раничным долларовым духом.
   - Это спасет вашего бесценного друга. Наша сделка - стоимость его  жизни.
Кстати, нашего прокурора перевели в область с  повышением.  Вот  что  значит
вести дела с учетом современных  реалий.  Хотите  рюмку  доброго  виски  под
добрые доллары?
   Доллары были злыми. Очень злыми. Но боль  Кима  была  еще  злее.  Пока  я
прикидывал, что во мне перевесит - хотя знал же, знал, что именно перевесит,
знал! - Юрий Денисович звякнул бронзовым колокольчиком, стоявшим на столике.
И тотчас же в дверях вырос официант.
   - Виски.
   Официант исчез. Я молчал.
   - Будете пересчитывать?
   - Нет.
   - Код - три шестерки, число Антихриста. Закройте,  не  стоит  нервировать
прислугу.
   Я закрыл и снял дипломат со столика. Я не  был  уверен,  решена  ли  этим
участь Кима, но твердо знал, что моя участь -  решена.  А  заодно  и  участь
многих ребят в Чечне.
   Официант принес бутылку виски, минеральную воду и два  бокала.  Наполнил,
как учили - на полтора глотка. Тихо пожелал приятно провести время и вышел.
   - Я знал, что  мы  обязательно  встретимся.  -  Зыков  пригубил  виски  и
вздохнул. - Невеселые обстоятельства, но - обстоятельства. Аэродрома в нашей
Глухомани нет, а до области вы можете не довезти  человека  с  инфарктом.  Я
позвонил  в  Москву,  договорился   о   санитарном   вертолете,   заботливом
сопровождении, хорошей клинике и хорошей  профессуре.  Вертолет  вылетит  по
моему сигналу, а я дам его после вашего согласия. Сумма оговорена, она  -  в
дипломате. Там даже немного больше - так, для спокойствия. Разницу  отдадите
семье Кима. Разумеется, если вы согласны на предложенную сделку.
   Полная договоренность,  никаких  хлопот,  даже  кое-что  перепадет  Лидии
Филипповне. Пожалел он меня, что ли?.. Как бы там  ни  было,  но  тогда  это
помогло мне перейти к делу.
   - Какие патроны?
   -  Винтовочные  и  автоматные.  Советую  употреблять  идиомы,  друг  мой.
Например, картежную масть - пики и трефы.
   - Пики и трефы, - послушно повторил я. - Только  как  мне  быть  с  этими
самыми трефами? Они - строгой отчетности.
   - У каждого свои проблемы. В этом суть бизнеса.
   - Вы берете за горло.
   -  Я  пользуюсь  обстоятельствами,  только  и  всего.  С   точки   зрения
обывательской морали это,  безусловно,  нехорошо,  но  под  этим  "нехорошо"
обыватель прячет обыкновенную человеческую зависть. - Зыков улыбнулся. -  Мы
напридумывали множество глянцевых слов, суть  которых  -  скрывать  реальный
смысл того или иного понятия.
   - Например, фашизм.
   - Представьте себе, и фашизм тоже. Что такое фашизм? Фашизм - это тот  же
национал-патриотизм, введенный в строгие берега, каналы и шлюзы закона.  Или
вас  больше  устраивают  неупорядоченный  национализм,   погромы,   насилия,
грабежи, убийства?
   - Германский фашизм именно этим и занимался.
   - Бесспорно, однако в начале создания своей организационной структуры.  А
как только она была выстроена, тут же были уничтожены вчерашние погромщики -
штурмовики Рема, а заодно и он сам. И после этого - чудеса! -  ни  погромов,
ни насилий,  ни  грабежей  больше  не  было.  Структура  потекла  по  руслу,
успокаиваясь  и  теряя  свою  энергию  в  бесконечных  парадах.   А   теперь
экстраполируйте эту  же  ситуацию  на  российскую  почву.  Что,  страшновато
стало?..
   - Кто вы по профессии, Юрий Денисович?
   - Юрист.
   Кажется, он не хотел этого говорить, но - сорвалось с языка. А показалось
мне потому, что Зыков тут же схватился за бутылку, налил мне и  поднял  свою
рюмку.
   - Давайте выпьем за добрые  отношения  и,  как  говорят  мудро  ироничные
французы, вернемся к нашим баранам. Без  всяких  глянцевых  слов,  поскольку
бизнес их не признает.
   Выпили. Я спросил:
   - Что мне конкретно предстоит делать? Грузить апельсины бочками?
   - Боже упаси. Вам предстоит дать согласие на пики с трефами  в  указанных
мной соотношениях. Как только вы скажете "да", я  звоню  в  Москву  и  прошу
срочно выслать вертолет.
   - Да!
   По-моему, я даже гаркнул это совсем не глянцевое  слово.  Юрий  Денисович
невозмутимо достал мобильный телефон, набрал номер.
   - Заказ семнадцать дробь ноль девяносто пять. Прошу немедленно  выполнить
договоренность. - Послушал, поблагодарил, дал отбой.
   - Вертолет стартует через четверть часа. - Он  достал  нечто  похожее  на
официальный  бланк.  -  Ознакомьтесь  и  подпишите.  Договор   составлен   в
единственном экземпляре и является всего лишь  гарантией  того,  что  вы  не
ринетесь в ФСБ сломя голову. Он будет храниться  здесь  до  той  поры,  пока
получатель не подтвердит, что груз прибыл по назначению.  А  я  пока  сделаю
необходимый звонок.
   Набрал номер, сказал:
   - Главврача, пожалуйста. Нет, нет, он не мог уйти, поскольку  ждет  моего
звонка... Никита Петрович? Это Зыков. Вертолет за Альбертом  Кимом  вылетел.
Вы позволите его проводить?.. Нет, нет, разговаривать не будем... Спасибо.
   Он положил трубку.
   - Нас ждут в больнице.
   Я подписал бумагу, не читая.
   4
   Мы тут же выехали в больницу, поговорили с главврачом Никитой Петровичем,
посетили Кима в отдельном боксе реанимационного отделения. Он то ли спал, то
ли берег  силы,  потому  как  мне  показалось,  что  дрогнули  его  ресницы.
Разговаривать нам было запрещено, пожимать руку больному тем  более,  и  мы,
постояв и поглядев на Альберта, тихо вышли.
   - Сколько? - спросил Юрий Денисович.
   - Как договорились... - Главврач застенчиво опустил глаза.
   - Отсчитайте ему три куска, - сказал Зыков.
   - Прямо здесь? - шепотом осведомился я.
   - Можете в сортире, если смущаетесь.
   Я не очень смущался, но отсчитал все же в личном туалете Никиты Петровича
и под его робкие благодарности вернулся к Зыкову.
   - Позвоните мне по мобильному, как  только  взлетит  вертолет,  -  сказал
Зыков главврачу.
   - Вы уж, пожалуйста... - беспомощно пробормотал я.
   Пожал Никите Петровичу руку, и мы вышли.
   - С официальной частью покончено, - улыбнулся Зыков. - Приедем и  откроем
часть неофициальную. В ресторане среди друзей, что будет куда приятнее.
   - Ну, а каковы мои действия? - спросил я с некоторой  долей  раздражения,
так как вид Кима мне решительно не внушал оптимизма.
   Мы уже ехали в направлении столика с армянским натюрмортом.
   - А, вы же поленились прочитать договор! Впрочем, черта чисто  советская,
поскольку мы растлены соцдоговорами и соцобязательствами. А в соответствии с
подписанным вами договором вы должны загрузить два вагона своими  изделиями.
Соответственно присвоенным им мастям: вагон пик и вагон треф. Полная  оплата
после   подтверждения   получателя.   Процентная   надбавка   за    качество
преду-смотрена.
   Он играл со мной, как кошка с мышью. Его  это  вдохновляло,  а  мне  было
безразлично. Я весь был поглощен предстоящей мне преступной деятельностью по
отправке патронов в воюющее государство. И в  соответствии  в  этой  заботой
искренне признался:
   - Жаль, что Херсон Петрович больше не числится в моем хозяйстве.
   - Вы с ним еще успеете потолковать, - заверил Юрий  Денисович.  -  Старая
дружба не ржавеет. Тем более что мы идем  в  его  царство  отмечать  удачное
разрешение коллизии.
   В царство Херсона мы шли подземным путем.  Он  был  еще  недостроен,  еще
возились с облицовкой плиточники, но - существовал  как  таковой.  Подземный
ход, соединяющий ресторан "До рассвета" с клубом деловых людей,  где  самому
Херсону, как сказал когда-то Спартак, абсолютно нечего было  делать.  Делать
было нечего, а подземный ход все же существовал. Поэтому я спросил:
   - Он на кухню ведет, что ли?
   - Конечно! - весело отозвался Юрий Денисович. - Это спецлаз  по  доставке
закусок.
   Ход вел, правда, не на кухню, но все же в подсобные  помещения.  Зачем  -
было неясно, потому что от ресторана до клуба было,  что  называется,  рукой
подать. Бессмыслица стоила недешево, почему  я  и  поинтересовался,  кто  же
вгрохал сюда деньги, ничего, по сути, не получив взамен.
