Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Василевич Алена. Рассказы -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  -
здоровые, самодовольные, нахальные, они ехали по станьковской улице. Вот один остановил мотоцикл у дома Казеев. - Яйка! Млеко! Шпек! - первые слова, услышанные Адой от завоевателей ее родной деревни, ее земли... Той земли, по которой она бегала маленькой, которая ласкала ее босые ноги, которая цвела розами, шумела березовыми рощами... Ада с Маратом выполняли поручения комиссара Домарева. Он пришел к ним в дом раненый. И теперь, переодетый, с документами на имя их отца, которого будто бы "освободили доблестные немецкие войска" из "советской тюрьмы", он лежал у них за перегородкой и что-то все писал и писал... Ада и Марат разносили его записки-обращения окруженцам, которые до поры до времени жили в соседних деревнях. По заданию комиссара Домарева они сходили в разрушенную будку в военном городке и принесли линолеум. Комиссар Домарев и лейтенант Комаров вырезали из него печати... О, те печати сослужили большую службу! Сколько справок и паспортов было заверено теми печатями! Когда похолодало, когда ночи в лесу стали по-осеннему неприветливыми, в "штаб", как называл Домарев их дом, по ночам стали приходить "лесные люди"... И хотя делалось это очень осторожно, все же нашлись глаза, что подглядели, нашлись уши, что подслушали, и нелюди, что донесли... Однажды Анна Алексеевна и Домарев, как обычно, пошли в лес. Никто не знал, что над ними уже нависла страшная угроза ареста. - Наносите, дети, воды и разожгите плиту. Надо все перемыть, и в дорогу двинемся... Ада с Маратом старались: носили и грели воду. Вдруг Марат глянул в окно: - Ада, немцы идут к нам! Ада успела только схватить и засунуть в носки тапочек печати, которые забыл спрятать Домарев. Немцы перевернули в доме все вверх дном, избили Аду. Но печатей не нашли... Тогда они сделали засаду. Мать и Домарев постучали в окно, ни о чем не догадываясь... Их схватили, связали руки... - Мама! Мамочка! Мать услышала этот крик. - Дети, я вернусь!.. ...Ада не помнит, сколько времени просидела она неподвижно, сложа руки и глядя в одну точку. Опомнилась лишь тогда, когда ей сказали идти в сельсовет. У сельсовета, где теперь помещался полицейский участок, Ада увидела черную закрытую машину. - Мамочка! Мы тут! Я и Марат! Из машины долетел только кашель матери. - Мамочка!.. - Не волнуйтесь, дети, я вернусь!.. Это были последние слова матери. Тяжелая, будто камень, рука оторвала Аду от дверей машины, швырнула в сторону. Взревел мотор. Машина исчезла. Допрашивал Аду немецкий офицер без переводчика. Он сам хорошо знал русский язык. - Если ты хочешь, чтобы твоя мать вернулась домой, ты должна сказать, кто такой Домарев, с которым она так часто ходила в лес. - Я не знаю Домарева. У нас живет наш отец. Его недавно освободили немецкие войска из советской тюрьмы. - О! Ты не знаешь, что он комиссар?.. - Я не знаю комиссара. - А вот это ты знаешь?! - Тонкая выхоленная рука в перстнях открыла изящный лакированный футляр. Так же не спеша достала красивую, словно игрушка, плеть. - Так я познакомлю! - И страшная, нечеловеческая боль обожгла девушку. Раз, второй, третий!.. - Вывести! Пускай вспомнит! ...Накануне Октябрьского праздника Анну Алексеевну Казей и комиссара Домарева гитлеровцы повесили в Минске, на площади Свободы. Несколько дней висели их тела с прибитыми на груди досками "Я помогал партизанам"... Анну Алексеевну кто-то узнал. Она была в том же голубом халатике, в котором вышла в последний день из дома. И еще узнали по косам. У нее были красивые длинные косы. Как у молодой девушки... Мысли о мести не давали Аде уснуть. Она решила: надо идти к партизанам! Там уже Марат. Там и ее место! Бабке Ада сказала, что отправляется в Минск, повезет замужней сестре Леле и тете продукты... И бабка старалась: упаковывала сумки с крупами, мукой, луком... Откуда-то подвернулся дядька - ехал с возом сена в Дзержинск. Предложил подвезти Аду с ее сумками. Ада не отказалась. Положила все на воз. - Вы, дяденька, едьте, а я тропинкой пойду. На шоссе встречу вас, там и подъеду. А то коню и так тяжело. Дядька поехал трусцой по большаку. У Ады же была своя дорога. Как только дядька немного отъехал, повернула на Ляховичи, - прощайте, сумки с луком и крупами. А вечером она была уже в Ляховичах, у дальних родственников дяди Алексея и тети Нади - партизанских связных. - Ну, дядя, от вас я уже никуда не пойду. Только в партизаны. - Так они и сами сегодня у меня будут... Вечером в окно постучали. - Оставим, Алексей, у тебя соль, а когда будем ехать назад, заберем. Ада подошла к незнакомому усатому мужчине, по-видимому, старшему в группе. - Возьмите, дяденька, меня в отряд... - В какой отряд? Кто тебе сказал, что я из отряда? - Мой брат где-то в партизанском отряде. Марат Казей... - Марат?! Марата мы знаем... - заметно смягчился усатый. И вот, наконец, лес! Костер. Над костром - котел. А дальше "улица" - с обеих сторон землянки. И надо всем этим по-зимнему белая шапка старых сосен... Первым Ада в лагере встретила Марата. Маленький, в форменной армейской шинели, с котелком в руках, он бежал на кухню... - Марат! - Ада! Взвод спал. Но только появилась Ада, сон как рукой сняло. - Ура! Нашего полку прибыло! Хлопцы, девчата! Ада пришла. И принялись тут же Аду "обмундировывать". Кто дал свои запасные портянки, кто принес ботинки. Вечером Аду вызвали в штаб. - Устроилась? Нравится у нас на даче? - пошутил начальник штаба и перешел к самому главному: - А теперь скажи, почему ты пришла к нам? У Ады не нашлось слов. Она только и смогла сказать: - Я пришла... чтобы быть со своими людьми... - Хорошо, - сказал начальник штаба, - будешь со своими людьми, будешь воевать. И Ада воевала. Мыла и ремонтировала партизанскую одежду. Дежурила на кухне. А потом наравне с парнями и мужчинами стояла по двенадцать часов одна, в лесу, в секрете. Ходила в разведку и на "железку", сидела в засаде, с оружием в руках встречалась с врагом... Было и трудно, и страшно. Но в этом она даже сама себе никогда не признавалась. Ей тогда, в восемнадцать ее девичьих лет, казалось, что самое главное еще где-то впереди, что героические дела и подвиги, которых жаждало ее сердце, еще будут, будут... ...Под Новый, 1943, год немцы блокировали Станьковский лес, окружили его со всех сторон. О том, чтобы принять бой, нечего было и думать. И командование отдало приказ покинуть лес в организованном порядке. Трудно выходили из блокады. Голодные, плохо одетые и обутые люди вынуждены были залечь и пролежать, закопавшись в снег, с утра до ночи. А тут еще как раз ударил мороз с ветром. Люди замерзали. Пролежала весь день в снегу и Ада. Попыталась погреть онемевшие ноги - постучала узкими хромовыми сапогами, но на нее прикрикнули: никакого шума! И она больше не шевельнулась до наступления ночи. Ночью партизаны попытались прорваться к соединению, действовавшему в Копыльском районе, но были обстреляны немцами. Ада упала в яму, наполненную водой. А когда выбралась из ямы, вокруг не было ни одного человека... Всю ночь блуждала Ада по лесу. Утром вышла на дорогу, которая привела ее к маленькой деревушке. В крайней хатке хозяйка накормила Аду картошкой - больше ничего не было. В соседней хате Аде дали лапти и теплые шерстяные чулки... Но сама она переобуться уже не смогла. Пришлось хозяину разрезать ножом голенища сапог, а потом чуть ли не силой отдирать их от обмороженной кожи... - Э, голубушка, да ты же загубила свои ноги! - И сейчас же приказал невестке принести с улицы снега. Но ни растереть хорошенько ноги снегом, ни задержаться в этом теплом доме Ада не могла: каждую минуту могли зайти немцы или полицаи... Снова набрела на хутор, снова добрые люди накормили и обогрели ее, снова перевязала она свои искалеченные ноги... Через неделю кое-как добралась назад в Станьковский лес, к своему разрушенному лагерю. Здесь ее радостно встретили друзья-партизаны. ...После этого Ада две недели еще держалась и даже на задание ходила на своих обмороженных ногах... Других еще лечила, другим перевязывала и смачивала риванолом и гусиным жиром обмороженные руки и ноги... Наконец не выдержала, свалилась. И когда показали ее бригадному хирургу, было поздно... - Ампутация! - больше Ада уже ничего не слышала. Теряя сознание, лишь успела подумать, как о чем-то чужом и далеком: "А говорили, у меня красивые ноги... Номер 34..." Когда вновь вынырнула из этого бездонного забытья, спросила совсем о другом: - А теперь куда меня?.. - Ты боец, партизанка и останешься в своем отряде... И если б не эти дорогие слова, если б не преданная партизанская дружба, кажется, никогда бы не выжила... Отправить Аду самолетом в Москву командование смогло через полгода, когда добрались до воспетых Купалой Сосен на Любанщине. Неподалеку от Сосен находился партизанский аэродром. Командование отправляло в Москву учиться в Суворовском училище и Марата. Но Марат и слушать об этом не хотел. - Из своего отряда я никуда не уйду до конца войны! На Большой земле пошли один за другим госпитали, пошли одна за другой операции... И вновь, только потому, что вокруг были друзья, жажда жить, жажда вновь вернуться в строй преодолели и физическую боль, и душевную. В госпитале Ада окончила девятый класс, окончила курсы счетоводов, помогала санитаркам и сестрам в палатах и на кухне, писала за тех, кто не мог сам писать, письма домой, приносила из библиотеки и читала в палатах книги. Новички, только поступавшие в госпиталь, ласково называли ее сестрицей... В 1945 году Ада вернулась в родное Станьково. Не было мамы. Не было уже и Марата. Не дождался он победы, погиб в неравном бою с врагом... К тете, где жила теперь Ада, ежедневно приходили соседи, жалели Аду... И это было тяжелее всего. Ада понимала, что это может погубить ее... И, чтобы заглушить отчаяние, стала искать себе какое-нибудь занятие, начала шить, встречаться с молодежью, даже ходить на танцы! Потом работала телефонисткой на почте, комсоргом колхоза, корректором районной газеты. Но все это было ей не по душе: она чувствовала, что ее сердце жаждет чего-то иного... И Ада поехала в Минское облоно. Ей сказали: - Мы можем дать вам направление в школу. Учиться вы будете заочно. - Но я же не знаю, как учить... - Зато вы знаете, чему учить... А впрочем, поступайте в пединститут на стационар. И Ада поступила и окончила Минский педагогический институт имени Горького. Ариадна Ивановна Казей живет теперь в Минске и работает в 28-й средней школе. Преподает родной язык и литературу. Ей присвоено почетное звание Героя Социалистического Труда. Выросли дети, и у нее бегают уже внуки... Алена Василевич. Тюлик --------------------------------------------------------------------- Книга: Елена Семеновна Василевич. "Я - внук капитана". Рассказы Перевод с белорусского Б.Бурьяна И В.Машкова Издательство "Мастацкая лiтаратура", Минск, 1978 OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 30 декабря 2002 года --------------------------------------------------------------------- Для детей младшего школьного возраста. Шавка не сразу узнала Вову и Наташу. Как и ее собственные сыновья, дети за год тоже выросли и изменились: стали высокими и худыми. Шавка не набросилась на людей с лаем, как это обычно делают плохо воспитанные собаки, не закричала на них, даже ушей не навострила. Шавка приветливо замахала хвостом и стала принюхиваться, пытаясь вспомнить, когда и где она слышала эти сейчас почти незнакомые ей запахи, шедшие от новых детских сандалий. Потом, ласково улыбнувшись Вове и Наташе умными желтоватыми глазами, она пошла впереди. Ее приветливое виляние хвостом и выражение глаз словно говорили: "Пока еще я не вспомнила, кто вы. Но это ничего. Я вижу, что вы неплохие дети. Особенно ты, маленький сорванец с веселыми черными глазками... Ты, видно, такой же озорник, как и мои сыновья..." И, чтобы показать свое расположение к маленькому гостю, Шавка легонько лизнула горячим шершавым языком Вовину руку. - Ай! - в восторге пискнул Вова и обхватил Шавку за голову. - Ай! - вслед за ним пискнула и Наташа, но уже от страха, что Шавка укусит ее брата. Шавка с укором глянула на Наташу и легонько коснулась хвостом ее платья, словно упрекнула: "А ты вот хоть и большая, а все равно - девочка. Испугалась, а чего?" Стараясь по-прежнему быть приветливой и гостеприимной, Шавка бежала на шаг впереди, махая хвостом и то и дело оглядываясь на гостей. На крыльце, под старым креслом, спал, свернувшись в клубок на подстилке, щенок, Шавкин сын - седой, с черными подпалинами на боках. Он то ли не проснулся, то ли не обратил внимания на приезд новых гостей, но как лежал, так и остался лежать. Понимая, как это нехорошо и невежливо, и, должно быть, чувствуя себя от этого ужасно неловко, Шавка подошла к нему, легонько потянула зубами за ухо и сказала коротко и сердито: - Гыр! Щенок вскочил и, испуганно оглядываясь вокруг, забился в угол за кресло. - Тюлик! - в один голос закричали дети. - Какой он стал большой и худой! - Тюлик, а кто же еще, - погладил перепуганного щенка сторож дядя Иван. - Бедняга, вырасти-то вырос, а ума не нажил. - В голосе сторожа прозвучало искреннее сочувствие. Словно поняв дядю Ивана, Шавка горестно опустила голову и нежно лизнула Тюлика в нос. - Не поверите, такой трусливый пес уродился, что прямо глядеть на него жалко. Представьте, петуха боится. Петух его совершенно забивает. У нас там во дворе такой генерал со шпорами расхаживает... Жеребенка боится - он его однажды так лягнул, что бедняга отлетел, словно мячик. Родные братья и те загрызают его. Вот этот мой волкодав... - Дядя Иван показал на брата Тюлика. Тот сидел поодаль, подтянутый, злой, с острыми белыми зубами в розовом рту. - Его у нас Разбоем прозвали. Злой, как черт, так и глядит, кого бы хватануть. Только меня и боится. Мы с ним вдвоем дачу сторожим. Сторож хо-о-ро-о-ший! Чужого человека и близко не подпустит. Не удержишь - в клочья разорвет. - А нас он тоже разорвет в клочья? - подвинулся поближе к маме Вова. Он только было намерился погладить Разбоя, но тот так выразительно оскалил свои острые зубы, что Вовина рука в мгновение очутилась за спиной. - Ну! - сердито повернулся к Разбою дядя Иван. Разбой поджал хвост, опустил голову и, нехотя отойдя, сел под елкой. Дядя Иван перекинул через плечо охотничье ружье. - Сегодня вы тут устраивайтесь, - сказал он гостям, - а завтра я вам покажу, где у нас боровики растут. Нынче их хоть косой коси... Потом он свистнул Разбоя и пошел с ним своей дорогой. Пока взрослые носили в комнату вещи и устраивались, дети тем временем продолжали знакомиться с Шавкой и ее сыновьями. Прибежал коренастый и широкоплечий, как мать, рыжий Жулик. Не церемонясь, он сразу же обнюхал Вовину и Наташину одежду и лизнул печенье, которое Вова держал в руке. Потом Жулик с удовольствием проглотил это печенье и остановился перед детьми с видом бессовестного попрошайки: "А что вы мне еще дадите?" У Жулика не было никакой гордости. Это был обжора и лентяй. Целыми днями он торчал на пороге столовой, где питались все, кто жил в этом лесном доме отдыха. Ухитряясь первым получать все самые вкусные куски, Жулик с каждым днем толстел и становился совершенно безнадежным лентяем. Но, как и всякий проныра, толстый Жулик был хитрецом. Он умел прикинуться очень умным и добрым, в то время как его братья, Тюлик и Разбой, совершали самые очевидные глупости. Один невесть чего пугался и убегал от людей, а другой, злясь, что дачники возятся с его братом, рычал на них... Любила Жулика и баловала больше, чем других сыновей, и мать, Шавка. Этот лентяй и с ней умел быть ласковым и нежным. А какая мать устоит против этого? Разбой имел смелый и независимый нрав. За него Шавка не беспокоилась. Свежую кость он добывал себе в битве. А вот Тюлик - о нем всегда болело Шавкино сердце. Он и рос такой худой и неудачный потому, что не умел за себя постоять. Уже на что Жулик лентяй и лежебока, а и он норовил вырвать из зубов Тюлика хоть черствый кусок хлеба. Лишь бы отобрать. А что касается Разбоя, то он, как всякий, у кого есть сила и крепкие зубы, смотрел на Тюлика, как на ничтожество, и при всяком удобном случае готов был вырвать хоть шерсти клок... Мать все это видела и понимала. Оставшись вдвоем с Тюликом, она лизала его безобидную и всегда печальную морду и горевала: "Почему ты не такой, как твои братья?.. Всех боишься, ничего сам не можешь добиться. Тяжело тебе будет жить на свете, глупенький ты мой..." Неуклюжего и трусливого Тюлика недолюбливали и взрослые дачники. - На и тебе, недотепа, - бросали они кусок черствого хлеба Тюлику. А он обычно сидел где-нибудь поодаль, под кустом орешника, и лишь с грустью наблюдал, что происходило на крыльце, как лежал и облизывался после вкусной еды его брат, ласковый хитрец Жулик. Когда в дом отдыха приехали дети, жизнь Тюлика переменилась. Дети сами не ели, а все самое вкусное оставляли ему. При детях не осмеливались обижать Тюлика и его братья. Теперь и сам он почувствовал себя смелее. Наверное, в благодарность за это каждый раз, когда дети ходили в грибы, Шавка коротким лаем звала Тюлика и всегда бежала следом за ними. Иногда увязывался и тянулся в хвосте за ними и Жулик, но жара и лень скоро возвращали его назад к столовой, в тенек. Случалось, что даже Разбой оставлял своего хозяина, дядю Ивана, и тоже бежал следом за матерью и братом. Шавку радовали свои дети, и, что-то коротко приказав им на собачьем языке, она пускалась бегом по лесу поразмять свои старые ноги, разнюхать незнакомые следы, попугать глупых птенцов. Однако далеко от дачи она и сама не отлучалась, и сыновьям своим не разрешала. Словно знала, что детей одних заводить в лес опасно - могут заблудиться или чего-нибудь испугаться... Однажды после завтрака, напрасно потратив время на поиски Тюлика - этого недотепу никогда нельзя было накормить вовремя, никогда он не торопился к еде, - дети взяли свои лукошки и пошли в грибы. - Шавка! Тюлик! - позвали Вова и Наташа. Шавка догнала их на тропинке, забежала вперед и остановилась, словно показывая, что дальше она идти не может. - Шавка, а где же Тюлик? - спросили дети. Шавка озабоченно оглянулась вокруг, как бы показывая, что она и сама не знает, где Тюлик, что она искала его все утро и не нашла. - Пошли, Шава! - легонько толкнул ее лукошком Вова. - За нами, Шавка, - приказала ей и Наташа. Шавка сделала вслед за детьми несколько шагов и остановилась, обеспокоенная чем-то, то и дело тревожно оглядываясь кругом. - Ну, кому я говорю! - прикрикнула на нее Наташа. Шавка вновь пробежала несколько шагов и снова остановилась, стала к чему-то прислушиваться, навострив уши. - Ну!..

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору