У-у-у! Жрать хочу-у-у! Мяса, мяса давай!"
Как не вспомнить "Василия Алибабаевича" с его незабвенным: "А в
тюрьме сейчас макароны дают".
Тут как раз на пути стал подниматься очередной отрог, Андрей
вскарабкался по достаточно крутому склону наверх, совсем при
этом выдохшись.
"Уф. Приехали. Это что - уже Краснодар?"
Нет, до Краснодара было еще как до Африки.
"Может, ну его к лешему, этот Краснодар? Не отправиться ли мне в
Африку? По-моему, до нее ближе, чем до Урала."
Но, в самом деле, недалеко от Андрея, километрах в пяти,
виднелся небольшой городок.
Стоящий чуть в стороне от дороги на Краснодар, Крымск никогда не
вызывал интереса у Андрея, и тот не хотел и сейчас заострять на
нем свое внимание.
На вершине отрога стояли небольшие скалки, вернее скальные
выступы, среди которых он и развел костерок, который, в отличие
от утреннего, горел гораздо лучше.
Разложив на горячих камнях обе футболки, он достал из рюкзака
одеяло и все, что промокло утром вкупе с ним.
До обеда Андрей встретил два или три ручейка и поэтому надеялся,
что и дальше они будут ему попадаться, он не стал экономить
воду, а, тщательно прополоскав горло, выплюнул все обратно, и
только потом сделал несколько больших глотков.
"Хватит. Все равно лучше много не пить, до вечера еще идти и
идти. Лучше чаю побольше на ужин сделаю, слава богу, прежние
владельцы сухпайков не успели воспользоваться пакетиками".
Котелок на огонь ставить не стал и вообще костер развел скорее в
дань привычке, в нем не было никакой необходимости. В "меню" на
обед была банка рыбных консервов с сухарями и кипяченой водой,
налитой утром в термос. Поесть нормально он планировал вечером,
остановившись на ночлег. Можно было бы вообще не устраиввать
сейчас никакого обеда, а ограничиться парой сухарей по дороге,
но чертовски устал с непривычки. Отдохнуть с часок было просто
необходимо.
"А там и до вечера останется только три перехода. Как-нибудь
продержусь. И потом - с каждым приемом пищи рюкзак будет все
легче и легче. А идти все равно все тяжелее и тяжелее. Вот она -
настоящая диалектика.
Да, сейчас бы на костерок пару-другую шампуров с мясом - вон как
камни удачно стоят, ни дать, ни взять - настоящий мангал, а к
шашлычкам пару бутылочек "Киндзмараули" или испанского "Каберне"
с лазерной насечкой на бутылке даты изготовления.
Ага - две. А девчонки что пить будут? Не по-черному же глушить.
И как это местные ребятишки до сих пор не расчухали такое
замечательное место? Вид-то какой. И родителей за версту будет
видно. Сплошная мечта детства. А тут даже следов костра нет
никаких."
Когда, через полчаса, борясь с охватывающей его дремой, он
укладывал рюкзак, внизу, на дороге, пожалуй впервые за прошедшие
полдня, раздался шум машины.
Дорога была как на ладони, деревья хотя и заслоняли некоторые ее
части, все-таки позволяли видеть что на ней происходило.
Со стороны Новороссийска показался зеленый, крытый такого же
цвета тентом грузовик. То ли "Урал", то ли "Зил-131". Видно
только, что три оси. Как раз возле отрога, на котором сидел
Андрей, машина затормозила и съехала на обочину, на небольшую
полянку.
Из кузова посыпались солдаты.
Становилось интереснее.
"Ага: хватились "ствола". Теперь просто так от них не
отвяжешься. Может, не стоило его с собой брать. Хорошенький мой.
- Андрей ласково погладил АКС. - Эх, постреляем!"
Порядка шестидесяти солдат были застроены в шесть шеренг,
выслушали двух офицеров, а затем стали расходиться вдоль дороги.
Большинство, запрокинув головы, высасывали последние капли воды
из фляжек.
"Это хорошо, наверняка бродят по горам с самого утра и устали не
меньше меня".
Пока воины занимали исходные позиции, Андрей разработал план
действий. Перво-наперво он вылил воду из двухлитровой бутылки.
Не в костер - тот бы тут же откликнулся столбом белого дыма и
сразу его выдал, а просто на землю. Лишняя тяжесть сейчас была
ни к чему. Потом достал из рюкзака большую часть своего
боезапаса и распихал по "лифчику". Порывшись в одном кармашке,
он отыскал катушку коричневых капроновых ниток, которые взял с
собой на море. Вспомнив, как там делали "супермэны" в боевиках,
привязал пару гранат в местах наиболее вероятного подъема на
отрог с той стороны, с которой пришел. Оставалось немногое:
надеть рюкзак, подогнать лямки, перевязать шнурки на
полусапожках и ждать.
Тем временем солдаты стали подниматься вверх.
Около сорока шли тем ущельем, которое он уже покинул, оставшиеся
двадцать - находились на его пути.
У машины никого не осталось. Водитель, как только все ушли,
опорожнил свой мочевой пузырь и пошел с ведром искать воду,
чтобы долить в радиатор.
Андрей спустился к расположенным чуть ниже камням и залег. Если
бы у него была веревка, можно было закрепить ее конец за
более-менее крепкое деревце, росшее на краю отрога, вспомнить
молодость и "дюльфернуть" прямо на дорогу, при прокладке которой
гребень был срезан и отвесная скала возвышалась над дорогой на
тридцать с лишним метров. Когда он занимался скалолазанием, на
этот спуск потребовалось бы не больше семи секунд: они буквально
падали вниз головой, чтобы уменьшить трение о веревку, и только
перед самой землей принимали нормальное положение, резко
тормозя.
А можно было спуститься тихонечко, без шума, но наверняка, чтобы
не заметили.
Однако веревка отсутствовала, отсутствовал и этот путь к
отступлению, надо было идти на прорыв.
Бойцы втянулись в лес, обливаясь потом от многочасовых и пока
что безрезультатных поисков. Их подняли в четыре часа утра и, не
дав позавтракать, посадили в машины. Сначала они прочесывали
склоны, выходящие к Новороссийску, потом их стали перевозить все
дальше и дальше к Краснодару. На погибших бойцов начальству было
наплевать. Это потом. Вон их сколько в Чечне гибнет, а вот
автомат потерялся - это да. ЧП. За это и по башке могут дать.
Первые три-четыре часа они тщательно осматривали каждый
миллиметр, потом, с убыванием воды во фляжках, убывал и их
"военно-спортивный интерес". Курящие досмолили свои наличные
запасы папирос и сигарет и остервенело сосали травинки. Сержанты
уже не раз предлагали офицерам бросить все и поехать пожрать, на
что те отвечали, что не было такого приказа, а обед вот-вот
должны привезти.
Везли долго, должно быть на ишаке.
Если честно, то офицерам и самим все это надоело - ищи ветра в
поле (ладно бы в поле, а то в этих хреновых горах), но
настойчивые притязания сержантов произвели только обратный
эффект.
"Давайте, давайте, почертыхайтесь, чтобы служба медом не
казалась. Наплевать мне, что ты "дембель" - никуда не денешься и
будешь делать то, что я тебе приказываю."
"Хэбчики", что у последнего солдата, что у офицеров, давно
взмокли от пота, и по краям промокших мест стала
выкристаллизовываться белая полоска соли. У них не было, как у
Андрея, крепко повязанной футболки на голове, и пот, не
останавливаемый кепками, спокойно тек прямо в глаза. Поминутное
размазывание его руками только ухудшало положение. Глаза резало
и все окружающее было покрыто белой завесой.
Нет, ну надо же было какому-то там придурку ввести новую форму.
Она, конечно, лучше старой, но могли бы оставить панамы-то.
Чем положе склон, тем легче по нему идти, поэтому центр и левый
фланг идущей перед Андреем цепочки очень скоро вырвались вперед,
таким образом, что почти все воины оказались в секторе обстрела
градусов тридцать. Дальше ждать было нельзя.
Отрепетировав движение ствола, Андрей снял одиночным выстрелом
офицера, отправленного на поиски похищенного автомата с
дежурства по части, в рубашке под галстук и с фуражкой на
голове, переключил предохранитель, короткими очередями, начав с
ближних солдат, "охватил" всю цепочку, не дожидаясь, когда в
магазине закончатся патроны, чтобы лишний раз не передергивать
затвор, вставил приготовленный заранее новый рожок и теперь, уже
длинной очередью, повторно, полил весь сектор обстрела, в
довершение выпустив заряд из подствольника в самый дальний
конец, не надеясь попасть, просто так - "на шару". Потом, с
оттяжкой, размахнувшись со всей силой, кинул две наступательные
гранаты на противоположенный склон, чтобы задержать наверняка
привлеченных стрельбой находившихся там солдат.
Перебежав ниже, к следующим камням, Андрей первым делом кинул
вниз Ф-1 в двух солдат, не охваченных его огнем и находящихся
прямо под ним, метрах в пятнадцати, у подножья крутого, обильно
усыпанного камнями и поросшего деревьями склона. Снова поменял
магазин, перекатился в сторону метра на два, передернул затвор
и, поставив предохранитель на одиночную стрельбу, быстро, но
прицельно произвел десяток выстрелов (не зря получал выволочки в
школе от начальника военной подготовки: "Не торопись, не
торопись, целься внимательней."). Теперь давнишнее непослушание
помогло: пять из десяти выпущенных им патронов достигли своей
цели.
"Боже мой! Даже "бронеков" не надели".
До машины оставалось метров пятьдесят. "Птурсом", на секунду
задержавшись у убитого гранатой солдата, чтобы отстегнуть
магазин, виляя вправо и влево, не делая ни одного выстрела,
Андрей подбежал к машине.
Навстречу, в одном тельняке, расплескивая из ведра воду, бежал
водитель. Одиночными Андрей стрелял гораздо лучше, чем
очередями. Последующий выстрел исключением не был.
Солдаты, лишившись командира взвода, растерялись. В промежутке,
когда Андрей менял первый магазин, успели упасть на землю, кто
по собственной инициативе, кто волею судьбы.
Передернув затворы, они начали было вести огонь, но на секунду
прервали свое любимое занятие, прижав голову к земле, от разрыва
заряда подствольника, и в этот самый момент Андрей как раз успел
кинуть гранаты на противоположный склон. Находящиеся там солдаты
от разрывов нисколько не пострадали, а потому они почти сразу же
открыли автоматный огонь в сторону гребня.
Взрыв гранаты, брошенной вниз, совпал с моментом, когда на
гребень с другой стороны выполз немного оглушенный взрывной
волной солдат, - именно в одном из тех двух мест, где и
предполагал Андрей. Остальные бегущие в след за ним солдаты
сбавили пыл, залегли, открыв ураганный огонь по гребню, внеся
свою лепту в организацию всеобщей сумятицы. Поэтому
последовавшие за этим одиночные выстрелы Андрея были замечены
только теми пятью солдатами, которые рассказать о них никому уже
не могли.
С двух сторон солдаты поливали свинцом склон, где никого уже
давно не было, и только одинокий выстрел у себя в тылу, у
машины, заставил часть бойцов оглянуться. Но было поздно.
Повернув ключ, оставленный в замке зажигания вместе с большой
связкой ему подобных, Андрей нажал на газ, выжал, двумя качками,
сцепление и включил вторую скорость. Как он помнил по автошколе
- первую следовало включать только трогаясь на подъеме.
Появившийся через некоторое время километровый знак подсказал,
что до Краснодара осталось сто три километра.
"Нет. Почему все боятся армии и говорят, что она губит молодых и
здоровых парней? Меня вот армия и машину водить научила, и с
парашютом прыгать, и стрелять. Чем плохо?"
Дорога заняла часа полтора. Не хотелось гнать и привлекать к
себе внимание, к тому же давно, очень давно не водил грузовики,
хотя всегда считал, что на них легче ездить - уверенней себя
чувствуешь, свысока посматривая на проезжающие внизу легковушки:
"Ну, какого таракана мы сегодня будем давить?"
Отъехав километров на пять, он остановился, снял рюкзак, надел
"заботливо" оставленные хэбчик и кепку,