бздит,  гнида.  Нет,  все-таки  здорово  он  ее  разозлил!  Что  бы  такое
придумать, чтобы завтра сам к ней прибежал, нет, на коленях приполз,  умоляя
продать дачу, и даже отказался бы  от  доли,  предложенной  Таней  в  начале
разговора?! Эти деньги ей и самой пригодятся.
     - Вот ведь пиздрила зловонный! - в сердцах высказалась Таня.
     Щеров, сидевший в глубоком кресле, поднял на нее насмешливые глаза.
     - Что за словечки, а? Юность бурную вспомнила?
     - Да ну его, сволочь!
     - Не захотел помочь родной сестре? - участливо спросил Шеров.
     - Это бы ладно, - сказала Таня. - Я  бы,  может,  тоже,  не  стала  ему
помогать.
     Главное, что он не хочет отдать мне мое, хотя и знает, что это  мое.  И
данное слово назад берет. Я такого не прощаю никому.
     - И теперь прикидываешь, как его получше прищучить?
     - Да, прикидываю.
     - Знаешь, - сказал Шеров, - я тут невольно все твои разговоры слушал, и
наметился у меня один вариантик, как братца твоего примерно наказать. Только
мы его оформим как интеллектуальную игру, вроде теста для тебя. Я  дам  тебе
две наводки, а до остального ты додумаешься сама.  Если  не  додумаешься,  я
подскажу, только тогда пять тысяч с дачки - мои. Согласна?
     У Тани загорелись глаза. Такими штучками она с детства увлекалась.
     - Согласна. Но если додумаюсь, то столько же сверх цены - мое.
     - Ладно... Наводка первая. Ты звонила в четыре места. В связи с этим ты
задашь мне один вопрос, на который я  в  состоянии  дать  совершенно  точный
ответ.
     Подумай, какой вопрос ты мне задашь. Даю  три  минуты  на  размышление.
Пойду помогу Архимеду заварить еще кофе, а ты пока думай.
     Он вышел, а Таня закурила и сосредоточилась. Так. Она звонила в  четыре
места. Домой, Огневу,  Квасову  и...  А,  собственно,  куда?  Откуда  с  ней
разговаривал Никита? Пожалуй, это и  есть  тот  самый  вопрос.  Она  встала,
потянулась и вышла на кухню Шеров действительно возился с кофе.
     - Ты что тут? - спросил он.
     - Вопрос готов, - сказала Таня. - Куда я звонила в четвертый раз?
     Правильно?
     - Умница! - воскликнул Шеров. - Чтобы прищемить  зверю  хвост,  сначала
надо узнать, где этот зверь сидит... Теперь ты последи за кофе, а я  позвоню
одному знакомому и узнаю ответ. Номер ты записала?
     - Да. Последний на листочке. Листочек на столе.
     - Кстати, можем добавить интересу. Пока я буду узнавать, ты  хорошенько
вспомни содержание всех разговоров и напиши на бумажке свой вариант  ответа.
Я приду сюда, и мы поменяемся бумажками. Если  совпадет  -  получишь  лишний
балл.
     - Маловато будет, - усмехнулась Таня.
     - Ну, два  балла.  Только  чур,  не  подслушивать.  Не  возвращался  он
довольно долго. Таня успела выпить чашку кофе, выкурить сигарету,  полистать
синий томик Мандельштама. И, естественно, написать свой вариант.  Появившись
на кухне, Шеров сказал:
     - Немного затянулось, извини. Пришлось  вместо  одного  звонка  сделать
три.
     Давай свою бумажку.
     Взамен он отдал ей свою записочку. Таня прочитала: "Гостиница "Россия",
н.
     1352, Ларина Т. В." и посмотрела на Шерова.
     Он развернул Танину записку. Там было одно слово: "Ларина".
     Шеров развел руками.
     - Нет слов... А теперь главное. Ты сделала четыре  звонка  и  в  каждом
случае получила какую-то информацию. Ты восприняла ее  как  последовательную
цепочку: узнав одно, ты узнала другое, вследствие этого узнала третье, и так
далее.
     Теперь  представь  себе  все  это  не  как  цепочку,  а   как   кусочки
головоломки, которую нужно собрать и получить целостную картину. Когда  все,
повторяю,   все   кусочки   сложатся   в   единую   картину,   нужно   будет
проанализировать ее и  произвести  логически  вытекающее  из  нее  действие,
которое уязвит твоего братца самым неприятным образом и очень тонко, но в то
же время убедительно покажет ему всю серьезность наших намерений и при  этом
не подставит никого из нас под удар. Я ненадолго отлучусь. Ты пока  подумай,
я тоже подумаю, а потом сопоставим наши решения и выработаем единый план.
     Ровно через час Шеров вернулся. Таня сидела  на  кухне  и  с  аппетитом
уплетала яичницу с баночной ветчиной.
     - Придумала? - спросил Шеров. Таня кивнула.
     - Кому звоним, что говорим?
     Она придвинула ему лежащий на столе листок бумаги с  коротким  текстом:
"Юрий Сергеевич! Приезжайте сегодня вечером на дачу Захаржевского. Вас  ждет
незабываемое зрелище. Кто говорит? Ваш искренний поклонник и доброжелатель".
     - Так, - моргнув, сказал Шеров. - Вообще-то я имел  в  виду  не  совсем
это.
     Кстати, откуда ты взяла, что там будет зрелище?
     - Как ты учил, сопоставила факты. Братец приехал в Москву с  Лариной  и
торчит у нее в гостинице - это раз. Послал на фиг своего Огнева - это два.
     Взвился, как ошпаренный, когда я о даче заговорила - это  три.  Заказал
продукты в Народном контроле, хотя к его услугам если не  лучшие,  то  очень
неплохие столичные ресторации - это четыре. Из этого можно предположить, что
братец мой задумал  вечерок  типа  "гранд-интим",  с  эротической  кухней  и
прочими ништяками.
     Это в его духе. А где такой вечерок устраивать, как не на даче? Ведь не
в номере же запершись, пайку ведомственную хавать - это как-то совсем уж  не
комильфо...
     Хотелось бы, чтобы в разгар веселья явился Огнев и  закатил  что-нибудь
этакое...
     Приятный сюрприз  для  братца  и  для  Лариной  тоже.  Как  я  полагаю,
Никитушка не откровенничал с нею о своих астических наклонностях... Но  даже
если я что-то не так вычислила и товарищ Огнев поцелует замок у пустой дачи,
большой беды не будет. Еще что-нибудь придумаем.
     - С тобой на пару мы покорим весь мир! -  воскликнул  Шеров.  -  Теперь
давай немного подредактируем текст и...
     - Уже! - сказала Таня, качая головой.
     - Что? - не понял Шеров.
     - Звоночек уже имел место.
     - Зачем же ты сама? Он ведь мог узнать тебя по голосу.
     - А кто сказал, что я сама? Архимеда попросила.
     - Отсюда?
     - Зачем отсюда? Снабдила двушками и отправила к автомату на углу...
     Через полчаса Шеров  вошел  в  гостиную,  где  Таня,  лежа  на  диване,
смотрела по видику какой-то боевик с мордобоем.
     - Интересно? - спросил он.
     - Не-а, - ответила Таня, посмотрела на него и ахнула.
     Он был одет в драный ватник, из-под которого выглядывала тельняшка.
     - Ты что, Папик?
     - Да вот, тряхнуть стариной захотелось, - смущенно сказал он и протянул
ей байковые бабские панталоны.

        "III"

     Таня, конечно, не  предполагала,  что  запущенная  ею  цепочка  событий
совьется в столь крутую петлю: получив звонок от  безымянного  "поклонника",
Огнев тут же рванул на вокзал, на ближайшей  электричке  добрался  до  дачи,
увидел собственную "ниву", ярко освещенное окно, припав к которому наблюдал,
как непристойно счастливый Никита, насвистывая и  пританцовывая,  со  смаком
творит основу грядущего праздника на двоих. Что творилось в  этот  момент  в
его помраченном сознании  -  одному  Богу  известно.  Но,  должно  быть,  он
окончательно съехал с катушек,  когда  увидел,  как  Никита  перед  зеркалом
примеряет золотое кольцо.
     (Потом в доме нашли два таких кольца, из  чего  можно  было  без  труда
представить, что замышлял он там отнюдь  не  рядовой  интим.)  Должно  быть,
тогда уже все задумал, не бросился с кулаками  на  коварного  изменника,  не
стал выяснять отношения, а выждал, когда тот отъедет из виду, отпер дачу, от
которой имел, оказывается, свой ключ, устроил в  ней  дикий,  отвратительный
погром, а в довершение всех подвигов забрался в главную  спальню  на  втором
этаже (неплохо знакомую и Тане) и хватил  себя  по  горлу  опасной  бритвой,
добавив к созданному им натюрморту последний штрих  -  собственную  "мертвую
натуру".
     Понятное дело, у Никитушки, когда  он  эту  картину  увидел,  тоже  все
проводки закоротило - несостоявшуюся невесту свою избил так,  что  ее  потом
еле в больнице откачали, набросился на пришедших под утро ментов, а когда те
его маленечко усмирили, стал орать, что это  он  убил  Юрия  Огнева.  Ну,  и
соответственно...
     Конечно, не присутствуя  при  событиях,  Таня  не  могла  быть  на  сто
процентов уверена, что Никита и в  самом  деле  не  пришил  своего  чересчур
неуравновешенного друга, но такой вариант Таню  не  устраивал.  Жалеть  этих
тварей - что одного, что  другого  -  не  приходилось,  но  за  всеми  этими
уголовными страстями дача уплывала из ее  рук  надолго,  если  не  навсегда.
Хочешь - не хочешь, а брата надо отмазывать, да  побыстрее.  Позвонила  дяде
Коке, изложила ситуацию,  он  обещал  пособить.  Шеров,  естественно,  тоже.
Оставалось надеяться, что идиотская  ситуация  разрешится  быстро,  пока  не
уплыла  квартира  на  Кутузовском.  Покамест  Таня  жила  у  Шерова.   Артем
Мордухаевич получил из шеровских денег пять тысяч задатка и согласился ждать
остальное ровно один месяц.
     Наутро после "вечера длинных звонков", еще не зная о развернувшейся  на
даче кровавой драме, Таня села вместе с Шеровым в поданную к подъезду черную
"волгу"  и  отправилась  на  новое  свое  место  работы   -   в   постоянное
представительство Украинской Советской Социалистической Республики, где, как
она  с  немалым  удивлением  узнала  накануне,  Вадим  Ахметович   долго   и
плодотворно трудился в должности заместителя постпреда по торговле. Впрочем,
по зрелому размышлению  Таня  удивляться  перестала:  в  стране,  где  любое
предпринимательство уголовно наказуемо, каждому деловому человеку необходимо
прикрытие в виде надежной государственной службы. А служба Вадима Ахметовича
была  в  этом  плане  идеальной  -  место  и  ответственное,   оправдывающее
определенный стиль и уровень жизни, разъезды и прочее, и притом  не  слишком
руководящее, избавленное от  тотального  взаимного  рентгена,  неотъемлемого
атрибута любой высокой должности. Опять-таки место работы - Москва, а каналы
отчетности - в Киеве.  В  общем,  если  бы  не  было  такого  местечка,  его
следовало бы изобрести. Кстати, а кто сказал, что его не изобрели?
     Случайных людей, как сразу заметила Таня, в  постпредстве  не  держали.
Два номенклатурщика, бровастых и бравых, внешне не сильно схожих меж  собой,
но  удивительным  образом  напоминавших  молодого  Леонида  Ильича.  Одного,
собственно постпреда, звали Иван Иванович Рубанчук, второго, его зама - Иван
Соломонович Рубинчик. В приемной, куда выходили двери их шикарных кабинетов,
восседала  монументальная  секретарша  с  простым  хохляцким  именем   Лиана
Авессаломовна.
     Познакомилась Таня и с Валерией Романовной, директором расположенной  в
постпредстве гостиницы, и с громадным,  бритым  наголо  шофером  Илларионом,
откликающимся  на  имя  Ларик.  С  Архимедом  ее  знакомить  было  не  надо.
Оказалось, что и он тут подъедается  в  должности  делопроизводителя,  а  по
совместительству - мужа бойкой Валерии Романовны.
     - Ну вот, - сказал он, приложив фиолетовый штамп к Таниному заявлению о
приеме на  работу  в  должности  экспедитора  с  окладом  сто  пять  рублей,
скрепленному подписями Рубанчука и Рубинчика. - Поздравляю. Трудовую давай.
     - Да вот как-то... - замялась Таня. Скорее всего,  ее  трудовая  книжка
благополучно покоится в недрах областного Управления культуры.
     Прокол! Ну да всего не упомнишь.
     - Ладно, - успокоил ее Архимед. - Не проблема.
     Остальные проблемы  тоже  разрешились  без  труда.  Через  пару  недель
отпустили, во всем разобравшись, из следственного изолятора  дурака  Никиту,
который первым делом позвонил ей (телефончик,  по  просьбе  Шерова,  передал
Никите следователь) и выразил готовность немедленно решить вопрос  с  дачей.
Пришел он какой-то странный, тихий, пришибленный, глазки так и бегают.  Таня
приготовила ему душистую ванну, накормила, напоила,  попыталась  разговорить
на известные темы, но он упорно отмалчивался.
     Дача, естественно, требовала ремонта и частичной замены обстановки, так
что Шеров дал за нее  несколько  меньше,  чем  рассчитывала  получить  Таня.
Добрав  разницу  у  Николая  Николаевича  под   залог   будущей   реализации
ленинградского жилья, она вручила деньги Артему Мордухаевичу и уже в  апреле
въехала в свеженькую, сверкающую квартирку  напротив  Бородинской  панорамы.
Вскоре подоспели и денежки от Николая Николаевича, и Таня  смогла  обставить
ее по своему вкусу. С Павлом, как она и  предполагала,  никаких  проблем  не
возникло - из их имущества он не захотел ничего и выдвинул одно  требование:
чтобы Таня оставила ребенка ему, фактически и юридически. Что-то побудило ее
передать ему записку: "Я отпускаю тебя, Большой  Брат".  Ей  очень  хотелось
присовокупить к записке голубой алмаз, подаренный ей Павлом еще до  свадьбы.
Но золотой  медальончик  с  алмазом  куда-то  делся  -  не  было  его  ни  в
ленинградской квартире, ни среди вещей, переправленных в Москву.
     За организационными  хлопотами  как-то  незаметно  прошла  весна.  Таня
устраивалась в новой жизни, а Шеров развернул полномасштабную  реконструкцию
дачи - возводил третий этаж, копал бассейн.
     Жизнь ее обрела постепенно размеренность и своеобразный московский шик:
ванны  с  шампанским  вместо  пенки,  еженедельные  театральные  премьеры  и
абонемент в Большой,  наряды  из  ателье  для  дипкорпуса,  сауны,  массажи,
спецмагазины  со  спецтоваром,  спецбуфеты  со  спецпродуктами,  поездки  на
закрытую конноспортивную базу, где в ее  распоряжение  был  выделен  вороной
ахалтекинец-семилетка - именно верхом на Агате ее запечатлел модный художник
Илья  Омлетов...  Чистую  радость  от  роскоши  отравляло  какое-то  жалкое,
противное  восприятие  этих  благ  со  стороны   привилегированного   круга:
радовались они не самим вещам,  сколько  принципиальной  недоступности  этих
вещей для простых смертных. Самым важным для них было не то,  что  вещи  эти
вкусны, удобны, красивы, даже не  то,  что  они  дороги  -  а  то,  что  они
дефицитны. Скажите, разве наслаждение хорошим, скажем, коньяком  уменьшится,
если этот коньяк  свободно  продавать  в  Елисеевском,  чтобы  каждый,  имея
деньги, мог позволить себе аналогичное удовольствие? Оказывается,  еще  как.
Уж не это ли одна из причин, по которым в лавках так голо - и с каждым годом
становится все голей?
     Летом Таня съездила на болгарские Золотые  Пески  а  на  обратном  пути
Шеров встретил ее в Ужгороде снял  с  поезда  и  отвез  в  горную  курортную
деревеньку.
     Места, которые они проезжали, представлялись Тане прямо-таки  райскими.
Вскоре брусчатую дорожку, круто вьющуюся меж отвесных стен и  пропастей,  за
километр до въезда перегородил толстый полосатый шлагбаум. Шофер бибикнул, и
из  будочки   неспешно   вышел   разъевшийся,   исполненный   непрошибаемого
достоинства гаишник.
     Впрочем, разглядев в подъехавшей "волге" Вадима Ахметовича,  блюститель
весьма шустро  откозырял  и  дал  отмашку.  Шлагбаум  стремительно  взмыл  в
безоблачное небо.
     В  непростой  этой  деревеньке  погостили  они  недолго,  дней  десять,
наслаждаясь чистейшим воздухом, ходили по горным тропам стрелять  куропаток,
собирать опят, полазать по руинам  средневекового  замка,  ловили  в  прудах
зеркальных карпов.
     Попутно встречались с разными людьми, значительными и не очень,  решали
всякие вопросы. Здесь было хорошо,  вольготно,  пребывание  омрачилось  лишь
одним пустячным эпизодом, как досадным, так и смешным.
     С утра  к  Шерову  с  официальным  визитом  прибыл  пузатый  и  надутый
дяденька,  распираемый  от  ощущения  собственной  важности.   Они   надолго
уединились. Таня погуляла по холмам, вернулась - а мужчины все  болтали.  Ей
стало скучно, и она решила съездить в соседнее село и  отведать  в  тамошнем
ресторанчике копченой оленины, которая накануне очень ей понравилась.
     В ресторанчике было пусто. Вчерашний курносый официант поспешно  принес
ее заказ - зелень, порцию оленины, бутылку воды и...
     - Шампанского я не заказывала, - сказала Таня, но  чуть-чуть  опоздала:
официант уже откупорил бутылку и наливал в высокий бокал.
     - Это от меня, уж  не  откажи,  красавица,  -  бухнул  откуда-то  сбоку
пропитой голос с непонятным, явно не украинским акцентом, и на соседний стул
шумно приземлился грузный, краснорожий мужичок. - Одну здесь уговорим,  пару
с собой возьмем... Олешка любишь? - Он чуть не носом ткнулся в ее тарелку. -
И олешка завернем, хошь целый оковалок, и айда на Латорицу!
     Удивленная и  раздосадованная  таким  хамским  натиском,  Таня  в  упор
посмотрела  на  непрошеного  кавалера.  Редкие   пегие   волосешки,   близко
посаженные глаза неопределенного цвета, нос остренький  -  на  вид  типичный
комсомольский вожак из сельских выдвиженцев,  который  много  лет  обжирался
галушками и салом, щедро запивая горилкой.
     - Не знаю, что такое Латорица, - холодно сказала она, -  но  меня  туда
что-то не тянет. Особенно с незнакомыми.
     - Так познакомимся,  -  заявил  пегий,  обдавая  Таню  сложным  букетом
ароматов - водка, табак, "Шипр", гнилые зубы. - Яне Поп.
     - Хоть и не поп, а шел бы отсюда, - с усмешкой посоветовала Таня.
     Он что-то хрюкнул,  налил  себе  шампанского,  залпом  осушил  бокал  и
придвинулся совсем близко.
     - Поехали, ну! - настойчиво прогудел он. - Искупнемся, позагораем, ну и
прочее разное...
     Он положил  толстую  потную  лапу  ей  на  плечо.  Этого  Таня  уже  не
выдержала.
     - Здесь искупаешься, клоп липучий! - отрезала она и  вылила  шампанское
из бутылки ему на голову.
     Он вскочил, сверкая глазами, и двинулся на  нее.  Она  спокойно  ждала,
сжимая в руке вилку, нацеленную  ему  в  харю.  Он  остановился,  пошарил  в
кармане, поднес к губам свисток и пронзительно засвистел.  От  входа  к  ним
направился швейцар, бармен вышел из-за стойки, у дверей на  кухню  показался
повар. Особой решительности в их лицах Таня не усмотрела.
     - Да я тебя... - захрипел незадачливый кавалер, подтирая морду  рукавом
расшитой рубахи. - Да я здесь участковый... Нападение на сотрудника...
     Таня вилку не опускала. К мокрому правоохранителю  подскочил  официант,
что-то зашептал в ухо.
     -  В  таком  случае,   гражданин   участковый,   составляйте   протокол
происшествия.
     Дайте-ка ему карандаш, - обратилась она  к  официанту.  -  Записывайте:
Захаржевская Татьяна Всеволодовна, местный адрес - Соколяны,  коттедж  номер
три...
     Участковый смачно плюнул на пол, буркнул  что-то  вроде  "Предупреждать
надо!" и вышел.
     - Вы уж извините, - нагнулся к  Тане  официант.  -  Пересядьте  на  тот
столик, будь ласка. А я тут скатерочку поменяю.
     - Спасибо, не надо. Что-то аппетит пропал.
     Счет, пожалуйста.
     Дома рассказала Шерову. Оба похихикали над злополучным  околоточным,  и
вылетел из головы этот нелепый случай.
     Московская Танина  служба  в  принципе  мало  отличалась  от  работы  в
Отрадном, только масштабы были совсем другие. Она стала основной  "хозяйкой"
Шерова. Ее уютная квартира постепенно превратилась в некое  подобие  салона,
где встречались и деловые, и светские знакомцы Шерова; многих он приводил  к
ней на смотрины.
     После милых бесед и развлечений с очаровательной хозяйкой гости уходили
довольные, а Шеров оставался и выяснял у проницательной  Тани  ее  мнение...
Здесь встречались люди, которых немыслимо было бы видеть вместе в какой-либо
другой обстановке. Полковник из ОБХСС деловито обсуждал перспективы  частных
капиталовложений  с  начснабом  "Ростсельмаша".  Главный  московский  раввин
Менахем Плоткин пил брудершафт с кагэбэшным журналистом Кислюком.
     Полуопальный  режиссер  Началовский  мило   беседовал   с   начальником
зарубежного  отдела  Главпура  генералом  философских  наук   Кошкохватовым,
известным    общественности    по    периодическим    статьям    о    низком
политико-моральном состоянии армий