то  со  зло-
радством. - А знаешь, что их гложет? Прямо до  печенок  проедает...  Ха!
Сколько и как поиметь с этого, кого рекламируют. Не обманет ли, не  пош-
лет ли потом подальше. - Лицо Жукова вдохновенно озарилось. - Там насту-
пает момент такой... Если, к примеру, дожди идут, каждый день до  одури,
до рвоты. Все только о нем. Не хочешь, а скажешь: опять проклятый! Так и
вчерашний побирушка, безвестный холстомаратель, рифмоплет хреновый, юмо-
рист задрипанный. Который вчера еще за чекушку размажется  перед  тобой.
Вдруг взрывается этаким фонтаном, все, чертыхаясь только о нем...  Назад
его в безвестность не запихнешь! К нему теперь все бегут с  вопросиками:
а есть ли смысл в жизни, что такое счастье, а кто вам нравится?  -  лицо
Жукова непрерывно менялось,  он  наслаждался  собственноручно  созданной
картиной. - Еще вчера униженно называл "учителем",  "мэтром",  облизывал
со всех сторон, если не осадить. А сегодня! - Леша величественно  надул-
ся. - К нему не поступись! Он сам этого мэтра в грязь  стопчет,  дерьмом
обделает... Тут эта свора грызть его бросается, кусает, воет от злобы. И
ясно им: еще больше раздувают знаменитость... а злобу сдержать не могут.
   - И ты хочешь с ними договориться? -  удивился  Елисей,  конечно,  не
открытию, которое ни для кого не секрет, а наивной надежде Леши  извлечь
пользу из таких людей.
   - А вдруг! Надо, Елисей, - заговорил он горячо. - Надо говорить, кри-
чать, толкаться - и услышат.
   Он запнулся, возбуждение на его лице разгладилось, испарилось.
   - Был у меня случай в детстве, - Леша судорожно сглотнул спазм в гор-
ле. - И сейчас, как вспомню, страшно. В Монголии с родителями был. Они в
командировке, а я совсем шкет, пять лет. На задворках поселка провалился
в засохший колодец. Орал я... несколько часов. Уж не знаю, сколько раз я
умер. Неба клочок, пыль, грязь, трупики сухие: мыши или какие-то  сусли-
ки. Ужас, представляешь? Я уж обессилел, неба клочок темнеет,  звездочка
появилась. Я как заору, откуда силы взял, с  минуту  верещал,  с  жизнью
прощался. И тут рожа такая круглая, косматая. Монголка меня нашла, глаза
раскосые, морщинистая, темная. А для меня, как Бог явился. Богиня. Выта-
щила, я ее всю слезами залил. - Леша задышал свободней, полной грудью. -
Надо кричать, и погромче, - добавил он весело.
   - Это Всевышний послал ту монголку, - сказал Елисей. - Чтобы  ты  вы-
рос, детей развел, толковое что-то сделал, а не плясал  перед  этой  па-
далью. Мне так один знакомый объяснял, - вспомнил Елисей  Фердинанда.  -
Его тоже в детстве из могилы вытащили. Не для того,  чтобы  кричать.  Он
сказал: Всевышний посылает нас для мучений, через нас страдание познает.
   - Ну, для этого меня надо было обратно  в  тот  колодец  кинуть.  Вот
уж... не знаю, как сказать, такое пережил. - Он покрутил пальцами.  -  У
меня и с головой не все было в порядке.
   Позднее разговор этот стерся. Елисей не спрашивал о  последствиях,  а
сам Жуков молчал. Да и затей других было достаточно. Когда-то Леша и же-
нить пытался Елисея. К тому времени у Жукова был богатый семейный  опыт.
Знал Елисей, что от первой жены у него была дочка, видел мельком  вторую
жену, еще совсем молодую, почти девчонку, и их мальчишку-малыша.
   Несколько раз с плутоватой улыбкой он говорил Елисею, что есть у него
на работе "замечательная дивчина", что, мол, давай,  познакомлю,  просто
так, а вдруг. Елисей скептически всегда относился к таким затеям  друзей
и заботливых родственников, зная, что скорее небо обрушится, чем  совпа-
дут в один день и час два человека, две непонятные,  смутные  вселенные,
которые незатейливо обозначаются женщиной и мужчиной . Но однажды он ус-
тупил настойчивости Жукова. Про себя подумал, что, чем  выдерживать  его
приступы, лучше раз согласиться, встретиться. И на этом все  закончится,
все моментально решится, иллюзии испарятся.
   Эту встречу Леша захотел обставить по особенному, сказал, что  махнем
за город, мол, он знает чудные места. Поездка пришлась  на  конец  июня,
когда закончились затяжные дожди начала лета, и каждый бесконечный  день
яркое солнце выкатывало в чистое безграничное небо, заливая жарким  све-
том мягкую влажную землю, сочную траву, расцвеченную мозаикой  лепестков
цветов, бабочек, стрекоз.
   Сойдя с электрички, они окунулись в роскошь луговой  поймы  маленькой
речушки. Леша безмерно счастливый и довольный  сорвал  с  себя  короткую
клетчатую рубашку, стал размахивать ею, выкрикивая диким голосом  безум-
ную и радостную мелодию. За ним по узкой тропинке шла та самая  Татьяна,
которую Жуков предназначал в невесты. Когда они подошли к Елисею  в  ус-
ловленном месте на вокзале, про себя Елисей сразу посмеялся над  Лешиным
проектом. Его знакомая была обычной девушкой с довольно симпатичным  ли-
цом, стройной фигурой, в которой все на месте.  Но  во  всем  ее  облике
сквозило главное: она твердо знала свое будущее, в нем был  обеспеченный
муж, двое детей, которые закончат престижную школу и  пойдут  по  стопам
хорошо устроенного папаши. Какой интерес мог представить для  нее  неиз-
вестный художник, обучающий детишек правильно держать в руках  кисточку,
с нищей зарплатой и захудалой квартирой? Наверное, и она согласилась  на
эту поездку, лишь бы избавиться от назойливого Жукова.  Кажется,  в  миг
знакомства они оба решили не тратить эмоций по адресу приставалы Леши, а
попытаться  получить  как  можно  больше  удовольствия  от   прекрасного
июньского дня, загородной чистоты и  свежести.  Надо  ли  портить  такой
прекрасный день из-за сумасбродства Жукова?
   В теплых волнах лугового ветра Елисей плыл среди  дурманящего  запаха
ярко-зеленого разноцветья. Перед ним скользила изящная  женская  фигура.
Те же жаркие воздушные волны омывали ее тонкое пестрое  платье,  которое
плескалось и обнимало крупные бедра, сжимало тонкую талию и тихо  трепе-
тало вокруг оголенных рук и шеи. Темные длинные, гладкие волосы,  скреп-
ленные на затылке цветной заколкой, бились и рассыпались по спине. Яркое
солнце отражалось в каждом лепестке, травинке, и этот водопад  света  со
всех сторон подсвечивал ее тело, делая его невесомым и ярким.  У  Елисея
даже голова иногда кружилась и, казалось, что они вот-вот поплывут в по-
рывах легкого ветра.
   Наконец они замерли и невольно развернулись в сторону  реки,  которая
магнитом притягивала к себе. Луговые травы широкими волнами  скатывались
к голубой прохладе воды. Там, на перекатах, плавилась солнечная рябь. За
рекой стеной поднимался лес, прорезанный медно-красными жаркими стволами
сосен. Оттуда в волшебной тишине долетали горловые вскрики иволги.
   Елисей начал глазами подыскивать место, где они остановятся,  но  тут
Леша потянул их к склону берега, за верхней кромкой которого располагал-
ся маленький городок. Леша, хитро посмеиваясь, увлекал их вверх по  тро-
пинке и обещал незабываемое наслаждение, если они последуют за ним. Реч-
ка стала отдаляться, горизонт раздвинулся, а впереди, над  их  головами,
Елисей заметил дугу "Колеса обозрения", обычного для  городских  парков.
Видна была только верхняя его часть:  несколько  неподвижных  кабинок  в
штриховке труб конструкции.
   Когда они вскарабкались на площадку, Елисею стало  понятно,  что  это
недостроенные аттракционы. У подножия мертвого колеса располагалась пара
каруселей, таких же неподвижных, с  разоренными  шкафами  управления,  с
мотками спутанных проводов, беспорядочно разбросанной ржавой арматурой.
   Леша уверенно направился к колесу, а они с Таней шли с опаской.  Ели-
сею казалось, что и она испытывает робость при виде запустения и разрухи
там, где должны галдеть и смеяться летящие на каруселях дети. Здесь сты-
ла непривычная тишина.
   Они вплотную приблизились к помосту колеса.
   - Я боюсь, - сказала Таня и схватила за руку Лешу, который хотел заб-
раться на дощатый помост. Он замер.
   Отсюда видно было, как в потоке жаркого воздуха с легким шорохом сон-
но покачиваются пустые кабинки, потом движение исчезло, наступила  маги-
ческая вечность равновесия... Снова неуловимое движение, за ним уже  яв-
ный полет в обратную сторону.
   К ним долетели детские голоса. Из-за угла обшарпанного  домика  вышло
несколько девчонок. В один миг они сбились с шага и бросились наперегон-
ки к колесу. Со смехом, толкаясь, они взлетели  на  помост.  Первые  две
вскочили в пустую кабинку, другие стали цепляться за  медленно  плывущие
соседние кабинки.
   Елисею почудилось, что легкость и счастье, которые переполняли  юрких
смешливых девчонок, коснулись и его - и он тоже  вместе  с  ними,  теряя
вес, в головокружительном солнечном сиянии уплывает в голубое  небо,  и,
может, навсегда растворяется там, как солнце, кудрявые бестелесные обла-
ка, птицы и смешливые пацанки.
   Минут через пять, насладившись  смехом,  криками,  жутким  замиранием
сердца в голубой высоте, девчонки медленно спустились вниз, выбежали  на
помост и, рассыпая торопливую скороговорку, унеслись дальше.
   Леша решительно забрался в одну из кабинок, усадил рядом Таню и  стал
командовать Елисею, чтобы он вместе с ветром привел в  движение  колесо.
Огромная тяжесть металла испарилась, и колесо  плавно  поплыло,  вознося
Лешу и его знакомую в небо.  Елисей  тоже  присел  на  жесткое  сидение,
сильно нагретое солнцем. В полной тишине они плыли, подхваченные порывом
ветра. Потом все замерло в невесомости. Леша поднял  и  расправил  руки,
Елисею почудилось, что Леша отрывается от кабинки и тихо парит над ними.
   - Хо-у, - гортанно пропел Леша, - я взлетаю. Почувствуйте блаженство.
Так душа ваша устремляется вверх. Солнечный ветер уносит ее. Хо-у-о-у, -
снова запел он.
   Обнимаемые воздухом они плыли вниз, все более ускоряясь,  прошли  над
самым помостом, полетели дальше, медленно забираясь в гору. И снова вол-
шебная вечность равновесия.
   Запрокинув голову, Елисей смотрел в далекое небо, и ему казалось, что
он уже плывет в бесконечной синеве и что именно в  таком  полете  таится
сокровенный смысл существования. А чтобы схватить  его  и  понять,  надо
бесконечно длить плавное скольжение, и пусть замрут все звуки и стремле-
ния.
   Как бы издалека доносились вскрики Леши, потом он выскочил из  кабин-
ки, напрягаясь, подталкивал медленное колесо, и  Елисей  с  Таней  снова
взмыли по пологой дуге над землей, крутым зеленым обрывом, рекой,  гори-
зонтом.
   - Хватит, ну? - прокричал Леша, довольный произведенным впечатлением.
   С головокружением, все еще переполненный ощущением потери веса, плохо
чувствуя ноги и руки, Елисей вылез на помост. Подплыла кабинка с  Таней,
он подал ей руку, она оступилась и, падая, вскрикнула  не  испуганно,  а
по-птичьи беззаботно и счастливо, как бы ожидая продолжения полета. Ели-
сей подхватил ее, окунулся в теплое и нежное тело, которое было таким же
легким и ласковым, как летнее облако. Сзади весело засмеялся Леша, а Та-
ня прикоснулась к его щеке губами. В ее лице не  было  той  спокойной  и
скучной заданности, когда все известно наперед.
   Сухая глинистая тропинка вертляво сбегала вниз к реке. Мелкие камешки
выпрыгивали из-под ног и резво катились, застревая в траве по обочине, в
прорезанных дождевыми ручьями морщинах. По пути Таня смеялась, вспоминая
свой недавний страх, а, когда они спустились к речному лугу, уже с доса-
дой заметила:
   - Ну ты, Жуков, негодяй. За тобой глаз да глаз. В два счета  охмуришь
невинную девушку.
   Она мельком взглянула на Елисея, словно нечто из ее слов предназнача-
лось и для него, коротким движением высвободила пальцы из его руки.
   - Вон туда пойдем, - уверенно указала она в сторону берега, где земля
была укрыта мягким  пухом  розово-белой  кашки  с  резной  пеной  нежных
листьев. Таня решительно пошла вперед, и Елисей подумал,  что  внезапное
опьянение воздухом и голубым небом безвозвратно исчезло. А Лешина затея,
как и предполагалось, безнадежно провалилась...
   Леши давно нет, тело его превратилось в горстку  пепла.  Его  старшая
дочь соединена с подонком Есиповым. И не надо никакого чуда, чтобы  уви-
деть, как Есипов, брезгливо шевеля жирными алыми  червями  губ,  говорит
Леше разные подлости о его  рукописи...  Пространство  сжимается,  стены
теснят и давят, и сердце обрывается и падает  в  узкое  страшное  прост-
ранство, где царит мрак, смерть. А меркнущее пятнышко света загораживает
разбухшее уродливое лицо Есипова, которое пожирает, заглатывает  остатки
воздуха, тепла. Где же спасительное лицо широколицей, как  солнце,  мон-
голки, ее проглядывающие сквозь морщины век вечные глаза? Нет...  Только
падение в колодец боли и душного беспамятства, откуда нет возврата.
   Из далекой небесной выси, где постоянно текут безбрежные голубые  ре-
ки, он упал на землю, как черный стриж, только что  трепетавший  острыми
серпиками крыльев, серая пыль поглотила его, вытравив яркий блеск,  раз-
бавив угольную черноту мертвой серостью.
 
   ***
 
   Дома Елисея ждал большой сюрприз. На кухне за столом, уставленном та-
релками с разной снедью, сидел шурин Андрей. Не к добру Елисей видел его
из троллейбуса митингующим у метро. Только его не хватало для разнообра-
зия. Омут глубокой ночной тяжести, давящая усталость, а тут еще  нервная
скороговорка Андрея, его, словно отброшенная ветром  назад,  желто-серая
волна волос, навыкате воспаленные горячечные глаза. И ко всему - терзае-
мая тысячью подозрений жена. Сначала она прильнула к Елисею у дверей, со
страхом впитывая все чужие, ненавистные ей запахи,  которыми  пропитался
он где-то там, где изволил быть без нее. По ее лицу пробегала рябь стра-
ха, злости на все, что могло отнять его. Но - слава темной холодной ноч-
ной сырости - она глубоко пропитала его осенней скукой и тленом листьев,
уничтожила страшные для жены оттенки чужой жизни, злых рук,  волос.  При
Андрее она не решилась пытать его расспросами, но не утоленные  подозре-
ния терзали ее, пока она двигалась от плиты к столу, присаживаясь,  пила
жидкий чай, переспрашивала Андрея.
   Оказывается, он пришел к ней за консультацией по бухгалтерской части.
Ему в голову вклинилась идея открыть  кооператив  по  лекционной  части.
Андрей давно уже подрабатывал, читая по заштатным клубам лекции об иноп-
ланетном разуме, о таинственных посещениях Земли пришельцами, часто  до-
нимал Елисея разговорами на эту тему.  Теперь  хотел  организовать  свою
контору, чтобы не делиться гонорарами  с  разными  жуликами-директорами.
Лариса, которая работала в бухгалтерии городского профсоюза что-то  неу-
веренно советовала ему, а Елисей думал о том, что такой разговор при  ее
сроке беременности может кончиться  плохо.  Она  панически  боялась  ка-
ких-либо изменений, даже приход почтальона мог довести ее  до  обморока.
Но этот брехун Андрей и в голову не брал, что беременной женщине  нельзя
волноваться, нельзя сидеть до глубокой ночи. Иногда, упираясь глазами  в
ее тяжелый, выпирающий живот, он спохватывался и начинал давать  советы,
что-то вроде того, что надо слушать  тихую  спокойную  музыку,  смотреть
красивые картины, больше гулять в лесу.
   - Не бегать на баррикады, не проклинать  гэкачепистов,  -  с  иронией
подсказал Елисей и уж совсем прозрачно намекнул: - И не считать себя ге-
роем, если поплевал ночью у Белого дома и бегал в кусты к Павлику  Моро-
зову, как в сортир. А главное не ждать, что пионерские костры  у  танков
закончатся приходом завтра царствия божьего.
   - Ха-ха, - залился жарким смехом Андрей, запрокидывая голову, брызгая
слюной. - Уел, сам-то дома сидел, за женину юбку держался.
   Елисей тоже засмеялся, представив то светопреставление, которое нача-
лось бы, сделай он хоть шаг в сторону двери в те бессонные ночи. Истери-
ка жены, неслышные вопли живого существа в ее грузной плоти.
   - Я уверен, сейчас мы наберем обороты,  конец  рабству,  -  взорвался
Андрей.
   - И рабы станут вольными? - спросил Елисей с сомнением  и  добавил  с
иронией: - Конечно, но судя по твоим советам беременной женщине, бессон-
ная ночь благотворно скажется на приплоде. Уверен, что никакое  гэкачэпэ
не повлияет на процесс родов и победа демократии тоже. Тебе не  кажется,
что и страна - такая же беременная баба, которая разродится как  обычно.
А что у нас  в  обычае?  -  спросил  Елисей  грозно.  -  Ночные  бредни,
пьянство, глупость, непролазная дурь,  грязь...Откуда  воссияют  блиста-
тельные лучи счастья и свободы?
   - Из грязи, из грязи, - хихикая, повторял довольный Андрей и добавил:
- Так ты что, ждешь, что наша Лариска родит тебе неведому зверушку?..
   Лариса побледнела и хлопнула Андрея по голове.
   - Глупость нести зачем?
   -Дочку родила на загляденье, вот, глядишь, сынулю теперь родит, розо-
вого, пухлого, на радость папуле. А ты: грязь, пьянь...
   - Вы все ночи у Белого дома,  наверное,  песни  пели,  стихи  читали,
смерть готовились принять. А грязь, когда приползет, сможете принять?
   - Отстоим, я видел, как народ к цэка шел. Это бесподобно. Даже не ве-
рится, что такое возможно. Сейчас потянутся  из-за  границы  диссиденты,
вместе навалимся на гидру коммунизма.
   - Черта лысого, они вернутся, - заметил спокойно Елисей. - Там у  них
покой, тишина, несколько сортов кефира на ночь, квартирки, надежное мес-
то под солнцем. Зачем им наша пьяная смута?.. Вернутся, впрочем,  едини-
цы: дураки и проходимцы. Дураки хлебать нашу бурду вместе с нами, а про-
ходимцы - привычным делом: стучать на ближнего, ковать металл.
   - Не верю, - воспрянул Андрей с той же радостной  улыбкой,  -  клеве-
щешь! Слушать тебя не хочу! - твердо закончил он и заткнул уши пальцами.
   - Даже не верится, что такое возможно, - выпалил горячо Андрей.
   - А по сему, надо идти спать, - сказал Елисей решительно. - Иначе наш
будущий наследник приобретет скверный характер и дурную привычку  ночной
болтовни.
   Елисей взялся притащить матрас для шурина, бросил его на пол в кухне,
и только после этого Андрей смирился.
   Елисей уже засыпал в комнате на диване, а Лариса никак не могла изба-
виться от вопросов Андрея. Он что-то бубнил. Потом Елисей услышал  фразу
Ларисы:
   - Наша Аля лучше всех одногодков рисует. Знаешь, какое чувство цвета,
свой взгляд. Пусть занимается, может, это ее кусок хлеба будет?..
   Ее слова рассмешили Елисея. Их кроха Аля малюет кистью, мажет краска-
ми как Бог на душу положит, а Лариса тотчас в уме все складывает, прибе-
регает, рассчитывает: вот, пригодится, защита и опора будет. Она  и  ему
иногда говорит, что давно простила мать, которая оставила  их  с  отцом,
когда Лариска еще была детсадовской малышкой. А потом вернулась,  и  всю
жизнь мстила отцу за это. Может, и простила, а только откуда  подспудная
боязнь всяких перемен, откуда желание на всю жизнь надежно оградить  се-
бя, ребенка - и постоянные сомнения в надежности. И ком подозрений,  что
Елисей ненадежный человек. Действительно, случись с ним что-нибудь,  как
с Лешей Жуковым, и что тогда? Одна с малыми  детьми.  Елисей  ненадежен,
потому что от него много зависит.
   Елисей было совсем окунулся в сон, но тут присела  на  диван  Лариса,
коснулась его руки.
   - Я так боюсь, - прошептала она, ее пальцы гладили его  руку,  сжима-
лись в волнении. - Как думаешь, все будет хорошо?
   - Все утрясется, - пообещал Елисей.
   - Пойду к Але.
   Ему представилось, как тихо и сладко посапывает сейчас  Аля  в  своей
кроватке, и подумал, что именно там Лариса найдет  покой  и  надежность.
Материнская нежность, пожалуй,  преодолеет  всякую  тревогу.  Нет  такой
опасности, которую мать подпустила бы к своему дитя.
   Он вспомнил свою мать, давний сон, девушку, которую назвал  Надеждой,
потом Настю, в которой ощутил, теперь-то он понял, наивность и беззащит-
ность Леши Жукова. Не мог он ее оттолкнуть. Ей тоже, как  и  ему,  нужен
был тот неуловимый и спасительный свет, который один способен был разог-
нать мертвый и холодный мрак, утолить жажду, которая преследует их всех.
Елисей открыл глаза. Лариса уже спала, на потолке едва проступал  о