   - Меценаты, - сказал Зыков.
   - Спонсоры? - довольно тупо переспросил я, поскольку относил меценатов  к
семейству давно вымерших мамонтов.
   - Никоим образом, именно меценаты. Улавливаете  разницу?  Спонсор  всегда
норовит получить хоть какую-то прибыль со своих вложений, а меценат  заранее
знает, что  не  получит  взамен  ничего,  кроме  морального  удовлетворения.
Кажется,  мы  пришли  слишком  рано,  и  нам  предстоит  немного   подождать
сотрапезников в армянском кабинете.
   Армянский кабинет  выглядел  бы  весьма  уютным,  если  бы  не  сводчатый
потолок. Под центром купола располагался овальный стол с четырьмя  креслами,
расположенными так, чтобы всячески затруднить собеседникам  общение  друг  с
другом. На столе уже стояли закуска и множество плошек с цветами. Мы присели
в стороне на тахту, и я спросил:
   - А кого, собственно, мы ждем?
   - Не беспокойтесь, люди вполне приличные.
   Приличными  людьми  оказались   Спартак   с   Тамарочкой.   Я   почему-то
предполагал, что так оно и будет, а потому и не удивился.  За  столом  ни  о
пиках, ни о трефах не было и намека, Спартак вполне  удачно  шутил,  но  эта
незапланированная встреча не удостоилась бы записи в правнучке той  тетради,
что мне когда-то подарили кубинцы. Но я ее тем не менее записал,  и  вот  по
каким причинам.
   Во-первых,  Херсон  Петрович  так  и  не  появился  в  кабинете,  где  мы
расположились. А ведь был в ресторане, был: я отчетливо расслышал его голос.
Значит, не хотел со  мной  встречаться.  Возможно,  из  деликатности,  порой
свойственной ему, возможно, по каким-либо иным  причинам.  Я  не  спрашивал,
понимая, что  рассчитывать  на  ответ  искренний  здесь  не  приходится.  Но
почему-то мне это запомнилось.
   Мы  пересели  за  овальный  стол.  Каждому  был   предоставлен   максимум
пространства и свободы, но все разговоры общего характера приходилось  вести
несколько громче, чем обычно. Зато это позволяло ближайшим соседям  общаться
друг с другом вполголоса, и эти полуголоса посторонние уши услышать не могли
при всем желании, поскольку все звуки плавали под сводами,  не  снисходя  до
обычного уровня. Херсон Петрович создал  все  удобства  для  частных  бесед,
никто ни к кому не прислушивался,  и  все  шло,  как  и  было  предусмотрено
заботливым хозяином.
   Что-то говорил Юрий  Денисович,  но  я  его  не  слушал.  Я  маялся,  что
мобильник Зыкова не звонит, что никакого вертолета нет и в помине, и ко мне,
признаться, стала по-пластунски подползать мыслишка, уж не разыграли  ли  со
мной хорошо подготовленную шутку. В этом убеждали  и  крупная  сумма  денег,
которые сунули мне, и три тысячи,  которую  сунул  я  главврачу  без  всякой
расписки...
   И тут запищал зуммер мобильного телефона. Зыков неторопливо достал его, а
я подался всем телом, чтобы расслышать.
   - Погрузили? Так. Как его состояние? Пришел в себя? Ага, и врачи  хороши,
и лекарство из столицы. Благодарю, Никита Петрович, ваш должник.  Он  рядом,
сейчас передам.
   И протянул мне трубку. Я схватил, прижал к уху и услышал  голос  главного
врача:
   - Докладываю, что Альберт Ким уже в воздухе. После укола пришел в себя...
   Я поблагодарил, вернул  телефон  и  с  облегчением  откинулся  на  спинку
кресла. Нет, меня не разыгрывали, Ким летит в Москву...
   И тут вдруг до меня ясно донесся голос Тамарочки:
   - Парички носят при облысении...
   Чуть позднее я сообразил, что, откинувшись, я вышел из  зоны  рассеивания
звуков и попал в фокус, созданный их отражением  от  купола.  Вероятно,  это
была единственная точка...
   - Перестань бабство свое лелеять! - резко сказал Спартак.
   Тамара обиженно примолкла, но долго молчать ей было невмоготу.
   - Зачем ты столько кусков ему отвалил?
   - Затем, что блесна должна сверкать. Только тогда ее заглотят.
   Тут появились официанты с нагруженным снедью столиком, Тамара  и  Спартак
вышли из точки слышимости, а я -  из  точки  прослушивания.  Я-то  вышел,  а
прослушанное из меня выходить что-то не торопилось...
