Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
да
он умер развалиной, в мучениях, это не очень известно. Кто велел?
Охота пуще неволи.
Человек добровольно может делать такое, что раба под палкой не
заставишь.
Когда человек пускается в рискованные авантюры, заведомо идя на лишения
и страдания, "сменив уют на риск и непомерный труд", -- зачем это ему,
строго говоря, надо? В чем тут счастье? В достижении цели, результата? Если
дело в достижении славы и богатства -- то совершенно понятно поведение
конкистадоров, первопроходцев, завоевателей, которые или гибли -- или
становились владыками неведомых прежде богатейших земель. А бесчисленные
туристы, альпинисты, спортсмены-путешественники, им чего?
Счастье победы! Победил бурю, не утонул. Ободрал руки и ноги,
напряжением всех сил не сорвался со скалы, влез на вершину. Обморозился в
тундре, терял зрение от блеска снегов, дошел на лыжах до полюса. Изнемогая в
пустыне от жажды, все же добрел до оазиса и в прохладе напился вволю.
Зачем?! В виде спорта, в собственное свободное время. И даже не как
профессионал, не ради славы и денег - а напротив, в законный отпуск, на свои
кровные деньги. Потом отдыхаешь, в себя приходишь, лечишься, и вообще
погибнуть можно, да не просто, а мучительно. Зато выжить, выстоять, победить
-- какой кайф! какое наслаждение!
И чем большим напряжением сил далась победа, чем круче был риск и
тяжелее лишения -- тем больше, ценней счастье преодоления.
Ведь гибнут постоянно -- в горах, в морях, в порожистых реках. Можно на
вертолете к вершине взлететь, па лайнере пересечь океан. Нет: специально
выискивают самые трудные маршруты. Без трудов, лишений и риска -- исчезает
смысл, нет радости победы.
Значит, коли многие люди этим занимаются, в природе человека это
присутствует. Испытать напряжение всех сил!
Людей, у которых потребность в таких рискованных действиях ярко
выражена, называли авантюристами (теперь их чаще называют
романтиками-путешественниками, а авантюристами называют просто мошенников,
путая с аферистами). Они изобретают себе немыслимые предприятия. Спокойная,
размеренная жизнь им пресна, скучна, несносна. На покое они угасают,
тоскуют, мучатся скукой. И часто гибнут в очередной авантюре.
Зато всегда скажут о преимуществах "настоящей полной жизни", о
необходимости и сладости "острых ощущений".
Можно возразить: гордость человеческим всемогуществом, покорение
природы, открытие нового -- все это удел человека. Удел-то удел, а почему?
Разве жить в покое и безопасности не приятнее? Зачем самому искать опасных
приключений на свою... голову?
Значит, нужны сильные ощущения. И положительные ощущения здесь,
понятно, невозможны без предшествующих отрицательных. Нет трудностей -- нет
победы. Риск и преодоление -- соль и смысл авантюры. Даже если предприятие
проходит гладко и удачно -- риск есть всегда, в любой миг может разразиться
неприятность, опасность, катастрофа, и сознание этого делает авантюру
привлекательной. " А он, мятежный, ищет бури..."
Так что к отрицательным ощущениям человек может стремиться и
сознательно.
Не всегда? Не каждый?
МАЗОХИЗМ И САДИЗМ. Почему влюбленная женщина иногда говорит: "Милый,
сделай мне больно"? Черт возьми: ей доставляет наслаждение ощущение боли.
Это как же так?
Ну, конечно, не такой боли, чтоб руку вывихнуть из плеча. Но вполне
острой, ощутимой -- синяки могут остаться. "Тебе больно? -- Еще..."
Давно известно, что противоположности близки и вообще могут сходиться.
Так парфюмеры знают, что тончайшее благовоние находится на грани зловония, в
удержании на этой грани и состоит искусство парфюмера. Так же и в
наслаждении любовью, давно и многими отмечено, боль и наслаждение очень
близки, иногда просто перемешиваются, неразличимы. И стоны, и крики, и
рычание. Совсем немаленький процент женщин в любовном экстазе дерут ногтями
спину своих возлюбленных. Если им запретить это делать -- острота ощущений
снижается, уменьшается удовлетворение. Они садистки? Гм. Ну уж. Вряд ли.
