Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Васильев Борис. Глухомань -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  -
. Не умею так выживать. - А как ты, огородник, выживал в ссылке в просторных степях Казахстана? - В ссылку меня отправила злая власть, а люди кругом были добрыми. Русские, казахи, немцы Поволжья, чеченцы. Жили, как братья, помогали друг другу чем только могли. Выживал тот, кто умел дружить. А теперь люди становятся недобрыми. Мы живем в злое время, когда выживает не тот, кто умеет дружить, а тот, кто умеет перешагивать через дружбу и даже через друзей. Я вспомнил Вахтанга, которого всегда восхищала дружба народов. Тогда Ким яростно спорил с ним, теперь сам заговорил о ней. Все мои друзья кончали мечтой о дружбе и братстве, но где-то кому-то было наплевать на наши мечты. И почему-то сказал: - Все видно из колодца. Даже звезды в полдень. - Россия разглядывает звезды только на погонах, - хмуро уточнил Альберт. - Что ты имеешь в виду? Ким помолчал. Сказал с неожиданной твердостью: - Я разрешил сыну поехать в Афганистан, потому что он кореец. Но он никогда не поедет воевать в Чечню, потому что он - кореец. - Я не очень тебя понял. Извини. - Чеченцы спасли Андрею жизнь, когда его ужалила змея. Всей семьей отсасывали яд, поили настоями, кормили. Да что говорить!.. - Ты думаешь, что в Чечне будет... - Будет! - резко сказал Ким. - Уж что-что, а аргументы для глухоманцев мы находить научились. 3 Кто бы мог подумать, что война в Чечне своим эпиграфом возьмет телевизионные улыбки двух генералов: красавца Дудаева и неказистого Грачева! Они беседовали вполне дружески, а на следующее утро танки неказистого пошли на Грозный. - Сначала "Берите столько суверенитета, сколько сможете удержать", а потом - давай назад нефть, - прокомментировал танковое вторжение Иван Федорович. Так началась эта малопочтенная война. Андрей и Федор резко ее осуждали, но им было легко: оба воевали в Афганистане, оба были ранены и оба были с наградами. А Валера ордена в Афганистане заработать не успел. Это показалось ему обидным, почему он и собрался податься за ним в Чечню вполне добровольно. - Как говорится, вольному воля, - хмуро отметил Андрей. В глухоманских деревнях и до сей поры воют бабы при первом известии о войне, даже если ее называют "наведением конституционного порядка". А вот в городах не воют. Не потому, что парней не жалко, а потому, что КГБ под боком. Впрочем, у нас он тоже неподалеку. Рассказывали мне, что в тот день, когда Господь осчастливил нас новостью, что прибрал Сталина, в одной глухоманской деревне всю свадьбу арестовали. Никто же не знал, что великий вождь аккурат в этот день преставится, ну, свадьбу-то и назначили. А она у нас всегда влетает в копеечку, к ней готовятся, жарят, парят и пекут, а тут - всенародная скорбь. А там - гульба на полную катушку. Ну и нагрянули на двух машинах плюс крытый грузовик с автоматчиками: - Радуетесь, гады?.. - Да что вы, боже упаси, товарищи начальники. Поминки справляем. Скорбим. - Вот у нас и поскорбите. А там - разберемся. Родителей с шаферами, подружками да друзьями - в грузовик вместе с невестой в белом платье и женихом в одолженном ради такого события костюме с бабочкой. Сами выпили, жареным-пареным закусили и повезли всю свадьбу в каталажку. Только в день похорон вождя народов и выпу-стили. Слава богу, домой. А могли ведь и мимо дома - сразу в эшелон. Лес рубить. Тот самый, от которого по всей Руси щепки летят даже тогда, когда его никто вроде бы и не рубит. Это я к тому, что из нашего национального сознания как-то выпала историческая память. Мы живем только сего-дняшним днем, потому что будущее туманно, а прошлого просто нет. И вновь застучали на стыках воинские эшелоны в такт автоматным очередям. 4 Через неделю, что ли, после начала чеченской войны, за-стенчиво именуемой "наведением конституционного порядка", ко мне в кабинет заглянул Херсон Петрович. Сам, без вызова, что для него было вовсе не характерно. И физиономия тоже была какая-то нехарактерная. И улыбка, освещавшая эту физиономию, тоже. - Опять что-нибудь сперли? - насторожился я. - Почему? - По привычке. - А!.. Пока нет. - Он уселся напротив, по-прежнему улыбаясь несколько глуповато. - У тебя когда-нибудь осуществлялась хотя бы одна детская мечта? На "ты" он обращался редко и всегда по поводу. А тут вроде бы без всякого повода, но тогда я почему-то не насторожился. - Осуществлялась, - сказал я. - Я мечтал, что в Москве пройдут Олимпийские игры вместо обещанного коммунизма. - И у меня - тоже осуществилась. - Он обождал, когда я заинтересуюсь, но я молчал. И он - молчал тоже. И так мы посидели молча. - Я с детства мечтал открыть трактир, - признался он наконец. - Не знаю почему. Может быть, потому, что все время был голодным. И вот - открыл. - Что ты открыл? - тупо спросил я. Вместо ответа он подал мне какую-то бумажку. Я развернул. Это было заявление о добровольном уходе с работы. - Я открыл больше, чем трактир. Я открыл ресторанчик "До рассвета". Взял ссуду в банке и открыл. И протянул мне красиво отпечатанный пригласительный билет на два лица. Лица были тоже напечатаны на отличнейшей бумаге. В смысле имен. Я и Танечка. - Я не могу тебя уволить, Херсон Петрович, сам понимаешь. Ты - номенклатура главка. - Плевать мне на них на всех. Я теперь человек свободный и без пенсии проживу, если дашь согласие. - Жаль, что бросаешь меня. Но... Мечта, говоришь? - Золотая. Я размашисто написал в углу "Не возражаю", расписался и возвратил заявление Херсону. - Спасибо за приглашение, только с главком тебе придется улаживать самому. - Нет проблем. - Херсон встал, протянул через стол руку. - Жду тебя с Танечкой к девятнадцати часам по указанному в приглашении адресу. Гуд, как говорится, бай. И ушел вразвалочку. Как свободный человек, застрахованный от голодовок. Признаться, я растерялся. Уж чего-чего, а такого прыжка в иное классовое состояние я от своего очень дельного и весьма скромного заместителя никак не ожидал. Его же собственный папа назвал в честь штурма непокорного города. "Херсон перед нами, пробьемся штыками..." А он - в рестораторы... Н-да, отпустил без вопросов, а за ним должок. И - крупный. Например, куда подевался открытый им винтовочно-патронный склад. Где болтается вагон с калибрами не того размера. Что-то еще... Конечно, Херсон никуда от своего ресторана "До рассвета" не денется, а все же непорядок. А непорядок - знак того, что начальник не контролирует ситуации, хотя не имеет в запасе посадочной площадки даже в виде пивного ларька, не говоря уже о ресторане... ГЛАВА СЕДЬМАЯ 1 К первому в своей жизни званому ужину моя Танечка готовилась с особой тщательностью. Даже посетила парикмахерский дамский салон "Парижские тайны", недавно открытый моим прежним приятелем, местным куафером, чего за ней ранее никогда не водилось. А когда вернулась, я завопил с ужасом: - Ты перекрасила волосы?.. Дура несчастная!.. - Глупый, это же паричок. Твой подарок. Я решила его сегодня надеть и захватила с собой, чтобы девочки в парикмахерской мне его подогнали. И стянула его с головы. Под паричком оказались те же рыжие кудри, и я успокоился. Она опять натянула этот паричок, и тут только я обратил внимание, как она похорошела. Она была славненькая, миленькая, солнышко - а стала настоящей красавицей. Это спровоцировало меня на некорректный повод повеселиться. И я спросил, ради кого все эти куаферские мучения. Естественно, с идиотской улыбочкой: - Неужто ради Херсона Петровича? - Нет, милый. Ради одной светской дамы, из-за которой мне и пришлось просить подружек в парикмахерской. Тут пролегала граница женского восприятия, и я прекратил вопросы. Ясно было одно: "врагиня" тоже готовилась к званому ужину, но сумела опередить мою женушку на старте. А это для детей и женщин обидно до слез. Судя по адресу, напечатанному в приглашении, ресторанчик Херсона "До рассвета" располагался в районе, совсем недавно включенном в городскую черту. Вот туда мы и покатили, имея за рулем Вадика с его особо оттопыренными ушами. И вот, еще не въехав в этот включенный район, увидели "жигуленок" с поднятым капотом. Заметив нас, владелец вынырнул из-под капота и отчаянно замахал руками. - Притормози, - сказал я Вадику. - Несчастье у человека. Гнали мы, как всегда, быстро, Вадик стал притормаживать, и тут я узнал в автомобилисте канцтоварного Тарасова. Вот уж с ним мне никак не хотелось встречаться, имея под рукой Танечку, потому что он мне напоминал о ветчинной Ляле, а мне эти воспоминания были крайне неприятны. - Вот повезло! - радостно закричал Тарасов, узнав меня издалека. - Рад тебя видеть, а особенно - твоего Вадика. Что-то у меня с машиной. Заглохла ни с того ни с сего. Вадик тут же нырнул под капот, а я вылез, чтобы отвести Тарасова подальше от Танечки. Они были знакомы - Глухомань обильна на встречи и знакомства, - и мне хотелось избежать разговора втроем, пока ушастый Вадик возился с мотором. - Какими судьбами в этих краях? - спросил я, чтобы завести разговор нейтральный: уж что-что, а ушки у Танечки работали с максимальной отдачей. - Да... По случаю, - как-то с неохотой, что ли, сказал Тарасов. - Знакомый тут хибарку построил, просил к новоселью заказ привести. Вот я и доставил. Так сказать, на дом. - Какой заказ? Признаюсь, мне было все равно, какие скоросшиватели или, там, рулоны туалетной бумаги он доставлял. Но... Интуиция у меня сработала, что ли?.. - Хобби у меня, - застеснялся Тарасов. - Я гравировкой в свободное время занимаюсь. Как говорится, для себя. А приятель попросил пожелания на дареной вазе сделать. Так сказать, подарок к новоселью. - Готово! - закричал Вадик, захлопывая капот. - Тут всех делов-то было - проводок подсоединить. Сейчас заведу!.. Он тут же завел машину, Тарасов укатил, а мы продолжили путешествие к ресторану "До рассвета". 2 Особнячок, указанный нам в приглашении, располагался на самой границе города, и чистый сосновый бор примыкал прямо к его территории. Но так только казалось. Когда мы подошли поближе, то увидели высокий, новенький, как пятиалтынный, забор, который огораживал и добрый кусок соснового бора. Обратили внимание, что мы всегда начинаем новую жизнь с непременного воздвижения заборов? В Америке, как мне рассказывали, это вообще запрещено, в Европе считается дурным тоном. А у нас - естеством. Потребностью, в которой время от времени приходится прорубать очередное окно. Так уж мы устроены. И ворота были под стать нашему представлению о свободе и соседях. И у ворот стояли аж два вооруженных охранника, причем их количество удвоилось, как только мы попали в зону видимости. - Имеются ли у вас персональные приглашения? - вежливо осведомился громила в пятнистом камуфляже. Приглашения имелись, и громила взял под козырек: - О'кей! Постигли мы иностранный язык в общегосударственном масштабе с помощью родного телевидения. На душу лег, как присоска. - Какая красота!.. - ахнула моя Танечка. Перед новеньким, чрезвычайно аккуратненьким особнячком был разбит цветник. Правее виднелся ухоженный сад, а слева продолжалось строительство еще одного дома. Больше уже отгроханного, перед которым шепотом разахалась Танечка, и, судя по всему, отнюдь не общепитовского направления. Было в его очертаниях что-то строгое, но не казенное. Короче, офис, как это теперь называется на нашем великом и могучем русском языке. - Здрасьте, - сказали сзади. К нам подходил прежний главный редактор местной газеты, а теперь - владелец ее и издатель бывший товарищ Метелькин. Сын метели, а не метлы, почему и новая газетка его называлась "Метелица", но включала сатирический отдел "Метла". - Привет товарищу Метелкину, - я всегда его поддразнивал, потому что он всегда надуто обижался. - Две ошибки, ай-ай, - сказал он, на этот раз нисколько не обидевшись. - Во-первых, "товарищ" - словцо из купеческого лексикона, утверждаю как литератор. А во-вторых, ты и сам знаешь. Новая жизнь требует и нового отношения... И обалдело заморгал, уставившись на Танечку. - Супруга?.. Ну, нет слов. Даже у журналиста нет слов! И галантно поцеловал ручку Танечке. Но Танечка в этот момент оглядывала владения, а потому была несколько прямолинейна: - Боже мой, сколько же это может стоить! - Что? - слегка оторопел сын метели. - Да все. - Танечку интересует адрес доброго банка, дающего ссуды, - сказал я, не подумав. - Проверим! - Метелькину очень уж хотелось понравиться. - Нам, журналистам, это под силу. К этому моменту мы уже приблизились ко входу в ресторан, возле которого тоже стоял охранник и тоже в камуфляже. Однако он не успел и шагу сделать навстречу, как двери распахнулись и навстречу шагнул сам Херсон Петрович. В смокинге и при бабочке. - Дорогие мои!.. - и тоже примолк в изумлении. - Танечка, ты сегодня прелестна! Он лично провел нас в дом, представил супруге - худощавой особе с крашенными ядовитой хной волосами, показал помещение ресторана, кухню, где вовсю что-то резалось и крошилось, жарилось и парилось, и, наконец, банкетный зал, в котором и предполагалось торжество. Здесь уже были гости - для меня почти все хорошие знакомые, для Танечки - не очень. В смокингах, правда, больше никого не было, но две дамы облачились в платья, претендующие на вечерние, - ядовито выглядевшая хозяйка и бывшая моя Тамара. И если Танечка восприняла вечерний туалет супруги Херсона спокойно, то изо всех сил избегала оказываться в одном ряду с супругой бывшего первого Спартака нашей Глухомани. Впрочем, Тамара поступала точно так же, и лицо ее долго сохраняло перекошенное выражение. - Без мест! Без мест! - кричал Херсон Петрович, при этом лично рассаживая гостей. - У нас демократия, господа! Расселись согласно демократии, при которой Зыков оказался по правую руку хозяина, а Спартак - напротив. Правда, со мной рядом, что несколько насторожило, что ли, наших дам. Тамадой сам себя избрал Метелькин. Никто особо, правда, и не рвался, поскольку наш традиционно русский тост заключается всегда в двух словах: "Ну, будемте!" Издатель вообще был непривычно возбужден, светел и радостен, поскольку ощущал себя настоящим журналистом. Честно говоря, я понимал его восторг и даже малость завидовал ему, потому что он нашел свое место в этом кувыркающемся мире, а я пока еще кувыркался в нем. Метелькин провозглашал тосты в стихах. То ли он заранее их сочинил, выведав (журналист!), кого именно соберет Херсон, то ли сочинял их с ходу, в соответствии с ситуацией, а только я почему-то запомнил всего один и отнюдь не первый: Средь милых дам есть милая одна, Так - за нее, и стоя, и до дна! При этом он чокнулся только с моей Танечкой, еле-еле дотянувшись до нее через стол. Кое-кому это, кажется, не понравилось, но все уже галдели, смеялись и старательно веселились. Самый длинный и, помнится, самый звучный тост Метелькин с пафосом произнес в честь вождя восставших рабов. Правда, кое-кто досадливо вздохнул, кое-кто - поморщился, но сам Спартак и ухом не повел, приняв это как долж-ное. Привычка, вероятно, сработала, что было вполне естественно. В общем-то, за редким исключением (ну, к примеру, господин Зыков), здесь присутствовала хозпартверхушка нашей Глухомани. Секретари, замы, помы, директора предприятий и наш глухоманский прокурор Косоглазов, которого я, признаться, не любил. Вроде как ничего и не изменилось с советских времен... Впрочем, нет. Изменилось. Кима среди нас не было. 3 Я только успел отметить это, а вот удивиться не успел. Кормили нас вкусно и весьма затейливо, водка была отменной, а стихотворные тосты Метелькина следовали один за другим. Тут было не до удивления, что ли, и я - вкушал и даже испытал некоторый приступ тщеславия, когда четверостишием отметили и меня и все встали и потянулись чокаться. Словом, на какое-то время я перестал что-либо замечать и даже начал ощущать если не эстетическое, то вкусовое удовольствие. А потом вдруг гостеприимный хозяин встал и объявил перерыв на самом вкусном месте: - Дамы - в левую гостиную, кавалеры - в правую. Будут поданы десерт и напитки, немного отдохнем, промнемся и - продолжим. - Ну, Херсон Петрович, ты даешь, - проворчал Зыков, нехотя покидая кресло. - Версаль! - восторженно объявил Метелькин. Все присутствующие направились в разные стороны согласно половому признаку. Возникла некоторая сумятица, но вскоре я оказался в уютной гостиной с мягкой мебелью и небольшими инкрустированными столиками. На круглом - тоже инкрустированном - столе, расположенном в центре, стояли разнокалиберные бутылки. - Располагайтесь, - сказал Херсон. - Можно курить, травить соленые анекдоты и пить, что пожелаете. - Предпочитаю соленые огурчики, - сказал Зыков, грузно опускаясь в кресло рядом со мной. - Не возражаете? - Никоим образом. Зыков помолчал и улыбнулся довольно грустно: - Помните наш разговор? Относительно охоты на крупного зверя. Разговор я помнил, но поставлять ему патроны мне совсем не хотелось. Даже для крупного зверя. - Прошу простить, но у меня ничего не изменилось. - Зато у меня изменилось, - он вздохнул. - Отозвали у меня лицензию на охотничью базу. Вот какие дела. Чокнулся со мной и куда-то подался. Но место возле меня, видно, претендовало на святое, потому что его тут же занял субъект со знакомым лицом. А я в этот момент закусывал свежим огурчиком, и вкусовое ощущение причудливо привело меня сначала к огородам, а потом и к лучшим в мире огородникам. И я спросил соседа со знакомым лицом: - Что-то Кима давно не видно. Заболел, что ли? - Ты здесь его хотел увидеть? - спросило знакомое лицо. - Так здесь ему делать нечего. - Почему? Вроде с хозяином этого райского уголка у него отношения нормальные... - Были, - подчеркнул новый сосед (кто же это был, кто?). - Только Херсон Петрович свято чтит Новейший Завет. - Коли завет есть, стало быть, и евангелисты сыскались? - Кто? - Ну, те, которые завет написали? - Ну, в наши дни это проще простого. Были бы деньги. - И в какой же завет Ким не вписался? - Злостным должникам нет места в процветающем клубе деловых людей. - Да ладно вам языком-то молоть, - с резким неудовольствием сказал Спартак. - Какой долг, какой завет?.. Херсон пригласил Кима, что вполне естественно, но Ким не смог. - Естественно будет, когда долги отдаст и в свою Корею - прямым ходом. Хоть в Южную, хоть в Северную. Россия - для русских. - Кончай звонить, Звонарев, - жестко отрубил Спартак. - Еще слово - и прикажу вывести. Вместе с женой. Тут у меня разом все прояснилось: бывший второй секретарь райкома Звонков. Главный наш идеолог. Поговаривали, что он фамилию со Звонарева на Звонкова переделал в духе того времени. А теперь, стало быть, вернулся к ней же - в духе этого времени. - Извиняюсь, перебрал малость, - сказал Звонков-Звонарев. Тут же вскочил и бесшумно растворился. Будто и не было его. - Забудь дурака, - проворчал Спартак. - Киму не говори. У него и так неприятностей... Вдруг оборвал разговор и отошел. И я еще подумал, что он и до сей

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору