,
как раз выкинули...
     - Сколько стоят?
     - Что я, помню?.. Деньги летят, знаешь...
     - А те часы где?
     - Те я у избушки оставил... положил, и бежать.
     - Значит, посылку открыл, раз знаешь про них?
     -  А что им зря пропадать, - пробурчал он, совершенно уничтоженный.
- Хочешь - забери, что мне... я просто на память...
     Я  вздохнул.  Что  с него возьмешь, беззлобного. Он и свое отдал бы
еще легче, чем мое взял. Понравилось, и все тут, велик ли грех,  он  тут
со  мной  уже  две  недели деньги расшвыривает, ящик этих часов прогулял
небось.


                                - 84 -

     - Сколько тебе лет, Саня?
     - Двадцать девять, - ответил он с обидой.  -  Жениться  вот  думаю,
пора. Не посоветуешь?


     Это было полтора года спустя.
     А   тогда   солнце   дробилось   радугой  в  пропеллере.  "Аннушка"
протарахтела, снижаясь и скользя,  качнула  крыльями  и  села  на  реку,
вспоров  два  веера алмазной пыли. Летчики в собачьих унтах и цигейковых
куртках закурили и пошли к избушке угоститься рыбкой.
     Саня хлопотал: чай заварил индийский, выставил субудай - малосол из
свежей, вчера вынутой из проруби, нельмы, с  солью,  уксусом,  перцем  и
чесноком,  подарил  им  по  глухарю:  с  летчиками  надо  дружить,  чтоб
прилетать хотели, от летчиков много зависит.
     Я помог ему таскать кули и связки в самолет.
     - Заблудился, значит? Бывает. Хорошо еще, что нашелся. Тайга -  это
тайга.
     Летчики пахли одеколоном, мылом, отутюженной одеждой. Цивилизацией.
невероятно  чистоплотны  и  ухожены  были  летчики. Неужели и я в городе
такой?


     Самолет  подпрыгнул  и  полез  вверх. Я прилип к иллюминатору. Саня
стоял у крошечной избушки посреди белой вселенной и махал рукой.
     Летчики,   молодые   ребята   при   белых   рубашках  и  галстуках,
перекрикивались через шум мотора и смеялись о своем.
     Солнце   сплющивалось   и   вплавлялось  в  горизонт  -  малиновое,
праздничное, вечное. Закат расцветил  снега  внизу  буйной  карнавальной
гаммой.
     Игарка замигала издали гирляндами огоньков,  провешивающих  порт  и
улицы. Встреча произошла без формальностей - да и вообще никакой встречи
не было. Инспектор госпромхоза убедился, что никто ничего  неположенного
не  приволок,  разгружать  было  уже поздно - грузчиков не было, механик
зачехлил мотор, закрыл на ключ дверцу,  опечатал  ее  своей  печатью,  а
инспектор - своей. У всех были свои дела и своя жизнь.


     Я сидел в гостинице летчиков и смотрел  по  телевизору  антивоенный
митинг  в  Лужниках.  Парок  слетал в морозный воздух от единого дыхания
десятков тысяч людей.
     В коридоре дежурная наставляла по телефону мужа, чем кормить детей.
     Летчики хвастались своими  женами  и  пили  за  семьи  -  они  были
командированы сюда из Красноярска.


     Смешной внук шамана. Пропавший учитель для  детишек  таежных  школ.
Твоя совесть и твой страх оказались сильнее твоего разума и веры.
     Разум человечества, наверное, должен быть равен его  совести.  Люди
не  могут  отрешиться от дел - кто ж за них все эти дела сделает? Кто ж,
кроме нас самих, поведет нас дальше, преодолевая все  опасности,  вплоть
до самых страшных.
     телевизор показывал антивоенные выступления по всему свету.


     Десятки  и  сотни  тысяч  лет  мы  боролись.  Боролись  с холодом и
голодом, хищниками и болезнями. Из бесконечных глубин наш  путь  -  путь
борьбы  за  жизнь;  умение  бороться за нее живет в нас от пращуров, оно


                                - 85 -

сидит в наших генах. От опасности не спрячешься, не пересидишь  ее  -  у
нас нет выбора, кроме победы.


     Я отпечатал под копирку письмо ему и оставил  с  просьбой  во  всех
московских магазинах "Старой книги". Авось ведь выберется еще.
     Надо бы встретиться, договорить.




                           Карьера в никуда

     Эта  вековой  дали  затерянная история была рассказана мне двадцать
лет  назад  покойным  профессором  истории  Ленинградского  университета
Сигизмундом Валком. Профессор собирался пообедать в столовой-автомате на
углу Невского и Рубинштейна. Он пробирался к столику, держа в одной руке
тарелку  с  сардельками,  а  в  другой ветхий ученический портфельчик, и
сквозь скрепленные проволочкой очки подслеповато  высматривал  свободное
место.  Под  его  ногой  взмявкнула  кошка,  сардельки  полетели  в одну
сторону, портфель в  другую,  очки  в  третью,  сам  же  профессор  -  в
четвертую,  где  и  был подхвачен оказавшимся мною (что не было подвигом
силы: вес профессора был созмерим с весом толкнувшей его кошки,  на  чей
хвост  он  наступил  столь неосмотрительно). Я собрал воедино три дотоле
совместные части, выловив очки пальцем из чьей-то солянки, к негодованию
едока,  сардельки  же  бойко  выбил  без  очережи  взамен  растоптанных.
Ободрившийся старичок в брезентовом дождевике вступил в благодарственную
беседу  -  и  я  был  поражен  знакомством:  профессор с мировым именем.
Кажется,  своеобразно  польстило  и  ему  -   то   обстоятельство,   что
воспитанные манеры принадлежали именно студенту родного университета.
     Апрельское солнце клонилось, Мойка несла бурный мусор,  Летний  сад
закрылся на просушку: я провожал профессора до Библиотеки Академии наук.
Он поглядывал хитро и добро, покачивал сигареткой  в  коричневой  лапке,
шаркал  ботиночками  по  гранитам  набережных и рассуждал... Был вздох о
счастье юности, вздох о мирской тщете, вздох о всесилии времени;  легкой
чередой  вздохи промыли русло мысли, слились в сюжет - характер, судьба,
история. Он касался рукой имен, дат, названий  -  просто,  как  домашних
вещей:  история  казалась  его  домом,  из  которого он вышел ненадолго,
лукавый всеведущий гном, на весеннюю прогулку.
     Записки  мои потерялись в переездах. Я пытался восстановить обломки
фактов расспросами знакомых историков - безуспешно;  эрудиция  и  память
Валка были феноменальны.
     Сохранилось: происходило все во второй  половине  прошлого  века  в
Петербурге  и  двух  губернских  городах, герой воевал в русско-турецкую
войну  1877  года,  по  молодости  примыкал  к  народникам,   знался   с
народовольцами,  достиг  поста  не то губернатора, не то чего-то в таком
роде, - уж не вспомнить, да и не  имеет  это,  наверно,  принципиального
значения.  Кончил же он в доме для умалишенных, до водворения туда исчез
надолго так, что еле нашли: слухи  о  загадочном  исчезновении  поползли
средь  людей, не обошлось, разумеется, без суеверия и выдумок глупейших,
хотя и небезынтересных самих по себе: некий сочинитель  даже  повестушку
про  то  намарал,  -  забыл  названного  Валком  автора, забыл название,
издательство, - где искать концы, как? да и стоит ли...
     Ах,  сторицей, сторицей расплатился со мной старенький профессор за
порцию сарделек и выуженные из супа очки, если двадцать  лет  прозревают
во  мне  произнесенные  им  слова.  Возможно, память что-то исказила, но


                                - 86 -

главное-то я помню, держу, не раз ворошил, прикидывал  слышанное  в  тот
теплый  апрельский  вечер  шестьдесят  седьмого  года:  сияла  в  закате
Петроградская сторона, кружились  в  Неве  льдинки,  звенел  трамвай  на
Тучковом  мосту,  щурился  и смеялся своему рассказу профессор, объяснял
без назидания, учил не поучая - делился со мной, девятнадцатилетним.
     И жаль дать пропасть словам его в забвении, жаль!
     Не читать мне лекций по истории, не быть  профессором,  не  обедать
сардельками  в  той  забегаловке  -  нет ее больше; попытаться могу лишь
передать, оставить поведанное им; а то время идет - и проходит.



                             Глава первая
                             Маятник души

     19 лет. Простые ценности.

                                             "186... г.
                                             Санкт-Петербург.


     ...я  не  хочу  карьеры.  Почтенный  папенька,  простите... Вы сами
воспитывали меня  в  духе  уважения  к  людям,  сострадания  к  сирым  и
обиженным. Учили жить по совести, и быть, главное, хорошим человеком.
     Карьерист же, как я представляю, означает человек,  болеющий  не  о
пользе  дела,  но  о  деле  ради  своей  пользы  и  выгоды. Неуважение и
презрение ему отплатой, зависть и ненависть. Им льстят  -  но  клевещут,
порядочные люди должны отвертываться от них, не подавать руки; они низки
и эгоистичны. Все в этом враждебно мне.
     Гнаться  за  успехом?  класть на это жизнь? зачем?.. Какой смысл? В
богатстве и власти? - мне это не  нужно.  Разве  в  этом  предназначение
человека?.. Разве это приносит счастье?
     Я  поступил  на  курс  университета,  чтобы  изучать  право,  чтобы
помогать  людям  и  улучшать  действительность. И хочу единственно вещей
простых и никому не заказанных: счастья, любви ближних,  доброго  мнения
людей  и  настоящего дела, честным исполнением которого смогу гордиться.
Хочу быть полезен, нужен людям и обществу.
     Мне  все  пути  открыты,  пишете  Вы:  мол,  и  внешность,  и ум, и
трудолюбие, и  умение  влиять  на  людей,  и  деньги  (я  краснел)...  И
растратить   это  на  суету,  достижение  внешних  отличий?  трястись  и
волноваться - вдруг пост достанется не мне?
     Я  избрал  иной  путь.  По  окончании  курса я хотел бы уехать куда
подалее,  где  цивилизация  еще  не  наложила  свое  губительное  клеймо
продажности и разврата, где люди не соревнуются в излишествах и пороках,
где чисто сердце и крепок дух. Я хочу найти  свою  судьбу  среди  людей,
работающих  честно  и  тяжело, преодолевая истинные трудности и борясь с
суровой природой. Насаждать закон  и  справедливость,  пресекать  зло  и
утверждать добро, - вот профессия правоведа.
     И если я таков, как Вы считаете,  то  сумею  сделать  многое  -  и,
следовательно, мои способности и возможности будут замечены, поприще мое
будет расти, выситься, - ибо везде нужны  хорошие  работники:  будет  по
заслугам  и  честь.  Старайся исполнять свое дело наилучшим образом и не
думай о награде - она придет сама. Только такой род карьеры мог бы  меня
прельстить.


                                - 87 -

     Я знаю, это нелегкий путь. Но я готов к трудностям и не  боюсь  их.
Вы  правы:  жизнь отнюдь не гладка, есть и несправедливость, и пороки, и
недостатки; но разве борьба с ними - не достойны, не высший удел?
     Денег  мне, спасибо, вполне хватает. Но Вы напрасно опасаетесь, что
меня завлекают кутежи, франтовство, "доступные женщины" и  "студенческие
шалости". Друзья мои - чудесные и достойные люди, и если нам весело - на
то и молодость.
     А  дуроное влияние Дмитриевского Вы подозреваете безосновательно, -
напротив:  он  человек   в   высшей   степени   рассудительный,   умный,
образованный,  душой чист и благороден; ему я многим обязан, в том числе
и  воздержанию  от  скверных  наклонностей.   Он   как   раз   серьезен,
положителен, - Вам бы понравился непременно..."


     21 год. Мы переделаем мир.


     Нытики,  пессимисты,  тоскующие, - презираю вас. Кто хочет делать -
находит возможности, кто не хочет делать - изыскивает причины.
     Еще  ничего  в  жизни не сделали - уже стонут, уже всем недовольны!
Все критикуют - никто ничего делать не хочет.  Все  видят  недостатки  -
никто  не  хочет  действовать  за  их  устранение.  А  вы  хотите, чтобы
недостатки сами исчезли - так ведь и тогда будут брюзжать, найдут повод,
брюзги несчастные!
     Как не поймут: жизнь будет такой - и только такой! -  какой  мы  ее
сами  сделаем. Никто за нас не сделает, не поднесет готовое. И вот когда
вы слезете  со  своего  дивана,  и  подотрете  свои  сопли,  и  засучите
рукавчики  на  чистеньких  бездельных ручках - только тогда что-то может
измениться.
     Все  сделать  можно,  все  в  наших руках. И не надо ждать, что все
сразу как по маслу  пойдет  -  так  не  бывает.  И  трудности  будут,  и
поражения,  и  несправедливости, и боль, - но будет делаться дело, будет
улучшаться жизнь, становиться счастливее люди  -  и  вы  сами  в  первую
очередь.
     "Коррупция  кругом",  "продажность  заела"...  А  ты  сам  с   этой
коррупцией  уже сталкивался? С этой продажностью хоть раз боролся? Ты же
сам ее первый соучастник - если видишь - и миришься!
     Еще  смеют  говорить  - жизнь, мол, такова! Жизни-то не знают - уже
уверены, что она дурна. Бороться не пробовали - уже смирились.
     Чем  же  дурна?  Что  рабства  больше  нет? Что всяк волен грамотен
стать, образование получить? Что  стезя  каждому  открыта?  Что  журналы
выходят?  Что железная дорога грузы перевозит, со смертельными болезнями
бороться научились, что гласность во  всем,  каждый  может  свое  мнение
вслух публично высказать?
     Нет, не высказывают: друг другу жалуются, а вслух - нет: даже этого
не сделают, улитки унылые, лежачие камни.
     Некогда за веру  ссылали,  сжигали,  продавали,  как  скотов,  чума
страны  косила,  в  нищете и невежестве в тридцать лет умирали - и после
этого  говорить,  что  прогресса  нет?  что  жизнь  не  улучшилась?!  да
оглянитесь кругом - у вас глаза-то есть?
     Согласен: есть еще и неравенство, и подлость, и мздоимство, - а  вы
хотите,  чтоб  вам  рай  был  готов?  Гарибальди  Италию  освобождает, в
американских штатах белые воюют с белыми же рабовладельцами,  негров  от
гнета  избавляя,  -  так  действуют  настоящие  люди,  желающие лучшей и
справедливой жизни! Вспомните пятерых повешенных на Сенатской: не прошло
даром их дело, обязаны мы им!


                                - 88 -

     (Один подлец, отказавшийся  подписать  петицию,  чтоб  Дмитревского
оставили  в университете, заявил, что причина моих взглядов - богатство,
происхождение и пр. Мол, достоинство  тебе  по  карману,  совесть  мучит
потому,  что  не  мучит  желудок.  Думаешь об общем благе, ибо нет нужды
заботиться о благе личном. А бедняк спор  выгоды  с  совестью  решает  в
польщу  жизни  своей  семьи.  Благородство  возвышает  богача среди себе
подобных, ему достигать нечего, он наверху; а бедняку выбиться  в  люди,
занять  место  по  способностям,  не  хуже  других,  можно лишь ничем не
брезгуя...)
     Если  б каждый вместо нытья сказал всю правду вслух, сделал бы все,
что мог, - уж рай настал бы! Ведь мерзость-то вся - она же только  нашим
молчанием, нашим смирением сильна; мы б ее давно смелИ. И должны смести.
И сметем!
     А будет сопротивляться сильно - прав Дмитревский, любыми средствами
надо бороться за правду и справедливость. Надо - так и огнем и мечом, не
боясь жестокостей французской революции...


     23 года. Наказание добродетели.

     А  как-то  все-таки  странно: лучшие места получили совсем не самые
способные и заметные из нас. Сколько обещающих юношей,  блестящих  умов,
бьющих через край энергий - где ж они? влачат самые рядовые обязанности.
А  места,  свидетельствующие  о  признании,  раскрывабщие   перспективы,
требующие, казалось, наибольших качеств, заняты сравнительно незаметными
и заурядными... Ну - связи, деньги, продажность; но когда и этого нету -
все равно: неясным образом сравнительные серости преуспели больше звезд.
     Вспоминаю наших профессоров... многие студенты к концу курса были и
умнее  большинства их, и образованнее, и куда лучше говорили. Как вышло,
что именно они в чинах и званиях? ведь и на  их  курсах  учились  промеж
ними более достойные - где они, как?
     Во мне не говорит обида, я лично ничем не задет, никому не завидую,
роз  под  ноги  и  не  ждал; я просто понять хочу. Конечно: блестящий ум
часто сочетался с самолюбивым и несдержанным характером  -  это  мешает,
таких  людей  стараются  избегать,  отодвигать, они наживают влиятельных
врагов. Но даже если  они  скромны,  вежливы  -  все  равно!  тес  легче
теряются...
     Мое место  незначительно,  обязанности  несложны,  я  делаю  больше
положенного  не  из  корысти - а просто могу много больше, да и работать
плохо неинтересно. Кругом же валандаются спустя рукава, поплевывают -  и
припевают. А мне чуть что - выговаривают...
     Ладно, обошли повышением, не нужны мне эти копейки и  фанаберия,  -
несправедливость   обидна.   Даже   не   она:  дико,  вредно  для  дела,
н_е_п_р_а_в_и_л_ь_н_о! - ты хочешь работать хорошо, а тебя не дают.
     Кому  плохо,  если я буду работать в полную силу? да за то же самое
далованье? Если я могу делать больше, лучше,  разумнее  -  так  повысьте
меня,  дайте  возможность  использовать  все  силы  - вам же во благо, -
людям, обществу, делу, начальству тому же, ведь работа подчиненных им же
в  заслугу  идет!  Не  повышаете  -  так  хоть  на  моем месте дайте мне
работать, пойдите навстречу - если вам это нетрудно, ничего не стоит,  а
польза  дела  очевидна!  Ладно,  не помогайте, - так хоть не мешайте, не
суйте палки в колеса, не бейте за то, что работаю лучше других!
     Бред:  я  стараюсь  работать  хорошо  во благо, скажем так условно,
своему учреждению и начальству. А  учреждение  и  начальство  наказывают
меня, требуя, чтобы я работал плохо - как большинство.


                                - 89 -

     Кто работает "как все"  (плохо!!)  -  ими  довольны  и  повышают  в
должностях.  А  кто хорошо - бедствует. Честно борешься с недостатками -
ты же и виноват. А кто недостатки эти умножает - оказывается прав.  Хотя
сам  на  эти недостатки жалуется. хотя ему самому эти недостатки мешают!
не понимаю...
     Какова   же   эта   поразительная   антилогика,   что  наверх  идут
заурядности? Кому это выгодно, зачем, почему?..
     Известно:  новое,  лучшее  - утверждает себя в борьбе с отжившим, и
вообще -  чем  больше  хочешь  совершить,  тем  больше  трудностей  надо
преодолеть;  так.  Но  -  кто тут друзья. кто враги, каковы их мотивы?..
Ясно бы враждебный департамент, противная точка  зрения,  претендент  на
место; но откуда упорное неприятие, неприязнь коллег и начальства, когда
я хочу что-то делать лучше, по-новому, больше - для нашего общего дела?
     ...Да,  брат:  одно  дело  знать,  что  путь  добродетели усыпан не
розами, а терниями, а совсем другое - по ним идти. Что  ж  -  кто  ж  из
известных  людей  жил  и  пробивался без трудностей? Вид пропасти должен
рождать мысль не о бездне, а мосте. Одно мучительно:  на  словах-то  все
тебе  союзники,  а вот на деле... Ну, Дмитревскому еще куда труднее, чем
мне. Как прозябает, бедный, светило наше...


     25 лет. Жизнь несправедлива.

     Меня не то гнетет, что в жизни много трудного и несправедливого. Не
то, что хорошие и добрые люди часто незаслуженно страдают.  Не  то,  что
зло  подминает  добро.  Это  бы  все  ерунда...  сожмем  зубы в борьбе и
победим! Я молод, здоров, я не знаю, куда приложить  бьющую  энергию,  я
чувствую  в себе силы совершить что угодно, добиться всего, одолеть все;
клянусь - я могу!..
     Другое   меня   гложет,   гложет   непрестанно,   иссасывает  душу,
подтачивает веру. Если несправедливость царит в  отдельном  случае,  меж
отдельными  людьми,  в  отдельном месте, в отдельную эпоху, наконец, - с
ней можно и должно бороться. Будь  настоящим  бойцом,  сильным,  умелым,
упрямым  -  и  ты  победишь:  победит  правда и добро. Но так ли, так ли
устроен мир, чтоб они побеждали?
     Я  чувствую  себя  по  возможностям  Наполеоном  -  но что, что мне
делать, скажите! я не знаю! В чем смысл всего?  как  добиться  торжества
истины? возможно ли оно вообще? и что есть истина? Я смотрю вокруг - это
бы ладно, но я смотрю в историю - и безнадежность охватывает:
     Древние  греки,  гармоничные эллины - приговорили к смерти Сократа!
Не успел умереть Перикл, покровительствующий Фидию, - и Фидий  гибнет  в
темнице!  Да  что  Фидий - царь Соломон, мудрейший Соломон - первое, что
сделал, придя к власти, - приказал убить родного брата,  чтоб  устранить
возможного конкурента! Англия, твердят, демократические традиции, - а не
Англия уволила с флота славного Нельсона, и за что? пытался меш