Наука и общество так не считают. В остальном -- совершенно нормальные
женщины.
Садизм и мазохизм считаются патологией. Ну, наверное, если влюбленный
для получения удовлетворения требует отхлестать его кнутом -- это
действительно патология. Есть грань, и есть переход через нее. Но:
Никакие психические отклонения не берутся из ничего и ниоткуда.
Какое-то зерно в психике всегда есть, дело лишь в том, насколько здоровый
росток оно дает, до каких пределов развивается.
Почему дети так часто мучают животных? И не потому, что они их не
любят, напротив, могут трогательно и искренне заботиться о кошках, щенках,
цыплятах. Но иногда, когда никто не видит (потому что им говорили, что это
нехорошо), начинают душить собственного любимого котенка, пришибают камнем
цыпленка -- и, подавляя тошноту, замагнетизированно смотрят на его
конвульсии и выдавленные внутренности. Об отрывании лап и крыльев насекомым
и говорить уже не приходится.
Детей обвинять в порочности нельзя. Дети -- они дети и есть, они делают
то, что в них заложено от природы, что в их естестве. Припомните собственное
детство -- почти у каждого был такой опыт садизма. Противно, страшно,
тошнило! -- а делали.
В больницы, в операционные детей как зрителей не допускают. Но те, кто
в детстве пережил войну рядом с госпиталем, помнят, как сквозь щели в
палатках и заборах смотрели на ампутации, на кровавые операции -- подавляя
ужас и тошноту, с замиранием духа: смотрели! Зачем?..
А когда холостят кабана или жеребца? Жутковато детям, противно, а
смотрят. Если взрослому в этом дела нет, и смотреть ему, скажем, неприятно,
он может отвернуться -- хотя чаще тоже смотрит. Ребенок не отвернется
никогда.
Ощущения, испытываемые им при этом, как правило категорически
неприятны. Но почему-то он желает их получать.
Да голливудский кинематограф это давным-давно знает и поставил на
поток: чирк по горлу, хрясь голову долой, эть руку обрубить -- кадык у
зрителя прыгает, а фильм кассу делает.
А гладиаторские бои? Азарт, спорт? Пожалуйста -- без спорта и азарта:
публичные казни. Зрителей на площадях было -- не протолкнуться, и все
добронравные граждане. Что, это было давно, а сейчас люди стали лучше и
гуманнее? О да, стоит только припомнить кровавую историю нашего столетия.
То-то ТВ столько трупов показывает. Репортеры некрофилы, что ли?
Вот вам и патология. Это после определенной границы -- патология, а в
каких-то пределах -- да у каждого обнаружится. Хороший массаж -- какое
блаженство! а ведь и больно временами и местами, и эта боль -- острое
удовольствие. А в раскаленной парилке да в два веничка тебя отходят -- аж
кряхтишь, еле терпишь, больно ведь! но до чего здорово, приятно.
Слушайте, а ведь крепкая парилка и жесткий массаж -- это, так сказать,
слабая разновидность мазохизма. Вы знаете, ведь хлестать себя плетью или
раскаленным веником, особенно колючим, можжевеловым -- практически одно и то
же ощущение.
Так-с... Получается, что ощущение боли тоже может нравиться, и
нравится. Это -- положительное ощущение?! Гм. Да как бы выходит одновременно
и отрицательное, и положительное. Такая штука. А вот как раз оно на грани
положительного и отрицательного.
Дорогие мои. "Сладкая боль"... есть такое выражение. Это выходит, что
нервная система человека приветствует и отрицательные ощущения, вот что это
выходит. В этой отрицательности есть своя притягательность, ага?
А ведь это самый первичный, самый глубинный уровень нашей сущности --
уровень мозга, нервной системы, ощущений.
Значит: человеку желанны не только те ощущения, которые принято
называть положительными, но и те, которые принято считать отрицательными.
ЛЮБОПЫТСТВО. Насчет детского садомазохизма могут возразить, что это
просто естественное детское любопытство, любознательность. Ребенок познает
мир и себя, определяет границы своих ощущений, возможностей; ну, вроде как
пока не обожжется -- не поймет, что огонь трогать не надо.
Или пресловутое женское любопытство, сказка о Синей Бороде, и ни при
чем тут никакая тяга к отрицательным ощущениям.
Возражение первое. Любопытством называется безусловная тяга к познанию
лично не известного. Объяснения и предостережения помогают мало. Человека
все равно тянет испытать самому. Он приобретает опыт, значительная часть
которого -- отрицательный опыт. Без отрицательного опыта тоже прожить
невозможно. То есть потребность хоть единожды испытать соответствующие
отрицательные ощущения в человеке безусловна. Это знают все сколько-то
разумные родители и педагоги, не говоря о психологах.
Возражение второе. Если садомазохистский опыт отвращает ребенка от
подобных экзерсисов, то откуда берется садизм взрослых людей? А в периоды
войн и смут жестокость "цивилизованных, гуманных" людей достигает
потрясающей степени. Просто у ребенка в нормальных условиях это
задавливается наслоениями воспитания, морали, цивилизации -- а в
определенных условиях мощно вылезает наружу. А кончилась война -- и дальше
палач на пианино играет и тюльпаны разводит. Нормальный человек, кто б мог
подумать, ах.
Возражение третье. Спиртное и наркотики с первого раза практически
никому не нравятся. Пробуют обычно из любопытства. Со временем отрицательные
ощущения сменяются положительными.
Так что любопытство -- врожденное свойство познавать больше, а без
этого не узнаешь, к чему стремиться, а чего избегать. Оно и заставляет
познавать, ощущать и то, что тебе вроде и ненужно, и неприятно. Любопытство
работает на познание отрицательных ощущений также, что пока нам только и
требуется учесть.
СТРАДАНИЕ И СО-СТРАДАНИЕ. Кто не знает насчет сладости слез.
По-простому: слезы, плач -- это реакция на горе, проявление сильных
отрицательных эмоций. А почему тогда можно плакать от радости, счастья,
умиления? Если сходная реакция -- может, и ощущения сходные?
Почему наибольшую зрительскую аудиторию в мире собирают душещипательные
индийские мелодрамы? В этих фильмах обязательно есть страдания и слезы. И
простодушные зрители сопереживают, плачут.
Комедия -- тут понятно: радость, смех -- чувства желанные, хорошие,
положительные, люди хохочут, получают удовольствие, такое кино всем
нравится.
В мелодраме -- горе. Вызывает слезы. Выходят сморкаясь, утирая
покрасневшие глаза. Зачем шли?! Им своего горя мало? Приятно плакать над
чьими-то страданиями? Может, "приятно" -- не совсем то слово, но -- тянет,
хочется, нужно зачем-то. Вы слышите: их тянет со-страдать киноперсонажам.
Они знают, что все это придумано, условно, существует только на экране -- а
все равно со-страдают и плачут. И так -- из века в век.
Зачем человек отдает свои деньги и тратит свое время, чтоб два часа
поплакать в кинозале? Значит, есть у него такая потребность, да?
О сути и притягательности трагедии основательно рассуждал еще
Аристотель. Он пришел к выводу, что при виде страданий в театре зритель
испытывает "катарсис" -- высокое и благородное чувство душевного очищения,
стойкости, делается лучше, мужественнее, достойнее, укрепляется в истинных
ценностях жизни. И вот стремясь душой к этому благу, человек и стремится к
со-страданию героям трагедии.
Ну, почему человек стремится к страданию и состраданию -- и должен к
нему стремиться! для своего блага! -- было создано много теорий. Особенно
преуспело христианство. Страдание и плодотворно с точки зрения душевной,
становишься лучше, добрее, понимаешь горе других. И для ума полезно,
задумываться над жизнью заставляет, глубже в проблемы бытия вникать. И грехи
им искупаются, и Богу оно угодно. Это -- вопросы отдельных дискуссий, и была
их уже тьма. Мы сейчас говорим о другом: цель, объяснение, оправдание,
применение страданиям можно придумать самые разные, важнее другое -- человек
хочет страдать! Пусть зная, что дома у него все в порядке, в реальной жизни
все хорошо -- но в кино, за книгой, он хочет глядя, читая, безопасно
пострадать.
Что это значит? Что он не хочет реальных событий в своей жизни, которые
могут доставить ему страдание. Но вообще испытать страдание как эмоцию, без
всяких вредных для себя последствий, он хочет! Это очень, очень важно знать
и понять. Получается. Кино, театр, литература, музыка, вообще искусство --
то есть искусственно изображаемая жизнь -- удовлетворяют некую имеющуюся у
человека потребность в страдании.
А если есть у человека глубинная, органическая потребность, то мозг,
где все потребности гнездятся, придумает, как ее удовлетворить. Есть
"искусственный" путь -- хорошо. Здесь искусство работает как
предохранительный клапан: и пострадал, и в жизни все в порядке. Ну, а если
лишить человека кино, литературы, искусства? А? Потребность-то никуда не
денется. Нервной системе-то все равно пострадать нужно.
ПРИДУМЫВАНИЕ ПОВОДОВ. И человек начинает придумывать себе поводы для
страдания. Сплошь и рядом и на каждом шагу. Окружающие только диву даются,
хотя сами точно такие же.
Особенно юность в этом преуспевает: или штаны немодные, или родители
плохие, или в компанию не принимают: ну всегда юным в жизни что-то не так, и
это доставляет страдание. Если большинство полагает традиционно, что юность
-- пора исключительно безоблачного счастья, то не от большого ума и хорошей
памяти так считают. Юность -- веселее, активнее, жизнерадостнее, быстрее
переходит от одного состояния к другому, но страданий в ней -- мильон. Она
хочет -- больше, быстрее, острее старости, вот и обломов, и терзаний, и
недовольства больше выходит. Молниеносные влюбленности, мимолетные обиды,
неожиданные увлечения, -- и все чревато возможным страданием и есть повод
для него.
Заметьте: образ мудреца человечество всегда рисовало себе в сединах,
невозмутим, страсти и желания в нем утишены возрастом, опыт наложил на
мировоззрение скептическую печать. Юноша -- порывист, резок, наивен,
романтичен, чуть что -- переживает страшно, плачет от несправедливости жизни
и восклицает в отчаяньи: как же так! А мудрец, толстый Карлсон, утешает: это
все пустяки, дело житейское, мне бы твою молодость. А юноша вопит: какие же
пустяки, это ужасно, я сейчас повешусь! Вешается редко. Но страдает. Когда
забывает, что страдает, счастлив и наслаждается жизнью.
Дети, юноши, взрослые, старики -- имеют разные поводы к страданию. И
каждой возрастной группе поводы других представляются малоосновательными.
Ребенку -- игрушка и прогулка, юноше -- штаны и поцелуй, взрослому --
должность и награда, старику -- уважение и покой. Объективно все это чушь,
условные мелочи могут человека печалить, но каждый очень дорожит своим и
пожимает плечами над чужим.
Чеховский чиновник чихнул на лысину генералу и умер от ужаса. Хиппи на
эту лысину еще бы и помочился. Он от другого страдает: смысла в жизни не
видит. А генерал страдает, что его орденом к празднику обошли. А работяга,
который штампует эти ордена на прессе ящиками, страдает, что его сын ушел в
хиппи.
Меланхолик в депрессии заплачет от любой мелочи, как Пьер Ришар в
фильме, где ему подали не тот кофе. Патология? А что это такое? Это деталь
картины под увеличительным стеклом: что-то из нормального размера разрослось
до непропорционально большого и бросается в глаза, искажает гармонию.
Классических темпераментов в чистом виде не существует, в каждом человеке
есть все, разница только в пропорциях. Элементы меланхолии, штрихи депрессии
есть в каждом. "Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп".
Благополучный ребенок в благополучной семье тоже иногда капризничает.
Педагоги говорят: это он выясняет границы своей власти в семье,
самоутверждается. Пусть, но факт в том, что ребенок безо всяких видимых
причин вдруг находит повод к слезам, горю.
"Ах, боже мой, какой я несчастный, я никогда не видел, как человек
падает с шестого этажа", -- пожаловался Гаврош.
Самая отчетливая форма сознательного стремления к страданию --
"косметическая ложь" (термин психологов): взрослый разумный человек
приукрашивает свою биографию, чтоб лучше и значительнее выглядеть, обычное
дело. И девушки часто придумывают в прошлом возлюбленного с трагической
судьбой, слагают душераздирающую легенду о своей любви -- и сами плачут,
рассказывая ее подругам и знакомым! Какие мотивы ни выдвигай -- тщеславие,
неудовлетворенность -- фактом остается желание пострадать. Искренне плачут,
аж сами верят!
Пусть каждый повспоминает свою жизнь повнимательнее. Сколько он
дергался, нервничал, переживал, страдал! Много лет прошло -- и удивляешься,
даже понять не можешь: из-за чего?! Ведь все было неплохо, терпимо, в
пределах нормы -- и из-за неважных, в сущности, мелочей и обстоятельств.
Боже мой, чего я, дурак, с ума-то сходил, портил жизнь себе и близким.
Хорошо еще от многих непоправимых глупостей удержался: не убил, не
разругался насмерть, не застрелился. Ну обманули, ну обидели, ну что-то было
не так, как мне в тот миг хотелось, но ведь все это в сущности так неважно!
И что, осознав это, ты перестанешь дергаться и будешь жить дальше
спокойно и мудро? Черта с два. Вспомнишь о прошлом или представишь наперед
какие-то раздражающие вещи -- и кажется, что можешь переносить все спокойно.
А случится сейчас -- точно так же дергаешься и страдаешь. А вот нервы такие.
Темперамент такой.
В любом случае переживать и нервничать -- вредно, ненужно, это портит
тебе жизнь и мешает достичь цели. Ты это отлично знаешь. И продолжаешь
дергаться.
Разум понимает, что большинство поводов к дерганью, к страданиям --
именно неважные поводы. Не причины. Сам же себя накручиваешь обычно.
Причина в другом. Есть способность к страданию. А способности без
потребности не бывает. Вот иногда нервной системе пострадать требуется.
Способность предполагает возможность своего применения. А если человек
что-то может применить -- он это применит, будьте спокойны.
Внешне потребность по отношению к способности первична. Через
потребность о наличии способности и узнаем.
ИСКУШЕНИЯ. Каждому известно то, что называется искушениями. Сейчас мы
имеем в виду такие искушения, когда вдруг что-то подталкивает тебя как бы и
не хотеть, но вот задумываться, как бы и не собираться сделать, но вот
представляешь себе будто делаешь -- что-то неправильное, неприличное,
нехорошее, ужасное, чего делать не надо, нельзя, невозможно,
противоестественно вроде.
Самый невинный пример -- академик Ландау признавался, что при виде
вращающегося вентилятора ему всегда хочется бросить в лопасти сырое яйцо, и
посмотреть, что будет. А не бросал...
Обычное искушение -- шагнуть вниз с высоты. Известно: высота манит
полететь вниз. С балкона, с горы. Знакомо каждому. Страшно, жутко -- а
манит, и представляешь себе, как это просто сейчас сделать.
Почему, зачем? Ведь это смерть, а умирать он сейчас, стоя на балконе,
отнюдь не хочет. (Есть точка зрения, что смерть вообще манит. Это отдельный
разговор.) А вот сделать такое -- подмывает, и холодок внутри от того, как