Роже Вайян. 

                                 Бомаск

   -----------------------------------------------------------------------
   Roger Vailland. Beau Masque. Пер. с фр. - Н.Жаркова, Н.Немчинова.
   В кн.: "Роже Вайян". М., "Прогресс", 1978.
   OCR  spellcheck by HarryFan, 10 September 2001
   -----------------------------------------------------------------------



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


1

   Весной 195... года я вернулся из дальнего плавания, побывав  на  Яве  и
Бали, на архипелаге, соединяющем Южную Азию с Австралией. Я решил написать
книгу о своем путешествии и  поселился  для  этого  в  горном  краю  между
Савойей и Юрой, избрав своим местожительством деревню Гранж-о-Ван.
   Селение Гранж-о-Ван, его луга и пашни  словно  прогалина  среди  густых
дубовых и буковых  лесов,  где  охотники  нередко  поднимают  целые  стада
свирепых кабанов и семейства  пугливых  диких  коз.  Единственная  дорога,
которая ведет в этот глухой угол, вьется вверх по крутому  склону  горного
кряжа, отрога Юры, доходит до деревенской церкви,  поднимается  дальше,  а
через полтора километра, у гребня каменной  гряды,  превращается  в  козью
тропу. Словом, это не шоссе, а по административной терминологии "грунтовая
дорога". Во многих  местах  лес  смыкает  над  нею  верхушки  деревьев,  в
дождливое лето она зарастает  травой.  Церковная  площадь  расположена  на
уступе горы, нависшем над  угрюмым  ущельем,  где  бурлит  быстрая  горная
речка, а далеко внизу раскинулась подернутая мглистой дымкой широкая,  как
море, равнина, где Эн впадает в Рону.
   Живет в Гранж-о-Ване человек сто, занимаются они  разведением  скота  и
хлебопашеством, но засевают свои тощие поля лишь для собственных нужд,  да
еще собирают в лесах каштаны и орехи. Мне  думалось,  что  тут  я  окажусь
далеко от мира и его беспощадных битв, дальше, чем на островах  Индийского
океана, откуда я вернулся. Мог ли я предвидеть, что  всего  через  полгода
совсем близко от меня, в соседней долине, произойдут трагические  события,
которые заденут также Гранж-о-Ван и станут известны во всем мире.  События
эти и являются предметом моей книги.


   В начале моего пребывания в  Гранж-о-Ване  я  каждый  вечер  заносил  в
тетрадь накопившиеся за день  впечатления.  Предлагаю  вниманию  читателей
некоторые свод заметки. Факты описаны в них совершенно точно.  А  суждения
свои мне впоследствии пришлось во многом пересмотреть.


   3 марта

   Дом, в котором я поселился, стоит на самом краю  деревни,  между  двумя
крестьянскими дворами, - это последний обитаемый уголок Верхних выселок; в
начале века в них насчитывалось с десяток домов.
   Из окна спальни мне виден двор Эрнестины и Жюстена,  молодых  супругов,
поженившихся только  три  года  назад,  а  из  окна  кабинета  открывается
просторный двор Амаблей, старых хлеборобов, самых крупных  землевладельцев
во всей коммуне, хотя у них не больше двадцати гектаров земли - пастбищ  и
леса. Мои окна приходятся как раз напротив крыльца того  и  другого  дома;
порой я смотрю  из-за  оконных  занавесок,  и  мне  прекрасно  видно,  что
делается у соседей.
   Амабли сами обрабатывают свою землю, не нанимая батраков; иногда к  ним
приезжает пособить их дальний родственник, железнодорожник, который  живет
в маленьком городке на равнине. Амабли мало что продают на рынке -  только
молочные продукты; они держат пять коров, правда непородистых, со скудными
удоями. Зато и покупают они в лавках тоже мало. Эме Амабль сам месит тесто
и  печет  хлеб,  сам  давит  в  точиле  виноград  со   своего   маленького
виноградника; жена его Адель Амабль  сбивает  масло,  прядет  и  вяжет,  а
шерсть они стригут со своих овец. Старик Амабль к тому же неплохой  кузнец
и превосходный охотник - словом, настоящий Робинзон  Крузо,  хотя  от  его
деревни до Лиона всего один час езды в автомобиле.
   Единственный сын Амаблей погиб на войне в  июне  1940  года  где-то  на
севере Франции во время отступления французской армии. У жены  Амабля  нет
родственников, у него самого  был  только  брат,  который  смолоду  бросил
крестьянствовать и стал "фабричным" - поступил на шелкопрядильную  фабрику
в соседней долине; в 1944 году он ушел в маки, не желая  быть  угнанным  в
Германию по "закону об обязательном труде", и погиб в стычке с петэновской
милицией. Жена его, тоже работавшая  на  фабрике,  умерла  в  родах  через
несколько  недель  после  смерти  мужа,  оставив  круглой  сиротой   дочку
Пьеретту. Это единственная близкая родственница стариков Амаблей.
   Пьеретта Амабль, племянница моих соседей, тоже стала  "фабричной",  как
ее отец и мать. После войны она вышла замуж, а через три года разошлась  с
мужем. От этого брака у нее  есть  пятилетний  сынишка  Роже,  его  растят
двоюродные дед и бабка - старики Амабли.
   Малыш целый день играет во дворе под моими окнами,  но  о  степени  его
родства со стариками  Амаблями  я  узнал  только  в  деревне  -  в  Нижних
выселках, как у нас здесь говорят, - а сами Амабли никогда не упоминают ни
о своем погибшем сыне, ни о своей  здравствующей  племяннице.  Пьеретту  в
деревне именуют "мадам Амабль" и, чтобы отличить ее от  тетки,  прибавляют
"молодая". Так обычно называют здесь снох. "Мадам Амабль молодая" навещает
сына один раз в месяц, в воскресный день. Я еще ее не видел.
   В местной газете сообщалось о моем приезде, ко мне явился  из  Гренобля
репортер  и  расспросил  меня  о  моих  планах  в  области  литературы   и
политической деятельности. Статью репортера читали в  деревне,  и  теперь,
конечно, Эме Амаблю известны мои взгляды. Вероятно, и у него  самого  есть
какие-то "взгляды", но мы с ним об этом никогда  не  говорим.  Обходим  мы
такие вопросы молчанием не из недоверия, но из естественной сдержанности и
взаимного  уважения.  Жители  деревни  Гранж-о-Ван,   ребятишками   вместе
бегавшие в школу, теперь, встретившись на  улице,  обмениваются  степенным
приветствием, титулуют друг друга "мсье" и "мадам", незваными не  ходят  в
гости, наносят друг другу визиты в большие праздники  и  вообще  по  части
этикета более  щепетильны,  чем  герцог  Сен-Симон.  Что  ж,  как-никак  -
землевладельцы и с 1793 года  не  знали  помещичьей  власти.  Словом,  эти
крестьяне больше "вельможи", чем придворная знать.
   После первой мировой войны, в которой Эме Амабль участвовал в  качестве
пехотинца, он не вылезал из своей деревни,  если  не  считать  поездок  на
рынок в главный город департамента. Он никогда не читает газет,  не  имеет
радиоприемника. Вечерами, поужинав и уложив спать внучонка,  Адель  Амабль
садится на скамейку, прядет  или  вяжет.  Эме  Амабль  садится  на  другую
скамейку, напротив жены, посматривает на охотничью собаку, лежащую  у  его
ног, и ничего не делает. Денег  у  стариков  очень  мало,  так  мало,  что
горожане даже  и  представить  себе  не  могут  подобного  безденежья;  из
экономии у них  горит  только  одна,  и  то  очень  слабая,  электрическая
лампочка. Сейчас я приподнял оконную занавеску и при бледном,  замогильном
свете тусклой лампочки увидел старика  Эме:  он  сидел,  положив  руку  на
голову  своего  пса,   безмолвный,   неподвижный,   застыв   в   величавом
бездействии.  Вот  такими  в  детстве  воображение  рисовало  мне  королей
Меровингов.


   8 марта

   В этом году весна удивительно ранняя, и те крестьяне,  у  которых  было
мало сена, уже гоняют свой скот на "поскотину", то есть на пастбище.
   Эрнестина и Жюстен погнали сейчас на "поскотину" свое маленькое стадо и
шли вслед за ним обнявшись.  Такие  повадки  в  деревне  считаются  верхом
чудачества; совершенно так же  в  прошлом  веке  смотрели  во  Франции  на
англичан, приезжавших из-за Ла-Манша, чтобы пожить  в  свое  удовольствие.
Нежности  молодых  супругов  здесь  терпят  лишь  потому,  что  Жюстен  не
крестьянин, он рабочий и сын рабочего. Для  жителей  Гранж-о-Вана  рабочие
текстильной фабрики маленького городка Клюзо, в соседней долине, - чужаки,
и к ним следует относиться так же, как к чужестранцам,  -  с  почтительной
иронией.
   Эрнестина  -  коренная  жительница  Гранж-о-Вана,   единственная   дочь
зажиточного крестьянина, замуж вышла по любви; Жюстен работает механиком в
Клюзо - на той же фабрике, что и  племянница  Амаблей;  до  Клюзо  горными
тропинками два часа ходу, а по шоссе идти километров двадцать. На  фабрике
Жюстен числится в отделе техники безопасности и надзора за  оборудованием;
работает он в разные смены - то с четырех часов  утра  до  полудня,  то  с
полудня до восьми часов вечера, то с восьми вечера до четырех часов  утра;
и это вносит разнообразие в  быт  моих  молодых  соседей.  Случается,  что
Жюстен, возвращаясь с работы, привозит жене букетик цветов, привязав его к
рулю своего мотоцикла; эту любезность местные жители тоже  считают  весьма
эксцентричной.
   Эрнестина получила в приданое дом, огород и плодовый сад, расположенные
весьма удачно - по южному  склону  холма,  несколько  гектаров  луга,  две
коровы, десяток овец, козу и всякую  живность;  поэтому  молодым  супругам
кров и пища обходятся недорого, и двадцать две тысячи франков ежемесячного
заработка Жюстена почти целиком уходят на их незамысловатые прихоти.
   Жюстен мечтал стать машинистом, водить поезда. Но к тому времени, когда
он (не так давно) отбыл военную  службу,  Национальная  компания  железных
дорог  уже  всеми   силами   стремилась   "сжаться"   -   уменьшить   сеть
эксплуатируемых путей, сократить персонал - и перестала подготовлять новые
кадры машинистов. Работа, которую Жюстен нашел на текстильной фабрике,  не
требует большой  квалификации.  В  утешение  себе  парень  собственноручно
собрал трактор: купил мотор от "Б-12", колеса от американского  тягача,  а
все необходимые части разыскал у торговцев  железным  ломом.  Он  выкрасил
свое сооружение в красный и  зеленый  цвета  и  теперь  учит  жену  водить
трактор.
   В  часы  ученья  Эрнестина  надевает  ловко  сшитый  синий  комбинезон,
обрисовывающий ее ладную  фигурку.  А  для  пастушеских  обязанностей  она
заказала   себе   у   портнихи   в   Клюзо    костюм    с    "полудлинной"
юбкой-шестиклинкой, выбрав фасон в модном журнале, где  он  рекомендовался
парижанкам для летних поездок в деревню.
   Хотя у Эрнестины довольно крутые бока и  пышный  бюст,  походка  у  нее
легкая. Поднимаясь и спускаясь  по  ступенькам  крылечка,  она  откидывает
назад плечи, гордо выставляет крепкую, упругую грудь и покачивает  бедрами
- настоящая опереточная королева. А когда она выходит из  ворот,  подгоняя
прутиком двух своих коров,  а  вокруг  теснятся  овцы  и  ягнята  и  снует
длинношерстая собака, мне вспоминаются пастушеские затеи Марии-Антуанетты.
   В конце двора громоздятся развалины старого  дома  -  остатки  замшелых
стен, обвитые плющом, над ними тянутся вверх три вековые сосны, а на  углу
этого былого жилища возвышается каменный крест, поставленный в 1823 году в
память  краткого  пребывания  здесь  миссионеров  из  конгрегации  "Сердца
Иисусова", - словом, пейзаж в духе Юбера Робера. У подножия  этого  креста
обычно усаживается Эрнестина и читает  иллюстрированные  журналы,  которые
муж привозит ей из Клюзо: "Признания", "Мы вдвоем", "Интимная жизнь".


   Март. Четверг

   Старики  Амабли  -  оба  высокие,  худые  и  крепко  сбитые.   Родители
Эрнестины, которые живут неподалеку от нашей кучки домов, но в стороне  от
проселка, тоже  отличаются  немалым  ростом  -  сажень  без  малого;  отцу
Эрнестины сорок семь лет,  у  него  есть  любовница  в  Сент-Мари-дез-Анж,
маленьком городке на равнине. Раз в неделю он навещает ее, проделывая  для
этого пешком путь в сорок километров туда и обратно. Однако большая  часть
населения Нижних выселок - народ низкорослый, жилистый и нескладный; уже с
сорока лет они ходят сгорбившись, и кажется, будто руки у них  висят  ниже
колен.
   Сегодня я беседовал об этом  с  местной  учительницей.  Она  собирается
выйти на пенсию и ничем не интересуется,  кроме  своей  коллекции  цветных
почтовых открыток времен зарождения авиации; по  этому  поводу  она  ведет
оживленную переписку, и у нее есть корреспонденты во  всех  частях  света.
Однако во всем, что не касается ее мании, она не лишена здравого смысла.
   - Это верно, крестьяне здесь  низкорослые,  -  сказала  она,  -  а  все
потому, что они мяса не видят.
   У большинства жителей Нижних выселок земли два-три гектара, да  столько
же они арендуют. Для пахоты и для  перевозок  они  берут  волов  у  хозяев
позажиточней, у таких,  как  Амабли  или  родители  Эрнестины,  и  за  это
отрабатывают  в  страдную  пору  в  их  хозяйстве.  Питаются  они  хлебом,
картошкой и супом  из  овощей  или  из  крапивы;  единственным  источником
доходов является для них продажа молока от своих коров - они сдают его все
целиком на сливной пункт сыроваренного  завода;  свиней  не  откармливают,
потому что в хозяйстве нет обрата и мало отрубей.
   Закончив свои объяснения, учительница показала  мне  цветную  открытку,
изображавшую митинг в связи с первыми  успехами  авиации,  состоявшийся  в
1909 году  в  Маньчжурии,  в  городе  Мукдене.  Эту  открытку  ей  прислал
австралийский летчик,  бывший  доброволец  в  армии  одного  из  китайских
"военных феодалов".
   - С тех пор как я  составляю  коллекцию,  моя  жизнь  обрела  смысл,  -
сказала мне учительница.
   Встретил сегодня Жюстена за  рулем  трактора;  в  сущности,  он  просто
совершает  прогулку  для  собственного  удовольствия.  Земли  у   него   с
Эрнестиной так мало, что трактору не хватит там работы и на десять часов в
году. И стоит он дороже, чем вся полоска земли, которую им вспахивают.
   Деревня Гранж-о-Ван с ее королем Меровингом, с фантазером-механиком,  с
королевой-пастушкой,       с       трудолюбивыми        карликами        и
коллекционершей-учительницей кажется мне сегодня вечером самым  диковинным
уголком земли из  всех  тех,  что  мне  довелось  увидеть  во  время  моих
странствований по белу свету. И мне даже стало  грустно.  Я  убежден,  что
мало найдется на свате людей, так плохо, как мои соседи,  осведомленных  о
тех чудесах и о тех ужасах, которыми чреват мир в нынешнем, 195... году, и
боюсь, что мало найдется людей, так плохо вооруженных для  предстоящих  им
неизбежных битв.


   13 марта

   Ежедневно в семь часов утра меня будит сборщик молока. Он подъезжает на
своем грузовичке, дает гудок и, не  выходя  из  кабины,  кричит:  "Молоко!
Молоко!" Тон у него самый насмешливый, так как Эрнестина всегда  просыпает
и коровы у нее еще не подоены.
   Она выскакивает на крыльцо, откидывая со  лба  растрепавшиеся  за  ночь
белокурые кудряшки.
   - Красавчик, - молит она. - Красавчик,  заверните  к  нам  на  обратном
пути, я так крепко спала, что не слышала будильника.
   Грузовичок разворачивается  во  дворе,  проезжает  мимо  миссионерского
креста. Накинув старый  плащ  поверх  халата  с  мелкими  букетиками  роз,
Эрнестина бежит в хлев. Через три четверти часа Красавчик (таково прозвище
сборщика) возвращается из Нижних выселок. Он  помогает  Эрнестине  донести
ведро с молоком до грузовика, потом "принимает" у нее  молоко  -  наливает
его меркой через цедилку в бидон.  Количество  сданного  молока  Эрнестина
отмечает в нескольких графах квитанционной книжки "Общества сыроварения  и
молочной торговли" и старательно выводит цифры.
   - А складывать-то вы не умеете, - каждое утро шутит Красавчик.
   Эрнестина досадливо топает ножкой и, смеясь,  смотрит  на  него  из-под
белокурых кудряшек, упавших ей на глаза.
   Сегодня утром у нее  во  время  этой  игры  слетел  с  ноги  деревянный
башмачок, весь в сквозных прорезях и с ремешком из тисненой кожи, -  такие
башмаки выделывают в здешних краях для продажи  туристам.  Сборщик  поднял
упавший башмачок. Эрнестина протянула ногу, чтоб он обул ее,  и,  наблюдая
эту сцену из-за оконной занавески, я заметил, что у молодой щеголихи ногти
покрыты ярким лаком. Сборщик не поцеловал стройную ножку, но, должно быть,
крепко сжал ее в щиколотке; я увидел, что Эрнестина густо покраснела.  Она
вообще то и дело краснеет до корней волос.
   Немного позже, встретив Эрнестину, я спросил, почему она не красит себе
ногти на руках.
   - Отец с  матерью  да  и  муж  рассердятся,  скажут:  "бесстыдница",  -
ответила она.
   - А на ножках, значит, можно, Эрнестина?
   - А вы уж и доглядели! - воскликнула она. - Не то что мой Жюстен, он  у
меня тихоня, ничего такого не замечает.


   25 марта

   За последние дни мне пришлось немало поездить по железной дороге,  и  я
всегда добирался до станции или со станции  домой  на  грузовике  сборщика
молока, сидя в кабинке рядом с ним.
   Сборщик молока, по прозвищу Красавчик, - итальянец, уроженец  Пьемонта;
его фамилия Бельмаскио, что означает по-итальянски "красивый мужчина",  но
здешние жители, верные традициям французов, которые превращают город Кельн
в Колонь, Лондон - в Лондр, а Базель - в Баль, именуют его то Бомаском, то
просто Красавчиком.
   Наружность  Красавчика  на  первый  взгляд  не  соответствует  ни   его
итальянской фамилии, ни ее французскому переводу. На лице  у  него  резкие
складки, хотя ему немногим более тридцати лет, черты неправильные,  нос  с
горбинкой, а глаза запавшие; взгляд  прямой  и  смелый,  но  не  мягкий  -
пронзительный, в зеленовато-серых глазах блещет искорка  лукавства.  Роста
он довольно высокого, худощав, с прекрасно развитой мускулатурой, на груди
курчавятся черные волосы.
   Путешествуя с ним до станции и от станции до дому, я скоро  изучил  его
маршрут. В четыре часа утра он выезжает  из  Клюзо  -  того  промышленного
городка, где работает племянница стариков Амаблей. Кроме Гранж-о-Вана,  он
обслуживает еще  несколько  горных  деревень  и  поселков,  часть  бидонов
отвозит в Клюзо, в молочную, а остальные должен до  двенадцати  часов  дня
доставить на сыроваренный завод в Сент-Мари-дез-Анж.
   Красавчик рад оказать  людям  услугу.  Он  охотно  выполняет  поручения
крестьян, покупает по их просьбе и привозит то, что почтарь не взял бы  на
свою тележку: мешки с семенами, запасные  части  для  сельскохозяйственных
машин. Заболеет у кого-нибудь корова  -  Красавчик  дает  полезный  совет.
Вздумают  в  приюте  для  престарелых  увеличить   плату   за   содержание
чьей-нибудь бабушки  -  у  него  спрашивают,  кому  можно  подать  жалобу.
"Справлюсь у секретаря профсоюзного комитета", - говорит  Красавчик  и  на
другой день привозит от секретаря ответ и образец заявления, которое  надо
подать. Речь у Красавчика краткая, движения быстрые, уверенные,  физически
он очень силен, с легкостью взваливает на плечи  шестипудовый  мешок  и  с
такой  же  легкостью   разбирается   в   сложном   переплетении   проводов
электрического насоса. Мужчины почтительно говорят  ему  "мсье",  хотя  он
итальянец.
   Женщины величают его попросту  Красавчик  и  любят  посмеяться  с  ним.
Нельзя сказать, что он развлекает их веселой болтовней -  разве  только  с
ласковой насмешкой бросит на ходу девушке с  круто  завитыми  локончиками:
"Здорово! Поздравляю с перманентом!" А другой моднице, обновившей  красную
кофточку, скажет забавную чепуху: "Осторожнее, бык  забодает!"  Но  всякий
раз, как этот парень говорит с женщинами, он чуть-чуть понижает  голос,  в
самых простых словах его приветствия: "Здравствуй,  Мари-Луиза"  -  звучит
какая-то  нежность,  и  Мари-Луиза,   отвечая   вполголоса:   "Здравствуй,
Красавчик", словно поверяет ему заветную тайну. Выражение глаз  у  него  и
тут остается лукавым и даже жестким, но он тотчас уловит  женский  взгляд.
Красавчик и любая  женщина  понимают  друг  друга  с  первого  слова,  как
заговорщики. Меня это немного раздражает, да, наверно, и  не  только  меня
одного.
   Иной  раз  я  невольно  слышал,  как  наспех,  полушепотом  назначалось
свидание. После полудня, сдав  молоко  на  сыроваренный  завод,  Красавчик
совершенно свободен. И тогда он встречается