дает. Пока. Через год начнут
деньги раздавать во все стороны, займут у американцев, мир принесут на
тарелочке, мнение и изменится. Они свой народ знают, не впервой
хозяйничать.
В Грозном жестокие бои. Русских бьют. По своей инициативе влезли, а не
подготовились, вот долбаебы.
С утра шумели о мемуарах одного араба, который разболтал про сговор
между ООП и партией Авода перед выборами, о том, как свалить Ликуд.
Обсуждали, можно ли доверять этому арабу или нельзя. Да ведь это ежу
ясно, без всяких арабов с мемуарами. Они ж его сами партнером называют.
Шутаф.
8.1. В 10 утра звонок. "Так, голос послушать. Напиши поскорей. Прям
сейчас иди и напиши. И дневник хочу. Ты мне еще за Москву должен". Вдруг
залаяла Клёпа. "Клёпа чтоль лает?" "Ага." "Мой Кинг тоже рядом (белый
кокер), пригрелся... ушами повел. Косится. Ты знаешь, это он Клёпу
услышал! Точно услышал! О, май гот!"
Ездили в лес. Погода сказочная: солнечно, градусов 18, ветра нет. "Лес",
ясно дело, битком набит, но к трем набежали тучи, закрапало. Народ
смылся. Однако дождь так и не разразился, и опять распогодилось. Дамы
пошли гулять, а мы с М. остались вдвоем, немного пьяненькие от вина, от
озона, от грусти, делились своими разочарованиями...
М.: "Дело даже не в том, что получается с женщиной или не получается, а
просто их нет. Их нет вокруг, будто выход на них закрылся. То есть нет
выхода на новых женщин. А те, кто нас постоянно окружают, уже... почти
не женщины..."
Я вдруг увидел, а уж сколько знакомы, что М. похож на Кафку. Тот же
напряженный взгляд, горький извив губ...
Чеченцы стоят насмерть. Достойно восхищения. Вот, наглядно - героизм
целого народа. Их, как скот на бойню, не загонишь. Хочешь, чтоб евреи
были, как чеченцы? Честно говоря, нет.
По ТВ дискуссия, удивляются-возмущаются, почему это "русские" не хотят
"сливаться" с израильтянами? С какими? Что это такое, израильтяне?
Нации-то нет. Салат общин, вывихнутые "коленки".
Восток нас слопает. Всосет, как Солярис. Топь Востока... Мерзость...
Крутили по телеку "Машеньку" Райзмана. Мамина молодость ("второй
курс..."). И чем-то трогательно...
22.1. Инспектор опять явился и опять выразил недовольство. Не доходчиво
объясняю. Не пользуюсь современными средствами демонстрации. Еще раз
придет. Заработает он у меня мел в жопу. Кто его, интересно, навел...
Сегодня взорвали тремпиаду /перевалочный пункт для солдат/ у перекрестка
Лид. 20 солдат погибло. Показывали теперь аккуратно, разбросанные куски
тел в морду не тыкали: после взрыва автобуса на Дизенгоф власти
критиковали телевидение за "жестокие кадры". Ну, как водится, объяснили
нам, почему они это сделали. Чтобы помешать делу мира. Рабин на
импровизированной пресс-конференции от легкого испуга (что народ
возмутится) ляпнул, что погибло "мизерное количество" солдат (миспар
заум), это был "прямой эфир", потом этот отрывок из всех сводок новостей
вырезали.
А испугался наш вождь зря. Народ смирный. Максимум - повизжат немного,
как одна баба в телекамеру: "Ани истерит ми кета зе!" ( Я от всего этого
в истерике!). Остановиться, как президент намекнул им, тем более
повернуть назад, они не могут, это означает отказ от власти. В таком
шатком положении задержаться, можно утерять контроль, один выход: еще
быстрее вперёд, под откос, может в конце взлетим. На воздух.
Все эти хитрые еврейчики, которые в самолете на Вену уговаривали меня
держаться от евреев подальше, лучше с гоями, оказались правы, они знали
свой народ лучше меня. А я накололся. Маху дал. Сглупил. Романтизм-то до
добра не доводит.
Недели за две до отъезда, когда пил горечь вечеров, ночей и людных
сборищ, Миша повел меня на литературную вечеринку к Казарновскому,
читали там всякое, один русский писатель с рыжей бородищей читал про
прополку сорняков на приусадебном участке, Миша шепнул: он с тобой
поговорить хочет, по еврейскому вопросу, ты не против? Отчего ж, говорю,
вопрос важный. Мы удалились с писателем в отдельную комнату, где он,
разгладив бороду, начал так: "Я вот тут роман пишу о русской жизни. Ну а
какая может быть русская жизнь без евреев. Так у меня есть один важный
персонаж, еврей, но мне не хватает натуры, я всегда эскизы с натуры
готовлю к картине... вот, так нет ли у вас знакомого, такого настоящего
еврея? Что значит "настоящего", говорю. Пиши хучь с меня! И
подбоченился. Не, говорит, вы... не еврей. Мерси, говорю, за комплиман,
однако... Да я знаю, вы уезжаете, и я это приветствую, но это только
подтверждает... в общем, мне нужен совсем другой персонаж. Ну, любопытно
все-таки, говорю, что ж такое "настоящий еврей"? Понимаете, говорит, это
такой еврей, который весь день бегает за золотишком, а вечером в
синагогу идет и усердно молится. Вот, думаю, антисемит, тудыть его
растудыть. Аж озлился. Нет, говорю, я таких в своей жизни не видел. Ну,
я и говорю, что вы не еврей, сказал он благодушно. Было уже семь утра,
народ еще читал, курил, зубоскалил, вдруг завыли гудки, я подошел к
окну, мороз схватил стекло по краям, на улице темно, фонари горят,
застыли голые деревья, дым от заводских труб - аллея фаллосов, и под
ними, бесконечными цепочками, угрюмо опустив голову, бредут по белому
снегу черные тени.
Письмо от Саши Макарова. В Москве выглядел больным. Мы сидели в
редакции, где жена работала, гигантский дом, бесконечные коридоры,
пугающая безлюдность, окна во всю стену, залиты дождем, внизу
хитросплетения железнодорожного узла, высоко сидели, всю Москву видать,
пили итальянское вино с конфетами (купил в ларьке по дороге), сынишка
ее, лет шести, играл на компьютере, кабинет был огромный, советский, и
было такое чувство, что мы пируем в брошеных дворцах.
24.1. Вчера был мой вечер в Иерусалиме, в библиотеке Форума. Вроде надо
отметиться, все-таки книжка вышла... Собралось человек 35, почти все
знакомые, приглашенные. Многие не пришли: Зингеры, Малер, Вайскопф,
Генделев, Тарасов, Гольдштейн. Принимали тепло, отчасти благодаря
выставленному закусону с пивом и водочкой. Потом поехали к Вернику, с
Барашем. Выпили, пели песни. О стихах не говорили. Слишком мы "чужие".
По поэтике. Когда я на вечере, на вопрос о "любимых", помянул
Баратынского, Тютчева, Фета, а на вопрос, кто из нынешних-тутошних
повлиял, сказал: "Тарасов", то Верник переглянулся с Барашем, а Камянов
аж подпрыгнул и попросил повторить роковое имя. Я повторил.
- Ну, конечно! - взвился он еще выше. - Тютчев, Баратынский, Фет и
Тарасов!
(А вообще я, хам, свинья, должен был хоть поблагодарить приятелей,
вечер-то с подачи Верника вышел.)
В "пополитике" профессор - спец по террору (кажется, Шпринцак), заявил,
что мы должны быть готовы к ежегодному закланию жертв на алтарь террора
и мира, он даже назвал цифру - 150 человек. Сказал, что это неприятно,
но не смертельно для нации. А нынче, кстати, 50 лет освобождению
Аушвица-Освенцима. Вот он, их хваленый "гуманизм", ценность человеческой
жизни. Жизнь индивидуума для евреев ничто, только жизнь рода. Род должен
выжить. Но если так, то почему не в бою?
(Потому что бой - игра, а евреи "на жизнь" не играют. Помните этот
анекдот: еврея грабят - кошелек, или жизнь!, а он - дайте подумать...)
А вот совсем свеженькая история "левака-профессора": милейший человек,
застенчивая улыбка, сама толерантность, жена - художница, бездарная и
беспутная, он все понимает, но толерантность не помогает, сбежала
художница, встретил его на пятидесятилетии Г. и случайно коснулся
политики - тихий профессор впал в бешенство, неистовствовал в ненависти
к пионерам-поселенцам, "правым", Биби. А уж религиозных - и не упомяни!
И вот - оставил работу и уехал в Индию, к своему гуру, оказывается давно
уже у него учился-приобщался.
26.1. По русскому ТВ крутили фильм о Якубовском. Эдакий "еврей Зюс" при
новых русских князьях. Нагл, быстр, энергичен, хваток, и все в
превосходной степени, типичный израильтянин, только с русскими ужимками
уголовными.
3.2. Карлейль пишет:"Я считаю эту книгу (книгу Иова) величайшим из
произведений, когда-либо написанных. Читая ее, действительно чувствуешь,
что эта книга не еврейская... Благородная книга, общечеловеческая
книга!"
Вот мудильо!
"Иов"- книга не о герое, а о еврейском мучительном уповании "поговорить,
наконец, со своим Богом начистоту"! Иов - враг Иисуса. Хоть и оба -
еврейские декаденты. Но Иов, взбунтовавшись было, к Богу вернулся, ибо -
куды денешься. А Иисус пошел до конца, объявил себя Богом, Бога-отца тем
самым отстранив, так сказать, от дел.
Конечно еврейство принципиально антигероично. И в этом смысле
противоборство еврейского мира и арабского, преданного поэтике
героического, является принципиальным, с глобальными последствиями.
В Каире собралась "четверка", "коалиция мира". Перес, как Сизиф,
продолжает толкать вверх свой страшный камень. Камень мира. Будто
надгробие мечтает возвести на вершине.
А все-таки, как он не пыжится, есть в нем что-то провинциальное... И
Бегин о нем сказал точно: "не умен, а смышлен".
5.2. Прочитал в "Вестях" интервью Бараша и стихи из нового сборника,
интервью Гольдштейн брал. Стихи понравились. Решил порадовать, позвонил
и сказал, что понравились. Лирическая тональность и апокалипсичность
мироощущения, и про Флавия, что жуткая и личная книга. "А интервью?
Идеи, которые я там развиваю?" Тут я сморозил, что никаких чой-то идей
там не уловил, ну, в смысле чего-то нового, так-то оно все, конечно,
путем... и зарапортовался. Он скуксился, так что радости большой не
вышло. И еще я ему сказал, что по-моему Флавий - это античный Эренбург.
Но он не врубился.
Взялся за Розанова. Еще в пору романтической молодости попалась "Кукха"
Ремизова, потом уже "Опавшие листья", но сразу, с "Кукхи", увлекся,
что-то "свое" учуял. Подражать пытался. Вот это отношение к себе, как к
литгерою, почти объективное, порочно-любознательное. "Я - гнида."
Явился Зюсик. Разыгрывал радость жизни: "Я - счастливейший человек!"
Приехал добровольцем в израильской армии поработать, за паёк и ночлег,
пока в Бостоне квартплата с жильцов идет. Божьего человека из себя
строит, исповедуя йогу, иудаизм собственных компиляций и каких-то
американских синкретических гуру. Любит гаденькое: "Толик мне говорит,
ты, Зус, навозный жук, хи-хихи-с, а я говорю да, я навозный жук."
6.2. Вчера ночью прижалась ко мне сзади, мяла, лапала, хватала за цицки:
- Наум Исакыч Цыцкес!
Долго ржали, не могли успокоиться.
А иногда я обниму сзади, войду, и лежим, не шевелясь, долго-долго, даже
вздремнул однажды. "Вот так я люблю, - говорит, - душа в душу."
8.2. Только что звонок. Через моря и океаны. "Скучаю". "Летом приеду".
"Как прошел вечер?"
А вообще, все это - уже не то бесконечное письмо к тебе, которое я писал
когда-то, письмо-дневник. Какой-то выходит судовой журнал. Судовой
журнал ковчега на мели...
9.2. Вчера у продлавки сумасшедшего видел, подозреваю, что русский.
Стоял, застывши, протянув руку в позе Ленина - Гагарина:"указывающий
путь к звездам". Постоит, потом руку поменяет и вновь застынет. А может
стебается?
"Идея богочеловека исламу принципиально чужда".
"Пространство сакральных зданий ислама покоится равновесно и благородно
в неподвижности, отвечающей внутренней природе вещей... здесь нет
устремленности к идеалу... Особое значение имеет пустота. Пустота даже
самой богато орнаментированной мечети связана с концепцией факра -
нищеты в духе."
"Для мусульманина Прометей - безумец, который, не ведая что творит,
грубо вторгается в Божественные предначертания."
(Из книги "Исламское искусство и исламская духовность" Сайеда Насра)
12.2. В пятницу нам была оказана честь, мы были приглашены в кафе
"Габима" на празднование 65-летия П. На чествовании присутствовали
великие отказники и борцы. (В соседнем крыле праздновал свое прибытие на
Обетованную землю театр "Современник".) Моя в недоумении - за что такая
честь? Может ему супруга наша приглянулась, и старый султан еще не забыл
свои похвальные привычки?
В субботу утром П. позвонил, якобы поблагодарить меня за подарок
(преподнес ему "Энциклопедию оккультизма", интересуется мистикой,
печальный удел стареющих рационалистов), беседовал с супругой, которая
имела неосторожность (или еще чего имела) пригласить его в лес, на наш
традиционный пикничок. (Зима нынче выдалась безоблачная, теплая.) Он,
как старый подпольщик, четко и подробно выяснял маршрут, время и место
встречи, все записал, даже марку, год выпуска и номер машины. По дороге
супруга, чувствуя мое раздражение, оправдывалась тем, что хочет
"завязать нужные связи", причем для моей же пользы. Довольно идиотское
положение - наблюдать за тем, как охотятся за твоей собственной женой.
Сразу вспоминаешь товарища Пушкина, который, глядючи на такое, потерял
чувство юмора и наделал делов.
На юбилее великого борца разговорился с несколькими знакомыми. Все
смотрят на ситуацию однозначно: государство обречено. Обидно, конечно,
что я не оригинален. Обидно и страшновато. Можно сказать - уже расхожее
мнение. Почти пошлость...
13.2. Я люблю стихи, похожие на барельефы, на монастыри в скалах, когда
каждое слово врезано в строку непоколебимо.
Хотя иногда нравятся и изменчивые, похожие на игру бликов, в каждом
вроде никакой важности, а вместе - сияющая рябь...
13.2. Может моя принципиальная ошибка в том, что я исхожу не из того,
что есть, а из того, что должно быть (по моему, естественно, мнению)?
Лет 13 назад мы организовали в Азуре "свою партию" и победили на
выборах, ну, что значит победили - получили одно место из тринадцати, но
это была, конечно, победа, и немалая, со мной тут же связался Ильяшив,
он тогда был мэром, и предложил встретиться, собственно, это я прошел на
выборах, поскольку был на первом месте, он хотел личной, интимной
встречи, но я не согласился. Встретились с ним небольшой группой. Он с
ходу предложил нам шесть мест в ЦК партии Труда, сказал, что он друг
Переса, что пойдет на следующих выборах в Кнессет, и наверняка пройдет
(ему не хватило 2-3 мандатов для партии, он шел, кажется, сразу за Фимой
Файнблюмом), и что ему нужны образованные (сам он был футболистом,
местным кумиром, видный такой мужчина, и не глуп), толковые и энергичные
ребята, что мы себя доказали, и, конечно: кто к нему "пристегнется" -
далеко пойдет. А я ему (прям краснею, вспомнив): "Все это хорошо, но
надо бы сначала прояснить так сказать идейную платформу, сможем ли мы
сотрудничать, если речь пойдет о судьбоносных для народа решениях?" Он
брови свои центурионовские вскинул, но делать было нечего, пришлось
выяснять идейную платформу, мы были все, как один, за целосность страны,
а он - за партийную идеологию компромисса. И попытался нам объяснить,
что вообще-то он, как и мы, за, и арабов бы сам, своими руками, но
ребята, это же не реально, вы же умные люди, надо же исходить из реалий.
А я ему: исходя из реалий мы бы (мы бы!) и государства не построили бы,
и что исходить надо не из реалий, а из целевых установок. Когда есть
цель, вот тогда надо включать расчетный аппарат и исходить из реалий,
чтобы ее достигнуть. Он буквально остолбенел, потом как-то внутренне
опечалился и отчалил, промямлив, что мы еще встретимся и поговорим. А
исходил бы я из реалий, был бы сейчас послом в Россию, ну, или захудалый
удел какой, генеральное директорство вшивой госкомпании, получил бы от
бывшей пролетарской партии.
Ну вот, а "целевая установка", особенно когда речь идет о "великих
целях" (иначе и не интересно), приводит только к "вечной
неудовлетворенности" и разлитию желчи.
А все это я к тому, что зачем требовать от евреев, чтобы они были
викингами? Не лучше ли признать, что они другие, понять в чем именно, и
даже найти в этом "другом" свой шарм. Шарм ля жид.
17.2. Сегодня наблюдал душераздирающие сцены собачьей любви: у нашей
Клеопатры течка, и ее с утра сторожит у подъезда пушистенький пуделек
беспородный. Уж он ее и туда лижет, и сюда, и вся она к нему тянется,
хвостом дрожит, а я, гад, шикаю на него, отгоняю, и других собак тоже,
он боится, отскакивает. А она потянется к нему, потянется, но видит, что
он все шарахается, и разочаровывается, отворачивается, потом и сама
злобным лаем гонит. А мне всех жалко, но ответственность перед новой
жизнью, как и Мише, брать неохота. Наблюдать, конечно, интересно, вот
так и литература "наблюдателей жизни" - интересно, но интерес какой-то
этнографический.
Мама нашла письмо, первое, которое мы написали из Вены. Ровно 17 лет
назад. Жена читала с влажными глазами, а как дошла до приветов тем, кого
уже нет, совсем расплакалась.
16.2.78 Дорогие Мария Наумовна и Исаак Ефимович!
Вот мы и в Вене. Просто не верится, что мы уже не в России. Не успели
опомниться.
В самолете все было в лучшем виде. Нас потрясающе накормили, дали
подносик каждому, там была курица, закуска, кофе, печенье.В общем, вдруг
ощутили себя господами, а не товарищами. Нас обслуживали советские
стюардессы. С нами вместе летели молодые 30-летние ребята, они почти все
собирались в Америку. Когда мы прилетели, нас встречала девушка -
представитель Израильск. организации Сохнут, группа наша сразу
разделилась, процентов 70 летело в Америку и только 30 - в Израиль.
Попросили отдать визы. Потом нас всех посадили в маленький автобус и
охраняя повезли в гостиницу. В гостинице вся обслуга израильская, кормят
тут потрясающе вкусно и сытно. Вчера, когда мы приехали, нас сразу же
покормили обедом, потом в 18.30 был ужин. На ужин дали очень вкусный
салат из помидор и болгарского перца. Поселили нас в одну комнату с
одной женщиной и девочкой 13 лет. Женщина очень приятная, она в Москве
работала переводчицей англ. яз. Я только сейчас начинаю приходить в
себя, нас может быть отправят в пятницу утром или в понедельник. Нам
разрешили бесплатный разговор с Москвой и телеграмму в Израиль. К
сожалению погулять по Вене не удастся, как мы и предполагали. Гулять
здесь тоже, в общем, негде, ходим по гостинице, она большая, напоминает
большую больницу. Очень чисто. Погода в Вене получше чем в Москве,
вчера, когда прилетели был 0 градусов. Снег. Рыбу вы положили зря, она
не кошерная и вносить в столовую ее нельзя. О, ля-ля!
Да, весь наш груз, который мы сдавали за сутки и то, что мы взяли в
ручную кладь летит с нами в Израиль. С собой отдельно в сеточку надо
взять полотенце, зуб. щетку, мыло, халат, тапки, это затем чтобы потом
не рыться в вещах, не искать, еду никакую брать с собой не надо. Да, мы
тут едим израильские апельсины. В общем, все ничего, скорее бы в
Израиль. Здесь есть телевизор, спорт. комната с теннисным столом,
комната для чтения, вся литература, отражающая жизнь Израиля. Здесь есть
на этаже душ и умывальная комната.
Да, мы попробуем послать посылки - Вам и Зусу. Ну вот и все наши
новости. Вчера мы ужасно нервничали, а сегодня уже вроде все
успокоилось. В пятницу вечером будут зажигать свечи.
Дорогие свекры, я обязуюсь писать Вам каждую неделю, т.к. понимаю все
Ваши переживания. Только теперь я начинаю понимать насколько скудно мы
были обо всем информированы, поэтому постараюсь, чтобы Вы обо всем имели
верное представление. Илюша бегает по этажам, благо здесь длинные
коридоры и много лестниц.
(Илюшиной рукой) Мы летели на самолете. Кагда мы летели на самолет. Нам
дали поднос с закуску и кофе. С самолето был видно деревушку. Когда мы
приедем в холон я буду писать. Илья
Вот такие дела. Пишите нам тоже почаще, задавайте вопросы. Не
нервничайте; держались Вы молодцом. Я буду Вам подробно описывать нашу
жизнь. Всем, кто будет звонить, большой привет. Оставляю место для
Наума. Целую Вас крепко. Будте здоровы. Не забудте отправить нам
лекарство в коробочке, самовар и мои лаки.
Дорогие мои! Это дело стоило затеять хотя бы из-за тех ощущений вкушения
запретного плода, о котором столько думал и трусил.
Когда я вышел из самолета, увидел немецкое небо, немецкие буквы и
спокойно переговаривающихся австрийцев, окрыляющее чувство свершившегося
чуда закружило голову. И именно в этот момент я почувствовал, какой
жалкой низостью раболепной, трусливой души были все страхи, "философии",
"объяснения" о т