ом, что "везде все одинаково". Пусть даже так, но мы
можем быть разными.
В самолете подобралась приятная компания. Со многими познакомился и даже
успел подружиться. Передай Игорьку, что Каток оказался малый весьма
практичный и ловкий, Лёне до него далеко. Как-то осел Лёня, потерял
энергию.
В аэропорту мы разделились: 30 проц. в Израиль, остальные - "прямо".
"Прямиков" никто не встретил из Хаяса, всех встречал представитель
Сохнута. "Прямики" испугались, что их "затащат" в Израиль, сбились в
кучу и (неразборчиво)...... ать визы. Потом все-таки отдали. Сцена была
противная. Потом нас посадили на автобус и повезли в замок. Дорога
гладкая, как стекло, рыжие весенние перелески, талый снег, гнезда в
голых ветвях. В Австрии наступает весна. От аэропорта до замка
австрийские полицейские с автоматами. Короткие стволы, немецкие лица.
Начинаешь понимать, что израильтянин - это серьезно.
В замке решетки, охрана, высокий забор. Обидно быть рядом с Великой
Веной и не иметь возможности выйти погулять, тем более, что знаешь, что
"прямики" гуляют сейчас по площадям, ходят в театр, кино, вообще что
хотят то и делают. Но что делать. Есть вещи и поважнее. Еще один
недостаток: в одной комнате несколько семей.
Отдыхаем. В библиотеке все, что крупицами попадает в Москву - читай - не
хочу! Телевизор. Вчера был бой Мохаммеда Али со Спинксом, хорошие
мультики, пошловатые фильмы. Показывали израильский фильм Калика. Фильм
из пантомимических новелл в исполнении Веденского. Смотрел с большим
интересом. Неплохо. Борис Михайлович звонил вчера, ждут. Все просьбы я
выполнил, всем большой привет.
Целую вас, тебя мама, и тебя, папа.
Все будет хорошо.
Наум
Да, чуть не забыл! Что здесь совершенно сказочно, это жратуха. Я никогда
(неразборчиво)...... такую вкуснятину. Свежие овощи, апельсины, грибы,
очень вкусное мясо, картошка, твороги с чесноком и без, пирожные, и
совершенно непонятные но очень вкусные супы. Так вкусно, что все время
жрать хочется.
17.2.78
19.2. Вчера в 12 примчался взмыленный И. Драил свою новую квартиру,
случайно закрыл дверь - ключ внутри. Пришлось отвезти его домой за
другими ключами. Все время истерически хохотал. Просто безостановочно. Я
ему, в стиле Берчика:
- Эта квартира совсем тебя доконала.
И тут у нас начались просто судороги смеха. В этих судорогах мы
выкатились на улицу, пугая тихих евреев, идущих в синагогу на дневную
молитву.
Гольдштейн подметил в "Катилине" Блока элементы "постмодерна", оргию
эклектики. Заинтересовавшись, прочитал. Нечто восторженно несуразное.
Тут тебе и "социальные противоречия", и "ветер новой эпохи", то бишь
Христа, который еще не родился. Ну какой он, Катилина, "большевик", или
революционер, просто авантюрист из разорившихся аристократов, публика
шибутная и колоритная. А на дворе 18-ый год. Блок пытался вписаться в
новый ландшафт. Малодушие под маской истомленности по священным
безумиям...
Историософское мление, мифопоэтическую игривость и прочее
культуроложество не люблю. Хоть и сам грешен. Легкий хлеб. И к
постмодерну, извиняюсь, никакого отношения это не имеет. Старый, милый
декаданс, с его тягой к легендарным мерзавцам. Арт нуво.
А постмодерн - это когда прикидывающийся идиотиком играет на свалке
культур кубиками выброшенных поэтик, строя из них причудливо уродливые,
потешные крепостицы.
Где ты, Шварцбард?! Где ты, Гриншпан?! Где ты, Кенегиссер?
25.2. Инспектор с меня слез. Случайно, на пятый раз, урок вышел удачно.
Ну и слава Богу.
Ж., в учительской на большой перемене, торопливо запихивая бутерброд и
запивая чаем, принесенным из дома, в цветном термосе: "Посмотри,
посмотри на этих цилечек! На этих трясогузок! Посмотри, как они жопами
трясут! Послушай, как орут! Не доебали, ну не доебали же!"
Вечером у нас состоялась великая зустречь трех Александров
(Бараш-Верник-Гольдштейн) и трех Ир (все жены - Иры). Опять мучался:
везти - не везти Гольдштейна. Дать ему самому добираться - значит
выставить его шекелей на 30 (субботний вечер) на такси, может он не так
уж жаждет приехать, в то же время поехать за ним, а потом,
соответственно, отвезти обратно - это оказывать царские почести, решит,
что "подъезжаю". После воистину мучительных колебаний все же решил
забрать его, ну и потом отвез. Вообще-то я очень хотел с ним
подружиться, он умен и сведущ, с ним интересно было бы обсудить
прочитанное, ума набраться. Кроме Тарасова и поговорить не с кем.
Гольдштейн деликатен, что в нашем зоопарке совсем уж редкость. Я сам
деликатен и легко раним. В общем, то ли эта наша деликатность была
виною, но мы оказались лишены непринужденности, даруемой независимостью:
он все боялся, что мне что-то из-под него нужно, может приставать стану,
чтоб он статью обо мне написал, а меня его настороженная застенчивость
тоже несколько раздражала, целку из себя строит, и жену чего-то не
показывает (и на этот раз не взял на сборище). В общем, обстановка была
несколько скованной, только Верник "шумел" во главе стола. Мы с ним пили
водку, супруга наша, "блондинка", как он ее величает, поддерживала, да
еще Ира его пила бренди, Гольдштейн деликатно лакал винцо, Бараш было
начал с водки, но быстро отстал, а его Ира, рыжая длинноволосая дива,
только символически пригубила. Посреди пьянки позвонила супруга
Гольдштейна (Верник поморщился: "уже зовет!"), а моя - обратила
внимание, что он все время смотрел на часы. Бараш (он сильно и как-то
внезапно поседел, развод повлиял?) рыгал юмором:"из ворюг в греки",
"небогатое наше Гило", "сказка о рыбаке и Ривке", миловался с подружкой:
за ручку держал, гладил, волосы на палец накручивал. Верник настойчиво
объяснял Гольдштейну, какой хороший поэт Чичибабин и как важно про него
написать, а потом пошли пьяные излияния про "глыбищу Бродского", и даже
"глыбищу Пушкина" (признак того, что говорить не о чем), и кто под кого
"канает". Супруга попробовала завести светскую беседу:
- А вы пойдете на Биренбойма?
- 451 градус по Биренбойму, - тут же отрыгнул Бараш.
- Вот на Биренбойма, понимаш, у нас жабки не квакают, - сказал Верник. -
А ты запаяйся! - ласково рявкнул он на залаявшую Клёпу.
Только Верник догадался фотоаппарат принести для увековечивания, но в
аппарате том один кадр остался. Ко всему я еще запел. "Где-то на поляне
конь танцует пьяный."
Бараш тут же:
- Конь ты мой опавший!
Особенно над этим, "конь ты мой опавший", мы жутко ржали.
3.3. Сегодня у меня день рождения. Сорок восемь. Чувствую себя неважно.
Сердце. Вчера началось. И не пойму что. Какая-то огульная млявость.
Жарко сегодня. Гулял утром по парку с собакой. Она болеет, воспаление
после течки, льёт из нее неудержимо. А в парке никого. Безветренно.
Картина покоя. Девочка с косичкой кружится на площадке для роликов.
Вспомнил девицу, которая в августе 91-ого перед баррикадами у Белого
Дома кружилась заморской бабочкой... Надо бы ролики купить, кататься
утром в парке. Сердце вот только... Жрать стал много, опять вес набрал.
В Москве убили Листьева. Все в шоке. Телевидение прекратило передачи.
Убитый был несомненно очень ловким человеком, высоко метил: хотел стать
генеральным директором новой телекомпании. Такое место не может быть "не
схваченным". Что-то не поделил, или пал жертвой разборки на высшем
уровне. По нонешним временам вещь естественная, сами горы трупов по ТВ
показывают. Но уж очень нагло, не таясь, замочили любимца публики. Народ
обиделся - посадили на место. Кто-то сказал: в этой стране только
убийства делаются профессионально (тоже преувеличение для красного
словца), кто-то завизжал: нас опять хотят затащить в дерьмо, вновь
прозвучало инфантильное "что делать". А наши придурки обсуждают, сколько
беженцев Израиль готов вернуть на территории. Один генерал говорит: "Да
сколько угодно, не в Тель-Авив же, а к ним, в автономию, пусть они и
ломают головы." Умница. Сразу видно, что еврей. Один такой умник гордо
сказал по поводу визита Бразаускаса, который тут прощения просил у
еврейского народа: где теперь Литва и где Израиль! Да, но Литва, хоть и
под русским сапогом, но осталась и останется, а Израиловка исчезнет,
будто и не было.
Вчера ходил с женой утром в бассейн. Нежились в джакузи, парились в
баньке.
Из газетных перлов Глории Мунди: "Бабеля всегда вдохновляла любовь над
трупом".
Была передача о Фриде Кало, жене Диего Риверы. Баба яростная,
вцепившаяся в жизнь. С изуродованным, урезанным телом приговоренным к
неподвижности и безнадежной борьбе с болезнью. Портреты коммунистических
вождей. Вот за что влюблялись в коммунизм - пафос борьбы, вызов жизни.
Коммунизм - это молодость мира. Кажется была любовницей Троцкого. Когда
ж это успела, интересно, когда Троцкий у Риверы гостил?
5.3. Брачные танцы птиц. Колгота их мятущихся скопищ. Забеги по воде
парами. Почему мы зовем красотой жизнь этих толп? Что восхищает в ней?
Разве есть в этих танцах "высшая цель"?
Руководители Рабочего движения, склонявшиеся с конца 30-ых к силовому
решению арабо-израильского конфликта, черпали свою решимость в русских и
советских традициях, взять хотя бы Табенкина.
6.3. Выгуливал Клёпу и встретил знакомого, он профессор из Института
геофизики, где я три года директорствовал, у него молодой фокстерьер
Томми, огромный, добродушный симпатуля, прыжками носился вокруг, а Клёпа
гнала его от себя грозным лаем старой девы. Профессор с левым уклоном.
Ну что страшного, говорит, если мы вернемся к границам 67-ого года?
Рисую ему сценарий: во-первых, вернутся миллионы беженцев и потребуют
возвращения в Яффу, Акко, Рамле и т.д., во-вторых, арабы Галилеи
потребуют автономию и устроят нам в Галилее Боснию и Герцеговину... Ну,
прервал он меня, в это я не верю, арабы Галилеи слишком хорошо живут. Ну
а беженцам мы скажем нет. Французы, говорю, в Квебеке живут не хуже, а
требуют независимости. А что касается нашего "нет", то ответом на него
будет террор и джихад. Вы забываете, сказал он, что у них уже будет
собственное государство и им придется нести ответственность. Что,
бомбить будем? Ну, если придется. Бомбим же в Ливане. И вы готовы,
говорю, бомбить их дома, убивать женщин и детей?! Готовы?! Он пожал
плечами. Ну вот, говорю, если готовы, то пора, а если не готовы, то сами
себе логично объясните, что ничего бомбежками не добьешься, и, вообще,
силой ничего не добьешься, что нужно искать политическое решение, то
есть уступать, уступать, уступать! Логика капитуляции она самая
понятная, естественная, так сказать естественнонаучная... Тут он
спохватился, что на работу пора, и мы растащили собак.
А еще на встрече трех Александров всплыла интересная тема о праве
художника считать себя "солью земли". Бараш припомнил воспоминание
кого-то о Бродском в ссылке, как тот, оберегая себя, не решился на
какой-то поступок, и при этом сказал про другого, который решился, что
тому, мол, рисковать легче, мол, человечество от его гибели не
пострадает. Нет, началось с Пастернака, Гольдштейн сказал, что тот
"хитрил" и "берег себя", разыгрывая наивняк, а Ира Верник сказала:"Вот я
только что случайно взяла у вас, Наум, с полки книгу о китайских
мудрецах и случайно раскрыла на притче о том, как мудрец и простолюдин
шли долго и остался у них один кусок хлеба, кто съест, тот выживет,
мудрец и говорит простолюдину, ну что твоя жизнь, она не важна
государству, а моя важна, отдай мне хлеб. А тот говорит: а кто это может
знать, чья жизнь важнее? И тогда мудрец отдал ему хлеб и умер с таким
замечанием: при жизни мне удавалось быть более убедительным." А я
сказал, что мне противно "освящение" собственной жизни на основе
таланта. Талант это не привилегия, а крест. А Пастернака и Бродского -
вообще не люблю.
8.3. Да, в героях есть что-то грубое.
А может мой поворот от героического сионизма к жалкому Галуту надо
довести до конца, до любви к слабости? Есть ли в слабости красота? О,
да, утонченнейшая. Так может не надо играть в конкистадоров, Бог с ней,
с державностью, дали бы просто жить в тишине и печали?..
Да, хорошо быть слабым, пока очко цело.
Звонил Миша, завтра Вика прилетает. Ладно, встретим.
В ящике сразу два письма, от тебя и Инны. И еще от Иосифа, позавчера
только говорил с ним по телефону. Опять Москва нахлынула.
Вчера был вечер Глозмана. Я не успел. Жену делегировал. Купила книгу.
Роскошно издана, что подозрительно. И точно, я-то думал, что его стихи
никакие, а они дурные. Лига полулюбителей-полубездарей с культурным
багажом.
"Когда задумчивый Гомер
Вдруг расстегнет
Свой интерьер."
Жена: а мне нравится. Вот... - она долго искала - вот:
И крыльев нет, и на ногах, как гири, -
Дела, любовь и суета сует..."
Долго и добросовестно объяснял какая это хуйня. Слушала внимательно. В
конце полусогласилась: "Да..." Но уцепилась за другое:
- А вот это: "рыбой пахнут мелкие монеты"? Я тоже всегда так думала.
- И у тебя небось предки рыбой торговали на Привозе.
Обиделась.
Наум, привет!
... Ввиду спешки (а также по другим, никак не связанным с тобой
причинам) я настроен снова уклониться от "умных" разговоров, хотя твои
рассуждения о героическом выглядят местами занятными и, во всяком
случае, провоцирующими. Как-нибудь собирусь с мыслями и попробую
порассуждать на эту тему по второму заходу. Особенно интересным
показалось мне замечание о том, что при всей героичности
воинов-чеченцев, мифы о них пишут русские. Так это или не так, но тут
есть о чем подумать.
Спасибо за приглашение. Что славно погуляли бы - не сомневаюсь, и
съездить, конечно, хочется, но пока ничего определенного сказать, к
сожалению, не могу. И даже не в деньгах дело. Я в последнее время как-то
безнадежно стал запаздывать с выполнением своих серьезных замыслов - все
время что-то отвлекает, и самое неприятное, что я отвлекаюсь как-то
слишком охотно. Какой-то психологический изъян обнаруживается. А может
не только психологический. Печально, что, судя по твоим письмам, у тебя
тоже сплошные беспокойства. Может перемелется? В любом случае, надеюсь,
что ты-то к нам до конца года выберешься.
Книжка твоя в "Гилее" лежит (в других местах я ее не видел, но
специально не разыскивал). Судя по тому, что продавщица не смогла
назвать ее цену (она куда-то ходила, спрашивала, оказалось 1300),
ажиотажного спроса не наблюдается. Но это общая картина практически для
всех поэтических сборников. Пишу "почти" для перестраховки: на самом
деле не знаю ни одного, чтобы так уж расхватывали. Разве что Тимура
Кибирова, но я к подобного рода передразниванью совершенно равнодушен.
На счет отзывов ничего сказть не могу, я практически нигде не бываю и
литературных газет и журналов не читаю. Сам не знаю почему, просто не
могу себя заставить. Что касается узкого круга, сейчас эти вопросы
как-то не обсуждаются. Знаю только, что Ирине - жене Гены - сборник так
понравился, что она хочет заставить Гену издать что-нибудь у Белашкина,
и даже деньги дает, но у него какая-то аппатия.
С эротическим романом ты меня удивил. Может дашь почитать? Или это
большой секрет? Мои романы (переводные) не столь эротические, сколько
просто любовные, хотя и с откровенными местами. Меня самого беспокоит то
удовольствие, какое я получаю от этой "работы": наверное это
графоманский зуд, которого я за собой раньше не знал.
Зосим прозволь откланятся. Привет жене и детям.
Иосиф
Посылки №№ 5 - 6 (посланы 22 февраля)
1 Митицуна. Дневник эфемерной жизни 13000
2 Пришвин. Дневник. Т.2 6500
3 Аммиан Марцелин. Римская история 18000
4 Розанов. В темных религиозных лучах 5000
5 Леви-Стросс. Первобытное мышление 9500
6 Вяч. Иванов. Родное и вселенское 9500
7 Вельфлин. Основные понятия истории искусств 14000
8 Филон Александрийский. Иосиф Флавий 11000
9 Леви-Брюль. Сверхъестественное в первобыт. 23000
10 Хомяков Т.2 6500
11 Гиббон 15000
Итого 130000
Данные книги куплены на полученные дивиденты в январе 30 д. Курс доллара
21 января составлял ровно 4000, так что после этой покупки ты остался
мне должен 2.5 долл.
Посланы книги через месяц на дивидент полученный в феврале.
Стоимость пересылки не изменилась 25000 за трехкиллограмовую бандероль.
Курс 22 февраля .... (и т.д. еще много расчетов)
Итого у меня осталось.... ( и далее все коммерческое)
10.3. Встретил в аэропорту Вику с подружкой. Никто из официальных лиц не
явился. Я предложил свои услуги и отвез их в Иерусалим, в коммуналку
ВИЦО, где паслись пенисионеры (во, описка-пиписка!), к ее "другу"
Леониду Яковлевичу, довольно шустрому старикану. Пока они ахали и
тараторили, я прочитал рецензию, которую она написала на мою книжку.
"Всякий образ созданный пером Ваймана основан на некой меланхолической
медитации, ощущении неудержимости бега времени, призрачности красоты и
стоящей за всем этим всевключающей и всепоглощающей вечности!" Во, блин!
"Но не надо думать, что поэт - отвлеченный метафизик."
Леонид Яковлевич уговаривал остаться, чайку попить, но девочки рвались
погулять, видимо, рассчитывая на ресторан. Привез их в центр, погуляли
по Бен-Егуде, кружились по боковым улицам, народу было мало, свет
тусклый, я все не решался зайти в какое-либо кафе, инстинктивно знаете
ли, под предлогом, что нигде пицц не было, а вначале спросил, хотите
пиццу? и они очень захотели.
- Может сюда зайдем? Здесь не дорого? - деликатно спрашивала Вика возле
каждой двери.
- Тут пицц нет, - отвергал я, прочитав меню.
Шатания наши приобрели маразматический характер, одурев от запахов и
усталости девочки нагуляли злобный аппетит, И. вспомнила, что в самом
начале, на Бен-Егуда, видела пиццы в витрине и мы пошли обратно, что
всегда плохо. Разговора путного тоже не получалось: в предчувствии
расплаты еврей был скучен.
- Ладно, не обязательно пиццу, - попыталась Вика уйти от своей голодной
судьбы, - можно рыбу. Есть что-нибудь дешевое из рыбы?
- Дешевых рыб не бывает, - ответил я и испугался своей грубости.
Наконец, Вика решительно указала пальцем на первую попавшуюся
затрапезную забегаловку:
- А давайте сюда зайдем, здесь очень мило.
- Это диетическая, - говорю.
"Диетическая, говоришь?", - прочитал я в их глазах, - "Ну, хрен с ней,
давай диетическую." Мы зашли, обслуживали пацаны в кипах и девочки в
длинных юбках, оказалось, что даже пиццы в наличие, полусъедобные, взяли
по пицце, голод не тетка, салаты, Вика с восторгом откопала какую-то
китайскую травку, "сегодня ж Пост", ну да, я и забыл, что она соблюдает,
и пиво. Вика спросила, понравилась ли мне рецензия, я извивался, пытаясь
не задеть, потом И. спросила меня про мою раздвоенность, ну в смысле
между Россией и Израилем, уж очень им после еды захотелось видеть меня
раздвоенным, а я что-то жалкое бормотал о любви к русской архитектуре.
Потом вернулись в коммуналку, уже к одиннадцати, и тут уж от чая с
пирогом, Леонидом Яковлевичем приготовленным, не отвертелись, даже винцо
красное бухнули, в армии его зовут "молоток", по субботам выдают, и пьют
его, терпкое, сладкое, только русские. Леонид Яковлевич, фронтовик,
рассказал о мечте поехать в мае в Россию, на пятидесятилетие Победы,
достал гитару ("молоток" бил безотказно) и запел о дождях, пожарищах, о
друзьях-товарищах, пел задушевно, но безбожно драл струны, тут бы, по
Сорокину, самое время перейти к оргии с непременным отрезанием голов
комсомолкам, но вместо этого я отнял у старика гитару и спел "Как-то по
прошпекту с Манькой-таки я гулял, фонарик на полсвета нам дорожку
освещал..." - вызывающе сбацал. Но ревнивый Владимир Яковлевич гитару у
меня забрал: "Очень сильно вы по струнам бьете, где я потом новые
достану?" Я-то думал, что как встречу ее, повезу в "Александр", по
первому разряду закусим, а там может что и обломится, а вышло все...
постно. Подружка эта, блин, все поломала.
Да, в понедельник пригласила меня на ярмарку, у ее стенда стихи
почитать.
11.3. Сегодня 26 лет нашему т.ск. браку.
Утром, глядя на солнце (встали рано, собрались на Кармель, прогуляться):
- Когда я была совсем маленькая, мы жили в Вильнюсе в полуподвале, и у
нас были ставни. И вот я утром просыпаюсь, а кровать стояла под окном, и
сквозь щели ставен, ставни были старые, прорывался солнечный свет, и
казалось, чт