   Для кого должна была сверкнуть блесна? Кто должен был ее  заглотить  -  я
или главврач нашей больницы?..
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   1
   Танечке я про деньги не сказал. Я намеревался  отдать  их  жене  Альберта
Лидии Филипповне, поскольку весь их товар был уничтожен, а долги  оставались
долгами. Зачем-то спрятал в гараже дипломат с числом Антихриста и  долларами
и явился домой чистым, как младенец.  Обрадовал  ее  известием  о  Киме,  от
ужина, естественно, отказался, что очень Танечку расстроило, но в  меня  уже
ничего не вмещалось. Я утешил ее сообщением, что завтра пойдем к Кимам,  тут
же прикусил язык, вспомнив, что деньги-то спрятал, а  как  теперь  объяснить
Танечке их внезапное появление? Но решил, что как-нибудь выкручусь.
   Я терял лицо, как говорят китайцы. Уж  слишком  липкой  была  паутина,  в
которой я трепыхался. Мне выть хотелось, а не дергаться, но я выл в душе,  а
все же дергался.
   Выкручиваться пришлось на следующий день, но выкрутился  я  скорее  всего
наполовину, сказав, что эти деньги мы должны отдать не в семью, а как бы  из
семьи. То есть заплатить ими хотя  бы  часть  долга  Зыкову.  Танечка  долго
допытывалась, откуда они у меня, но я молчал, как топор. Я  не  мог  сказать
Танечке  правду,  не  мог,  хоть  пилите  меня  на  четыре  части.  Но   она
допытывалась очень обеспокоенно, и мне пришлось плести какую-то  ахинею  про
внезапную премию, что ли. Но все в конце концов как-то утряслось, потому что
моя Танечка свято верила каждому моему слову и долго сердиться не  любила  и
не  умела.  И  подсказала  стоящую  мысль:  не  говорить  о  деньгах   Лидии
Филипповне, а передать их Андрею с глазу на глаз.
   - Только надо их где-то спрятать, - строго сказала она. -  Думай,  где  и
как. У тебя неплохой опыт.
   В общем, мы слегка поцацкались с этим дипломатом из-за  моего  идиотизма.
Но, слава богу, все обошлось.
   Наше известие, что Альберт уже в московской клинике,  обрадовало  женскую
половину Кимов до почти счастливых слез. Мужская половина была более сурова:
Володька уже научился держать эмоции при себе,  а  Андрей  смотрел  на  меня
весьма  подозрительно.  И  при  первой  же  возможно-сти   предложил   выйти
перекурить.
   - Кто это организовал?
   - Что организовал?
   Я прекрасно понимал, что его интересует, но выигрывал время,  чтобы  хоть
как-то обдумать ответ.
   - Перевозку отца в Москву, - он вздохнул. - Не крути,  крестный,  тут  не
просто в деньгах дело. Тут принцип "ты - мне, я - тебе". А что ты можешь  им
предложить? Устроить их очередного земляка на место Херсона Петровича?
   - Отца отправил в Москву Зыков, - сказал я. - Пойми, тут не до принципов.
Глухоманская медицина отца  не  вытащит,  я  с  главврачом  говорил.  Только
Москва.
   - Зыков, - он криво усмехнулся. - Совесть, что  ли,  у  него  заговорила,
крестный? Ты веришь в такое сочетание - Зыков и совесть?
   Я не мог ему сказать, чем оплатил перевозку Кима в столицу нашей  родины.
Не мог, он в Афгане воевал, он знает, как и от чего  гибнут  наши  парни.  Я
просто молчал, и он молчал тоже. Потом сказал:
   - Значит, правы мои разведчики.
   - Какие разведчики?
   Я спросил машинально,  думая,  как  мне  объяснить  происхождение  денег,
которые во что бы то ни стало должен был уговорить Андрея взять. И  хоть  на
время прикрыться от долга тому же улыбчивому Юрию Денисовичу. А потом придет
подтверждение получателя, мне заплатят солидный куш  или...  Или  я  попрошу
окончательно списать долги Кима.  Вот-вот,  и  как  я  до  этого  раньше  не
додумался! Это же надо было поставить  главным  условием  договора  в  одном
экземпляре...
   - Погром на рынке устроили ребята  из  спортлагеря.  Только  не  местные,
таких там тоже хватает, Глухомань на всю Россию распространяется. А свои  на
следующий день прошли торжественным маршем. Ать-два. И получили контроль над
рынками. Как думаешь, крестный, дадут они моему  отцу,  корейцу,  торговать?
Сначала уберут чернозадых, как они выражаются, потом - чучмеков, а  потом  и
до косо-глазых дело дойдет. И за всем этим - Зыков.
   - Почему ты в этом уверен?
   Спросил я без всякой собственной  уверенности,  что  будет  иначе.  Будет
именно так, как сказал Андрей.
   - Есть два самых надежных источника информации:  мальчишки  и  влюбленные
девушки. Для мальчишек у меня - Володькины уши, а для девушек - Светланкины.
   - Кого?
   - Ну, дружу я со  Светланкой...  -  Андрей  несколько  смутился.  -  Даже
больше, чем дружу, стоит она того.  И  совсем  не  потому,  что  работает  в
конторе Зыкова, а вообще - очень стоящая.
   - Жениться надумал?
   - Как только отец поправится. Но дело не в этом. Дело, крестный,  в  том,
что спортлагерь содержит Зыков. Это точно, потому что Светланка собственными
глазами видела платежки. И из этого факта следует, что  Зыков  сначала  отца
угробил, а потом почему-то решил его спасти. Почему он так решил, крестный?
   Тут меня, наконец, осенило.  Содержать  -  значит  кормить.  Целую  ораву
молодых лбов в черной униформе. И я сказал:
   - Пойдем.
   И пошел. А Андрей пошел за мной. Я разыскал припрятанный дипломат, набрал
Антихристово число и распахнул.
   - Ого, - сказал Андрей.
   - Заплатишь Зыкову часть долга. Молча заплатишь. А  скажешь  одну  фразу:
остальное через два месяца.
   - Откуда у вас валюта? - строго спросил Андрей.
   Даже на "вы" вдруг обратился. Значит, достали его эти у.е.
   - Грешен я. Загнал Зыкову макароны для кормежки его погромщиков.  Бери  и
делай, как сказал.
   2
   Уж не помню, почему я решил позвонить Маркелову в тот самый вечер,  когда
мы вернулись от Кимов. То ли рассказать ему, что Кима отправили в Москву, то
ли выложить  все,  что  Андрей  мне  поведал  о  Зыкове,  то  ли  поделиться
собственными  впечатлениями  о  встрече  за  армянским  натюрмортом.  Однако
позвонил. А он меня огорошил совершенно неожиданным известием:
   - Жену в область на опознание вызвали.
   - Кого опознавать-то?
   - Понятия не имею, ей не сказали. Она почему-то разволновалась, и я решил
поехать с ней вместе. Вернусь - созвонимся.
   За время его отсутствия  я  предпринял  тайные  вскрышные  работы  в  том
забытом складе, где когда-то  Херсон  Петрович  показывал  мне  припрятанные
моими предшественниками цинки с  патронами  7,62.  Тогда  запасливый  Херсон
предложил завалить стенку хламом, чтобы  никто  случайно  не  обнаружил  его
находку. И завалил. А я отвалил и ничего не нашел. Ни  единого  цинка  и  ни
единого патрона.
   Я связывал с этой пещерой Аладдина  большие  надежды,  поскольку  патроны
нигде  не  числились  и  мой  грех  как  бы  уменьшался...  Нет,  делился  с
согрешившими до меня. Я даже ощупал стены, надеясь,  что  Херсон  на  всякий
случай перепрятал  нашу  страховочную  наличность.  Но  стены  были,  как  в
каземате, и я в конце концов был вынужден признать,  что  отныне  знаю,  что
легло в фундамент страстной  любви  Херсона  Петровича  к  трактирам.  Легли
исчезнувшие патроны, которые он загнал тому же улыбчивому Юрию Денисовичу. И
в этом, по всей  вероятности,  заключалась  причина,  почему  он  стал  меня
избегать.
   Это было крушением. И если я не хотел захлебнуться - а я не хотел, можете
мне  поверить!  -  оставалось  одно.  Строить   плот   из   обломков   былых
возможностей.
   Я переключился на чертежи будущего плота,  крепежные  связи  и  всяческие
иные приспособления. В этом нельзя  было  ошибаться,  почему  я  и  старался
избегать неприятностей. Мы всегда страдаем от суеты, вызванной  лихорадочной
поспешностью как можно скорее добраться до  тверди  земной.  А  суета  -  не
помощник. Суета - вериги.
   Я был очень ровен со всеми, заботлив и ласков с  Танечкой,  стараясь  изо
всех сил не вляпаться в суету. И -  думал.  Где-то  там,  на  втором  плане,
стараясь никоим образом не выдвигать свои размышления в план первый. И уж не
помню, по какому именно поводу  спросил  Танечку,  не  зн