шенно не расстраивает, - сказал Ситроэн, - ей  нравится
плакать, а потом обнимать нас и целовать.
   Обнявшись, Ноэль и Ситроэн пошли в сторону ограды. Жоэль посмотрел им
вслед. Клементина запрещала приближаться к рабочим во время работы.  Да.
Но обычно в этот час она суетится на кухне, и звон кастрюль и сковородок
мешает ей прислушиваться ко всему остальному; и потом, что в этом плохо-
го - сходить посмотреть на рабочих, он даже разговаривать с ними не  бу-
дет. А Ноэль и Ситроэн, что они задумали?
   Вслед за братьями Жоэль решил пробежаться - ради  разнообразия  -  по
земле; он рванул так быстро, что на повороте аллеи оступился на  щебенке
и чуть не упал. Он удержался и снова побежал. Хохоча во  все  горло.  Ну
вот, он уже разучился держаться на ногах.
   Ситроэн и Ноэль стояли рядышком и удивленно разводили руками, а  там,
где, в метре от них, должна была находиться ограда сада и высокая  золо-
тая решетка, зияла пустота.
   - Где она? - спросил Ноэль. - Где стена?
   - Не знаю, - прошептал Ситроэн.
   Ничего. Абсолютная пустота. Полное отсутствие,  внезапное  и  резкое,
как будто отсеченное ударом бритвы. Небо начиналось намного выше. Заинт-
ригованный Жоэль подошел к Ноэлю.
   - Что случилось? - спросил он. - Рабочие унесли старую стену?
   - Наверняка, - сказал Ноэль.
   - Ничего не осталось, - промолвил Жоэль.
   - Что же это они сделали? - удивился Ситроэн. - Что же это такое?  Не
цветное. Не белое. Не черное. Из чего это сделано?
   Он сделал шаг вперед.
   - Не трогай, - удержал его Ноэль. - Не трогай, Ситроэн.
   Ситроэн вытянул вперед руку, но все-таки остановился в нерешительнос-
ти на краю пустоты.
   - Я боюсь, - признался он.
   - Там, где раньше была решетка, ничего нет, - сказал Жоэль. -  Раньше
виднелась дорога и уголочек поля, помнишь? Теперь - ничего.
   - Как будто смотришь с закрытыми глазами, - сказал Ситроэн. - А глаза
открыты, но кроме сада больше ничего не видишь.
   - Как если бы сад был нашими глазами, а это нашими веками,  -  сказал
Ноэль. - Это ни черное и ни белое, ни цветное, никакое. Ничто. Это  нич-
товая стена.
   - Да, - произнес Ситроэн, - так оно и  есть.  Она  попросила  рабочих
построить ничтовую стену, чтобы мы не вздумали выйти из сада.  Получает-
ся, все, что вне сада, - ничто, и нам туда дороги нету.
   - Но неужели ничего другого нет? - поразился Ноэль. - Только небо?
   - Нам и этого достаточно, - изрек Ситроэн.
   - Я не думал, что они уже закончили, - сказал Жоэль. -  Было  слышно,
как они стучали молотками и разговаривали. Я думал, что мы  увидим,  как
они работают. Мне все это не нравится. Я пойду к маме.
   - Может быть, они не успели закончить всю стену? - предположил Ноэль.
   - Пойдем посмотрим, - предложил Ситроэн.
   Бросив брата, они полетели над тропой, которая  вилась  вдоль  стены,
еще когда стена существовала, над тропой, ставшей отныне границей их но-
вого урезанного мирка. Летели они очень быстро, почти цепляясь за землю,
ловко увиливая от низких ветвей.
   Когда они долетели до площадки напротив скалы, Ситроэн резко затормо-
зил. Они очутились прямо перед куском старой стены, с ее камнями и  лиа-
нами, с нахлобученной на вершину зеленой растительной короной, осыпанной
красочными насекомыми.
   - Стена! - вырвалось у Ситроэна.
   - О! - крикнул Ноэль. - Смотри! Верхушки уже не видно!
   Стена медленно исчезала, будто уходила под воздух.
   - Они разбирают ее сверху, - сказал Ситроэн. - Остался последний  ку-
сок. Мы ее больше никогда не увидим.
   - А можно еще обойти с другой стороны, - сказал Ноэль.
   - Ну, - фыркнул Ситроэн, - чего там смотреть? Все равно нам с птицами
теперь веселее.
   Ноэль замолчал. Он был полностью согласен; добавить было нечего.  Те-
перь в пустоту погружалась нижняя часть стены. Они услышали команды бри-
гадира; застучали молотки, затем воцарилась ватная тишина.
   Раздались торопливые шаги. Ситроэн обернулся. Клементина. За ней  Жо-
эль.
   - Ситроэн, Ноэль, пойдемте, мои маленькие. Мамочка спекла на  полдник
очень вкусный пирог. Быстрее! Быстрее! Кто поцелует меня первым, тот по-
лучит самый большой кусок пирога!
   Ситроэн не двигался. Ноэль подмигнул ему и бросился в объятия Клемен-
тины с выражением притворного ужаса. Она крепко обняла его.
   - Что случилось с моим ребеночком? Он такой испуганный. Что его  бес-
покоит?
   - Мне страшно, - прошептал Ноэль. - Без стены. Ситроэн чуть не расхо-
хотался. Ну и юморист!
   Жоэль, пережевывая конфету, принялся успокаивать брата.
   - Ничего страшного, - сказал он. - Вот я совсем не боюсь. Новая стена
красивее старой, и теперь нам будет еще лучше в нашем саду.
   - Мое сокровище! - растрогалась Клементина, крепко обнимая  Ноэля.  -
Неужели ты подумал, что мамочка способна сделать что-нибудь  такое,  что
может тебя напугать? Будьте паиньками и идите полдничать.
   Она улыбнулась Ситроэну. Тот увидел, как ее губы задрожали, и покачал
головой. Она расплакалась; он посмотрел на нее  с  любопытством.  Затем,
пожав плечами, все-таки подошел. Она судорожно притянула его к себе.
   - Плохой! - сказал Жоэль. - Ты опять довел маму до слез.
   И толкнул его локтем.
   - Нет, нет, - спохватилась Клементина. Ее голос уже успел  промокнуть
от слез.
   - Он не плохой. Вы все паиньки, вы все мои маленькие  цыплятки.  Пой-
демте же, посмотрим на красивый пирог. Давайте!
   Жоэль побежал вперед, за ним Ноэль. Клементина взяла Ситроэна за руку
и повела к дому. Он плелся, бросая на мать  колючие  взгляды;  ему  были
неприятны цепкие пальцы, сжимающие его запястье; его это  стесняло.  Ему
были неприятны и ее слезы. Что-то вроде жалости удерживало его  рядом  с
матерью, но эта жалость вызывала стыд, смущение, похожее на то,  которое
он испытал, войдя однажды без стука в комнату служанки и увидев ее голой
перед тазом с пучком волос внизу живота и измазанным красным  полотенцем
в руках.
 
 
   XXIV
 
   79 декарта
 
   "Деревьев больше нет, - думала Клементина. - Деревьев больше нет, но-
вая ограда - отличного качества. Два пункта выполнены. Или даже подпунк-
та, маленьких, конечно, но  снимающих  с  повестки  дня  возможные  пос-
ледствия. Отныне значительное число несчастных случаев разного рода  пе-
рейдет в категорию нулевой вероятности. Детки  мои  дорогие!  Какие  они
большие, красивые, цветущие. А все кипяченая вода и  тысяча  других  мер
предосторожности! Как они хорошо выглядят. А с чего им выглядеть  плохо,
если все плохое я беру на себя? Но нельзя никогда  терять  бдительность,
нужно продолжать в том же духе. Продолжать. Остается еще  столько  опас-
ностей! Устраненная опасность высоты и пространства уступила место опас-
ности гладкой поверхности. Земля. Гниение, микробы, грязь - все идет  от
земли. Нейтрализовать землю. Соединить участки стены таким же безопасным
полом. Эти чудесные стены, эти незримые стены, стены, о  которые  невоз-
можно удариться, но которые идеально ограничивают пространство.  Которые
ограничивают начисто. Если сделать и землю такой же; земля, сводящая  на
нет саму себя! Им останется лишь смотреть на небо... а небо так незначи-
тельно. Разумеется, несчастья могут свалиться и сверху.  Но,  не  умаляя
большую опасность неба, можно допустить - я не считаю  себя  плохой  ма-
терью, допуская, о! чисто теоретически - возможность отвести  небу  пос-
леднее по значительности место в списке опасностей. Ох уж эта земля.
   Покрыть кафелем землю в саду? Керамическими плитками. Может быть, бе-
лыми? А солнечные блики, бьющие по их нежным глазкам? Раскаленное  солн-
це; причем ни с того ни с сего перед ним  проплывает  облако;  облако  в
форме линзы - что-то вроде лупы; сфокусированный луч  попадает  прямо  в
сад; белые плитки отражают свет с неожиданной  силой,  светящийся  поток
обрушивается на детей - их жалкие ручонки пытаются его остановить, защи-
тить глаза, - и вот, ослепленные  безжалостными  частицами,  они  теряют
равновесие - ничего не видят, падают ниц... Господи, сделай  так,  чтобы
пошел дождь... Я лучше выложу пол черной плиткой. Господи, черные плитки
- но плитки такие твердые, если они вдруг упадут - поскользнутся на мок-
ром, после дождя, полу, оступятся - шлеп, и Ноэль растянулся на полу.  К
несчастью, никто не видел, как он упал; незаметная  трещинка  притаилась
под его воздушными локонами - братья относятся к  нему  как  обычно,  не
учитывая его состояние, - в один прекрасный день он начинает  бредить  -
его осматривают - доктор ничего не понимает, и внезапно его череп раска-
лывается, трещина увеличивается, и  верхняя  часть  черепа  слетает  как
крышка - и изнутри вылезает мохнатое чудовище. Нет! Нет! Не может  быть,
Ноэль, только не падай! Осторожно!.. Где он?.. Они спят -  здесь,  рядом
со мной. Спят в своих кроватках. Я слышу их сопение...  лишь  бы  их  не
разбудить, тихо! Осторожно! Но это никогда бы не случилось, если бы  пол
был нежным и мягким, как резиновый, - да, вот что  им  нужно,  резиновый
пол, очень хорошо, весь сад, покрытый резиновым ковром - а если огонь? -
резина горит - плавится, в ней вязнут их ноги - а дым забивает им легкие
- все, я больше не могу, это невозможно - я зря стараюсь, лучше все рав-
но не придумать - пол, подобный стенам, совсем как стена, пол из ничего,
уничтожить землю - позвать рабочих, вернуть рабочих, чтобы они растянули
во всю длину-ширину невидимый неосязаемый ковер - дети  останутся  дома,
пока они работают, и когда все будет сделано, опасности больше не будет,
- хотя это небо, хорошо, что я о нем вспомнила - но я ведь  уже  решила,
что сначала нужно обезвредить землю..."
   Она встала - Жакмор не откажется сходить за рабочими еще раз - жалко,
можно было сделать все сразу - но невозможно обо всем думать одновремен-
но - нужно искать - искать постоянно - в наказание за то, что не  смогла
все найти раз и навсегда,  и  упорствовать,  беспрестанно  совершенство-
ваться - нужно построить им совершенный мир, мир чистый, приятный, безо-
пасный, как внутренность белого яйца, утопающего в пуховой подушке.
 
 
   XXV
 
   80 декарта
 
   Распорядившись насчет работ, Жакмор,  пользуясь  свободным  временем,
выдававшимся в это утро, завернул в церковь покалякать с кюре, чьи возз-
рения ему были довольно симпатичны. Он проник в эллипсоидное  помещение,
в котором царил изысканный полумрак, с наслаждением старого кутилы вдох-
нул культовый аромат и подошел к приоткрытой двери в ризницу.  Возвестил
о себе троекратным стуком.
   - Войдите, - пригласил голос кюре.
   Жакмор толкнул дверь. Посреди захламленной комнатушки кюре  в  трусах
прыгал через скакалку. Развалившийся в кресле со стаканом сивухи в  руке
ризничий молча восторгался. Кюре показывал неплохие результаты, хотя его
хромота несколько умаляла элегантность выполняемого упражнения.
   - Здравствуйте, - сказал ризничий.
   - Мое почтение, господин кюре, - произнес Жакмор. - Я проходил мимо и
решил заскочить, чтобы вас поприветствовать.
   - Можете считать, что поприветствовали, - заявил ризничий. - Чего-ни-
будь крепенького в кофеек?
   - Извольте оставить ваши деревенские замашки, - одернул его кюре. - В
доме Господа подобает изъясняться изысканно.
   - Но, мой кюре, - возразил ризничий, - ризница, в  некотором  смысле,
уборная в доме Господа. Здесь можно немножко расслабиться.
   - Дьявольское отродье, - изрек кюре, бросая на него грозный взгляд. -
И зачем я держу вас подле себя?
   - Признайтесь, мой кюре, что я делаю вам хорошую рекламу,  -  ответил
ризничий. - Да и для ваших спектаклей я просто незаменим.
   - Кстати, - вмешался Жакмор, - что вы думаете  устроить  в  следующий
раз?
   Кюре перестал прыгать, аккуратно сложил скакалку и засунул ее в шкаф.
Вытер дряблую грудь слегка посеревшим полотенцем и объявил:
   - Это будет грандиозно.
   Он почесал под мышкой, поковырял в пупке и мотанул головой.
   - Роскошь моего представления затмит все светские развлечения, а осо-
бенно те, на которых срамные отродья обнажаются якобы ради соответствую-
щего эстетического оформления. К тому же  гвоздем  программы  будет  де-
монстрация хитроумного средства приближения к Господу. Вот что я  приду-
мал: в гуще невообразимого развертывания украшений  и  костюмов  детский
церковный хор потащит к Бестиановому пустырю золотой монгольфьер,  обтя-
нутый тысячью серебряных нитей. Под звуки фанфар я займу место в гондоле
и, очутившись на подходящей высоте, выкину за борт этого негодяя  ризни-
чего. И Бог улыбнется при виде незабываемого блеска  этого  праздника  и
триумфа Его роскошного Слова.
   - Как же так?! - опешил ризничий. - Вы меня,  любезный,  об  этом  не
предупреждали; я же сверну себе шею!
   - Дьявольское отродье! - проворчал кюре. - А твои мышиные крылья?!
   - Я уже столько времени не летал, - заныл ризничий, - а  каждый  раз,
когда я пытаюсь взлететь, столяр дразнит меня курицей и палит в  задницу
солью.
   - Пусть тебе будет хуже, - сказал кюре, - и ты свернешь себе шею.
   - Хуже всего будет вам, - пробормотал ризничий.
   - Без тебя? Да для меня это будет настоящим избавлением!
   - Гм, - подал голос Жакмор, - одно замечание, если позволите? Мне ка-
жется, что вы представляете собой два взаимосвязанных элемента; вы  друг
друга уравновешиваете. Без дьявола ваша религия выглядела бы  безоснова-
тельной.
   - Вот это верно подмечено, - сказал ризничий. - Признайтесь-ка лучше,
господин кюре, что я, беснуясь, вас обосновываю.
   - Изыди, гнида! - рассердился кюре. - Ты грязен и зловонен.
   Ризничий слышал и не такое.
   - А особенно непорядочно с вашей стороны, - заметил он, - то,  что  я
всегда играю негодяев и, кстати, никогда не протестую, а вы меня  посто-
янно поносите. Не меняться ли нам время от времени ролями?
   - А когда я получаю булыжником в рожу? - возразил кюре. - Разве не ты
науськиваешь зрителей?
   - Если бы это зависело от меня, вы бы получали в сто  раз  больше,  -
огрызнулся ризничий.
   - Ступай, я не хочу тебя видеть! - оборвал дискуссию кюре.  -  Но  не
вздумай уклоняться от своих обязанностей. Богу нужны цветы.  Богу  нужен
фимиам, Ему нужны пышные почести и подношения, золото мирра, и волшебные
видения, и отроки прекрасные  как  кентавры,  и  сверкающие  бриллианты,
солнца, авроры, а ты сидишь здесь, уродливый  и  жалкий,  как  шелудивый
осел, который пердит в гостиной... хватит об этом, ты меня  выводишь  из
себя. Я решил тебя низвергнуть, и это не подлежит обсуждению.
   - А я не упаду, - отчеканил ризничий. И он выплюнул  огненную  струю,
которая опалила волосы на ноге кюре. Тот кощунственно выругался.
   - Господа, - призвал их Жакмор, - прошу вас.
   - Кстати, - манерно произнес кюре, - чем обязан удовольствию вас  ли-
цезреть?
   - Я проходил мимо, - объяснил Жакмор, - решил  заскочить,  чтобы  вас
поприветствовать.
   Ризничий встал.
   - Я вас оставляю, мой кюре, - сказал он. - Я вас оставляю для  беседы
с господином по имени бес его знает.
   - До свидания, - сказал Жакмор.
   Кюре соскабливал с ноги опаленные волосы.
   - Как вы? - спросил он.
   - Хорошо, - ответил Жакмор. - Я пришел в деревню за рабочими. В  доме
нужно еще кое-что сделать.
   - Опять хозяйка чудит? - спросил кюре.
   - Опять, - ответил Жакмор. - Одна мысль  о  том,  что  с  ними  может
что-то случиться, сводит ее с ума.
   - Точно так же ее сводила бы с ума мысль о том, что с ними ничего  не
может случиться, - заметил кюре.
   - Справедливое замечание, - признал Жакмор. - Вот  почему  вначале  я
считал, что она преувеличивает опасность. Но сейчас,  должен  вам  приз-
наться, это неистовое стремление защитить внушает мне определенное  ува-
жение.
   - Какая восхитительная любовь! - воскликнул кюре. - Какая  роскошь  в
мерах предосторожности! А дети хотя бы отдают себе отчет в том, что  она
для них делает?
   Жакмор не знал, что и ответить. Эта сторона вопроса  от  него  как-то
ускользнула.
   - Даже не знаю, - признался он.
   - Эта женщина - святая, - заявил кюре. - Хотя и никогда не  бывает  в
церкви. Как вы можете это объяснить?
   - Это необъяснимо, - сказал Жакмор. - Да и, согласитесь, здесь  ника-
кой связи нет.
   - Соглашаюсь, - ответил кюре, - соглашаюсь.
   Они замолчали.
   - Ну, ладно, - сказал Жакмор, - я, пожалуй, пойду.
   - Ну, ладно, - сказал кюре, - вы, пожалуй, пойдете.
   - Ну, так я пошел, - сказал Жакмор.
   Он попрощался и, пожалуй, пошел.
 
 
   XXVI
 
   12 мартюля
 
   Небо выкладывалось плитками желтых, сомнительного вида облаков.  Было
холодно. Вдали море запевало в неприятной тональности. Оглохший сад  ку-
пался в предгрозовом сиянии. В результате последних работ  земли  больше
не было; из пустоты сиротливо торчали редкие клумбы и несколько  кустов,
чудом избежавших выкорчевывания. Целая и невредимая аллея из утрамбован-
ного гравия делила на две части невидимость сада.
   Тучи сходились пугливо; при каждом соитии раздавалось гудение, и  од-
новременно с ним вспыхивали рыжие всполохи. Небо  словно  сгущалось  над
скалой. Когда оно превратилось в один тяжелый и грязный ковер, все стих-
ло. А вслед за этой тишиной поднялся ветер  -  сначала  слабый,  легкий,
прыгающий по карнизам и трубам, затем более сильный, тяжелый,  срывающий
резкие дзинь-дзинь с каменных выступов, склоняющий  беспокойные  головки
цветов, толкающий впереди себя первые водяные струи.  И  сразу  же  небо
треснуло, как фаянсовая купель, и начался град; злые градины  посыпались
на черепичную крышу, разбрызгивая мелкие хрустальные осколки; дом посте-
пенно укутался в клубину густого пара - градины  яростно  обрушились  на
аллею, высекая при каждом ударе о гравий быстро угасающие искры.  Взвол-
нованное море забурлило, закипело и убежало - как почерневшее молоко.
   Преодолев первый испуг, Клементина пошла искать детей. К счастью, они
были в своей комнате; она привела и посадила их рядом с собой в  большой
гостиной на первом этаже. За окном все почернело, и темный туман, наплы-
вающий на стекла, неровно отражал фосфоресцирующий свет лампы.
   "А окажись они в саду, - думала она, - град бы их тут же исполосовал,
побил своими черными алмазными горошинами, удушил, коварно  заполнив  их
легкие сухой и жесткой пылью. Что могло бы их надежно  защитить?  Навес?
Пристроить навес над садом? К чему, когда крыша дома прочнее любого  на-
веса? Но сам дом, не может ли и он разрушиться - а если град будет  идти
часами - днями и неделями - под тяжестью мертвой пыли, оседающей на кры-
ше, не обвалится ли потолочная балка? Нужно построить неуязвимое укрытие
из стали, непробиваемое убежище, неприступный бункер - нужно держать  их
в  крепком  сейфе,  как  хранят  бесценные  сокровища,   им   необходимы
сверхпрочные ларцы, твердые и несокрушимые,  как  кости  времени,  нужно
построить здесь и немедленно - завтра".
   Она посмотрела на тройняшек. Не обращая внимания на грозу,  они  про-
должали мирно играть.
   "Где Жакмор? Я хочу обсудить с ним оптимальное решение".
   Она позвала служанку.
   - Где Жакмор?
   - Я думаю, в своей комнате, - ответила Белянка.
   - Сходите за ним.
   От шума вспенившегося моря заложило уши. Град не утихал.
   Несколько мгновений спустя появился Жакмор.
   - Вот, - начала Клементина. - Кажется, я нашла окончательное решение.
   Она поведала ему о своем открытии.
   - Таким образом, - сказала она, - им ничто больше не  будет  грозить.
Но я буду вынуждена еще раз попросить вас об услуге.
   - Завтра я пойду в деревню, - сказал он. - И заодно переговорю с куз-
нецом.
   - Я жду не дождусь, когда все будет сделано, - сказала она. - Я сразу
же успокоюсь. Я всегда знала, что когда-нибудь найду идеальное  средство
защиты.
   - Возможно, вы правы, - ответил Жакмор. - Не знаю. Это  потребует  от
вас постоянного самопожертвования.
   - Жертвовать собой ради кого-то, когда уверен в том, что он  под  на-
дежной охраной, это такой пустяк.
   - Их движения будут ограничены, - заметил Жакмор.
   - Я не уверена, что физические упражнения полезны для