медленно из-за детей.
   При малейшем движении служанки громко шуршала тафта  очень  красивого
платья. Хотя Жакмору больше нравилось другое, пикейное, которое так  хо-
рошо облегало. В этом же - ну просто деревенщина.
 
 
   XIX
 
   2 сентября
 
   Тень сгущалась вокруг Жакмора. Сидя за письменным столом,  он  преда-
вался размышлениям; вяло мечталось в темноте, и так не хотелось тащиться
к выключателю. День выдался тяжелый, как, впрочем, и все  предыдущие,  и
он пытался обрести душевный покой. В эту бурную лихорадочную неделю было
не до психоанализов, но сейчас к уединившемуся, расслабившемуся психиат-
ру возвращалось страшное и сильное ощущение пустоты, полного  отсутствия
страсти, временно замаскированное мельтешением заманчивых образов.  Неп-
рикрытый желаниями, Жакмор рассеянно ждал,  когда  служанка  постучит  в
дверь.
   В отведенной ему лакированной комнате было жарко, и приятно пахло де-
ревом; близость моря смягчала знойное дыхание природы, воздух  ласкал  и
нежил. Снаружи доносились птичьи крики,  сдобренные  звонким  брюзжанием
насекомых.
   Кто-то заскребся под дверью. Жакмор открыл. Вошла служанка и, смутив-
шись, застыла посреди комнаты. Жакмор улыбнулся,  зажег  свет  и  плотно
закрыл дверь.
   - Ну? Какие мы пугливые! - приступил он.
   Психиатр сразу же обвинил себя в пошлости, но, поразмыслив  и  решив,
что пошлое не опошляется, сам себя же и оправдал.
   - Садись, - предложил он. - Сюда... На кровать.
   - Как можно... - пролепетала она.
   - Да ладно тебе, - сказал Жакмор. - Не робей. Располагайся и расслаб-
ляйся.
   - Мне раздеться? - спросила она.
   - Делай, что хочешь, - сказал Жакмор. - Если тебе хочется,  раздевай-
ся, если нет, то не надо. Веди себя естественно... Это  единственное,  о
чем я тебя прошу.
   - А вы тоже разденетесь? - спросила она чуть посмелее.
   - Послушай, - возмутился Жакмор, - ты пришла психоанализироваться или
развратничать?
   Смутившись, она опустила голову.  Подобное  невежество  так  поразило
Жакмора, что он даже слегка возбудился.
   - Не понимаю я ваших заумностей, - промолвила она. - Я же не  против,
вы только скажите, чего делать-то.
   - Вот я тебе и говорю: делай, что хочешь, - настаивал Жакмор.
   - По мне, так уж лучше, когда говорят, что делать... Ведь  не  мне  ж
решать-то.
   - Ну, тогда ложись, - сказал Жакмор.
   Он снова сел за письменный стол. Она посмотрела на него исподлобья и,
наконец решившись, проворно стянула с себя  платье.  Это  было  домашнее
хлопчатобумажное платье в невзрачный цветочек, в которое она переоделась
сразу же после крещения.
   Жакмор принялся разглядывать ее крепкое, грубое тело, круглые  пухлые
груди, упругий живот, еще не потерявший формы. Она направилась к  крова-
ти, и он подумал, что после ее ухода он останется один на один с волную-
щим женским запахом.
   Шла она неуклюже, наверняка из-за остатков целомудрия.
   - Сколько тебе лет? - спросил Жакмор.
   - Двадцать, - ответила она.
   - Откуда ты родом?
   - Из деревни.
   - Как тебя воспитывали? Твое самое раннее воспоминание?
   Он старался говорить беззаботно, чтобы расположить ее к беседе.
   - Ты помнишь бабушку или дедушку?
   Она задумалась.
   - Для чего вы меня сюда позвали? Чтобы выспрашивать про все такое?
   - И для этого тоже, - состорожничал Жакмор.
   - Это вас не касаемо, - сказала она.
   Приподнялась и села, свесив нога.
   - Вы на меня будете залазить или нет? - спросила она. - Для того я  и
пришла. Сами ж знаете. Я красивым разговорам не обучена, но и  не  такая
дурочка, чтоб сносить ваши насмешки.
   - Ладно, иди! - сказал Жакмор. - Ну и характер. Завтра придешь.
   Она встала и пошла к двери, чуть не задев  Жакмора  грудью.  Естество
психиатра встрепенулось.
   - Ладно, - сказал он. - Подожди. Я сейчас.
   Не успел он пошевелиться, как она уже вернулась на  прежнее  место  и
тяжело задышала в ожидании. При приближении Жакмора  она  повернулась  к
нему задом и наклонилась вперед. В этой позе он ее и поимел. Совсем  как
утром, за изгородью.
 
