Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
адского военного округа была выдана с потрохами. Отчаявшись стать
находкой для шпиона и развращенный журналистами, военный давно валит всё
всем подряд.
Территория складов была обнесена бесконечной колючей проволокой, за ней
тянулся бетонный забор, пропадая вдали, а на него накатывался крепостной вал
земли, обсаженный дерном. Там, внутри, мегатонный город, распланированный
квадратно-гнездовой обваловкой на бесчисленные кварталы пакгаузов, как соты
всех будущих войн, хранил их в штабелях зеленых деревянных ящиков и цинковых
коробок.
После переговоров "жигули" вышедшего из моды цвета "коррида" загнали на
площадку у ворот между колючкой и забором, а каперанга с Шуркой провели в
одноэтажный барак с облупившейся розоватой штукатуркой, архитектура которого
отдавала гарнизонной тоской сталинской эпохи.
Шурка остался сидеть в ободранной приемной, а Колчак вошел к начальнику
складов.
Начальник попытался осанисто развести плечи в подполковничьих погонах, но
добился только того, что из-под галстука отскочила пуговка. Он был похож на
прапорщика, попустительством начальства превысившего возрастные и весовые
пределы.
Колчак извинился за беспокойство и объяснил небрежно и мягко. Сущая
ерунда вынудила - сотня стапятидесятидвухмиллиметровых выстрелов.
- А что не со своих складов? Полтора бэка - фу.
Потому что на флотских складах вышел срок годности короткокалиберным
шестидюймовым снарядам, а длиннокалиберные им не подходят. А принято решение
к юбилею города торжественно вывести крейсер в Балтику и в присутствии
иностранных наблюдателей провести стрельбы. А артснаб все не может найти
нужные боеприпасы, потому что подобных орудий давно не стоит на вооружении
флота. А от старых наземных систем кое-как подходят. А за проведение стрельб
отвечает командир крейсера, и трудности никого не волнуют.
Следует заметить, что все сказанное Колчаком вполне могло быть правдой.
Приди кому-то наверху в голову подобная идея - примерно так и сложилась бы
реальность. Впрочем, психология бывалого офицера такова, что он способен
вникнуть в самые дикие объяснения - служба знакомит с тем, чего и вообразить
нельзя.
Подполковник вник до установленного службой предела:
- Везите требование, подписанное в Артуправлении округа. Отпущу хоть
вагон - мне полтора боекомплекта не жалко.
Колчак выстелил голос бархатом. Управление требует оплаты, флот жмется по
бедности, флагарт закусил удила и скатил на армию телегу через Минобороны -
заклинило, короче, взаимопонимание между армией и флотом: так вот, нельзя ли
напрямую? И он выразительно потер большой палец об указательный, как будто
склеивал жест "о'кей".
Напрямую было нельзя категорически и даже якобы вообще нереально.
Дистанция между утопией и реальностью измеряется в поллитрах, что делает ее
сокращение делом техники. Преодолев указанную единицу пространства-времени,
подполковник дружески навалился на стол:
- Слушайте, обратитесь прямо в полк! - Он был лучезарен, как помидор, и
приветлив, как малиновка. - Им списать один б/к - плюнуть раз, спишут после
первых же боевых полигонных стрельб, а они там регулярно. И тогда по
документам этих выстрелов в природе числиться не будет, и взятки гладки хоть
со складов, хоть с полка. А насчет этого, - потер пальцы и щелкнул по
кадыку, - решите прямо с командиром полка.
Он продиктовал фамилию и телефон.
- Нет, от меня звонить не надо. Да поезжайте прямо так.
Выехав за шлагбаум и дав газ, Колчак произнес так, как это мог бы сказать
оплеванный праведник или по крайней мере сторонний наблюдатель:
- Поразительно. Ведь продадут все! Как служить?.. Да будь у нас миллион,
Шура, - он бы сам взорвал свой склад. Ну мерзавцы...
- Рыба гниет с головы, товарищ капитан первого ранга.
- Ты на кого намекаешь?
- Никак нет! Я имел в виду президента.
- Он тебя тоже имел в виду.
В полку было спокойно: никто не красил траву зеленой краской и не драил
плац зубными щетками. Со стороны пищеблока несло помоями. По дорожке меж
казарм перемещались в шеренгу по два шесть воинов, а седьмой сбоку
вскрикивал с подвизгом усталого частушечника:
- И-р-рэз! И-р-рэз! и р-рэз, два, три-и!..
Полковник сидел за столом и читал газету "Спид-Инфо".
- Уполномочен передать вам приглашение офицеров крейсера "Аврора" на
дружеский ужин, - прямо от дверей шлепнул ему компостер на мозги Колчак.
Полковничьи мозги заставили хозяина улыбнуться растерянно и польщенно.
Сами же соображали, что, перефразируя старую мудрость, бесплатный паек
бывает только на гауптвахте.
Не уточняя раньше времени количество имеющих быть на ужине офицеров,
Колчак выволок его в зеленогорский ресторан "Олень" - всего сорок минут
езды.
Он прибег к старорежимному меню: коньяк и шашлык. Это должно было
настроить собеседника на ностальгический лад, когда подобный стол
ассоциировался для лейтенантов с верхом кутежа и роскошной жизни, а сам
"Олень" считался шикарным и фешенебельным местом. Недостаток присутствующих
офицеров компенсировался избытком бутылок и еды, что как-то утешило
полковника.
После третьей он взглянул вопросительно.
- Нужны два б/к для ста пятидесяти двух миллиметров, - сказал Колчак и
повторил версию, обкатанную на начальнике складов.
- Дружеский ужин, - сказал полковник. - Сукин сын.
- Э, - сказал Колчак. - За наши прямые попадания!
Стапятидесятидвухмиллиметровые гаубичные снаряды не входят в число
дефицитных военных товаров нашего времени. Ценится стрелковое оружие и
патроны к нему, гранатометы и ранцевые зенитные ракеты. Из артиллерийских
боеприпасов спросом пользуются лишь стадвадцатимиллиметровые унитары для
танковых пушек и отчасти - статридцатимиллиметровые выстрелы для дивизионных
Д-30.
Взвесив это, полковник стал набивать цену.
- Ты представляешь, что ты просишь?
Колчак легко изложил, как вписываются выстрелы в запись стрельб.
- Умный, - хмыкнул полковник. - А как я буду подотчетные гильзы сдавать?
- А гильзы, - удивился Колчак, - склад покажет использованными до
некондиции и вместо отсылки на переснаряжение выбракует на цветмет. Дело
бумажное.
- Тебе бы огневым снабжением округа заведовать... А тара?
- Сломалась! Акт о сожжении.
- За ствольную артиллерию! Что не закусываешь?
Начали торговаться.
- Цены сейчас безумные, - округлил глаза полковник. - Сам знаешь - рынок!
Даже в прежние времена выстрел стоил семьдесят рублей - как хромовые сапоги.
Все так и знали: "Огонь!" - и полетели сапожки... со свистом... в цель! - он
стукнул по столу и ловко подхватил прыгнувшую рюмку.
- Один боекомплект! - сбавил Колчак, прикидывая, что семидесяти пяти
снарядов вполне хватит, чтобы "Аврора" ощущалась вооруженным кораблем.
Честно говоря, трудно себе представить, что могут наделать в мирном городе
семьдесят пять шестидюймовых снарядов, каждый из которых весит полцентнера и
под корпусом сталистого чугуна нафарширован толом. "Граждане! При
артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна, а та сторона - вообще конец".
- Давай считать спокойно.
- Давай.
- Сколько сегодня реально стоит выстрел - не знает никто, от вахтера
номерного завода до министра обороны. У американцев снаряд
стапятидесятипятимиллиметровой гаубицы-пушки стоит четыреста девяносто
долларов.
- По этой цене можешь их продать на линкор "Нью-Джерси", когда к тебе
приедет старпом с него.
- Да?
- Да. Так прямо можешь на меня и сослаться: капитан первого ранга Колчин
велел продать вам по четыреста девяносто долларов.
- Остряк, - сказал полковник. - Давай считать!
- Давай!
- Выстрел стоил семьдесят рублей. Тот рубль равен сегодня двум долларам.
Хоть бензин, хоть пиджак, хоть водка, хоть как считай.
- Это до кризиса было.
- Кризиса? Какого?
- Последнего.
- Последнего еще не было, мой непотопляемый друг. Все последние у нас
впереди. Кризисы постоянны, а стрелять надо всегда - в том смысле, что цены
растут после кризисов еще выше. Итого. Сто сорок баксов выстрел. Умножим на
семьдесят пять. Официант!!! Спишь?! Калькулятор!
- Семьсот пятьдесят... семь тысяч пятьсот... Что?! Не может быть... семью
четыре - двадцать восемь...
- Десять тысяч пятьсот долларов.
- Ты охуел, - сказал Колчак.
- И заметь - сюда входит риск и нарушение присяги. Плюс статья и так
далее. Ты понимаешь, чем я рискую?
- Ха! Смотрите на него - он рискует! Люди танки и ракеты продают, а ты
из-за вшивого б... б... бэка готов с брата по несчастью последнюю
м-м-мошонку содрать. - Колчак чувствовал утомление после третьей за тяжелый
рабочий день бутылки. Надо было держаться на остатке сил, предел которых был
близок: он пожалел себя. - Какие десять тысяч? - укорил он. - Что ты ноли
накатываешь, как в бильярде. Я не бандит и не лицо кавказской
национальности. Ты, может, недослышал? "Аврора" - это не банк и не
акционерное общество, а всего лишь крейсер. Его сейчас весь-то за десять
тысяч никому не втюхаешь.
- А сколько же ты хочешь?
- Десять баксов выстрел - итого семьсот пятьдесят.
- Счет! - возвестил полковник голосом, каким оглохший от грохота комбат
командует: "Стой! Записать - цель задымлена!" и наполнив этой командой весь
зал вплоть до кухни, где их официант компоновал гарниры из недоеденных блюд.
Счет составил девятьсот двадцать рублей, что на тот день равнялось сорока
долларам.
- И ты хочешь, чтобы вот за эту выпивку и закуску я отгрузил тебе,
значит, четыре выстрела, которыми можно в хлам разнести все ваше говенное
Адмиралтейство? - изумился артиллерист. При этом он не мешал Колчаку
расплачиваться.
- Повторить! - приказал Колчак официанту. - Мушкой лети!
- 3-зачем? - сурово спросил артиллерист.
- Двадцать, - ответил Колчак. - Это предел. Это полторы штуки баксов! Ты
в месяц сколько получаешь?
- Это ты брось. Я же тебя не спрашиваю, почем и кому ты это перетолкнешь.
- Мне для стрельб!
- Стреляй, но не свисти. Для стрельб никто и трешки своей не выкинет.
Конечно для стрельб! Но я не интересуюсь, кто будет стрелять, где, в кого и
за что - это все не мое дело.
- Слушай, - сказал Колчак и замер с восторгом на краю бездны: - Эх! -
ухнул он и в отчаянии ударил по колену. - Вот тебе мое последнее слово!
Заедем с другой стороны. Сегодня "волга" - "волга"! ГАЗ-3110! новая! теплая!
стоит три тысячи. Три тысячи! Я плачу тебе две.
- Почему две?.. Три!
- Две триста.
- Ладно. Две пятьсот.
- Нету, нету, больше нету!
- Черт с тобой. Жмот. За грузовик снарядов - недельную зарплату
американского полковника!..
- Ты за год получаешь недельную зарплату американского мусорщика.
- Ненавижу янки, - сказал полковник.
- Короче - когда стрельбы?
- Я тебе позвоню. Но транспорт твой!
Вывалившись из-под вывески в перекошенную холодными фонарями ночь, Колчак
сориентировал полковника в сидячее положение внутри такси, махнул вслед
красным огонькам и озадачился проблемой возвращения. Он оседал под мухой,
лежавшей на плечах, как оленья туша.
Забытый Шурка храпел и тосковал в "жигулях".
- Ты водить умеешь?
- Никак нет.
- Садись за руль... Заводи!
- А если вмажемся куда, товарищ капитан первого ранга? - усомнился Шурка.
- Ив страшном сне не мечтай. До пенсии будешь мне на ремонт деньги по
улицам в свой ящик собирать.
12
Впервые в жизни Ольховский познал счастье труда. Счастье труда - это
чувство, которое испытывает заказчик, глядя, как рабочие ремонтируют крейсер
"Аврора".
Работяги ползали в железном чреве, трещали сваркой, жужжали фрезой и
доводили дело до ума при помощи кувалды и многострадальной матери. Они
курочили и восстанавливали машину с добродушной невозмутимостью пролетариев
на договорной оплате.
Бригадира сводной команды звали Юрий Арсентьевич. Арсентьевич поседел в
трудах, не учтенных никакими планами и сводками. Свой путь организатора
производства он начал много лет назад с должности заместителя директора
Казанского собора по хозчасти. Собор выполнял официальную функцию Музея
истории религии и атеизма, а его завхоз - функцию снабженца дачных строек,
продавая кровельную жесть, доски, кафель и цемент, и поставляя напрокат
грузовичок и старый автобус. Обеспечивал он и рабсилой, не давая засидеться
четырем подчиненным бездельникам. В результате проведенной в соборе
реставрации образовались дача, машина и беременная машинистка. Музею
остались запах опиума для народа и выбранные на десять лет вперед фонды.
Ольховский нарыл умельца в конторе Балтийского завода.
Все необходимое тащилось или изготавливалось на заводском оборудовании из
заводских материалов. Подмазка на лапу и расчет черным налом снижали
себестоимость до взаимоприемлемого уровня. Приблизительно так можно обменять
казенный танк на собственный "запорожец".
Обжившись и оглядевшись в низах, Арсентьич представил полную смету. Цифра
обездвижила Ольховского. Так окаменела жена Лота при взгляде на счет,
который подали Сверху ее городу.
Быть яхтсменом - дорогое удовольствие, как заметил один кинопродюсер
покупающему корабль викингу. Авианосец "Форрестол" стоит четыре миллиарда
долларов. Яхта Сильвестра Сталлоне - девять миллионов. И даже средней
паршивости катерок обходится не дешевле лимузина, который не заработать на
паперти усилиями двадцати матросов.
Конечно, если бы экипаж "Авроры" насчитывал штатных шестьсот человек, и
всех их заблаговременно погнать в город собирать подаяние, крейсер можно
было бы содержать в боевом порядке и поныне. Так кто ж знал...
Ольховский оставил в смете лишь то, без чего обойтись было вовсе
невозможно, итог здраво поделил на два, а Мознаиму приказал проговориться
Арсентьичу, что командир собирается менять его на более дешевого мастера. И
решил подождать эффекта.
Если беда приходит обычно с той стороны, откуда ее не ждали, то ведь и
счастье имеет обыкновение являться без фанфар и белого коня. Спасение пришло
оттуда, откуда никто ничего хорошего не подозревал - исламский
фундаментализм протянул братскую руку помощи балтийским морякам в их
нелегкой доле. Может, это был и не фундаментализм - авроровцы были не сильны
в нюансах ислама, и вряд ли сумели бы назвать разницу между суннитами и
шиитами.
Пожаловавшее лицо в сопровождении подобающей свиты возникло из неких
эмиратов, которые стремились к прогрессу. Для продвижения к прогрессу им
нужны были четыре ракетных катера. Лицо прибыло для их закупки, и его
вылизывали по полной программе, надеясь втюхать еще пару дизельных лодок.
По случаю визита на "Аврору" араб облачился в адмиральскую форму с орлами
чуть меньше натуральной величины. Их золотые крылья затеняла пестрая
арафатка, придавленная к голове плюшевым обручем.
Палубу очистили от экскурсантов. Ольховский сопровождал этого
Синдбада-морехода по кораблю.
На мизинце синдбада горел бриллиант размером с макаровскую пулю.
Бриллиантовая дробь разных калибров украшала орденскую звезду и заколку
галстука. Когда он протянул руку для пожатия, с манжеты мигнул еще один
бриллиант. Блеск его высочества рождал разные мысли...
Ольховский задержался рядом с вахтенным и тихо отдал несколько кратких
приказаний.
На баке синдбад заглянул в ствол орудия, в рубке подвигал штурвал, в
музее постоял с вежливым лицом.
В адмиральском салоне Ольховский отсчитал себе: "раз, два, три", мысленно
попросил прощения у Господа и родителей, встал и провозгласил:
- Аллах акбар!
В качестве тоста это вызвало замешательство обеих сторон. Российская
сторона в составе контрадмирала и капраза из Управления флота округлила
глаза и рты и впала в некоторое затруднение. Синдбад подтвердил: "Аллах
акбар", и серьезным выражением лица дал понять, что это заявление слишком
ответственно для тоста. А переводчик, парнишка лейтенантских лет, вполголоса
пояснил, что правоверные мусульмане вообще не пьют, и как раз потому, что
Аллах, который акбар, решительно против, так что упоминание его в данном
контексте неуместно до предела; вообще же выпить можно, только тихо и после
захода солнца.
Реакция Ольховского была достойна Александра. Он кликнул вахтенного и
приказал играть спуск флага. Вахтенный с искаженным лицом отправился
командовать "построение". А Ольховский пригласил синдбада на палубу, где
перед строем команды и объяснил через переводчика, что на кораблях
Российского флота ночь наступает тогда, когда спущен флаг, а флаг спускается
тогда, когда постановлено командованием и обычаем.
Интереснее всего было в этот момент смотреть на нашего адмирала. Он
тяжело дышал, и при напряжении желваков у него шевелились уши. Он пытался
понять, похвален ли поступок Ольховского как изящный дипломатический ход,
или заслуживает товарищеского расстрела как святотатство. Но хотелось мира и
выпивки, и сомнение было решено в пользу командира.
Флаг был спущен. Горнист исполнил "захождение". Команда дергала лицами от
восторга.
Строго говоря, команды не было. Четыре офицера, два мичмана, кок и
вестовой, изо всех сил компенсируя свою малочисленность торжественной
истуканностью стойки, могли сойти разве что за ассистентов при знамени. Но,
захваченные ситуацией, гости не поинтересовались, к облегчению Ольховского,
где же, собственно, матросы.
- Вот и ночь! - объявил Ольховский, узурпируя функции Творца.
Видимо, арабу нравился его визит, потому что он согласился выпить.
Ольховский же щелкнул пальцами лейтенанту Беспятых и велел приготовиться
переводить, бо переводчик скоро выйдет из строя.
Управленцев с переводчиком споили жестко и безжалостно.
Ольховский приступил.
- Вестовой! - громко скомандовал он. Вестовой при полном параде, ждавший
за дверью, грянул строевым, поставил на стол коробку и четко удалился.
Под официальные аплодисменты собравшихся Ольховский принялся одаривать
синдбада сувенирами, собранными с корабля: лента с надписью "Аврора", значок
"За дальний поход", гюйс, матросский ремень с надраенной бляхой и - фуражка
в белом чехле. В заключение были значительно вручены погоны с двумя
просветами, оснащенные во всю ширину головными кокардами с золотыми листьями
и звездами: это тянуло на знаки различия примерно адмирал-фельдмаршала,
соответствуя важности задачи и самолюбию востока.
Синдбад установил фуражку на арафатку и отдал честь. Даже подвергнутые
алкогольному наркозу трое наших не портили церемонии, придавая ей
национальный колорит.
- Лейтенант! - возвысил голос Ольховский.
По этой команде вошел Беспятых, стуча каблуками, как метроном. В белых
перчатках он сжимал перед грудью кортик. Типовой кортик был куплен за это
время на сувенирном лотке у Петропавловки.
Ольховский строго выпрямился, двумя руками прижал кортик к груди (это
совмещение восточного этикета с морским обрядом оказалось довольно неудобно)
и через стол протянул арабу, как рыцарский меч.
- Господа офицеры - встать! Юра - переводи! Имея честь - торжественно
принимать - господина главнокомандующего военно-морскими силами... блядь,
как его страна называется?.. ладно, обойдемся... дальше: данной мне на борту
властью - от имени - Верховного Главнокомандования...
- Товарищ командир, это уже как-то по-сталински - Верховное
Главнокомандование, - тихо поправил Беспятых, выстр