л он, подойдя к брессанцу.
   - Ты мне должен пять тысяч франков, - сказал тот в ответ.
   - С каких это пор?
   - Ты украл мой приз за перевал.
   - Не бросайся такими словами!
   - Верни мои деньги, они мне нужны.
   Бюзар, казалось, раздумывал, и Серебряная Нога, слышавший их разговор и
наблюдавший за ними, решил, что Бюзар собирается бить брессанца.
   Оберегая посуду, он направился к ним.
   Но Бюзар спокойно уселся за столик брессанца.
   - Хорошо, - сказал он. - Давай обсудим это дело.
   Серебряная Нога отошел.
   - Хочешь заработать триста  двадцать  пять  тысяч  франков?  -  спросил
Бюзар.
   Брессанец посмотрел на него, прищурив свои маленькие  глазки,  узенькие
щелки в розовых щеках.
   - Как тебе сказать... - ответил он.
   - Триста двадцать пять тысяч франков до конца ноября,  плюс  пятьсот  в
день на питание. Жить будешь у меня.
   - Как тебе сказать, -  повторил  брессанец.  -  А  почему  ты  мне  это
предлагаешь?
   - Потому что ты мне нужен.
   Бюзар изложил свой план. Пресс для литья работает двадцать четыре  часа
в сутки. Его поочередно обслуживают три человека, в три  смены  по  восемь
часов. Работать вдвоем на  прессе  по  двенадцать  часов  можно  только  в
исключительных  случаях.  В  самом  деле,  прессовщик   начинает   ощущать
усталость, сопливость уже на седьмой или восьмой час работы; больше  всего
несчастных случаев приходится на два последних часа  восьмичасовой  смены.
Если же  работать  четыре  часа  и  четыре  часа  отдыхать,  то,  по  всей
вероятности, можно держаться до бесконечности. Шесть помножить  на  четыре
получается двадцать четыре: значит, два человека, работая в три  смены  по
четыре часа, смогут обеспечить бесперебойную работу пресса.
   Из расчета сто шестьдесят франков в  час  получается  тысяча  девятьсот
двадцать франков за двенадцать часов. Но восемь ночных часов  оплачиваются
в  полуторном  размере,  таким  образом,  на  долю   каждого   прессовщика
приходится еще по триста двадцать франков. Значит, они будут  зарабатывать
по две тысячи двести сорок франков в день.
   - Вычтем пятьсот франков на питание, остается  чистыми  тысяча  семьсот
сорок франков.
   Итак, если выгонять по тысяче семьсот сорок франков в день,  нужно  сто
восемьдесят семь дней, чтобы набрать триста двадцать пять тысяч...
   - Мне необходима эта сумма, предлагаю и тебе заработать столько  же,  -
сказал Бюзар. - Если мы начнем 16 мая, то есть послезавтра, мы закончим 18
ноября.
   - Почему ты выбрал меня?
   - Я видел, что ты выносливый парень.
   - Почему ты не пойдешь работать один, по четыре часа из восьми?
   - Потому что со своей четырехчасовой сменой я буду каждый раз  попадать
в другую бригаду. Хозяин не доверит  машину,  если  вся  работа  не  будет
проводиться одной бригадой.
   - В этом году я не могу. Я "отгуливаю призыв".
   - Подумай, триста двадцать пять тысяч - это четыре упряжки волов.
   - Нет, пара хороших волов стоит около девяноста тысяч.
   Бюзар  заказал  еще  по  стакану  вина.  Брессанец  молчал.  Он  что-то
прикидывал в уме.
   - Через каждые четыре часа - четыре часа отдыха. У тебя будет время  не
только высыпаться, но и надираться. Шесть месяцев и четыре дня  -  это  не
бог весть сколько.
   - Меня этим не испугаешь. Но я же призывник.
   Брессанец опустил голову и, скребя ногтем по мраморной  доске  столика,
раздумывал.
   Бюзар заказал по третьему стакану вина.
   - Когда призывают в этом году? - спросил крестьянин.
   - Двенадцатого декабря, так объявили по радио.
   - Ладно, по рукам. Куплю пару волов и три  коровы,  а  на  время  своей
солдатской жизни отдам эту скотину отцу. На оставшиеся деньги я смогу  как
следует погулять до армии.
   Помолчав, он добавил:
   - Велосипед мне больше не нужен. Я его продам. Выручу  тысяч  двадцать.
Теперь угощаю я.
   - Нет, мне некогда больше пить, - сказал Бюзар. -  Я  должен  раздобыть
пресс.
   -  Как,  у  тебя  еще  нет  машины?  -  И  брессанец  бросил  на   него
подозрительный взгляд. - Ты все это придумал, чтобы не отдавать  мои  пять
тысяч...
   - Достать машину - это уж мое дело.


   Поль Морель должен был Бюзару тридцать тысяч франков, Он занимал у него
понемногу.
   Бывало едет Бюзар по фабричному двору на своем трехколесном  велосипеде
с оправами очков для шлифовки, а Поль Морель просит его:
   - Зайди на минуту, - и, закрыв дверь своего  кабинета,  говорит:  -  Не
можешь ли одолжить мне пять  тысяч?  Папаша  снова  бесится.  А  я  обещал
Жюльетте, что повезу ее сегодня ужинать в Бур. Отдам тебе в субботу...
   Так как Бюзар не пил из-за своего увлечения велосипедным спортом и  жил
у родителей, у него всегда бывало немного "свободных" денег.
   В субботу Поль Морель возвращал две или три тысячи, а остальные  деньги
старался возместить, приписывая Бюзару лишние  часы  работы.  Он  закрывал
глаза, когда тот иногда, спрятав грузовой велосипед  и  вытащив  гоночный,
отправлялся на тренировки.
   Отец Поля, Жюль Морель, тридцать лет назад приехал в Бионну из  Оверни.
Он стал подрядчиком и вместе с двумя другими рабочими построил на средства
одного ремесленника мастерскую (ей суждено было стать первым цехом фабрики
"Пластоформа"), которую в дальнейшем откупил. В 1936 году  он  вложил  все
свои сбережения в импортный пресс для литья под давлением -  новшество  не
только  для  Бионны,  но,  пожалуй,  и  для  всей  Франции.   Ремесленники
посмеивались над безумием каменщика: тогда они верили только в ручной труд
и говорили: "Пластмасса требует тонкой обработки". Но как же Морелю пришло
в голову привезти этот пресс в Бионну? Он был женат на  уроженке  Рейнской
области, с которой встретился во время оккупации в 1920 году.  Прессы  для
литья изобретены в Германии. Жюль Морель наблюдал, как  они  функционируют
на заводе в Дюссельдорфе, куда он  приехал  в  1935  году,  чтобы  впервые
провести свой отпуск в семье жены. Он тотчас смекнул, что это  и  есть  то
оружие, с помощью которого он завоюет Бионну.
   Пресс за час выпускает  столько  же  изделии,  сколько  ремесленник  за
несколько дней. Жюль Морель работал на нем сам в сарае и в полгода накопил
денег на второй пресс. В  бывшем  подрядчике  было  столько  же  мужества,
упорства  и  дерзаний,  сколько  в  пионерах  капитализма.   Возникновение
какой-нибудь новой отрасли  промышленности  нередко  порождает  хозяев  на
уровне предпринимателей начала XIX века. У Жюля Мореля сердце  разрывалось
от того, что его машины простаивали ночи и он терял на этом  массу  денег.
Но жителей Бионны нельзя было убедить работать в три смены. В  те  времена
ночной труд казался им противоестественным. Морель выписал шестерых  своих
земляков, поставил их в три смены у  своих  двух  прессов,  которые  стали
теперь работать круглые сутки. Сам он занялся коммерческой стороной дела.
   Так возникла фабрика "Пластоформа". В 1940 году на ней было занято  сто
пятьдесят прессовщиков, работавших на пятидесяти  прессах,  и  столько  же
сборщиц.
   После 1940 года Жюль Морель перестал расширять свое  предприятие,  хотя
во время войны спрос на пластмассовые  изделия  сильно  увеличился.  Но  в
Бионне, да и во всей Франции, появилось множество конкурентов. Прессы  для
литья  получили   широкое   распространение.   Разорившиеся   ремесленники
выполняли теперь на дому отделочные работы или же,  поступив  на  фабрику,
работали на прессах. Сократились прибыли. Пластмассовое производство стало
такой же отраслью промышленности, как и все прочие. А то, что Жюль  Морель
был зачинателем этого дела, не помогло ему, даже наоборот - машины его уже
устарели.
   И тогда он принялся скупать землю и разные строения. Он  строил  расчет
на  процветание  своих  конкурентов.  Группы  финансистов,  уже   начавших
вкладывать капиталы в пластмассовое производство, скоро будут нуждаться  в
территории и помещениях для своих новых  прессов,  которые  стоили  уже  в
десять раз дороже, чем его прессы. И тогда Жюль Морель силой войдет в этот
круг, но уже не как промышленник, а как владелец недвижимости. Все  так  и
произошло.
   Одной из покупок Жюля Мореля в те  годы  был  старый  кирпичный  завод,
превращенный теперь в тот  самый  поселок  Мореля,  где  живет  Мари-Жанна
Лемерсье. Там нет канализации, расположен  он  в  низине,  у  Сенклодского
шоссе,  вблизи  заболоченного  пруда.  Ссылаясь  на  все  эти  недостатки,
промышленники просили снизить цену. Но Жюль Морель  нашел  более  выгодным
превратить бывшие заводские постройки в жилые помещения. В центре  поселка
он  поставил  водоразборную  колонку  и  уборные  без  стульчаков,  как  в
казармах. Во дворах построил бараки: каждый клочок земли должен  был  быть
использован. Здесь разместилось около пятидесяти семейств. Бывшие печи для
обжига кирпича были переоборудованы в однокомнатные квартиры  с  кухней  и
сдавались за восемьсот - тысячу франков в месяц. Двухкомнатные квартиры  в
бараках стоили вдвое  дороже.  В  среднем  поселок  приносил  Жюлю  Морелю
миллион чистого  дохода.  Домовладелец  сам  собирал  квартирную  плату  и
покрывал ею расходы на автомобиль - восьмицилиндровую американскую машину,
новую модель которой он покупал каждый год. Жюль  Морель  требовал,  чтобы
квартирная плата вносилась точно в  срок.  "Сам  я  всегда  выполняю  свои
обязательства", - говорил он, и это было действительно так.
   Дороги в поселке были немощеные и зимой заболачивались, вода в  колонке
не годилась для питья, уборные редко чистились. И  все  же  многие  жители
поселка были рады, что им удалось снять квартиру за умеренную плату.
   Поль Морель,  единственный  сын  Жюля  Мореля,  окончил  провинциальное
техническое училище. До этого он учился  в  бионнской  начальной  школе  и
поэтому хорошо знал Бернара Бюзара и всех рабочих примерно  его  возраста.
Он требовал, чтобы бывшие одноклассники продолжали говорить ему "ты". Поль
числился директором "Пластоформы" и  считался  компаньоном  отца,  но  тот
держал все в своих руках и вмешивался даже в мелочи.
   Морель-младший всегда был согласен с требованиями профсоюза, но отец не
разрешал ему идти на уступки.
   - Конечно, если старик послушается меня, фабрика недолго продержится, -
говорил Поль рабочим делегатам.
   Он объяснял им состояние рынка и почему  для  отца  невозможно  платить
рабочим больше, чем платят его конкуренты.
   - Когда я действительно стану директором, тогда мы погорим.
   И он, смеясь, пожимал плечами.
   Поль Морель и в самом деле интересовался лишь велосипедным спортом.  Но
поскольку сам им не  занимался,  ограничиваясь  моральной  и  материальной
поддержкой клуба "Этуаль", не был обречен на целомудрие.  Он  ухаживал  за
работницами, вносил за них квартирную плату, дарил дешевые платья,  иногда
"вывозил"  в  женевские  или  лионские  кабаки,  а   когда   действительно
влюблялся, разорялся на мотороллер.
   Старик Морель молчаливо одобрял эту простоту отношений  между  сыном  и
рабочими;  он  считал  это  ловкой  политикой,  которая,  впрочем,  вполне
отвечала его собственным  чувствам  велосипедного  мецената,  потому  что,
когда молодые люди заняты  спортом,  им  некогда  ходить  на  политические
собрания; не осуждал Жюль Морель и ухаживаний  Поля  за  работницами,  что
никак не должно было помешать  его  сыну  жениться  на  дочери  настоящего
промышленника, владельца завода, оснащенного по последнему слову  техники.
А так как деньги в банке выдавались только по чекам с его подписью, старик
имел полную возможность регулировать расходы сына, что он и делал.
   Договорившись с брессанцем, Бюзар отправился в гостиницу  "Франс",  где
Морели вели свои торговые дела с клиентами,  и  вызвал  Поля  Мореля.  Тот
вышел из ресторана в вестибюль.
   - Мне нужны деньги, - заявил Бюзар.
   - Ты выбрал очень неудачный момент.
   - Ты мне должен тридцать тысяч.
   - Ночами не сплю, старик, только об этом и думаю. Сколько тебе нужно?
   - Триста двадцать пять тысяч.
   Поль Морель рассмеялся.
   - Только-то,  -  и  он  снова  рассмеялся.  -  По  поводу  перечисления
капиталов обращайся к отцу. Но если тебя устроят пятьсот франков...
   - Нет, - ответил Бюзар. - Мне нужно триста двадцать пять тысяч. - И  он
принялся излагать свой план.
   - Все это ты объяснишь мне завтра.  Старик  и  так  уже,  наверное,  не
понимает, куда я запропастился...
   - Выслушай меня.
   У Бюзара был такой же упорно-решительный вид, как во  время  велогонки,
когда он обогнал всех велосипедистов. Полю  Морелю  не  хотелось  затевать
скандала. Отцу может  не  понравиться,  что  его  сын  занимает  деньги  у
рабочих; впрочем, это могло ему показаться забавным: "Мой  сын  еще  более
жуликоват, чем я"; но кто  его  знает?  Во  всяком  случае,  он  нашел  бы
недопустимым, чтобы его сыну выговаривал рабочий да еще при клиентах. Поль
выслушал Бюзара и сказал:
   - Я лично не против. Но обезьяна может  заявить,  что  ты  перезаразишь
сифилисом все заведение...
   Это было в его стиле: называть отца "обезьяной", будто  сам  он  только
рядовой служащий на фабрике, что он и  пытался  изобразить.  "Перезаразить
сифилисом  заведение"  -  идиоматическое  выражение,  распространенное  на
предприятии, и Поль выучил его одновременно со словами "папа" и "мама".
   - Уломай отца, - потребовал Бюзар.
   - А почему именно триста двадцать пять тысяч?
   - Мне позарез нужна эта сумма.
   - Ты натворил что-нибудь?
   - Нет. Но недалек от этого. Мне необходим  пресс  на  шесть  месяцев  и
четыре дня. Кстати, фабрика на этом ничего не потеряет.
   - Не сомневаюсь.
   - Не я первый...
   В Бионне ходил рассказ об одном итальянце, который проработал на прессе
три месяца, по двадцать часов в сутки, чтобы скопить  денег  на  мотоцикл.
Жена сменяла его на четыре часа, пока он спал.
   - Ты же пропустишь  летние  состязания,  -  пробовал  Поль  переубедить
Бюзара.
   Бюзар не рассказал о  снэк-баре,  считая,  что  Поль  Морель  восстанет
против его затеи из желания удержать его в "Этуаль" теперь, когда он  стал
лучшим после Ленуара гонщиком клуба и обещает даже вскоре  опередить  его.
Но Бюзар ошибался.
   Морель был убежден, что Бюзар случайно вырвался вперед во время  гонок,
и говорил: "Бюзар смелый парень, но не выносливый".
   - Гонка меня вымотала. Нога до сих  пор  болит.  В  этом,  году  ничего
хорошего мне не добиться.
   Бюзар  был  убежден  в  обратном,  но  говорил  так,  стараясь  отмести
основное, как он предполагал, возражение Мореля.
   - Ладно, попробую уговорить старика, - согласился Поль.
   - Добейся! - И Бюзар нахмурил свои черные сросшиеся брови,  придававшие
ему вид человека, способного на отчаянные поступки.
   Поль Морель вернулся в ресторан, отозвал отца в сторонку и изложил  ему
просьбу Бюзара.
   - Ни в коем случае! Если каждый рабочий начнет  приходить  на  фабрику,
когда ему вздумается...
   Но Поль принялся убеждать старика. Бернар -  его  школьный  товарищ,  и
будет некрасиво, если ему  откажут  в  таком  пустяковом  одолжении.  Жюль
Морель томился с клиентами и поэтому выслушал сына, ему не  по  душе  были
бесконечные  торговые  переговоры  за  обеденным  столом,  он  предпочитал
выкладывать все напрямик за своим массивным рабочим  столом,  по  которому
можно было стукнуть кулаком.
   - Это тот самый Бюзар, который бегает за Мари-Жанной из поселка?  -  И,
подумав, сказал: - Ладно, поступай как  знаешь...  При  условии,  если  не
будет возражать  профсоюз.  Я  не  намерен  ссориться  с  профсоюзом  ради
прекрасных глаз одного  из  твоих  гонщиков.  Ведь  все  дело  в  этом,  я
правильно понял? Бюзар -  это  тот  долговязый  парень,  который  чуть  не
выиграл гонку?
   Поль Морель передал Бюзару ответ отца.
   - Спасибо, - проговорил Бюзар. - С профсоюзом я сам договорюсь.
   Поль  Морель  облегченно  вздохнул  и  пошел  допивать   шампанское   с
клиентами. Он считал,  что  погасил  свой  долг.  Этот  вечер  принес  ему
тридцать тысяч франков.


   На следующее же утро Бюзар сообщил Полю Морелю, что получил  разрешение
профсоюза. Это не было ни правдой, ни неправдой. Бюзар просто не стал ни о
чем спрашивать профсоюзных делегатов.
   Во вторую половину  дня  он  отправился  поездом  в  Макон  и  подписал
контракт с владельцем снэк-бара. Он внес задаток - триста  семьдесят  пять
тысяч франков, собранные им с Мари-Жанной, и обязался выплатить  остальную
сумму, то есть триста двадцать пять тысяч, в конце ноября.
   Бюзар пришел в цех в четверг, в  восемь  часов  утра,  одновременно  со
второй  сменой  рабочих.  Это  было  16  мая.  Он  должен  был   выполнить
поставленную им перед собой задачу в воскресенье 18 ноября, в восемь часов
вечера.
   Мастер был в курсе дела и  предоставил  ему  полуавтоматический  пресс,
самый  совершенный  из  существующих  на  фабрике.  Горизонтальный   пресс
трехметровой длины.
   Впереди над  корпусом  машины  находится  бункер,  который  заполняется
несколько раз в день, в зависимости от веса  отливаемого  изделия.  Нужную
смесь  подвозит  на  тележке  подсобный  рабочий.   Сырье,   из   которого
изготовляются пластмассовые изделия, напоминает  кристаллический  сахар  и
бывает самого разного цвета.  На  агрегате  Бюзара  фабриковалось  изделие
ярко-алого цвета. Каждые два часа с тележки в бункер с  приятным  шорохом,
напоминающим шуршание шелковой материи, ссыпались алые кристаллы.
   Из бункера сырье автоматически  подается  в  цилиндр,  прикрепленный  к
бункеру  снизу,  как  шея  к  голове.  Внутри  цилиндра,   сделанного   из
специальной стали, окруженного чугунной рубашкой, происходит невидимый для
глаза  процесс  плавки   кристаллов   с   помощью   электрического   тока.
Двухметровый цилиндр бюзаровского пресса стоял на четырех столбах, как лев
на лапах.
   Внутри цилиндра ходит поршень, проталкивая вязкую массу в узкий  канал,
откуда  она,  разбрызгиваясь,  попадает  в  форму.  Форма   находится   на
противоположном бункеру конце цилиндра, она является как бы чревом пресса.
Машина Бюзара напоминала живое существо: коническая голова, насаженная  на
длинную горизонтально лежащую шею,  -  это  бункер  с  цилиндром,  который
заканчивается коротким брюшком - формой.
   Форма состоит из двух частей: пуансона и матрицы.
   Пуансон закрывает выход из цилиндра. Со  стороны  цилиндра  поверхность
пуансона ровная, но имеется отверстие для инжекторного канала; со  стороны
матрицы он сделан по форме отливаемого  изделия,  в  центре  его  проходит
инжекторный канал. Таким образом, пуансон является одновременно  и  частью
формы и инжектором.
   Брюхо раскрывается и закрывается при каждой операции.
   Когда форма закрыта, обе ее части плотно прилегают друг к другу. Внутри
них пустое  пространство,  имеющее  точные  контуры  и  объем  отливаемого
изделия: матрица.
   Едва только  форма  захлопывается,  поршень  приходит  в  движение  под
давлением  в  несколько  сот  атмосфер.  Он  с  силой  выбрасывает  жидкую
пластмассу из цилиндра в матрицу через инжекторный  канал,  проходя  через
который она разбрызгивается.
   Беспрерывное хождение поршня взад и вперед, длинный, заостренный  конец
цилиндра в полости брюха и  выбрасывание  расплавленной  массы  в  матрицу
вызывают бесконечные шутки среди рабочих фабрики.
   Когда поршень отходит назад, конец его выступает под бункером  как  шея
индюка, когда тот красуется  перед  индюшкой.  Но  гладкая  и  маслянистая
металлическая  поверхность  поршня  куда  привлекательнее  сморщенной  шеи
индюка.
   В стенках формы находятся змеевики, по которым циркулирует ледяная вода
для охлаждения затвердевающей массы, введенной в матрицу.
   Как только масса охлаждена,  брюхо  раскрывается,  матрица  отходит  от
пуансона, рабочий вынимает отлитое изделие, лежащее в полости  формы,  как
яйцо в гнезде, и брюхо снова закрывается.
   Обе половинки формы сделаны из сверкающей хромированной стали. Их нужно
часто протирать куском замши,  иначе  пластмасса,  застывая,  прилипнет  к
стенкам. Брюхо пресса так