Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Вайман Наум. Щель обетованья -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  -
дучи засланецем Сохнута, вложил свою лепту в копилку на восстановление Храма, которая висела тогда на углу ул. 25-ого Октября. Я завел его во дворик, где редакция "Знамени", там чудесная церквушка 17-ого века, московское барокко. Дотопали до Лубянки, в метро расстались. ---------- Из эпитафий, подлинных, с Т-ского еврейского кладбища в Москве. ты ушел но дело твое идет семья, сослуживцы ------ все страдания и беды позади рыдаем на твоей каменной груди Ася, дети, внуки ----- Ефим Абрамович Орел 1901 - 1990 твое добро с нами дети, друзья --------------- Моисей Аронович Немировский 1921 - 1991 какой светильник разума угас от Института Низких Температур ----------- принимая жизнь всерьез ты прольешь немало слез (это я сам придумал, осталось только плиту найти подходящую) ------------ 2. 10. Иосиф Стоим в очереди на Почтамте, книги отправляем (еще не пришли, кстати), чемоданчик свой он поставил справа от себя, прислонив к стойке, а я стоял, облокотившись на прилавок, вполоборота к нему, чтоб не пропустить движение очереди, и чемоданчик этот вполглаза видел. О чем говорили - не помню, небось, все о том же, о катарсисе, ну да, о Вячеславе Иванове, а тут за Иосифом пристроился молодой человек невзрачного вида, даже можно сказать плюгавенький, все головой вертел, наклонялся, в окошко заглядывая, будто искал чего-то, и, смотрю, ручку-то от чемоданчика Иосифа - хвать! А Иосиф был в самом разгаре объяснений концепции дионисийства, я и говорю: - Гражданин, - эдак игриво, - а чемоданчик-то, извинямсь, не ваш! - Чего? - не понял моей реакции на дионисийство Иосиф. Плюгавенький тут же отпустил ручку и, скользнув по мне взглядом, что-то невнятное забормотал, мол, случайно задел, пошарил еще вокруг глазами и смылся. - Во, - удивился Иосиф, - а я б и не заметил. Еще бы, Сережа Костырко рассказал, как полгода назад, зимой, Иосиф, размечтавшись, выпал из автобуса и сильно разбился. Оно конечно на повороте, на подножке, и дверь открыта - с каждым может случиться, но в рассеянности некоторой "философской" не откажешь. Философ, впрочем, изрядный. Беспросветно умен. Я обязан ему многим, открытием Грибоедова, Баратынского, после урока иврита он с особенным увлечением разбирал "Горе от ума", доказывая, что главный герой - Молчалин, Чацкий же - типичный русский благонамеренный пустомеля, а их конфликт - вечный русский, между западниками и славянофилами, и оба за одну бабу борются, каждый на свой манер, Молчалин-то спал с ней, пока Чацкий разглагольствовал, так что и в дерзости не откажешь герою, а баба-то Софией не зря названа.., а я при этом делился актерским опытом: играл Молчалина в труппе пионерлагеря от Гипроавиапрома и перечил постановщице, из какого-то театра была актриса, заставляла меня играть мелкотравчатую подлюгу, чему я инстинктивно сопротивлялся, а Лизаньку, кстати ("Аа, Лизанька, ты от себя ли?", "Наум", - ну вы что, не можете запомнить, не "аа", а "ах", в тексте:"Ах, Лизанька, вы от себя ли?", а я все свое гну, дон-жуанское:"Аа, Лизанька..."), играла Оля Иванова, пцаца ло нормалит /секс-бомба/, чудо-Оленька, когда кино показывали, все пацаны к ней жались и хватали в темноте за зреющие груди, визгу!.. А Софулю играла дородная евреечка Ксана, ко мне неравнодушная. Ну вот, пузырьки со дна памяти... Потом наши с Иосифом пути разошлись, я уехал, весь в сомнениях и надеждах, а он, несмотря на "категорический императив" (называл так необходимость репатриации) и значительные успехи в иврите, способный, черт, остался "русскую идею" додумывать. Женился тоже рано, на здравомыслящей русской девочке, дочери красавца-полковника, приглашавшего меня выпить на кухне, но даже она его от этой "идеи" оторвать не смогла. Правда нынче он широко берет, эстетические системы строит. А я совсем стал эклектиком, от ленности ума, а ведь так хорошо начинал, в тринадцать лет за Аристотеля брался, телескопы варганил, что б понять, как небо устроено. Вот уже и жизнь на излете, в голове все беспутно перемешалось, втайне презираешь все системы, читать ничего не хочется, да и забываешь тут же. Вот эту Аниту все домучиваю, и скучно, и глупо, но - взялся вроде, из научных соображений... 