Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Вайян Роже. Бомаск -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
тебя нашел только твое пророчество о предстоящем моем поражении. Я полагал, что ты прозорливее. Бой был жаркий. Мама окопалась в кабинете твоего отца, твердо решив пойти в атаку и сломить меня, а через меня и тебя. Доводы ее все те же, что и в прошлый раз: если я не соглашусь, чтоб на фабрике произвели коренные перемены, и если ты не дашь ей полномочий на увеличение капиталовложений в АПТО, американским акционерам надоест жертвовать своими дивидендами для покрытия наших убытков и они будут вынуждены ликвидировать все французские предприятия Общества. У твоего отца аргументация куда тоньше. Он допускает мысль, что разработанный мною и Нобле проект даст нам возможность покрыть дефицит, но будет это еще очень не скоро, нетерпение американских акционеров он считает вполне законным. "И так как, - добавил он, - я ни в чем не могу отказать твоей маме, то..." Но я был непоколебим, я твердил одно: ни Натали, ни я не согласимся на такое решение, от которого пострадают рабочие Клюзо. В конце концов твой отец внес предложение, которое он назвал компромиссным (щадя самолюбие моей матери), хотя, по существу, оно целиком удовлетворяет нашим требованиям. "Вместо того, чтобы в корне ломать всю систему производства на фабрике, - сказал он, - попробуем переоборудовать и перестроить работу только в одном цехе. Но этой маленькой, совершенно незаметной перемене мы придадим такой театральный характер и так все инсценируем (обращено ко мне), что приведем в восторг всех, решительно всех: и ваших американских друзей (обращено к матери), и даже твоих друзей коммунистов (опять обращено ко мне)". Мы с матерью посмотрели на него с изумлением. Но он продолжал развивать свою мысль. Говорил он обычным своим легкомысленным тоном, который так бесит маму, хотя она и не смеет выразить свою досаду, ибо такого тона принято держаться в светском обществе, куда она еще слишком недавно получила доступ. "Американцы, - сказал он, - до сих пор еще гораздо ближе, чем они это думают и чем мы это обычно думаем, к индейским племенам, населявшим Новый Свет до высадки колонистов, которых привез "Мейфлауэр". Американцы были и остаются фетишистами. Одним из нынешних американских фетишей является "производительность". Почему же не принести маленькой жертвы фетишу, именуемому "производительность", если мы тем самым успокоим американских акционеров без всякого ущерба для себя". "И для наших рабочих", - твердо заявил я. "Как раз это я и хотел сказать, - подхватил твой отец. - Я не отделяю наших рабочих от нас самих". В глазах у него вспыхнул насмешливый огонек, не знаю уж над кем он смеялся - надо мной или над мамой, вернее всего, что над нами обоими. Короче говоря, он предложил приступить к "операции по повышению производительности" только в одном цехе, посулив, что эта операция будет сопровождаться широчайшей рекламой. "Мы устроим так, - говорил он, - что не только французская, но и международная пресса будет следить за каждым нашим шагом в этом начинании, словно за важнейшей военной операцией. Переоборудовав цех, мы пригласим на торжество самого министра. Мы на свой счет привезем во Францию делегацию американских акционеров и доставим ее сюда из Парижа в автобусах с остановкой в знаменитых винных подвалах Бургундии". Твой отец уже препоручил это дело начальнику рекламного агентства АПТО, "великому, но непризнанному драматургу", как он выразился. "Американскому фетишизму, - заявил он в заключение, - доставит гораздо больше удовольствия хорошо поставленный спектакль, чем медленная и дорогостоящая смена всего оборудования и машин. АПТО (сказал он, обращаясь к матери) выиграет на том, что не надо будет делать крупных капиталовложений в предприятие, рентабельность которого пока еще является, по-моему, спорной. Рабочие наших французских предприятий (сказал он, обращаясь ко мне) выиграют тоже, ибо условия их жизни не ухудшатся, что в противном случае было бы неизбежным. Выиграют и рабочие того цеха, где будет увеличена производительность, ибо они получат прибавку к заработной плате с отнесением ее (заявил он маме) за счет расходов по рекламированию увеличения производительности труда". Слушая твоего отца, я думал о тебе. Я был уверен, что ты меня разбранишь, если я "сдам", как ты написала. Но в чем, спрашивается, я сдал? При всем моем желании я не нашел ни малейшего подвоха в рассуждениях твоего отца, я не нашел их даже после твоего письма. "Если мы поднимем достаточно громкую шумиху вокруг этой операции, - сказал еще твой отец (обращаясь к маме), - мы сможем добиться, чтобы расходы по нашему начинанию правительство оплатило из государственного бюджета. В бюджете предусматривается несколько десятков миллионов на "поощрение мероприятий по увеличению производительности", и эти миллионы пока еще лежат мертвым капиталом. Часть этих средств принадлежит нам по праву..." Потом он обратился ко мне: "Таким удачным разрешением вопроса мы будем обязаны тебе, Филипп. Если б ты не обратил нашего внимания на то, что французские рабочие встретят в штыки проект преобразования наших французских предприятий, мы бы совершенно зря раздразнили всех, включая и американцев, которые по своему обыкновению заявили бы, что французские предприниматели - ретрограды по натуре и не умеют убедить рабочих в общности интересов труда и капитала..." Слушая его, я думал о Пьеретте Амабль и Фредерике Миньо. Я представлял себе, как я приеду и перескажу им беспощадные насмешки моего отчима по адресу американского фетишизма и план веселой комедии, которую мы сыграем с "империалистами-янки", как их называет коммунистическая пресса. Я так ясно представлял себе сдержанные, холодные похвалы Миньо и снисходительную, почти нежную на сей раз улыбку Пьеретты Амабль. Право, я не видел и сейчас еще не вижу никаких оснований для того, чтобы отвергнуть предложение Валерио... "Я предлагаю тебе, - продолжал он, - возглавить наше начинание. Твои друзья рабочие будут тебе благодарны за то, что ты не допустил массового увольнения. Да и в глазах будущих своих американских компаньонов ты хорошо зарекомендуешь себя". Ну уж это меня ничуть не интересует! Удивительно, как это твой отец до сих пор не может понять, что я не имею ни малейших честолюбивых намерений сделаться "настоящим фабрикантом" или банкиром. Но, возможно, он говорил это, только чтобы успокоить маму. "Мы назовем наше начинание "Рационализаторская операция АПТО - Филипп Летурно"... Воображаю, какими панегириками разразится пресса: "Внук, унаследовавший предприимчивость и боевой дух своего деда, решил произвести коренной переворот на предприятии, прославившем семейство Летурно..." Он беззвучно рассмеялся. Мать надела темные очки, как будто собиралась играть в покер. Не понимаю, зачем ей прибегать к темным стеклам, - лицо у нее и так никогда ничего не выражает. Но она не сделала Валерио ни единого возражения. И я тоже, ибо, сколько я ни искал, я не нашел в его предложениях ловушки, да и сейчас не нахожу. "Только не принимай все слишком всерьез", - сказал мне он. "В фетиши я не верю", - ответил я. "Если ты не опьянеешь от славословий и фимиама сто поводу "Рационализаторской операции Филиппа Летурно", ты сделаешь большой шаг вперед. Твой дед, в конце концов, был просто кустарем. А ты будешь посвящен в тайны тех театральных постановок, к которым сводятся теперь все крупные дела. До свиданья, Филипп". "До свидания, Валерио", - сказал я без всякой неприязни на этот раз. Мне, право, нравится его склад ума. Надо будет объяснить моим друзьям коммунистам, что не все крупные буржуа устроены на один манер и что среди финансистов можно встретить человека гуманного. А теперь мы должны сдержать свое слово, наше слово. Что мы ответим матери, когда она явится сюда за твоей подписью, за пресловутой доверенностью? Боюсь, что из-за твоего бегства все пойдет насмарку. Прошу тебя, поговори с ней по телефону тотчас же, как получишь мое письмо. Но довольно говорить о тех заботах и тревогах, которые ты мне доставляешь своими сумасбродными выходками. Завтра, как только откроется контора, вызову официально Пьеретту Амабль и сообщу ей о нашей победе. До свидания, моя свирепая Натали. Твой Филипп. ПИСЬМО II Натали Эмполи Филиппу Летурно Сент-Тропез, июнь 195... г. Тебя надули, бедняжечка! Не успел ты выйти из-банка, как твоя мамаша уже позвонила по телефону в "замок" (как выражаются в Клюзо) - так ей не терпелось реализовать победу. Дед побежал к твоему флигелю и постучался в окно. "Моя невестка, эта бандитка, вызывает тебя к телефону", - сказал он. Очень любезно с его стороны, что он утруждает себя из-за "бандитки", ограбившей его дочиста. На его месте я бы сразу же повесила трубку. Все Летурно размазни. Я попросила ответить, что меня нет дома, и сейчас же уехала, чтобы не обрушиться на тебя с ругательствами, когда ты вернешься. Ведь всем известно, что ты - моя слабость. Воображаю, как горячо благодарила тебя твоя малютка коммунистка за то, что ты избавил ее от необходимости дать сражение. Дурачок! Так ты и не понял, что теперь уж ее наверняка сожрут. Помнишь стишки, украшавшие буфет в нашей детской столовой: Котеночку никто не даст покушать, Коль он не будет старших слушать. Ну вот и слушайтесь оба старших. А я буду загорать на солнышке. Натали. (Письмо разминулось со следующим, письмом III, посланным Филиппом до получения письма II.) ПИСЬМО III Филипп Летурно Натали Эмполи Клюзо, июнь 195... г. Мама приехала в Клюзо раньше, чем я думал, - через два часа после моего возвращения. "Где Натали?" Я показал ей любезную записку, которую ты оставила на моей постели. Никаких комментариев не последовало. В ответ на просьбу объяснить все это мама только пожала плечами. Она, как и ты, заранее уверена, что я по своей бестолковости ничего понять не способен. Зато она сама принялась допрашивать меня. Что говорила Натали? Что делала? Виделась ли с отцом? Поди спроси у прислуги, в какую сторону Натали поехала. Все это говорилось зловещим тоном - ни дать ни взять сыщик из уголовного романа "черной серии". При каждом новом вопросе рука у меня вздрагивала, я все порывался прикрыть локтем лицо, словно опасался града оплеух. Ответы я давал самые несуразные. Она вошла не поздоровавшись, ушла не попрощавшись. Явилась и исчезла, как статуя командора. Утром, в девять часов, я позвонил по телефону твоему отцу и сказал, что ты уехала. Он, очевидно, это уже знал. Я спросил: "А как будет с нашей "операцией"? Состоится?" "Разумеется, - ответил он. - Почему же не состоится?" "Натали не дала своей подписи". "Какой подписи?" "Доверенности не дала". "Доверенность ее не имеет никакого отношения к нашему (в голосе легкая ирония) начинанию - "Рационализаторской операции Филиппа Летурно". "Значит, я могу сообщить?" "Можешь сообщить друзьям о своей победе". Я сейчас же послал за Пьереттой Амабль. Как только она переступила порог кабинета, я подошел к ней и положил ей руки на плечи. Еще вчера я бы не дерзнул на это. "Мы выиграли!" - воскликнул я. Пьеретта отвела мои руки. "Что вы выиграли?" - спросила она. "На фабрике не будет коренных перемен. Я договорился с отчимом". Она посмотрела на меня почти таким же холодным взглядом, как мама, и спросила: "Какую каверзу вы еще строите?" "Каверзу?" "Да. Вы и ваша семейка". "Моя сводная сестра, Натали Эмполи, мне очень помогла..." Она не дала мне договорить. "Что вы рассказывали матери?" Она беседовала со мной почти таким же сыщицким тоном, как мама. Вопросы так и сыпались один за другим. "По какому праву вы говорили с матерью обо мне? Сколько раз вы меня видели? Что вы вообразили?" Короче говоря, выяснилось, что в прошлое воскресенье мама ездила в Клюзо, пока мы - ты, Бернарда и я - дрыхли после попойки. Должно быть, на моем лице изобразилось глубочайшее изумление, ибо "малютка коммунистка", как ты ее величаешь, прекратила допрос. С минуту она молча смотрела мне в глаза, нисколько не заботясь, какое впечатление это на меня производит, словно перед ней был зверь из зоологического сада. Потом тихонько рассмеялась. "Решительно ничего не понимаю в вашей тактике". "Право, тут какое-то недоразумение", - робко произнес я. "Ну хорошо, расскажите все, с самою начала". И она преспокойно уселась в "клубное кресло", которое я с таким трудом выцарапал у администрации АПТО. Я рассказал ей - довольно путано, потому что она слушала в полном молчании и я из-за этого робел, - рассказал ей о первой моей поездке в Лион вместе с Нобле, о том, как Валерио проявил интерес к нашему докладу и предложениям, о сопротивлении мамы, о твоем заступничестве и об ультиматуме, который ты предъявила. Потом рассказал о вчерашнем приглашении в Лион, особо подчеркнул свою стойкость и в заключение сообщил о компромиссном предложении Валерио. "Что вы об этом думаете?" - спросил я под конец. "Ничего не понимаю", - ответила она. "Чего вы не понимаете?" "Прежде всего не понимаю, что побудило вашу сестру пойти на этот шантаж?" "Нет, постойте, - воскликнул я, - лучше скажите, что вы думаете о тех результатах, которых я в конечном счете добился?" "Я должна поговорить с товарищами. Очень возможно, что профсоюзу придется выступить против... - она улыбнулась, - против "Рационализаторской операции Филиппа Летурно", Лично я буду убеждать товарищей выступить против". Я разволновался. "А я-то так был уверен, что доставлю вам удовольствие!" "Но почему, почему ваше семейство так упорно желает доставлять мне удовольствие?" - воскликнула она. "Но, видите ли, ведь..." "В каком цехе, - прервала она меня, - в каком цехе АПТО решило провести вашу "Рационализаторскую операцию"?" "В Сотенном цехе" (так предложил Валерио, я забыл тебе об этом написать). "Но ведь это самый большой наш цех!" "Я как раз и указал на это отчиму, а он мне ответил, что в Клюзо на фабрике работает свыше тысячи человек и, следовательно, только одной десятой части всего количества рабочих придется "менять свои навыки". А кроме того, они получат прибавку к заработной плате". "А увольнения будут?" "Отчим дал твердое обещание, что рабочих, которые окажутся лишними в Сотенном цехе, распределят по другим цехам. Никаких увольнений не будет". "Мы по опыту знаем, чего стоят хозяйские обещания. Почти наверняка могу сказать, что профсоюз выступит против вашей "рационализации". "А я-то думал, что хорошо сделал..." Должно быть, у меня была глупейшая физиономия, как и подобает простофиле. Пьеретта опять с любопытством поглядела на меня. Потом она стала мне разъяснять, почему при капиталистическом строе за увеличение производительности на предприятиях всегда расплачиваются рабочие. Кажется, речь шла об этом, но я, по правде говоря, не слушал и понял только (единственный мой вывод из ее слов), что в рабочем вопросе политика - дело чрезвычайно сложное и ее правила мне неизвестны. Получилось у меня так же, как при игре в бридж (ты ведь знаешь, какой я плохой игрок), я, видимо, допустил какую-то грубую ошибку, а воображал, что сделал блестящий ход. Пока моя политическая деятельница читала мне лекцию, я размышлял и пришел к следующему выводу: Валерио и мама нарочно повернули дело так, чтобы я по-дурацки выставил свое требование, нарочно "запутали" меня, и все тут меня обманывали, даже ты. А Пьеретта Амабль меня презирает, и совершенно справедливо. У меня никогда не было хорошего "аллюра". Выйдя замуж за твоего отца, мама попала в то общество, где вращается он, то есть в среду энглизированных французов (Валерио относится к англичанам с безоговорочным восхищением, так же как мама относится к американцам, хотя он и не выражает своих восторгов с таким откровенным бесстыдством, как она). Мама тотчас усвоила жаргон этих кругов. Когда мне было тринадцать лет, она каждый вечер твердила; "У вас плохой "аллюр", придется вас "одернуть". Это были выражения жокеев и лошадников, и когда я это узнал, то был уязвлен до глубины души. Я решил не поддаваться дрессировке и нарочно идти плохим "аллюром", как бы наездники меня ни одергивали. "В общем и целом, - сказала мне Пьеретта Амабль, - будь вы настоящим хозяином, вы бы сразу поняли весь смысл этой операции. Но все равно, что бы вы ни утверждали, а в вас заговорил классовый инстинкт, и вы пришли к тем же результатам". (Не знаю, верно ли я передаю ее слова, - мне плохо даются термины политического бриджа, но grosso modo [в общих чертах (итал.)] смысл ее слов был точно такой.) Пьеретта Амабль меня "одернула". У нее тоже повадки наездницы. Но впервые в жизни мне было приятно, что меня "одергивают". Может быть, я не такое уж безнадежно злое животное. Кстати сказать, для Пьеретты манеры наездницы куда естественнее, чем для мамы, - в маме все время чувствуется выскочка. "А помните, что писал Сталин? - вдруг заявил я, пытаясь с честью выйти из положения. - Он писал, что надо уметь заключать компромиссные соглашения". (Я смутно помнил, что где-то читал это.) "Нет, вы вовсе не компромиссное соглашение заключила - немедленно "одернула" меня Пьеретта. - Вы по собственному своему почину повели этот торг, пошли на маклерскую сделку и заключили ее в духе подлейших буржуазных политиков. И вполне естественно, - вдруг заявила она, - что ваша мать вообразила, будто я состою у вас в любовницах". Только тут я понял, зачем мама приезжала в воскресенье в Клюзо: она решила, что у меня связь с Пьереттой, и примчалась с целью выторговать наш разрыв. Я был до того возмущен, разъярен, пристыжен и так бурно выражал свое негодование, что Пьеретта Амабль в конце концов сжалилась надо мной. Она простилась очень миролюбиво и на прощанье, поглядев мне в глаза, улыбнулась "почти нежной" улыбкой. Вывод таков: к черту "Рационализаторскую операцию Филиппа Летурно". Играйте в бридж без меня. Выхожу из игры. Вернусь "к милым сердцу книгам", кои буду читать, растянувшись на раскладушке. А в те немногие часы, которые я провожу в служебном кабинете, восседая в подаренном тобой прекрасном кресле, обитом кожей мертворожденного теленка, милейший Нобле будет оберегать меня от вторжения непрошеных посетителей. Только вот беда - ни одна книга меня больше не интересует. Желаю тебе объявить противнику "большой шлем". Филипп. ПИСЬМО IV Филипп Летурно Натали Эмполи (Ответ на письмо II, посланное Натали Эмполи Филиппу Летурно до получения ею письма III.) Клюзо, июнь 195... г. Меня и в самом деле надули, дорогая Натали, хотя я еще как следует не понимаю, кто и с какой целью. А впрочем, наплевать мне на все. Но из моего письма, посланного третьего дня, ты, конечно, поняла, что моя "малютка коммунистка", как ты ее называешь, не даст себя сожрать. Сейчас был у меня в кабинете инженер Таллагран, на которого возложено практическое проведение "РО" (так на фабричном жаргоне называют "Рационализаторскую операцию АПТО - Филиппа Летурно", и, по-моему, сокращенное название гораздо лучш

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору