Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Художественная литература
   Драма
      Васильев Борис. Не стреляйте в белых лебедей -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -
местах, пока, наконец, и рыжая и пегая не согласовали своих пожеланий. Тогда приказали выгружаться, и Егор с сыном помогли туристам перетащить пожитки на облюбованное под лагерь место. Это была веселая полянка, прикрытая разросшимся ельничком. Здесь туристы быстро поставили просторную ярко-желтую палатку на алюминиевых опорах, с пологом и навесом, поручили Егору приготовить место для костра, а Кольке позволили надуть резиновые матрасы. Колька с восторгом надувал их, краснея от натуги и очень стараясь, чтобы все было ладно. А Егор, получив от плешивого топорик, ушел в лесок нарубить сушняка. -- Прекрасное место! -- щебетала пегая.-- Божественный воздух! -- С рыбалкой тут, по-моему, прокол,-- сказал сивый. -- Эй, малец, как тут насчет рыбки? -- Ерши,-- сказал Колька, задыхаясь (он аккурат дул четвертый матрас). -- Ерши -- в уху хороши. А путная рыба есть? -- Не-а. Рыба, может, и была, но Колька по малости лет и отсутствию снасти специализировался в основном на ершах. Кроме того, он был целиком поглощен процессом надувания и беседу вести не решался. -- Сам-то ловишь? -- поинтересовался лысый. -- Не-а. Колька отвечал односложно, потому что для ответа приходилось отрываться от дутья, и воздух немедленно утекал из матраса. Он изо всех сил зажимал дырку пальцами, но резина в этом месте была толстой, и сил у Кольки не хватало. -- А батька-то твой ловит? -- Не-а. -- Чего же так? -- Не-а. -- Содержательный разговор,-- вздохнула пегая.-- Я же сказала: типичный туземец. -- Молодец, Коля,-- похвалила вдруг рыжая.-- Ты очень хорошо надуваешь матрасы. Не устал? -- Не-а. Колька не очень понял, почему он "типичный туземец", но подозревал обидное. Однако не расстраивался: и некогда было, и рыжая тетенька уж очень вовремя похвалила его. А за похвалу Колька готов был не пять -- пятьдесят пять матрасов надуть без отдыха. Но уже к пятому матрасу Колька настолько от стараний уморился, что в голове гудело, как в пустом чугунке. Он сопел, краснел, задыхался, по дутья этого не прекращал: дело следовало закончить, да и не каждый день матрасы-то надувать приходится. Это ведь тоже ценить надо: матрас-то -- для путешествий. И от всего этого он очень пыхтел и уже не слышал, о чем говорят эти туристы. А когда осилил последний, заткнул дырочку пробкой и маленько отдышался -- тятька его из ельника выломился. Ель сухую на дрова приволок и сказал: -- Местечко-то мы не очень-то ласковое выбрали, граждане милые. Муравейник тут за ельничком: беспокоить мураши-то будут. Надо бы перебраться куда. -- А большой муравейник-то? -- спросил сивый. -- А с погреб, сказал Егор.-- Крепкое семейство, хозяйственное. -- Как интересно! -- сказала рыжая. -- Покажите, пожалуйста, где он. -- Это можно,-- сказал Егор. Все пошли муравейник смотреть, и Колька тоже: на ходу отдышаться куда как легче. Только за первые елочки заглянули: гора. Что там погреб -- с добрую баньку. Метра два с гаком. -- Небоскреб! -- сказал плешивый.-- Чудо природы. -- Муравьев кругом бегало -- не счесть. Крупные муравьи: черноголовики. Такой тяпнет -- сразу подскочишь, и Колька (босиком ведь) на всякий случай подальше держался. -- Вот какое беспокойство вам будет,-- сказал Егор.-- А там подальше чуть -- еще поляночка имеется, я наглядел. Давайте пособлю с пожитками-то: и вам покойно, и им привычно. -- Для ревматизма они полезные, муравьи-то,-- задумчиво сказал плешивый.-- Вот если у кого ревматизм... -- Ой! -- взвилась пегая.-- Кусаются, проклятые!.. -- Дух чуют,--сказал Егор.-- Они мужики самостоятельные. -- Да,-- вздохнул лысый.-- Неприятное соседство. Обидно. -- Чепуха! -- Сивый махнул рукой: -- Покорим! Тебя как звать-то, Егором? Одолжика нам бензинчику, Егор. Банка есть? Не сообразил Егор, зачем бензинчик-то понадобился, но принес: банка нашлась. Принес, подал сивому: -- Вот. -- Молоток мужик,-- сказал сивый.-- Учтем твою сообразительность. А ну-ка отойдите подальше. И плеснул всю банку на муравейник. Плеснул, чиркнул спичкой -- ракетой взвилось пламя. Завыло, загудело, вмиг обняв весь огромный муравьиный дом. Заметались черноголовики, скрючиваясь от невыносимого жара, затрещала сухая хвоя, и даже старая ель, десятки лет прикрывавшая лапами муравьиное государство, качнулась и затрепетала от взмывшего в поднебесье раскаленного воздуха. А Егор с Колькой молча стояли рядом. Загораживаясь от жара руками, глядели, как корчились, сгорая, муравьи, как упорно не разбегались они, а, наоборот, презирая смерть, упрямо лезли и лезли в самое пекло в тщетной надежде спасти хоть одну личинку. Смотрели, как тает на глазах гигантское сооружение, терпеливый труд миллионов крохотных существ, как завивается от жара хвоя на старой ели и как со всех сторон бегут к костру тысячи муравьев, отважно бросаясь в огонь. -- Фейерверк! -- восхитилась пегая.-- Салют победы! -- Вот и все дела,--усмехнулся сивый.-- Человек -- царь природы. Верно, малец? -- Царь?..-- растерянно переспросил Колька. -- Царь, малец. Покоритель и завоеватель. Муравейник догорал, оседая серым, мертвым пеплом. Лысый пошевелил его палкой, огонь вспыхнул еще раз, и все было кончено. Не успевшее погибнуть население растерянно металось вокруг пожарища. -- Отвоевали место под солнцем,--пояснил лысый.-- Теперь никто нам не помешает, никто нас не побеспокоит. -- Надо бы отпраздновать победку-то,-- сказал плешивый.-- Сообразите что-нибудь по-быстрому, девочки. -- Верно,-- поддержал сивый.-- Мужика надо угостить. -- И муравьев помянуть! -- захохотал лысый. И все пошли к лагерю. Сзади плелся потерянный Егор, неся пустую банку, в которой с такой готовностью сам же принес бензин. Колька заглядывал ему в глаза, а он избегал этого взгляда, отворачивался, и Колька спросил шепотом: -- Как же так, тятька? Ведь живые же они... -- Да вот,-- вздохнул Егор.-- Стало быть, так, сынок, раз оно не этак... На душе у него было смутно, и он хотел бы тотчас же уехать, но ехать пока не велели. Молча готовил место для костра, вырезал рогульки, а когда закончил, бабенки клеенку расстелили и расставили закуски. -- Идите,-- позвали.-- Перекусим на скорую руку. -- Да мы... это... Не надо нам. -- Всякая работа расчета требует,-- сказал сивый.-- Мальцу -- колбаски, например. Хочешь колбаски, малец? Против колбаски Колька устоять не мог: не часто он видел ее, колбаску-то эту. И пошел к накрытой клеенке раньше отца: тот еще вздыхал да хмурился. А потом поглядел на Кольку и тихо сказал: -- Ты бы руки сполоснул, сынок. Грязные руки-то, поди. Колька быстренько руки вымыл, получил булку с колбасой, наслаждался, а в глазах мураши бегали. Суетливые, растерянные, отважные. Бегали, корчились, падали, и брюшки у них лопались от страшного жара. И Егор этих мурашей видел. Даже глаза тер, чтоб забылись они, чтоб из памяти выскочили, а они -- копошились. И муторно было на душе у него, и делать ничего не хотелось, и к застолью этому садиться тоже не хотелось. Но подсел, когда еще раз позвали. Молча подсел, хоть и полагалось слова добрые людям за приглашение сказать. Молча подсел и молча принял от сивого эмалированную кружку. -- Пей, Егор. С устатку-то употребляешь: по глазам видно. Употребляешь ведь, а? -- Дык, это... Когда случается. -- Считай, что случилось. -- Ну, чтоб жилось вам тут, значит. Чтоб отдыхалось. Не лезли слова из него, никак не лезли. Черно на душе-то было, и опрокинул он эту кружку, никого не дожидаясь. -- Вот это по-русски! -- удивился плешивый. Сроду Егор такую порцию и себя не вливал. Да и пить-то пришлось что-то куда как водки позабористее: враз голову закружило, и все муравьи куда-то из нее подевались. И мужики эти показались ему такими своими, такими добрыми да приветливыми, что Егор и стесняться перестал, и заулыбался от уха до уха, и разговорился вдруг. -- Тут у нас природа кругом. Да. Это у нас тут -- пожалуйста, отдыхайте. Тишина, опять же спокойно. А человеку что надобно? Спокой ему надобен. Всякая животина, всякая муравьятина, всякая елка-березонька -- все по спокою своему тоскуют. Вот и мураши, обратно же, они, это... Тоже. -- Философ ты, Егор,--хохотал сивый.--Давай из лагай программу! -- Ты погоди, мил человек, погоди. Я чего хочу сказать? Я хочу, этого... -- Спирту ты хочешь! -- Да погоди, мил человек... Когда Егор выкушивал такую порцию, он всех величал одинаково: "мил человек". Это, так сказать, на первом этапе. А на втором теплел: "мил дружок" обращался. Моргал ласковыми глазками, улыбался, любил всех бесконечно, жалел почему-то и все пытался хорошее что-то сказать, людей порадовать. Но мысли путались, суетились, как те черноголовики, а слов ему сроду не хватало: видно, при рождении обделили. А уж когда вторую-то кружечку опрокинул -- и совсем затуманился. -- Страдает человек. Сильно страдает, мил дружки вы мои хорошие. А почему? Потому сиротиночки мы: с землей-матушкой в разладе, с лесом-батюшкой в ссоре, с речкой-сестричкой в разлуке горькой. И стоять не на чем, и прислониться не к чему, и освежиться нечем. А вам, мил дружки мои хорошие, особо. Особо вы страдаете, и небо над вами серое. А у нас -- голубое. А можно разве черным по голубому-то, а? По сини небесной -- номера? Не-ет, мил дружок, нехорошо это: арифметикой по небу. Оно для другого дадено, оно для красоты, для продыху душе дадено. Вот! -- Да ты поэт, мужик. Сказитель! -- Ты погоди, мил дружок, погоди. Я чего хочу сказать-то? Я хочу, чтоб ласково всем было, вот. Чтоб солнышка всем теплого вдосталь, чтоб дождичка мягкого в радость, чтоб травки-муравки в удовольствие полное. Чтоб радости, радости чтоб поболе, мил дружки вы мои хорошие! Для радости да для веселия души человек труд свой производить должен. -- Ты лучше спляши нам для веселья-то. Ну?.. Ай, люли, ай, люли! "Светит месяц, светит ясный..." -- Не надо! -- крикнула было рыжая.-- Он же на ногах не стоит, что вы! -- Кто не стоит? Егор не стоит? Да Егор у нас -- молоток! -- Давай, Егорушка! Ты нас уважаешь? -- Уважаю, хорошие вы мои! -- Не надо, тятька! -- Надо, Колюшка. Уважить надо. И -- радостно. Всем -- радостно! А что мурашей вы пожгли, то бог с вами. Бог с вами, мил дружки мои хорошие! Захлопал плешивый: -- "Калинка, калинка, калинка моя, в саду ягодка малинка, малинка моя!.." Шевелись, Егор! Пели, в ладоши хлопали: только сынок да рыжая смотрели сердито, но Егор их сейчас не видел. Он видел неуловимые, расплывающиеся лица, и ему казалось, что лица эти расплываются в счастливых улыбках. -- Эх, мил дружки вы мои хорошие! Да чтоб я вас не уважил?.. Три раза вставал -- и падал. Падал, хохотал до слез, веселился, и все хохотали и веселились. Кое-как поднялся, нелепо затоптался по поляне, размахивая не в лад руками. А ноги путались и гнулись, и он все совался куда-то не туда, куда хотел. Туристы хохотали на все лады, кто-то уже плясал вместе с ним, а рыжая обняла Кольку и конфетами угощала. -- Ничего, Коля, ничего. Это сейчас пройдет у него, это так, временно. Не брал Колька конфет. И смотрел сквозь слезы. Злые слезы были, жгучие. -- Давай, Егор, наяривай!--орал сивый.-- Хорошо гуляем! -- Ах, мил дружок, да для тебя... Кривлялся Егор, падал -- и хохотал. От всей души хохотал, от всего сердца: весело ему было, очень даже весело. -- Ай, люли, ай, люли! Два притопа, три прихлопа!.. -- Не надо!.. -- закричал, затрясся вдруг Колька, вырвавшись из рук рыжей.-- Перестань, тятька, перестань! -- Погоди, сынок, погоди. Праздник ведь какой! Людей хороших встретили. Замечательных даже людей! И опять старался: дрыгался, дергался, падал, поднимался. -- Тятька, перестань!..--сквозь слезы кричал Колька и тащил отца с поляны.-- Перестань же!.. -- Не мешай гулять, малец! Давай, давай отсюда. -- Шевели ногой, Егор! Хорошо гуляем! -- Злые вы! -- кричал Колька.-- Злые, гадкие! Вы нас, как мурашей тех, да? Как мурашей?.. -- Егор, а сынок-то оскорбляет нас. Нехорошо. -- Покажи отцовскую власть, Егор! -- Как не стыдно! -- кричала рыжая.-- Он же не соображает сейчас ничего, он же пьяный, как же можно так? Никто ее не слушал: веселились. Орали, плясали, свистели, топали, хлопали. Колька, плача навзрыд, все волок куда-то отца, а тот падал, упирался. -- Да дай ты ему леща, Егор! Мал еще старшим указывать. -- Мал ты еще старшим указывать...-- бормотал Егор, отталкивая Кольку.-- Ступай отсюда. Домой ступай, берегом. -- Тятька-а!.. -- Ы-ых!.. Размахнулся Егор, ударил. Первый раз в жизни сына ударил и сам испугался: обмер вроде. И все вдруг замолчали. И пляска закончилась. А Колька вмиг перестал плакать: словно выключили его. Молча поднялся, отер лицо рукавом, поглядел в мутные отцовские глаза и пошел. -- Коля! Коля, вернись! -- закричала рыжая. Не обернулся Колька. Шел вдоль берега сквозь кусты и слезы. Так и скрылся. На поляне стало тихо и неуютно. Егор покачивался, икал, тупо глядя в землю. Остальные молчали. -- Стыдно! -- громко сказала рыжая.-- Очень стыдно! И ушла в палатку. И все засовестились вдруг, глаза начали прятать. Сивый вздохнул: -- Перебор. Давай, мужик, отваливай. Держи трояк, садись в свое корыто -- и с океанским приветом. Зажав в кулаке трешку, Егор, шатаясь, побрел к берегу. Все молча глядели, как летел он с обрыва, как брел по воде к лодке, как долго и безуспешно пытался влезть в нее. Пегая сказала брезгливо: -- Алкоголик. Егор с трудом взобрался в лодку, кое-как, путаясь в веслах, отгреб от берега. Поднялся, качаясь, на ноги, опустил в воду мотор, с силой дернул за пусковой шнур и, потеряв равновесие, полетел через борт в воду. -- Утонет!..-- взвизгнула пегая. Егор вынырнул: ему было по грудь. Со лба свисали осклизлые космы тины. Уцепился за борт, пытаясь влезть. -- Не утонет,-- сказал сивый.-- Тут мелко. -- Эй, мужик, ты бы лучше на веслах! -- крикнул лысый.-- Мотор не трогай, на веслах иди! -- Утенок!-- вдруг весело отозвался Егор.-- Утеночек это мой! Соревнование утенка с поросенком! Борт был высок, и для того чтобы влезть, Егор изо всех сил раскачивал лодку. Раскачав, навалился, но лодка вдруг кувырнулась из-под него, перевернувшись килем вверх. По мутной воде плыли веселые весла. Егор опять скрылся под водой, опять вынырнул, отфыркиваясь, как лошадь. И, уже не пытаясь переворачивать лодку, нащупал в воде веревку и побрел вдоль берега, таща лодку за собой. -- Эй, может, помочь? -- окликнул лысый. Егор не отозвался. Молча пер по грудь в воде, весь в тине, как водяной. Оступался, падал, снова вставал, мотая головой и отплевываясь. Но веревку не отпускал, и перевернутая килем вверх лодка тяжело волочилась сзади. А мотора на корме не было. Ни мотора, ни бачка с бензином, ни уключин: все ушло на дно. Но Егор не оглядывался и ничего сейчас не соображал. Просто волок лодку вокруг всего водохранилища в хозяйство усталого Якова Прокопыча. 6 "Где дурак потерял, там умный нашел" -- так-то старики говаривали. И они многое знали, потому как дураков на их веку было нисколько не меньше, чем на нашем. Федор Ипатыч в большой озабоченности дни проживал. Дело не в деньгах было -- деньги имелись. Дело было в том, что не мог разумный человек с деньгами своими добровольно расстаться. Вот так вот, за здорово живешь, выложить их на стол, под чужую руку. Невыносимая для Федора Ипатыча это была задача. А решать ее приходилось, невыносимую-то. Приходилось, потому что новый лесничий (вежливый, язви его!), так новый лесничий этот при первом же знакомстве отчеты полистал, справочки просмотрел и спросил: -- Во сколько же вам дом обошелся, товарищ Бурьянов? -- Дом? -- Дошлый был мужик Федор-то Ипатыч: сразу смикитил, куда щеголь этот городской оглоблю гнет.-- А прежний за него отдал. Новый мне свояк ставил, так я ему за это прежний свой уступил. Все честь по чести: могу заявление заверенное... -- Я не о строительстве спрашиваю. Я спрашиваю: сколько стоит лес, из которого выстроен ваш новый дом? Кто давал вам разрешение на порубку в охранной зоне и где это разрешение? Где счета, ведомости, справки? -- Так ведь не все сочтешь, Юрий Петрович. Дело наше лесное. -- Дело ваше уголовное, Бурьянов. С тем и расстались, с веселым разговором. Правда, срок лесничий установил: две недели. Через две недели просил все в ажур привести, не то... -- Не то хана, Марья. Засудит. -- Ахти нам, Феденька! -- Считаться хотите? Ладно, посчитаемся! Деньги-то имелись, да расстаться с ними сил не было. Главное, дом-то уже стоял. Стоял дом -- картинка, с петухом на крыше. И задним числом за него деньгу гнать -- это ж обидно до невозможности. Поднажал Ипатыч. Пару сотен за дровишки выручил. Из того же леса, вестимо: пока лесничий в городе в карту глядел, лыко драть можно было. Грех лыко не драть, когда на лапти спрос. Но разворачиваться вовсю все же опасался: о том, что лесничий строг, и до поселка слух дополз. В другие возможности кинулся. И сам искал и сына натаскивал: -- Нюхай, Вовка, откуда рублем тянет. Вовка и унюхал. Невелика, правда, пожива: три десяточки всего за совет, разрешение да перевозку. Но и три десяточки -- тоже деньги. Тридцатку эту Федор Ипатыч с туристов содрал. Заскучали они на водохранилище тем же вечером: рыба не брала. Вовка первым про то дознался (братика искать послали, да до братика ли тут, когда рублем веет!), дознался и отцу доложил. Тот прибыл немедля, с мужиками за руку поздоровался, папироску у костра выкурил, насчет клева посокрушался и сказал: -- Есть одно местечко: и рыбно, и грибно, и ягодно. Но запретное. Потому-то и щуки там -- во! Долго цену набивал, отнекивался да отказывался. А как стемнело, лично служебную кобылу пригнал и перебросил туристов за десять километров на берег Черного озера. Там и вправду пока еще клевало, и клев этот обошелся туристам ровнехонько в тридцаточку. Умел жить Федор Ипатыч, ничего Не скажешь! Вот потому-то Егор, через два дня опамятовавшись и в соображение войдя, припомнил, где был, но туристов тех на месте не обнаружил. Кострище обнаружил, банки пустые обнаружил да яичную скорлупу. А туристы сгинули. Как сквозь землю. И мотор тоже сгинул. Хороший мотор, новый: "Ветерок", восемь сил лошадиных да одна Егорова. И мотор сгинул, и бачок, и кованые уключины. Весла, правда, остались: углядел их Егор в тростниках. Лопастя-то у них огнем горели, издалека видать было. Но это все он потом выискал, когда опамятовался. А по первости в день тот развеселый хохотал только. К солнышку закатному лодку до хозяйства Якова Прокопыча доволок, смеху вместо объяснений шесть охапок вывалил и трудно, на шатких ногах домой направился. И собаки за ним увязались. Так в собачьей компании ко двору и притопал. Это обыкновенных пьяных собаки не любят, а Егора всякого любили. Лыка ведь не вязал, ноги не держали, а псы за ним перли, ка

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору