люблю
тебя.
     Верочка сделала вид, что удивилась, чуть подумала и  сделала  вид,  что
обрадовалась, и будто бы сразу скрыла эту радость и опустила глаза.
     - Люблю, - неестественным голосом повторил  молодой  человек,  воровато
оглянулся и продолжал, - с первого вечера, с первого часа.
     Он счел нужным подвинуться к ней ближе, но  она  сочла  нужным  сделать
обратное.
     - Прошло три месяца, и я хочу знать... - он долго запинался и, наконец,
скорбно глухим голосом произнес, - любишь ли ты меня?
     Верочка, внимательно наблюдая за носком своего ботинка, которым  она  с
самого начала водила по  песку,  долго  сидела  молча,  и  наконец  ее  губы
прошептали незаменимое "не знаю".
     - Как не знаешь? Ты знаешь! Скажи откровенно "нет", и я сразу же уйду и
избавлю тебя от нелепости этого разговора, - он опять заговорил скорбно. - А
мне кажется, кроме неловкости ты сейчас ничего не испытываешь. Так "нет"?
     Верочка все это предвидела, но теперь все-таки растерялась и не  знала,
что делать. Он сам подал ей мысль. "Уйду", - решила она. Но вслух сказала:
     - Что ты! Я... Я не знаю...
     - Значит, "нет"?
     Она встала и быстро пошла по аллее.
     - Не ходи за мной!
     - Но я должен знать!
     - Я скажу после.
     - Когда?
     - Завтра.
     Назавтра она вышла замуж за другого, которого наш молодой человек знал,
но не думал, что он собирается жениться.
     Следующий вечер был так же хорош. И скамейка, на которой  вчера  сидели
наши молодые люди, не пустовала.
     Часов в 9 вечера в одном из почтовых  отделений  города  в  окошко  для
подачи телеграмм нетвердой рукой был подан  телеграфный  бланк,  на  котором
нетвердым почерком был написан адрес и текст: "Будьте счастливы, а  если  не
можете быть счастливыми, то будьте веселы!"  Телеграфистка  пожала  плечами,
переписала адрес, а из длинного  предложения  с  тремя  знаками  препинания,
которые, как известно, в  телеграммах  не  полагаются,  сделала  короткое  и
простое: "Будьте счастливы и веселы". Исправленный автор телеграммы не  имел
желания и возможности возражать: он был пьян и, кажется, весел.


                  Шепот, робкое дыханье, трели соловья...

     Ранней весной и поздним вечером  в  глубину  самого  чистого  и  самого
уютного во всем мире дворика вошли и остановились  под  жидкой  тенью  голых
тополей молодой человек и девушка.
     Не спешите назвать их влюбленными, потому что они встретили друг  друга
совсем недавно и переживали теперь самое интересное время своего знакомства.
Каждый из них был уверен в том, что он влюблен, и сомневался во  взаимности;
это было нервное, но счастливое время мучений, восторгов, сомнений, догадок,
желания увидеть друг друга во сне и сразу после сна.
     Она была юной, чистой, нежной.
     И молодой человек был свеж и  чист,  как  снег  в  пяти  километрах  от
города.
     На этот вечер молодой человек возлагал большие надежды сегодня он решил
внести ясность в их отношения.
     И она сразу почувствовала, что сегодня состоится этот важный и  немного
страшный разговор, и с волнением ждала его начала.
     Но  теперь  они  молчали  и  сосредоточенно   осматривали   посторонние
предметы.
     Но вот он взглянул на нее, понял, что она ждала, и решил не говорить, а
действовать.
     На улице замерли чьи-то шаги. Стало тихо и торжественно.  Молодые  люди
сделали шаг навстречу друг другу. Они неровно  дышали,  у  них  потемнело  в
глазах. Он зашептал что-то на испанском языке. Она приблизилась,  и  он  уже
чувствовал ее робкое дыхание.  И  в  этот  момент  с  крыши  соседнего  дома
раздался дикий кошачий вопль.
     Они замерли в волнующих  позах,  взглянули  друг  на  друга  и  сделали
несколько шагов друг от друга. Молодой человек почувствовал  себя  так,  как
будто его облили чем-то холодным и липким. Потом в нем, путаясь и  перебивая
друг друга, закопошились чувства растерянности, досады, нетерпения.
     От всего этого он вдруг поглупел, потом к нему  явилась  решимость,  он
решил довести все до конца. Он, запинаясь и смущаясь, подошел к ней  и,  уже
не обращая внимания на вопли котов, которые  неслись  теперь  без  перерыва,
заговорил.
     Коты  выли  жалобно,  нежно,  страстно,  задушевно.   Молодой   человек
заговорил каким-то чужим для самого себя нервным и робким голосом:
     "Леночка, ты видишь... Э-э... Сейчас весна, Леночка, и..."
     Леночка холодно распрощалась и хлопнула калиткой.
     На крыше коты перешли на грустное и скорбное адажио.
     Молодые люди больше не встречались.
     "Шепот, робкое дыханье,
     трели соловья..."


                               Станция Тайшет

     Мы бежали от заката. По  синим  холмам  он  гнался  за  нами,  в  кровь
рассекая свои розовые колени. Он ловил нас в свои малиновые сети. Он  бросил
нам вдогонку своих рыжих собак. От его яростной нежности мы бежали в  темную
летнюю ночь.
     В нашем купе - дым и разговоры о  женщинах.  Ночь  прильнула  к  нашему
окну, и мы ждем чего-то от ее черной неизвестности.
     Говорит Сема, задумчивый солдат:
     - Они любят таких, которые валяются у них в ногах и гоняются за ними  с
ножами.
     - Надо спать, - говорит Витька, медлительный,  самоуверенный  Геркулес.
Он сидит у окна, он скрестил на груди руки,  к  стене  откинул  голову.  Под
гимнастеркой каменеют тоскующие его бицепсы.
     - Пашка пятый час травит, - говорит Сема. На средней  полке  он  стучит
своим костлявым телом.
     - Надо спать, - говорит Витька, но не двигается.
     - Я говорю, Пашка какой способный. Слышь, студент, сколько прошло?
     В купе едут два сержанта и один рядовой.  Они  везут  с  собой  звонкое
слово "дембель". Они возвращаются домой.
     Я еду с ними шестые сутки. Я пил с ними  водку,  я  говорил  с  ними  о
любви. Мы обожжены одним закатом.
     - Прошло четыре часа двадцать минут, - говорю я.
     - Видал! - говорит Сема с восхищением. - Профессор. Павел-то!
     Они служили в одном взводе. Но Сема не знал, что Пашка  может  говорить
четыре часа подряд.
     Пашка Белокопытов стоит в тамбуре с девчонкой по имени Валя. Он стоит с
ней пятый час. Она вошла в вагон, когда исчезло солнце и вспыхнул на  западе
этот красный, нестерпимо красный закат. Тогда Пашка остановил ее в коридоре.
     - Пятый час травит, - говорит Сема завистливо.
     - Бесполезно, - говорит Витька и тянет с каменных плеч гимнастерку.
     Пашка едет к Семе в деревню. Об этом они договорились давно. Семнадцать
месяцев назад, осенью, на марше. Сема сказал тогда: "Как в Сочи. В баню тебя
свожу, наденем белые рубахи. Как в Сочи". Они обдумали все  там,  на  марше.
Витька шел тогда впереди, и он спросил: "У тебя, случаем, нет третьей  белой
рубахи?" "У меня их как раз три", - ответил Сема. "Не ври, ~ сказал  Витька,
- ни черта у  тебя  нету!  Ни  одной!..  И  не  нойте  здесь  под  ухом!"  И
сентябрьская дорога жирно  зачавкала  под  сапогами,  грязные,  как  дорога,
облака тащились над самой головой. И серая  Витькина  спина  качалась  перед
глазами. Впереди неожиданно запевала  закричал  песню.  И  эту  песню  взвод
поволок по грязной сентябрьской дороге. Тогда они поссорились.  Теперь  ночь
липнет к окну, и дикие зеленоглазые полустанки отскакивают  с  нашего  пути.
Витька заедет к Семе. И наденет белую рубаху.  Сема  написал  матери,  чтобы
запасла. Три белые рубахи.
     - Белоснежные, - говорит Сема, - с запонками - по всей форме.
     Неожиданно, как пожар, возникла на  нашем  пути  станция  Тайшет.  Ночь
отпрянула от окна и остановилась под тополями.
     На перроне мы увидели Пашку. Девчонку  он  держал  за  руки,  будто  на
афише. У ног их валялись чемоданы.  Пашка  что-то  говорил.  Она  слушала  и
вытягивала шею испуганно и беспомощно, как птенец, выпавший из гнезда. Потом
Пашка перестал говорить и взял  ее  за  плечи.  Мимо  бежали,  запинаясь  за
чемоданы.
     - Витя, ты посмотри, сейчас Пашка целоваться будет, - сказал Сема.
     - Бесполезно, - сказал Витька и лег на нижнюю полку.
     А Пашка не целовался, Пашка застыл, как  на  афише.  Тогда  мы  открыли
окно, и Сема крикнул:
     - Давай! Целуй - не успеешь!
     Пашка махнул рукой и отвернулся от  вагона.  Девчонки  Вали  из-за  его
спины не стало видно вовсе.
     - Дава-ай! - закричали из других окон.  Там  ехали  солдаты.  -  Помочь
тебе, что ли?
     Пашка нагнулся, и мы увидели  ее  голову  -  подснежник  на  выгоревшей
поляне.
     - Ура-а-а! - заревели солдаты.
     Пашка поднял чемодан, усадил на него девчонку и бросился к вагону.
     Девчонка Валя сидела на чемодане. Она ждала.
     Ждали мы. И ночь, застывшая над тополями, ждала, что будет дальше.
     Пашка вбежал и, растопырив руки, заметался по купе.
     Он искал чемодан.
     - Ты что, Павел? - сказал Сема и положил на чемодан руку.
     - Все! Приехал я, ребята! - сказал Пашка и засмеялся и вырвал чемодан.
     - Чокнулся, - сказал Витька.
     - Приехал! - повторил Пашка, глупо улыбаясь.
     - Где тебя ждать? - спросил Сема. - В Чите догонишь?
     - Ждать, не ждать, - сказал Пашка с той же улыбкой, - простите, ребята,
письмо напишу.
     Поезд тронулся, Пашка взглянул на нас дико и бросился целоваться.
     - Письмо, - бормотал он, - напишу...
     Он расцеловал Витьку, схватил Сему, тяжело и громко чмокнул его в  нос,
в щеку, в подбородок и выскочил в тамбур.
     - Письмо напиши! - злобно крикнул Сема.
     И станция Тайшет, воспоминание о закате, гасла на западе.
     - Вот так, - сказал Витька и сплюнул.
     Ночь сомкнулась за нами. Из ее темноты на нас глянуло вдруг  сто  тысяч
разлук и сто тысяч встреч. И колеса стучали  свою  столетнюю  песню.  Колеса
стучали на великой Сибирской  магистрали,  вынесшей  на  своем  просмоленном
горбу новейшую историю.
     - Правильный его поступок? - сказал Сема, подступая ко  мне  и  свирепо
прищуриваясь.
     Я не отвечаю, и мы ложимся.
     Завтра в десять вечера я приеду. Завтра  в  десять  вечера  раскаленный
добела закат остановится за моей спиной. Я засыпаю и, засыпая, слышу голос:
     - Пашка-то, а?.. Даже не выпил!.. Друг  был...  Сема  выругался.  И  мы
уснули. Мы, сбежавшие от заката.


                          Солнце в аистовом гнезде

     Что думает человек, который не видел ни одного живого слона, никогда не
ездил в поезде, ни разу не был в театре? Что  думает  он,  сидя  на  крыльце
сельского клуба нежным майским вечером? Чувствует  ли  он  себя  несчастным?
Ничуть.
     Он сидит на крыльце вполне счастливый, весь наполненный любопытством  и
удивлением прекрасным этим миром. Он готов поверить чему угодно,  готов  что
угодно понять. Знакомый мир кончается за дальними  вербами,  пыльная  дорога
через поле ведет прямо к чудесам и открытиям.
     Он подставляет теплым лучам свою белобрысую голову и ждет, не закатится
ли солнце в аистово гнездо.
     Он сидел здесь вчера. И вчера он ждал этого чуда. Но солнце прокатилось
над полем и село где-то в дальнем лесу. Может  быть,  сегодня  оно  сядет  в
гнездо? Вчера он спросил:
     - В гнезде солнцу будет тесно? Ему ответил и:
     - Дурак! Иди вымой руки. Ему ответил и:
     - Солнце далеко. Оно никогда не сядет в аистово гнездо.
     Ему ответили:
     - Солнце само по себе, земля сама по  себе.  Если  бы  солнце  село  на
землю, то все сгорело бы. Понял?
     Он понял, но ему очень  хотелось  верить,  что  солнце  может  сесть  в
аистово гнездо. И он надеялся, что когда-нибудь это случится.
     Так сидит он на крыльце в ожидании необыкновенного, не похожего на  все
то, что он видел.
     Когда солнце подожгло аистово жилище, к клубу подкатила машина.  Витька
поскакал к ней. Набежали такие же, как он, засверкали желтыми пятками.
     Тихим этим вечером чуда ждали все  кормапайковские  ребятишки:  в  село
приезжал театр.
     Машина попятилась к крыльцу, открыли борт. Из кузова появились фанерный
дом,  потом  складной  стог  сена,  забор,  печка,   прожекторы,   целлофан,
живописный сучок, лестница и многое другое. В конце  на  крыльцо  шлепнулась
свернутая в рулон лунная ночь. Все это унесли на сцену и закрыли занавес...
     Через полчаса на пыльную  дорогу  выскочил  красный  автобус.  Приехали
артисты. Они покурили, взглянули на рыжий закат и исчезли на сцене.
     С полей приходили зрители. Пришли девчонки из Новоельников,  на  машине
приехали из Драготыни. Из совхоза механизатор Сашка прикатил на мотоцикле.
     Небо темнело, невидимые, реяли в  воздухе  жуки.  За  клубом  на  траве
механизаторы перестали различать масти карт.
     Это был час тоски и обиды всей босоногой публики. Витька узнал,  что  в
клуб его не пустят, отправят спать. Но скажите,  разве  можно  спать,  когда
через  дорогу  совершается  чудо?  В  дырку  в  занавесе  Витька  подсмотрел
нарисованную на стене луну. Он слышал на сцене таинственный, как крик ночной
птицы, стук. Мог ли он теперь не увидеть всего остального?
     Открыли двери. Вошли и сели в первом ряду десятиклассницы.
     В их руках цвели черемуховые ветви.
     Артисты тем временем метались в комнатушке за  сценой:  гримируются,  с
испуганными лицами бубнят роли.
     Когда все было готово, вдруг погас свет. В зале было тихо,  но  артисты
нервничали. Появился моторист и объявил, что амперметр показывает  не  в  ту
сторону. Началось исследование проводки.
     - Если что, - разглаживая приклеенные усы, сказал Лобановский, режиссер
и исполнитель главной роли, - покажем при керосинке.
     - А лунная ночь? Она  же  пропадает,  -  испугался  зав.  постановочной
частью.
     - А грим? А нюансы? - зароптали исполнительницы женских ролей.
     Тогда несколько слов сказал Иван Григорьевич Велюга. Учитель  и  артист
народного театра.
     - В вашем возрасте, - сказал  он  и  пыхнул  трубкой,  на  мгновение  в
темноте серебряными искрами сверкнули его седые волосы, - в вашем возрасте я
играл преимущественно при керосиновых лампах.
     А в зале было тихо. В зале терпеливо ждали начала. Зрители просидели  в
темноте  полтора  часа.  Никто  не  ушел  спать.  Любопытно  было   в   этом
переполненном бревенчатом театре  вспоминать  разговоры  о  том,  что  театр
отживает свой век.
     В половине одиннадцатого Витька сбежал со своей постели и через  минуту
занял место у окна, среди таких же, как он, готовых зареветь от  любопытства
зрителей. Витька прильнул к стене клуба. В зале было темно, а  на  сцене  он
увидел необыкновенный стог, необыкновенного человека, необыкновенное  ружье.
Человек  вел  себя  необыкновенно.  Все  это  было  освещено  необыкновенным
ядовито-синим светом. И Витькино сердце запрыгало от предчувствия чуда.
     Солнце село в аистово гнездо.
     Шло второе действие. Витька и его друзья попали  в  зал.  Завороженные,
они сидели на полу у самой сцены. Зал смеялся, зал сердился. Что же будет  с
этим пройдохой Левоном? Что сделает Лушка? Левой ловчит, запирается, строчит
доносы. Лушка не знает, что делать.
     - Бросай ты его! - вдруг советуют  ей  из  средних  рядов.  -  Ну  его,
сопатого, мучиться с ним!
     Припертый со всех сторон, Левой исправляется.
     В середине последнего действия опять погас свет. Тут же кто-то  осветил
сцену электрическим фонариком.
     Потом появился второй фонарик. Потом третий. Поучительную эту историю о
несознательном  колхознике  Левоне   закончили   при   свете   электрических
фонариков.
     Ночь заковала в безмолвие хаты и ивы над  хатами.  В  небе  над  черной
землей застыл строгий месяц и замерли  чистые  звезды  -  самые  совершенные
декорации в самом большом, самом прекрасном, самом правдивом театре. В клубе
открылись двери, переборы гармоники  проткнули  тишину.  Запели,  загалдели,
ударили в бубен.
     - Звезды приклеены к небу? - спросил Витька, пожиратель  чудес.  Он  не
спал.


                                Комментарии

     Стечение обстоятельств.  -  Первый  рассказ  Вампилова.  Опубликован  4
апреля 1958 г. в газете "Иркутский университет" под псевд. А.Санин.  Рассказ
дал название первому сборнику писателя, вышедшему  в  1961  г.  в  Иркутском
книжном изд-ве.

     Железнодорожная интермедия. - Впервые опубликован 13  июня  1958  г.  в
газете "Советская молодежь" за подписью: "А.Санин, студент".

     На скамейке. - Впервые опубликован 15 и 17 июня  1958  г.  в  иркутской
газете "Ленинские заветы" под названием "Девушка на скамейке" под псевд.  А.
Санин.

     Стоматологический роман. - Впервые опубликован 27 июня 1958 г. в газете
"Иркутский университет" под псевд. А.Санин.

     Сумочка к ребру. - Впервые опубликован 22  февраля  1959  г.  в  газете
"Советская молодежь" (в сокращении) под псевд. А. Санин.  Полный  текст  был
опубликован в сборнике "Стечение обстоятельств".

     Финский нож и персидская сирень. - Впервые опубликован 1 ноября 1958 г.
в газете "Иркутский  университет"  под  названием  "Персидская  сирень"  под
псевд. А. Санин.

     Девичья память. - Впервые  опубликован  2  декабря  1958  г.  в  газете
"Советская молодежь" под псевд. А. Санин.

     Шорохи. - Впервые опубликован 27 декабря 1958 г.  в  газете  "Иркутский
университет" под псевд. А. Санин.

     На другой день. - Вариант рассказа "Лужи в декабре", опубликованного 27
декабря 1958 г. в газете "Иркутский университет" под псевд. А. Санин. В этом
варианте рассказ вошел в сборник "Стечение обстоятельств".

     Коммунальная услуга.- Впервые опубликован 28 декабря 1958 г.  в  газете
"Советская молодежь" под псевд. А. Санин.

     Настоящий студент. - Впервые опубликован 12 апреля 1959 г. в  иркутской
газете "Ленинские заветы" под псевд. А. Санин.

     Глупости. - Впервые опубликован 30 августа 1959 г. в газете  "Ленинские
заветы" под псевд. А. Санин. Один  из  вариантов  этого  рассказа  назывался
"Однажды вечером".

     Ревность. - Впервые опубликован 12 марта 1960 г.  в  газете  "Советская
молодежь" под псевд. А. Санин.

     Конец романа. -  Впервые  опубликован  25  октября  1960  г.  в  газете
"Советская  молодежь".  Полагают,  что   поводом   к   написанию   послужила
командировка Вампилова в новый город Железногорск.

     Успех. - Впервые опубликован 23 ноября  1960  г.  в  газете  "Советская
молодежь". Позднее Вампилов переработал рассказ в одноименную пьесу, которая
впервые была опубликована 4 января 1986 г. в газете "Советская культура".  В
наст. изд.  вошли  оба  варианта  (см.  раздел  "Одноактные  пьесы,  сценки,
монологи").

     На   пьедестале.   -   Впервые   опубликован   в   сборнике   "Стечение
обстоятельств".

     Сугробы. - Впервые опубликован 1 января 1961  г.  в  газете  "Советская
молодежь" под названием "В сугробах" под псевд. А. Санин.

     Эндшпиль. - Впервые опубликован 13 мая  1961  г.  в  газете  "Советская
молодежь" под псевд. А. Санин.

     Тополя. - Впервые опубликован 11  июня  1961  г.  в  газете  "Советская
молодежь" под псевд. А. Санин.

     Студент. - Впервые опубликован 23 сентября 1961 г. в газете  "Советская
молодежь" под псевд. А. Санин.

     Моя любовь. - Написан в начале 1960-х г.  Впервые  опубликован  в  кн.:
Вампилов А. Дом окнами в поле. Иркутск: Восточно-Сибирское  книжное  изд-во,
1981.

     Листок из альбома. - Написан в начале 1960-х г. Впервые опубликован  14
мая 1976 г. В еженедельнике "Литературная Россия".

     Последняя просьба. - Написан в начале 1960-х годов. Впервые опубликован
14 мая 1976 г. в еженедельнике "Литературная Россия".

     Чужой мужчина. - Написан в середине 1960-х г. Публикуется впервые.

     В сугробах. - Написан в середине 1960-х годов. Публикуется впервые.

     Страсть. - Написан в середине 1960-х г. Публикуется впервые.

     Шепот, робкое дыханье.... - Написан в середине  1960-х  г.  Публикуется
впервые.

     Станция Тайшет.  -  Впервые  опубликован  25  июля  1962  г.  в  газете
"Советская молодежь" под псевд. А. Санин.

     Солнце в аистовом гнезде. - Впервые опубликован 8 сентября  1