 
   XX
 
   Ангель лежал около Клементины. В новой трехместной кровати беспокойно
сопели спящие младенцы. Снов они еще не видели. Клементина не спала.  Он
это чувствовал. Вот уже целый час, как они лежали в кромешной тьме и  не
смыкали глаз.
   Он подвинулся, стараясь устроиться поудобнее. Его нога коснулась ноги
Клементины. Она вздрогнула и судорожно схватилась за выключатель. Щурясь
от яркого света, Ангель приподнялся и посмотрел на жену.
   - Что такое? Тебе нехорошо?
   Она села и покачала головой.
   - Я больше так не могу, - сказала она.
   - Что ты больше не можешь?
   - Я больше не могу терпеть твое присутствие. Я больше не  могу  спать
рядом с тобой. Я никогда не смогу заснуть, зная, что ты в любую  секунду
можешь дотронуться до меня. Коснуться меня. От одной мысли о твоей воло-
сатой ноге я схожу с ума. Мне хочется кричать.
   Ее голос дрожал от напряжения невырвавшихся криков.
   - Спи в другой комнате, - сказала она. - Сжалься  надо  мной.  Оставь
меня.
   - Ты меня больше не любишь? - соригинальничал Ангель.
   Она взглянула на него.
   - Я больше не могу прикасаться к тебе, - сказала она, -  но  если  бы
только это... Может быть, и смогла бы. Но я даже не могу  себе  предста-
вить, что ты дотрагиваешься до меня, хотя  бы  на  долю  секунды.  Какой
ужас!
   - Ты с ума сошла, - сказал Ангель.
   - Нет, не сошла. Любой физический контакт с тобой мне омерзителен.  Я
к тебе очень хорошо отношусь... То есть... я бы  хотела,  чтобы  ты  был
счастлив... только не такой ценой... только не это... Это слишком  доро-
гая плата.
   - Но ведь я ничего от тебя не хотел, - возразил Ангель.  -  Я  просто
повернулся и нечаянно тебя задел. Ты доводишь себя до такого  состояния,
что...
   - Ни до какого, - перебила она. - Отныне это мое естественное состоя-
ние. Спи у себя в комнате... Прошу тебя, Ангель. Пожалей меня.
   - Ты не в себе, - прошептал он, качая головой.
   Он положил ей руку на плечо. Она задрожала, но сдержалась.  Он  нежно
поцеловал ее в висок и стал собираться.
   - Я пошел к себе, - сказал он. - Не волнуйся, моя дорогая...
   - Послушай, - не успокаивалась она, - я... я не хочу... не знаю,  как
тебе это объяснить... я больше не хочу... и не думаю,  что  захочу  ког-
да-нибудь снова... Попробуй найти себе другую женщину. Я не буду  ревно-
вать.
   - Ты меня больше не любишь, - грустно промолвил Ангель.
   - Как раньше - нет, - сказала она.
   Он вышел. Она по-прежнему сидела в кровати и не сводила глаз с вмяти-
ны на подушке Ангеля. Во сне голова мужа всегда съезжала на край.
   Один из детей заворочался. Она прислушалась. Ребенок успокоился.  Она
выключила свет. Теперь ей принадлежала вся кровать, и  ни  один  мужчина
больше никогда к ней не прикоснется.
 
 
   XXI
 
   Потушил свет в своей комнате и Жакмор. Затихали далекие поскрипывания
пружинного матраца начиненной на ночь служанки. Несколько секунд  психи-
атр неподвижно лежал на спине. События последних дней проносились в  го-
ловокружительном вальсе перед его глазами, сердце бешено билось в  такт.
Но постепенно он расслабился  и  заскользил  в  бессознательное,  смыкая
утомленные веки на сетчатке, исполосованной колючим  чертополохом  дико-
винных видений.
 
 
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
 
 
   I
 
   7 мая, вторник
 
   Далеко за садом, аж за разорванным мысом, чью бороду  денно  и  нощно
расчесывает море, над обрывом возвышался шлифуемый ветрами каменный  ис-
полин - ядреный мрачный гриб неправильной формы, с которым, кроме коз да
папоротника, и водиться-то никто не хотел. Из дома его было  не  видать.
Имя ему было Земляной Человяк - в пику Морскому Человяку, его покосивше-
муся влево братцу, что торчал из воды как раз напротив. Земляной Человяк
представлялся легко доступным с трех сторон. Четвертая же, северная, го-
товила незваному гостю целую цепь почти непроходимых ловушек и западней,
как будто специально придуманных каким-нибудь коварным корбюзьером, дабы
сделать подъем на глыбу маловероятным.
   Иногда таможенники приходили сюда тренироваться, и весь день напролет
затянутые в полосатые бело-зеленые трико ветераны вколачивали в новичков
науку скалолазания, незаменимую при борьбе с контрабандой, которая  того
и гляди превратится в стихийное бедствие.
   Но в тот день место было пустынным. На руку Клементине, которая, вжи-
маясь в камень, очень осторожно и медленно продвигалась вверх.
   Покорения вершины с восточной, западной и южной сторон  в  предыдущие
дни вспоминались теперь как детские забавы. Сегодня  ей  придется  выло-
житься до конца. А ухватиться не за что, рука лишь скользит по телу  Че-
ловяка - гладкому и твердому граниту.
   Она вплотную прижималась к почти вертикальному оледеневшему склону. В
трех метрах над ней дразнился выступ, за который  можно  было  бы  заце-
питься. Вот там-то и начнутся настоящие трудности: верхняя часть Человя-
ка представляла собой одну большую нависшую блямбу. Но сначала нужно бы-
ло преодолеть эти три метра.
   Она висела над пустотой, носки сандалий  втирались  в  длинную  узкую
трещину, бегущую по скату наискосок. Набившаяся в щель земля плодила ка-
кую-то мелкую поросль; живая зеленая полоска красовалась на сером грани-
те, словно награда "За доблесть в посевную" на лацкане учительского сюр-
тука.
   Клементина дышала медленно и глубоко. Проползти мухой. Метра три.  Не
больше. Всего три метра. Два ее роста.
   Присматриваясь к каменной поверхности, можно было различить  какие-то
шероховатости. Но смотреть на  них  следовало  с  расстояния  достаточно
близкого, чтобы различать, но не слишком близкого, чтобы  не  осознавать
их очевидной ненадежности.
   Она ухватилась за эти хлипкие выпуклости и подтянулась. Гранит ласкал
колени через легкую ткань штанов. Ее ступни находились на тридцать  сан-
тиметров выше зеленой травяной полоски.
   Она сделала глубокий вдох, оглянулась и снова полезла  наверх.  Через
десять минут она уже отдыхала на узкой площадке перед  последним  этапом
восхождения. Пот заливал лицо, волосы прилипали к вискам. Она чувствова-
ла, как из нее испариной выходит растительный запах.
   Она боялась пошевелиться, каждый сантиметр был на счету.
   Она оглянулась; Морской Человяк предстал перед ней в непривычном  ра-
курсе, да еще пенисто опоясанным. Высоко поднявшееся солнце разбрызгива-
ло влажные блестки вокруг узловатых прибрежных рифов.
   Нависшая над пропастью оконечность Земляного Человяка  манила  альпи-
нистку: соблазн устремленного ввысь желобка-корешка, слегка наклоненного
и чуть приоткрытого фолианта, острый и зыбкий угол нужного направления.
   Клементина откинула назад голову, оглядела цель и нежно  заурчала  от
удовольствия. Мокрое пятно расползалось по ее промежности.
 
 
   II
 
   Засранцы бегали на четвереньках по комнате, в которой их запирали  до
кормления в три-о-клок. Спали они теперь много меньше и с  удовольствием
осваивали различные позы и движения.
   Ноэль и Жоэль дружно визжали. Ситроэн, не роняя своего достоинства, с
важным видом ползал вокруг маленького низкого столика.
   Жакмор разглядывал детей. В последнее время он часто приходил к  ним;
тройняшки становились все больше похожими на маленьких  человечков,  чем
на личинки червяков. Благодаря климату и оказываемой заботе они развива-
лись чрезвычайно  быстро.  Первенцы-двойняшки  уже  обзавелись  светлыми
гладкими волосенками. Третий - последыш, курчавый и темноволосый, как  и
в день своего рождения, - казался старше своих братьев на целый год.
   И конечно же, все трое пускали слюни. Каждая остановка маленького пу-
тешественника отмечалась на ковре влажным пятнышком, которое на какую-то
долю секунды тянуло из слюнтявого рта длинную нить, хрустально хрупкую и
призрачно прозрачную.
   Жакмор наблюдал за Ситроэном. Тот, глядя  себе  под  ноги,  продолжал
описывать круги, с каждым разом все медленнее  и  медленнее.  Обессилев,
остановился и сел. Поднял глаза и посмотрел на столик.
   - О чем задумался? - спросил Жакмор.
   - Ба! - ответил Ситроэн.
   Он протянул руку к столику. Слишком далеко. Не вставая с пола, он по-
тянулся и, уцепившись пальцами за край стола, встал.
   - Молодец, - похвалил его Жакмор. - Вот так и надо.
   - А! Ба! - ответил Ситроэн.
   Он отпустил столик, сразу же плюхнулся на пол и  удивленно  посмотрел
на Жакмора.
   - Вот, - сказал тот. - Не надо было отпускать. Это же так просто. Че-
рез семь лет ты в первый раз причастишься, через  двадцать  -  закончишь
учебу, а еще через пять - женишься.
   Ситроэн недоверчиво покачал головой и снова встал.
   - Ладно, - произнес Жакмор. - Надо бы предупредить сапожника или куз-
неца. Здесь, видишь ли, воспитание суровое. Хотя подковывают же лошадей,
и ничего страшного с ними от этого не происходит. Пускай твоя мать реша-
ет.
   Он потянулся. Ну и жизнь!  И  совершенно  некого  психоанализировать.
Служанка по-прежнему не поддавалась. Никакого прогресса.
   - Я вас, жеребятки, сам отвезу в деревню, - сказал он. - Я  уже,  на-
верное, месяц там не появлялся.
   Ситроэн опять кружил вокруг столика, но теперь уже на своих двоих.
   - Смотри-ка, - поразился Жакмор. - Быстро схватываешь. Даже не думал,
что ты так вырвешься вперед. Ну что же, будет мне компания...
   Жоэль и Ноэль забеспокоились, Жакмор посмотрел на часы.
   - Ах да, пора. И уже давно пора. Что же делать, каждый может  опазды-
вать.
   Жоэль  заплакал.  Ноэль  подхватил.  Безучастный  Ситроэн  бросил  на
братьев высокомерный взгляд.
   Клементина пришла в полчетвертого. Жакмор все сидел на том  же  самом
месте и, казалось, не слышал рева двойняшек. Невозмутимый Ситроэн  сидел
на коленях у психиатра и дергал его за бороду.
   - Наконец-то, - сказал Жакмор и принялся разглядывать Клементину. Ле-
вая штанина разодрана в клочья, на виске - огромный кровоподтек.
   - Похоже, вы хорошо развлеклись, - произнес он.
   - Да, неплохо, - холодно ответила она. - А вы?  Спокойный,  уравнове-
шенный тон так не вязался с нервным состоянием, которое  угадывалось  во
всех ее жестах.
   - Какой бардак! - критически высказалась Клементина немного спустя.
   - Они хотят пить, - сказал Жакмор. - Они, знаете ли, нуждаются в  вас
не меньше, чем какие-то булыжники.
   - Я не могла прийти раньше, - ответила она. - Сначала возьмем  самого
спокойного.
   Она сняла Ситроэна с колен психиатра и усадила в кресло. Жакмор  так-
тично отвернулся; смотреть на кормление было неприятно из-за сети  голу-
бых вен, покрывающей белизну кожи. К тому же сам процесс, как ему  каза-
лось, полностью извращал истинное назначение женской груди.
   - А вы знаете, он пошел, - сообщил психиатр.
   Она вздрогнула и невольно вынула сосок изо рта ребенка. Тот безмолвно
ждал.
   - Пошел? - она поставила его на пол. - Ну-ка!
   Ситроэн уцепился за ее штаны и выпрямился. В некотором замешательстве
она снова взяла его на руки. Рыдающие двойняшки подползли к ней на  чет-
вереньках. .
   - А эти? - спросила она.
   - Эти - нет, - ответил он.
   - Вот и хорошо, - сказала она.
   - Похоже, вам не нравится, что он пошел? - подсказал психиатр.
   - Ну, - прошептала Клементина, - далеко эти цыплята не уйдут.
   Ситроэн закончил сосать. Она притянула Жоэля и Ноэля за  рубашонки  и
усадила для кормления.
   Жакмор встал.
   - А вообще-то вы их все еще любите? - спросил он.
   - Они такие славные, - ответила Клементина. - И потом, я им нужна. Вы
собираетесь уходить?
   - Мне надо размяться, - сказал Жакмор.
   - Зайдите к кузнецу, - приказала Клементина, - по поводу Ситроэна.
   - Почему вам так хочется, чтобы они росли как деревенские дети?
   - А почему бы и нет? - сухо возразила Клементина. - Вам это  не  нра-
вится?
   - Не нравится, - ответил Жакмор.
   - Ну и сноб!  -  сказала  Клементина.  -  Мои  дети  будут  воспитаны
по-простому.
   Он вышел из комнаты. Ситроэн проводил его взглядом; детское лицо было
печально, как каменный лик святого в разрушенной после бомбежки церкви.
 
 
   III
 
   Появилась служанка.
   - Вы меня звали? - спросила она.
   - Перепеленай их и уложи спать, - сказала Клементина.
   Затем внимательно посмотрела на девушку и заметила:
   - Ты неважно выглядишь.
   - Ой! - расстроилась та. - Госпожа так думает?
   - По-прежнему спишь с Жакмором? - спросила хозяйка.
   - Да, - ответила служанка.
   - Ну и что он с тобой делает?
   - Ну, он на меня залазит.
   - А выспрашивает о чем-нибудь?
   - А то! - возмутилась служанка. - И почувствовать-то толком ничего не
успеешь, а он уже слазит, и давай выспрашивать.
   - А ты не отвечай, - сказала Клементина. - И больше с ним не спи.
   - Так ведь свербит, - возразила девушка.
   - Фу, какая мерзость. Вот сделает он тебе ребенка, тогда увидишь.
   - Пока еще не сделал.
   - Дождешься, - прошептала Клементина, почувствовав озноб по всему те-
лу. - Как бы там ни было, лучше с ним не спать. Да  и  вообще,  все  это
выглядит так отвратительно.
   - Так мы ж с задка; гляди - не гляди, мне все равно ничего не  видно,
- сказала девушка.
   - Пошла вон! - цыкнула Клементина.
   Белянка забрала детей и вышла. Клементина вернулась в  свою  комнату.
Разделась, растерлась одеколоном, обмыла ранку на лице и легла на  спину
прямо на пол, чтобы сделать гимнастику.
   После упражнений перебралась на кровать. В следующий раз она не опоз-
дает на кормление. Дети не должны ждать. Дети должны есть точно по  рас-
писанию, а остальное не важно.
   Ангель лежал на кровати в неимоверно скорбной позе. Услышав троекрат-
ный стук в дверь, он поднял глаза и произнес: "Да".
   Жакмор вошел в комнату и сразу же пристыдил:
   - Конечно же, опять бездельничаем.
   - Опять, - ответил Ангель.
   - Ну, а вообще-то как? - спросил психиатр.
   - Так, - ответил Ангель. - У меня лихорадка.
   - Ну-ка, - Жакмор подошел к Ангелю и пощупал его  пульс.  -  Действи-
тельно, - подтвердил он и уселся на кровать:
   - Ноги уберите.
   Ангель забился в угол. Жакмор, устроившись поудобнее, начал  поглажи-
вать бороду.
   - Что же наш больной еще натворил? - спросил он.
   - Сами знаете, - ответил Ангель.
   - Искал другую?
   - Нашел другую.
   - Переспал?
   - Не смог, - сказал Ангель. - Как только я оказываюсь с ней в  посте-
ли, меня сразу же начинает лихорадить.
   - А Клементина больше не хочет?
   - Нет, - ответил Ангель. - А от других меня лихорадит.
   - Знать, совесть нечиста, - заключил психиатр.
   Ангель улыбнулся, почувствовав подковырку.
   - Видно, вас зацепило, когда я сказал вам то же самое, - заметил он.
   - Еще бы, - согласился Жакмор, - еще бы не  зацепило,  особенно  если
совести и в помине нет.
   Ангель ничего не ответил. Он чувствовал себя явно не в своей тарелке.
Расстегнув воротник, жадно вдыхал майский воздух.
   - Я только что виделся с вашей женой, - сообщил Жакмор, желая отвлечь
Ангеля от него самого. - Малыши растут  чертовски  быстро.  Ситроэн  уже
стоит на ногах.
   - Бедняга, - промолвил Ангель. - В таком возрасте...  ноги  от  этого
пойдут вкривь и вкось.
   - Да нет, - возразил Жакмор. - Если он сам встает,  значит,  в  ногах
достаточно силы, чтобы держать тело.
   - Природе видней, - прошептал Ангель.
   - Ваша жена послала меня к кузнецу, - сказал Жакмор. - Вас не пугает,
что она воспитывает их слишком сурово?
   - Что я могу сказать, - ответил Ангель. - Страдал ведь не я,  а  она.
Это дает ей все права.
   - Категорически возражаю, - возразил Жакмор. - Не может такое  беспо-
лезное чувство, как страдание, дать кому бы то ни было на что бы  то  ни
было какие бы то ни было права.
   - Она относится к ним действительно плохо? - спросил Ангель, не обра-
щая внимания на тираду психиатра.
   - Нет, - ответил Жакмор. - К себе самой она еще более сурова. Но  это
не повод. Все это притворство и дурное воспитание.
   - Я думаю, что она их любит, ~ сказал Ангель.
   - М-м... да, - ответил Жакмор.
   Ангель замолчал. Ему было яв