2.10. Иосиф В первый раз я позвал Иосифа на помощь через пару дней после приезда: столько книг накупил, что все сразу до почты не дотащить, да и спину боялся надорвать, а Иосиф, он хоть и махонький, но крепышок, к тасканию книг привыкший, и вот мы с этими баулами тяжеленными аж до самого Черкизово пешком перли, через Сиреневый сквер, Иосиф поведал, как хорошо тут дворничать, навевает. Книжный наш бизнес уже года четыре держится. Сейчас, конечно, не то, цены в России подскочили, а в Израиловке наоборот, упали. Отправив посылки на Мясницкой, мы взяли по бутылке пива и пошли по бульвару в сторону Сретенки. Приметили полскамейки свободных, на другом конце парочка из мещан, и уселись, пивко потягивая. Разговор пошел о наболевшем. Я: " ...удивительно до чего похожи ситуации и тут и там: крах идеи, деморализация, паралич национальной воли. Новый этот мир - чужой, пустой. Была цель, смысл, а теперь что? Обогащайся!? Не могу смотреть, как бывшие борцы-диссиденты, прославляют власть ворюг, я понимаю, что ворюги им милей, чем кровопийцы, и денег хоца, но даже перед Сталиным так не сюсюкали. Ловлю себя на парадоксах: русский "почвенник", жидоед, мне милее своего, святоотеческого левака, борца за права, даже антисемитизм готов понять и простить. Хоть реставрации всякие - дело неблагодарное, но так и тянет в контрреволюционеры, на манер Лимонова..." Иосиф: "Кстати книжонка вышла "Лимонов против Жириновского", говорят любопытно..." Я: "Да? Встречу - куплю... И советское государство и сионистское родились верой, порывом воли, и держались только жертвенностью. Да, театральностью, если хочешь, они были обречены играть роль. А когда играть надоело, жертвенность показалась "жестокой", захотелось "просто жить" - конец стал неизбежен. Вроде бы радоваться надо, что греха таить, жизнь стала удобней: личная свобода, благополучие, "просто жить" вообще удобнее, естественней, чем играть, но мне почему-то неуютно, холодно, страшно... Боюсь, что это не только конец спектакля, когда граждане довольные расходятся по домам, не только конец игре, а и жизни конец, расходиться-то некуда, нету дома, родной дом - сцена! Иосиф:"Все что ты говоришь замечательно вписывается в мою концепцию, а это говорит о том, что ее можно применять не только для эстетических аллюзий. Может я вообще открыл универсальную систему, хи-хи-хи? То что ты испытываешь, как и миллионы других, - это страх индивидуации. Вообще, страх перед буржуазным образом жизни - это страх перед индивидуацией и желание вернуться в родовое стадо. Ну, у нас еще и жрать многим нечего, но этот страх все равно - главное. И не случайно, что у русских и у евреев. А то что одновременно - ирония судьбы..." Парень на другом конце скамейки стал разбрасывать крошки. Слетелись голуби. Девушка смеялась, показывая пальцем на голубиные ссоры. А мы разбирались с индивидуализмом: отчего побеждает, если все его так боятся. Я:"Да индивидуализм-либерализм против рода и не бунтует, скорей он против романтизма, идеологической целеустремленности! В этом и сила его, что никаких целей перед собой не ставит, и поэтому формирует систему открытую, саморегулирующуюся, для которой приспособляемость - главное, и получается, что способность такой системы к технологическому усовершенствованию на порядок выше, чем у систем идеологически заданных. Так что неувязочка получается..." Иосиф:"Открытая система, да, но в открытой системе неизбежно углубляется обособленность, а вместе с ней тоска индивидуации, да, жить становится легче, но эта легкость невыносима..." Тоска навалилась. Тяжелая, параноидальная. Завтра свиданка. Уж не с того ли... А может правда: чушь - вся эта романтика героизма? Полюби беззащитность, прикипи к кочевой судьбе. И обид не копи. Как рыба на льду, раздувай жабры, дыша памятью. Лед молодой, слышь, цонкает, будто перетянутая струна... Силу жизни дано сохранить лишь великим слабакам, одиноким дервишам, в немыслимом танце отрешения и любви. Фильм "Враги. Любовная история." По Зингеру. О прибитых бурей к спасительному, но чужому берегу, судороги одиночеств, извивающиеся обрубки жизней... 14.10. Третьего утром перехватил ее в Ришоне и поехали в "Императорскую". Жара была давящей. Выглядела прекрасно. Три пистона хлопнул, как в старое доброе время. Потом поехал на работу. Вечером еще один, жене, по инерции. На следующий день рано закончил: бесенят из-за жары отпустили, и опять в "Императорскую". Пятого - отдыхал. Шестого рано закончил, все та же жара несусветная, пошли в Музей. "Портрет в живописи 17-ого века", буфет, кино. "Дневник Нени", итальянское. В последнем ряду. Это было интересно - дневниковая форма в кино, но только полфильма, а потом пошла истерика в тупике. В тупике творческого замысла. Или дневник - форма безвыходная? На ее закидоны голых ног не реагировал, чувствовал - надорвался малость в этой "Императорской". Да, пятого старший прилетел, книжку привез. Так значит шестого мы были в "Императорской"? А когда ж в Музее? Спуталось. Седьмого "Императорская", в промежутке - о книжке, потом пляж, потом обмыли книженцию в ресторации. Когда ждал ее у выхода, увидел на другой стороне Володю, попытался за столб спрятаться, но он заметил, замахал руками, пришлось подойти. Приблизившись, узнал в озабоченно суетящейся группке Дану и Некода. Дана была в шляпке, вид измученный. "Наум, у нас национальная катастрофа." Оказалось, что Некод свою инсталляцию оставил на ночь в садике на набережной, где была выставка, ну и ее, конечно, разломали, доски расписанные на костер пошли. "Варвары!" - выразилась малорослая экономка. Мужичонка с носом-картошкой помогал собирать недоломаннное. Дана поинтересавалась не с машиной ли я, помочь доски транспортировать. Нет, говорю, ужасно жаль, но никак не могу, просто вот никак, ужасно спешу. Володя заприметил мою суетливость и возлюбопытствовал, но я, отнекиваясь, откланялся. Ты уже вышла, искала меня глазами. А дома небольшой скандальцоно, подозрения, где был и т.д. Ну натурально встречей с Володей, гибелью культурных ценностей и нашествием варваров объяснил (повезло, она перед этим Володе звонила, и он сказал, что меня видел), возмутился подозрениями. Искренно. В воскресенье поехали в Наби-Самуэль. Поднялись на крышу мечети. Там будка с часовым. Будка есть, часовой - ёк. Дверь на минарет под замком. Но и так высоко. Продувает жабры. И Иудея внизу: холмы, деревеньки, минареты. Москва уходит, съедается туманом, равнодушием усталости и злостью от здешних дел. Сейчас свистопляска вокруг похищенного солдата. Рабин затопал сапогами на Арафата, как ленивый барин на денщика-прохвоста: и надо бы за воровство выгнать, да разве ж без него обойдешься? 15.10. Суббота. Вчера ночью этот кретин отдал приказ штурмовать дом, где прятали похищенного солдата, подписав ему тем самым смертный приговор. Погиб и командир штурмующих. Дюжина раненых. (А что, не пойму, нельзя всех газом каким-нибудь усыпить?) Поспешил ликвидировать "дело" - скоро Нобеля получать, как бы не сорвалось. Пожертвовал солдатами чтобы выручить Арафата, а вернее - себя, свою политику, связанную намертво с Арафатом. Они теперь сиамские близнецы. Тяжкую ответственность, которую поначалу сгоряча взвалили на Арафата, быстренько с него сняли, под предлогом, что солдата прятали, мол, не в Газе. И оппозиция операцию поддержала! Опереться в этой стране не на кого. Всё, сгнила. Протоколы сиамских близнецов. Неплохое название для порноромана. После Наби-Самуэль поехали через Иерусалим в Абу Гош, перекусили, и - в аэропорт. Тут я посадил ее на автобус и остался встречать Вадика. Жуткий хамсин, затяжной, уже месяц держится. Народ иудейский, обливаясь потом, смеясь и ругаясь, плотной толпой окружал выход из терминала. Прилетевшие на Святую землю с трудом пробивались. Наконец, появился Вадик. Он нес только сумку. Обнялись. - А где чемодан? - А я все в сумку запихнул, чего лишнее таскать. Но я тебе книжки взял. - Аа, отлично. - Одну только не взял, не влезла. Ну, это мне сразу не понравилось. Как это не влезла? Вон у тебя целлофановый пакет в руке, пустой. Идем к машине. Молчим. Даже неловкость возникла. - Знаешь, - решил я переключится, - вот годами мечталось о том, что ты приедешь, и вот ... чудеса! - Да, чудеса. Привез письмо от Любы. Наум, здравствуй! Я рада, что мое письмо, этот листок окунется в атмосферу Земли Обетованной, что его коснется ветер с моря или из пустыни. Сквозь расстоянье я протягиваю руку для рукопожатья. Тебе слышны пески пустыни, Тебе история - не новь! Пусть удивленье не остынет И не оставит пусть любовь. Песчинки сыпятся с ладони Как жесты, встречи, как вода, - Руки пожатье тем бездонней, Чем быстротечнее года. ----- Вот какие строчки, Наум, мне пришли однажды на ум... Вадим мне передаст альбом про Израиль и листая его я буду мысленно и иллюстративно представлять те уголки природы и архитектуры, которые предстанут перед Вашими светлыми (голубыми и карими) очами, мои уважаемые собратья по перу! Я желаю Вам приятных совместных прогулок, веселых минут, а лучше часов. Конечно же лётной погоды в поэтических взлетах. Наум, мне особенно понравились три Ваших стихотворения. 1."Преклониться хоть дай, дай опомниться". В нем такая боль и неизбежность разлуки, такое желание удержать миг и неповторимость любой встречи. Я его напеваю на новый, постоянный мотив, правда без гитары. 2. "Текут, текут неторопливо..." По форме и содержанию - шедевр. Оно такое плавно-переливающееся, все движется: "текут", "крутились", "скользила", "текли" и ... остановка - "стоял я" - какой-то элемент непоколебимости и вечности, тихого замирания перед непреходящим и неизчезающим. 3. "Ах ты распутная и дикая..." От этого стихотворения веет ромашковым полем и полынной свежестью, а не ладаном (хотя ладан тоже приятен). Я его читаю всегда со светлой таинственной улыбкой, думая о том, что любовь, если она истинна и прекрасна, никогда не бывает греховна. Наум, если будет возможность и время, то напишите мне пару строк о вашем досуге с Вадимом. Кстати, мы очень часто слушаем "Крылатку". Привет Вашей супруге и сыновьям, ведь они (я скромно надеюсь) уже знают меня по сборнику "Я не одна..." И эти две недели я тоже не одна, а мысленно с Вами, с вашей улыбчиво-теплой землей. С уважением и пожеланием всего счастливого и доброго Люба Утром ездили втроем на море, в Пальмахим. Шла большая волна. Вадим собирал ракушки. А я гулял с супругой вдоль моря. Её взяла. Её всегда берет. И чем дальше, тем цепче. Вдоль кромки моря носились два белых "лабрадора". Вечером домашний закусон с водочкой, с рыбками всякими и солениями. Завтра поедем на Север. Вадим назвал свою новую, третью, книжку "На Востоке". Дал почитать, стесняясь. Я гадал ей по иранской ткани Цвета крови в розовой пыли В эту пыль свалили на аркане За конем меня поволокли. Сколько было их жестоких стычек В жизни той, небывшей - сколько дел! Из-за дамы с сотнею косичек Я большие муки претерпел. Помню лишь насупленные брови Тонкий нос победный и прямой... Но подол расшит моею кровью У московской женщины одной. С ней далек я от цветного рая. Задыхаюсь, брежу, ворожу. Волосы ее перебираю И слова персидские твержу. Персидские... И по-английски-то двух слов не знаешь, эх-ма! В понедельник с утра опять к морю - дорвался житель равнин. И еще он загореть хочет, чтоб в октябрьской Москве шоколадной кожей пофикстулить. Пляж был безлюден. - Да, совсем забыл, - сказал он, доставая конверт из сумки, тебе ж письмо от Миши. Тут промокло немного... Да я думаю, там ничего особенно важного. Я жадно глотал Мишино письмо. Оно было о книжке. Углы были замочены и я с трудом разбирал. 6 октября 94 Здравствуй, Наум! Вот уже два месяца, как ты уехал - грустно ужасно! Ты говорил, что у вас не получаются вести такие разговоры (как мы вели), а здесь другое: такого человека, как ты, нет. Я просто поражаюсь твоей способности долго таить в себе... - ну, то, что ты называешь в стихотворении "изнурительная тоска по любви" - и сохранять ее. Верно я понимаю, что когда ты оказался здесь, эта тоска как бы исчезла, и было ощущение любви? Конечно, это связано с молодостью. Но и еще что-то: мне трудно сказать, что это такое - в стихах твоих я это чувствую, а назвать трудно. Вот видишь, вышла книжка - и хоть чуть позже, чем Андрей обещал, но довольно быстро. Для меня книга стала как бы открытием: буквально- открылась некая дверь. И то, что прежде я недопонимал в твоих стихах, стало гораздо более понятным. И близким. Я попробую написать рецензию - попробую в НЛО, в "Арионе". Понимаешь, я как бы стал чувствовать эти вещи за тебя: "Когда иссохнет сердца лук тугой..." Или это место:"И вспомнишь тут Москву,//дороги в выбоинах..." То есть, я понял, наконец, как ты видишь прежнее - и хоть ты говоришь, что забываешь то, что было, в стихах видно; что-то в глубине души - не забывает. А потом, той Москвы и здесь теперь нет. Конечно, это о нашей молодости. Мне очень нравится "Дурманом бессмертия рода" - посвященное Иосифу. Вообще я понял, что многое из того, что я критиковал прежде в твоих стихах, - это особый строй мысли. И когда этот строй мысли превратился в стиль - а в книжке это сразу видно, все стало на свои места. Это действительно особый стиль - и сочетание то верлибра, то белых, то рифмованных. То есть я почувствовал, что душа сказывает себя, оставаясь собою, по-разному. По сути каждое стихотворение - рассказ. И у меня исчезло то ощущение, которое было прежде - что главное настроение - разочарование в Израиле. Нет, по этим стихам видно, что я был не прав. Просто у тебя такое отношение к реальности, к реалиям, к тому, что вокруг - и интересно, что это не "ироническое" отношение, а как бы несколько полярностей. На полюсах - сарказм и нежное любование. А между ними трезвая, хоть и горькая констатация; просто наблюдение как бы со стороны. Мне очень нравится "Хорошо сидеть в пустом нарядном кафе..." Но и "Какие-то блаженные пространства" - и на сколько это разные стихи. Основное, мне кажется, ты пишешь правду: как душа чувствует, так говоришь. Если правда жестокая, ты этого не пугаешься. И как бы эта правда стала основной струной, и художественные особенности вырастают из этой правды, из этого строя души. Порою ты прямо с ожесточением кричишь тому, что вокруг - но не спрашиваешь его почему оно такое, но и не объвиняешь. Теперь мне нравится и "14.1.91. Семь вечера" - а прежде я счел бы его угловатым. Но - и это именно книга сделала - я почувствовал этот основной тон, и как бы он организовал художественные средства. "Романтическая баллада" мне нравится по-прежнему - и я удивляюсь, как разные настрои дают жизнь стихам. И это - "Я вышел вон из кокона канона" - в конце, и правда ощущение неба, и, как ни странно, не иного, а земного. Голубого неба, которое всегда сопутствует мечте. А по сути, ведь именно мечта переносит как через "пустые" пространства: к новому ожидаемому. Я помню это стихотворение прежде, но теперь читаю его по-новому. Вообще, в этот приезд ты и предстал как бы по-новому: жизнь до 78-го, приезд в 91-ом - все как бы другие эпохи и ты был другим. А в этот раз - видны сразу и тоска и надежда. У тебя есть буквально стихотворение об этом:"Садится солнце..." И ты пишешь, (говоришь) "почудится", а ведь это не то, что почудилось и ушло, оно готово почудится снова, оно ждет только минуты. А рядом спокойно-мудрое:"Рано утром сойду"... Интересная вещь, Наум: умом понимаешь, что стихи написаны в разное время и в разных обстоятельствах и разных настроениях - но когда они рядом в книге, возникает ощущение, что это как бы страницы души, и они рядом друг с другом. Конечно мне по душе, ближе те стихи, где веет покой, или мечта, или мудрое понимание. Но я научился понимать и более брутальные - как "

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору