Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Василенко С.. Дурочка -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -
дарно взглянул на нее. Дети продолжали свой бег. Дышали хрипло, изнемогая. 9 Утром, убираясь в кумачовой комнате, тетка Харыта достала из узелка икону. Вытерла пыль: Божья Мать с ребеночком. Повесила в красный угол, пе- рекрестилась. Услышала рядом: - Убери икону! - Тракторина Петровна стояла в дверях. - Нельзя, - кратко сказала тетка Харыта. - Тогда я сама, - двинулась Тракторина Петровна к иконе. - Нельзя, - заслонила ей путь тетка Харыта. - Да почему нельзя? - Нельзя, и все. Пасха сегодня, Петровна. Христос воскрес! - Сказки! Не было никакого Христа. А если был... Раз его власти каз- нили, значит, знали, за что, поняла? Властям виднее. Сними икону! В со- ветском учреждении ей не место! - А где? - На свалке истории! - Где ж она, та свалка? - Убирайся! - не стерпев, заорала Тракторина Петровна. Потом добави- ла, себя сдержав: - Убирайся, раз уборщица. Не лезь не в свои дела. Иди вон, детей накорми! 10 Марат с Ганной шли по двору. - Хочешь, я тебе что-то покажу? - спросил Марат Ганну. Ганна кивнула. - Марат, вы куда? Пойдем в столовую! - крикнули брату сестренки, про- бегая. - Мы сейчас... - Марат вел Ганну к сторожке. Заглянули в щель. В сторожке сидел сторож и ел. Отрезал огромный ло- моть хлеба, намазал его маслом, отрезал сало, сало положил на масло... Откусывал, мерно жевал. Ганна оглянулась на Марата. - Я знаю про него одну тайну... - прошептал Марат. - Ты никому не скажешь? Ганна покачала головой: нет. - Поклянись! Ганна беспомощно улыбнулась. - Ладно, я так скажу, - решился Марат и отчетливо по слогам прошептал ей на ухо: - Говорят, что, когда был голод, Он Ел Детей! С ужасом посмотрела на Марата Ганна. Перевела взгляд на сторожа: че- люсти сторожа работали как жернова. Ганна вдруг схватилась за горло, прикрыла ладошкой рот, скорчилась: ее тошнило. Сухие спазмы сотрясали ее тело. - Что с тобой? - зашептал Марат. - Тебе плохо? - И, не зная, что де- лать, бил ее по спине, словно она подавилась. Сторож вышел на порог - огромный, небритый. Глянул на них. Они засты- ли. Долго глядел на них, нелепо застывших. Поглядел им в глаза. Потом расстегнул ширинку, начал мочиться. Ганна посмотрела вниз, подняла гла- за. Сторож слегка усмехнулся. Попятилась Ганна. Схватив Ганну за руку, побежал Марат. За углом спрашивал: - Ты испугалась? Тебя рвало? Ты представила, что он тебя ест? Ганна на все его слова мелко кивала. - Ты не бойся! Тракторина Петровна говорила, что он не всех детей ел. Он выбирал. Он ел только кулацких детей. Чтобы польза была для общества. А мы же с тобой - не кулацкие. Ты не бойся... 11 В столовой по столам расхаживал Чарли. Прогуливался по столам по- ходкой Чарли Чаплина, на которого был похож. Вместо тросточки - повареш- ка, лихо ею он покручивал да поигрывал. - Чарли, иди к нам! Нет, к нам! К нам! К нам! - кричали дети со всех сторон. Чарли, стянув с головы Булкина шапку, перепрыгнул на другой стол. - Булкин! Шляпа! - крикнули толстому Булкину. Булкин схватился за голову. Побежал за Чарли. Падая, кувыркаясь, Чар- ли зашел в тыл к Булкину, ударил того в зад и, спрыгнув на пол, теперь улепетывал. - Держи вора! - кричала Конопушка. - Лови его! Три сестры выстраивали стулья на пути Чарли. Чарли, подбежав, легко перемахнул через них ласточкой и - оказался в объятиях Тракторины Пет- ровны: пойманной птахой трепыхался в ее могучих руках. Поставив Чарли рядом с собой, призывным, влажным, грудным голосом - каким корова-мать зовет своих детей - Тракторина Петровна сказала: - Пионеры! К борьбе за дело Коммунистической партии большевиков будьте готовы! - Всегда готовы! - грохнуло в столовой. - Песню запевай! Поют только пионеры! Поет только левый стол! Начали! Взвейтесь кострами, синие ночи, Мы пионеры, дети рабочих, - пел левый стол. Правый стол молчал. Чарли из-за спины Тракторины Петровны корчил ро- жи. Поварешкой дирижировал. Уткнувшись в ладони, правый стол трясся от смеха. Потом засмеялся и левый - поющий. Беззвучно смеялись уже все. Только одна Ганна среди тишины пела сильным чистым голосом, глядя куда-то вверх, выше потолка: Близится эра светлых годов... Быть человеком всегда будь готов! С поварешкой в руках Чарли застыл: - Люди, гля! Немая запела! Марат дергал Ганну за рукав: - Не пой, Ганна! Ты не так поешь! Неправильно! Та не замечала. Допела до конца. Тракторина Петровна оглянулась на вошедшую с горшком печеной картошки тетку Харыту: - А ты сказала, что она говорить не умеет... - Не умеет, - подтвердила тетка Харыта. - Только поет. Как птица не- бесная... - Хорошо поешь, - сказала Ганне Тракторина Петровна. - Будем тебя в пионеры принимать. Люблю голосистых! Песню люблю! - прослезилась. - Завтракайте! - Дверью в сердцах хлопнула так, что мел с потолка, будто снег, посыпался: хлопьями, белый. Вышла. Тетка Харыта раздавала горячие картофелины. Ганна стояла одна. На голове ее будто снег лежал. Не таял. 12 Через минуту картошку съели. - Тетечка Харыточка, - ластилась Верочка к тетке Харыте. - Будьте так добреньки, дайте мне добавочки. - Нету ничего, деточка. - Ну хоть шкурочку от картошки дайте! - И шкурочек нет, деточка, съели. Ничего не осталось. - А я тоже кушать хочу, - заплакала Надя. - Дай нам исты! - заревела вместе с сестрами Люба. - Исты хочу... Ис- ты... Бросилась к ним тетка Харыта, обняла сестер ревущих, успокаивала: - Потерпеть надо, детоньки. Только ж поели... - Мы хотим кушать, - плакали сестры. - Жрать хочу! - завопил и Чарли. - Мы хотим есть! - подхватила вся столовая. - Дайте нам кушать! Стучали по столам ложками. - Подождите немного, скоро обед будет. Нет ничего, съели все. Нет! Ну, нема! - развела руками тетка Харыта. Потом задумалась - Тихо! - сказала. - Будет вам еда. Только поработать надо. 13 На базаре шла своя жизнь. На дощатых, серых от дождей прилавках, на ящиках, на траве или прямо на земле, разложив на газетах, на просты- нях и покрывалах присыпанный белой пылью товар, продавал народ что было. Шамкая беззубым ртом, продавала древняя старуха прошлогодний початок кукурузы: держала его в руках, словно вынула изо рта челюсть - с желтыми блестящими янтарными зубами - и держит себе, продает. Муж и жена продавали с подводы картофель. Фиолетовый майский, с про- росшими бледными ростками - для посадки - картофель лежал в мешках: две мелкие сморщенные картошины выпали из мешка и смотрели с земли детскими фиалковыми глазами. Будто отрубленные, лежали на деревянном помосте грязно-бурые головы буряков: огромный мужик хватал их за чубы, тряс перед толпой, бросал обратно - туда, где вперемешку лежали, словно сломанные и выкрученные пальцы, мор- ковины, выпачканные в земле, землисто-ржавого цвета, большие и ма- ленькие. Рядом на клеенке лежало кровавыми кусками мясо, капало кровью на зем- лю. Зеленые мухи ползали внизу прилавка, впившись в свернувшуюся, словно от дождя, пыль, высасывая из нее, будто из кровавых цветов, пьяную сласть... Серебряной живой горой лежали сазаны: открыв в крике молчаливые рты, округлив от ужаса глаза, бились за жизнь сильными серебряными телами. Одного сазана, самого большого, рыбак, жилистый худой мужичок в драной фуфаечке, достал из садка, поднял, гордясь им, как ребенка, на руки, и тот лежал неподвижно, собирая народ, - тяжелый, сияющий на солнце, как серебряный слиток, а потом вдруг, медленно изогнувшись, со всей силой ударил мокрым хвостом по лицу обидчика, худого мужичка, и раз, и второй - и упал, заплясав в пыли, у самых ног верблюда: того, большого и гордо- го, продавали тоже... Вроде бы все было на этом базаре так же, как на всех базарах. Так, да не так... Молча, на пальцах показывали цену продавцы. Покупатели, торгуясь, от- резали жестом лишние пальцы - сбавляли цену. Продавцы кивали, соглаша- ясь. Лишь одна несговорчивая торговка не уступала мужику, покупателю. Била себя в сердце, целовала синюю куриную тушку курицы, видно показывая му- жику, как дорога ее сердцу эта синяя курица. Мужик закатывал глаза, складывал на груди руки, как покойник, рассказывая ей немым языком, как тяжело ему живется. Та закатывала глаза тоже: всем тяжело. Долго торго- вались они молча. Пока мужику не надоело. Громко выругался он: - Ах, едри тебя и в рот и в печень, толстомордую!!! Повернул весь базар к ним головы, посмотрел осуждающе. Испугалась торговка, палец к губам приложила: тс-с. Одними губами сказала: бери. Взял мужик курицу, засопел обрадованно. Отошел, прижав мертвую тушку к груди. Все отвернулись. Тихая, шелестящая жизнь шла на том базаре: примеряли платье - не мало ли; пробовали на зуб кольцо - золотое ль; прижимали к земле рога козла, проверяя, силен ли. Молча зазывала к себе, потрясая тыквами, бабища: ще- ки ее были, как две тыквы, круглы и оранжевы, на груди - бусы из луко- виц, шелухой шелестели. Вошла на базар тетка Харыта с ребятами. Выстроила их в ряд. Оглядела люд. Поклонилась. Громко сказала: - Христос воскресе! Весь люд замер, повернулся к тетке Харыте. И снова поклонилась она до земли, сказала громко: - Христос воскресе! Молча окружили ее люди плотно кольцом. И в третий раз она поклонилась народу: - Люди добрые! Христос воскресе! - Воистину воскресе! - выдохнули одними губами люди. Тихо, неслышно, немо, как общий вздох. Потрескавшиеся губы женщины сказали молча: воистину. И губы рыбака в сазаньей чешуе. И губы древней старухи. И сочные губы мясника. Выдохнули и потянулись целоваться: потрескавшимися губами женщина целовала рыбака, трижды. Губы древней старухи целовали губы мясника, трижды. Мужик с ку- рицей неуклюже целовал торговку, ту, что только что обругал. Со слезами целовались. Молча. Истово. Трижды. 14 На тележке пьяного, покрытого рогожей, молодуха через базар везла. - Христос воскресе! - говорила всем тетка Харыта, целовала. - И меня, матушка, поцелуй! - услышала. Оглянулась: пьяненький мужичонка мокрыми губами к ней из-под рогожи тянется, бороденкой тощей тычется, целоваться лезет. Сам нерусский: гла- за-щелочки, нос приплюснутый. Тетка Харыта рукавом от сивушного запаха да от пьяных губ закрылась, потом спросила, не вытерпела: - Да нашей ли ты веры? - По крови я калмык, а по вере - православный, - кротко отвечал мужи- чонка, лежа в тележке. - Христа с детства возлюбил всем сердцем. Окрес- тился. После Духовной академии в местном храме служил священником... - Священником?! - удивилась тетка Харыта. - Благочинный он у нас, - подтвердила молодуха. - Отец Василий. - Стало быть, батюшка? - переспросила тетка Харыта и подбоченилась. - Как же тебе, батюшка, не стыдно! Тебе в храме сегодня службу служить, людей со Светлым Воскресением поздравлять, а ты с утра глаза залил! - заругалась. - Не батюшка я теперь, - заплакал отец Василий. - Храм закрыли, крес- ты поломали, колоколу язык вырвали... - А уж какой колокол был! - быстро-быстро заговорила молодуха. - Всем колоколам колокол! Пятьсот пятьдесят пудов весил! На пароходе везли по трем рекам: сперва по Волге-матушке, потом по Ахтубе, потом по Подст„пке. Я девчонкой была, помню, на пристани всем народом встречали его, будто царя. Он и правда как царь был. Царь-колокол! Силен был! Зазвонит - челове- ка вот тут, на базаре, не услыхать. На двадцать пять километров звон его слышали: и в праздники, и в пургу, и в буран звонил... А теперь вот мол- чит без языка... Вырвали! - Что колокол! У вас людям вон языки будто повырывали - молчат! - с горечью сказала тетка Харыта. - Это сейчас молчат, - не успокаивалась молодуха. - Расскажи, отец Василий, как они раньше в церкви пели! - и к тетке Харыте повернулась, сама быстро-быстро рассказала: - На клиросе в четыре голоса пели, с ре- гентом во главе, сорок человек! Дисканты, альты, тенора и басы - как в театре, - то ж какая красота была! - Красота! - подтвердил отец Василий. - Красота! - как эхо повторила молодуха. - А праздники как празднова- ли! - не могла угомониться. - На Крещение после службы к реке Подст„пке шли. Впереди батюшка наш, отец Василий, с золотым крестом идет, за ним - весь народ. Там посреди Подст„пки стоял крест, изо льда вырубленный, го- лубой. Сиял весь на солнце. У креста вырубали прорубь, и в той проруби народ купался. В мороз голые купались - и ничего. И больные купались, чтобы выздороветь. И выздоравливали... Вера потому что была! - А сейчас где ж ваша вера? - спросила тетка Харыта сурово. - Кончи- лась? - Нет, не кончилась, - прошептал батюшка. - А не кончилась, так служи. - Как служить, когда храма нет? - спросил. - Как храма не стало, он и запил горькую. Раньше гребовал, - сказала молодуха. - Где двое или трое соберутся во имя Мое, - там Я посреди них, - ска- зала тетка Харыта, пытливо на отца Василия глядела. - Где двое или трое соберутся во имя Его, там и церковь Его. Понял ли ты, батюшка? - Понял, матушка, - отозвался. - И не пей больше, батюшка, - строго, как мать, выговаривала тетка Харыта ему. - Ты здесь службу несешь, тебя здесь сам Господь поставил, - и зашептала в его ухо что-то. Загорелся огонь в узких глазах отца Василия. Дослушал, из тележки встал: - Спасибо, матушка... - Так-то, батюшка, - ответила. Стояла на костыльках в пыли. - Теперь похристосываемся, - сказала. Встал отец Василий на колени в пыль, чтобы вровень с теткой Харытой быть. - Христос воскресе! - громко сказал, будто в церкви, чтоб весь народ услышал. - Воистину воскресе! - улыбаясь, сказала тетка Харыта. Глаза в глаза друг другу посмотрели. Расцеловались. Трижды. - И со мной похристосывайся, тетечка! - попросила молодуха. Тетка Харыта ее попытала: - Как зовут тебя? И кто ты отцу Василию? - Бокан„вы мы, из подкулачников, - назвалась молодуха. - А отцу Васи- лию я - дочь духовная... Марьей зовут. Поцеловались. 15 Чистым сильным голосом запела Ганна: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ И сущим во гробех живот даровав... Посыпались в сумки детей хлеб да картошка. На шею Чарли надела баба свою гирлянду из лука. Сестрам вручила огромную тыкву: они втроем ее держали, обняв как живую, щечками к ней прижавшись. Тетка Харыта стояла с иконкой в руках. Около нее выстроилась очередь из баб. Подходили к иконе, падали на колени, целовали. Перекрестясь, отходи- ли. Давали тетке Харыте крашеные яйца. Та укладывала их в мешочек: осто- рожно складывала, чтоб не побились. Воскресение Твое, Христе Спасе, Ангелы поют на небесах, А мы Тебя чистым сердцем славим на земли... - пела Ганна, глядя с улыбкою на небе- са, словно бы увидев там кого-то. Люди стояли, слушали, на небеса украдкой посматривали: что там Ганна увидала? - Глянь-ка! - сказал кто-то тихо. - Солнце играет... Задрали головы. Небо было синим-синим, будто его специально покрасили к празднику. И в нем, словно в чаше, крашеным яйцом солнце каталось туда-сюда: играло будто. - Разойдись! Разойдись! - вдруг услышали чей-то грозный голос. Расталкивая народ, шел к тетке Харыте крепкий мужчина в полувоенном френче, Председатель. - Слушаете?! - радостно закричал он. - Вот вы и попались, голубчики, товарищи глухонемые, мои дорогие. Раз слушаете - значит, не глухие. Зна- чит, и говорить умеете! Что и требовалось доказать. Не вышло у вас! По- пались! Теперь слушайте меня! Теперь попробуйте не услышать! Сюда вас в пески сослали на перевоспитание, а вам здесь плохо? Глухими притворились! Уши песком засыпало? На север пошлю, кому здесь не нравится, там вам ухи-то прочистят: снежком ототрут, до кровушки! Слушайте, товарищи бывшие кула- ки, что вам ваш Председатель скажет! Завтра все на колхозное поле, в степь! Буряков, Попов, Рогозин, - ткнул он пальцем в мужиков, - вы завтра на помидоры отправляйтесь, к Стасову хутору. Ясно? Я говорю: ясно? Те молчали, смотрели на него не мигая, будто не слыша. Потом поверну- лись, ушли. - Королева, Забирюченко, Бойко! На баштан завтра в Пологое Займище поедете, гарбузы сажать. Слышите? - поглядел на баб. Те посмотрели на него не мигая, повернулись, исчезли. - Вы крестьяне или кто? - закричал чуть не плача. - Земля скоро как камень будет: зубами не угрызешь... Анна! - увидел бабу, что тыквы про- давала. - Пшеничная Анна! Поведешь завтра баб на сахарный тростник, в пойму. Культура новая, надо освоить... Пшеничная Анна, тыкву приладив к голове, как кувшин, мимо Председате- ля перегруженной ладьей проплыла не дыша. И не вижу будто тебя, и не слышу. - Ластовкин! - ткнул в мужика с курицей. Тот не дослушав повернулся, ушел. - Петр! - позвал мужичка в драной фуфаечке. - Рыбаков! Тут же исчез Рыбаков. На плечах корзину с рыбой, будто с серебром, уносил. - Бокан„ва! Подкулачница! Попа возишь? Стой, твою мать! Быстро уходила молодуха, уводя батюшку под руку, толкая перед собой пустую тележку. - Канарейки! Слышите меня? Канарейки, муж и жена - одна сатана: волос желт, лица конопаты, оба пьяны, море им по колено, а уйти некуда: они верблюда продавали. Застыли Канарейки, Председателя увидав, постояли-постояли, да и пошли себе, зас- вистав вдруг по-птичьему, будто не муж они и жена, а две птички-невелич- ки, две канареечки-пташечки, - идут себе, покачиваются да посвистывают, ничего не слышат. Верблюд сидел в пыли, жвачку жевал, на Председателя сверху вниз смотрел презрительно, как паша. Заело Председателя, плюнул верблюду под ноги, в пыль: - Не смотри на меня так, козел! Верблюд повернул к нему голову, скучно пожевал губами, вытянул длинно шею да как плюнет в него! Весь в зловонной пене Председатель стоял. - Ничего! - сказал верблюду, утираясь. - Ничего! В колхоз пойдешь! На скотный двор! Я тебя заставлю власть уважать! Отошел, утираясь. Древняя старуха к Председателю кинулась, кукурузный початок тычет в лицо, беззубым ртом улыбается: на, мол, купи. - Отойди, - отмахнулся, - старая. Та все тычет. - Или ты меня не слышишь тоже? - погрозил. Та ухо подставила, спросила: - Ась? - Уйди от меня, бабка!!! - заорал что есть мочи прямо ей в ухо. - Стрелять вас надо! Кулачье недобитое! Враги! Всех, всех расстрелять! Отскочила от него старуха, кукурузный початок в пыль бросила - и бе- гом от Председателя. - Все ваше племя жадное! - ярился Председатель. Шел по торговым ря- дам. - От детей до стариков! Всех до одного! Как бешеных собак! Перест- релять! Люди спешно уходили, бросая товар. Убегали. - Подайте Христа ради! - стоял у рядов Чарли, выклянчивал. Председатель обернулся: - Ты откуда? Из детдома? Я Тракторине Петровне просигнализирую: опиум агитируешь! Вон отсюда! Побежал Чарли. Дети и тетка Харыта тоже убегали, сев на лошадку. На пустынной базарной площади осталась одна Ганна. - А ты откуда? - спросил Председатель Ганну. - Из детдома? Ганна молчала. Молча смотрела. - Что, тоже из этих? Из глухонемых?! - с издевкой спросил Председа- тель. Пасха священная нам днесь показася, Пасха нова, Пасха свята, Пасха таинственная, Пасха всечестная, Пасха Христос Избавитель пришла, - запе- ла Ганна. Она пела и пела, глядя вверх. На небеса. 16 В столовой пир стоял горою. На тарелках вперемешку лежали: хлеб, картошка, сало, лук, лепешки, жареная рыба; огромная тыква, развалясь, посреди стола лежала. Рядом с каждой тарелкой - крашеное яйцо. Тетка Харыта разрезала что-то на пирог похожее, по кусочку всем д

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору