ень своего рождения. И в любой другой день тоже. А кому  не
нравится, могут идти куда подальше!
     Большая Ма: Ты шутишь, дорогой! Я уверена.
     Большой Па: Почему ты решила, что я шучу?

     С балкона кто - то подает Гуперу знаки, он уходит.

     Большая Ма: Я знаю, что ты шутишь.
     Большой Па: Ни черта  ты не знаешь и никогда  ничего не знала! Ничего я
не шучу. Я мирился со всем этим дерьмом, потому что думал, что скоро умру. И
ты думала, что я умираю, и тут же начала хозяйничать, прибирать все к рукам.
Так вот,  Ида, ничего у тебя  не выйдет. Потому что я не  умираю!  И не тебе
здесь  хозяйкой  быть,  потому что  я  умирать не  собираюсь. Ничего у меня,
оказывается,  нет. Это ты решила, что мне крышка. (В спальне остались только
супруги Поллиты. Все ушли на  балкон. Большая Мама  тяжело дышит, зажав  рот
кулаком.)  Что,  неправда?  Не  шевелилась  мысль,   что  скоро  ты  станешь
полновластной хозяйкой в доме  и на плантации? Только и слышу: уже  где - то
командуешь, только и вижу, что твою старую спину то там то сям.
     Большая Ма: Потише, пожалуйста, здесь проповедник.
     Большой  Па: Проклятый  проповедник! Плевал я на него! Слышишь,  что  я
сказал? Плевал я на него!

     Кто - то закрывает дверь галереи и в тот же момент - взрыв фейерверка и
возбужденные вопли детворы.

     Большая Ма: Я никогда не  видела, чтобы ты так себя вел. С чего это  ты
разошелся?
     Большой Па:  Теперь, когда все анализы и  страх позади, я хочу выяснить
кое - что? Кто здесь хозяин - ты или я? Выходит все - таки я. Я - а не ты! И
день  рождения  мой. И  пирог мой. И шампанское тоже мое.  И все тут мое! Не
торопись, я еще здесь покомандую! Да я все  тут  своими руками сделал. Школу
бросил в десять лет: пошел работать! Работал, как негр, как раб!  Потом стал
надсмотрщиком на плантации старого Стро и Очелло. А когда старина Стро умер,
стал партнером  Очелло, и плантация начала расти, расти, расти, расти! Всего
своим горбом добился! А ты теперь решила все к рукам прибрать! Ни черта тебе
здесь не достанется.  Поняла? Все ясно? Меня  обскоблили  с головы до ног  и
ничего  серьезного не  нашли, кроме нервных спазмов. А спазмы эти - будь они
прокляты! - я  получил, наверное, от  отвращения!  От мерзкой грязной лжи, с
которой приходилось мириться! От лицемерия, с которым прожил все сорок лет с
тобой! Давай, Ида!  Надуй щеки, вдохни поглубже и задуй эти чертовы свечи на
моем пироге.
     Большая Ма: Ох, Большой Па! Ох, Большой Па! Ну и ну!
     Большой Па: Что такое?
     Большая Ма: И все эти годы, что  мы  прожили вместе, ты так и не верил,
что я действительно люблю тебя?
     Большой Па: Что?
     Большая Ма: А я ведь так любила! Так любила! Любила даже твою ненависть
и твою грубость, Большой Па! (Рыдает и неуклюже выбегает на галерею.)
     Большой Па: А смешно, если это действительно так.

     За паузой следует взрыв фейерверка в небе, яркий свет в комнате. Входит
Брик,  опираясь  на  костыль, со стаканом  в руке, и  Маргарет  с веселой  и
тревожной улыбкой.

     Большой Па: Тебя я не звал, Мэгги. Только Брика.
     Маргарет: А я его только доставила. (Целует Брика в губы, он  незаметно
вытирает их рукой. Она резво,  как  девочка, выскакивает из  комнаты. Брик и
отец остаются вдвоем.)
     Большой  Па:  Твоя  баба,  конечно,  лучше,  чем  у Гупера, и  лицом, и
фигурой. Но есть в них что - то общее.
     Брик: Бесятся, как кошки на раскаленной крыше?
     Большой Па: Верно, мой мальчик. Странно, вы такие разные с Гупером, а в
жены выбрали женщин одного типа, почти...
     Брик: Просто мы женились на женщинах из высшего общества, отец.
     Большой Па: Чушь... Странно, что у них общего?
     Брик: Объясню. Они уселись посреди  огромного  куска земли, среди твоих
двадцати восьми тысяч акров, и каждая намерена оторвать  себе у другой кусок
побольше, как только ты выпустишь эту землю из рук.
     Большой Па: У меня есть для них сюрприз - я еще долго не буду выпускать
ее из рук, так что им не дождаться.
     Брик: Ну и молодец, папа.
     Большой Па: Будь  уверен. Но  жена Гупера  только и делает, что рожает.
Плодовита, как свинья. Сегодня ее выводку  даже места за столом не  хватило,
пришлось стол раздвигать. Пять уже у них, что ли, и шестой на подходе.
     Брик: И шестой на подходе...
     Большой  Па: Знаешь, Брик, клянусь  Богом,  не могу понять, как это все
получается?  Добываешь себе кусок земли  всеми правдами и  неправдами, потом
земля  приносит  плоды.  Сколачивается  хозяйство,  богатство,   и  в   один
прекрасный день видишь, как все уплывает из рук.
     Брик: Говорят, природа не терпит пустоты.
     Большой  Па:  Да,  так  говорят,  но иногда я думаю,  черт  возьми, что
пустота  лучше той мрази, что природа подсовывает вместо нее. Кто - то стоит
под дверью. Кто? (Повышает голос.)
     Брик: Тот, кого интересует, о чем мы с тобой говорим.
     Большой Па: Гупер!.. Гупер!..

     Выждав для приличия минуту, Мэй появляется в двери на галерею.

     Мей: Вы звали Гупера, Большой Па?
     Большой Па: Ах, это ты?
     Мей: Вы хотите видеть Гупера?
     Большой Па: Нет. Ни Гупера, ни тебя не хочу видеть. Я хочу, чтобы никто
не  совал сюда  нос,  ясно? Ненавижу,  когда подслушивают. Терпеть  не  могу
шпионов и соглядатаев.
     Мей: Что с вами? Большой Па...
     Большой Па: Ты стояла в лунном свете, и тень выдала тебя!
     Мей: Я только...
     Большой Па: Да, ты только шпионила за нами!
     Мей (плачет):  Ох, Большой Папа, как  вы несправедливы к  тем,  кто вас
действительно любит!
     Большой Па:  Замолчи!  Замолчи! Замолчи!  Я переведу вас  с Гупером  из
соседней комнаты в другую. Не ваше собачье дело, сто происходит между Бриком
и Мэгги. Устроили за ними слежку по ночам, а потом докладываете матери, а та
приносит все мне. Черт возьми, я заболеваю от этого наушничества и сплетен.

     Мэй закатывает  глаза, протягивая вперед руки, как  бы взывая к небесам
по поводу несправедливых обвинений; затем вытирает нос платком и выскакивает
из комнаты.

     Брик (стоя у бара): Они действительно следят за нами?
     Большой  Па:  Да,  следят  и  докладывают  обо  всем  Большой  Ма.  Она
говорит... (Останавливается в смущении.) ...что ты...не хочешь спать с Мэгги
и спишь один на тахте. Это правда или нет? Если ты не любишь Мэгги, избавься
от нее!.. Что ты там делаешь?
     Брик: Подливаю виски.
     Большой Па: Я вижу, виски для тебя стал серьезной проблемой?
     Брик: Да. Это так.
     Большой Па: Из - за этого ты бросил работу спортивного комментатора?
     Брик: Это точно. Думаю, да. (Выпивает виски и любезно улыбается отцу.)
     Большой  Па: Нечего думать... Послушай, что я  тебе скажу. Да не смотри
ты на эту проклятую люстру. (Пауза. Голос Большого Папы становится хриплым.)
Мы купили ее еще с каким -  то хламом на распродаже в Европе. (Пауза.) Самая
важная штука на  свете, поверь - это жизнь. Все остальное не имеет смысла. А
человек, который пьет, пускает свою жизнь на ветер. Не  делай этого. Держись
за жизнь. Все остальное не  имеет  смысла. Сядь  поближе, чтобы  можно  было
говорить спокойно. Здесь стены имеют уши.
     Брик (идет, опираясь на костыль, и садится на тахту): Хорошо.
     Большой  Па:   Перестань   пить!..  Отчего   это   началось?   Ты  что,
разочаровался в чем - то?
     Брик: Не знаю. А ты знаешь?
     Большой Па: Брось кривляться!
     Брик (любезно): Хорошо, бросил.
     Большой Па: Брик!
     Брик: Что?
     Большой  Па  (глубоко  затянувшись  сигарой, вдруг испытывает  страшную
боль.  Подымает руки ко лбу):  Тьфу!.. Ха! Ха!  Слишком  сильно затянулся, и
вдруг  голова  закружилась.  (Раздается  мелодичный бой  часов  на  камине.)
Почему,  черт возьми,  людям так  трудно  говорить друг  с другом,  особенно
близким людям?
     Брик: Да... (Вновь раздается бой каминных часов. Бьет десять): Красивый
звон. Мирный. Люблю слушать его по ночам. (Уютно разваливается на тахте.)

     Большой  Папа  садится  прямо  и  твердо  с   невысказанной   тревогой;
напряженно  разговаривает с  сыном,  украдкой поглядывая  время  от  времени
слегка смущенно.

     Большой  Па: Эти часы мы  купили с мамой, когда однажды летом поехали в
Европу по идиотскому туру Кука. Отвратительное было путешествие. Кругом одни
проходимцы, и все куда - то мчатся... А мать, куда бы мы ни приехали,  всюду
бегала по магазинам и  покупала, покупала, покупала. Половина  всего  хлама,
что она  накупила, до сих  пор валяется в ящиках по подвалам, которые залило
прошлой  весной. (Смеется.) Европа - это огромный аукцион,  вот  что  такое.
Дешевая  распродажа  антиквариата.  К  счастью,  я  богатый  человек. И  мне
плевать, что  половина купленного  там  барахла гниет  по  подвалам.  Да,  я
богатый человек, я  действительно очень богатый  человек, Брик.  (Его  глаза
зажигаются  на  мгновение.)  Знаешь,  сколько я  стою, Брик?  Угадай!  (Брик
неопределенно улыбается  и  пьет виски.)  Около  десяти миллионов наличными,
золотые слитки и двадцать восемь тысяч акров богатейшей земли! (Шум и треск.
Ночное небо озаряется сверхъестественным зеленоватым светом.  Это фейерверк.
Дети пронзительно вопят на галерее.) Но купить  себе жизнь на это нельзя. Ее
не продлить, когда она подходит к концу, не выкупить. Ее нельзя купить ни на
одной распродаже,  ни  в Европе,  ни  в  Америке.  Это  трезвая мысль, очень
трезвая. Я  без конца ее  прокручивал последнее  время...  Я  стал  мудрее и
печальнее, Брик, после того, как пережил свою собственную  смерть и вернулся
к жизни. Знаешь, что я запомнил в Европе?
     Брик: Что ты запомнил?
     Большой  Па: Холмы  на  окраинах Барселоны,  и  на  них  стаю  голодных
ребятишек.  Голые,  в  чем  мать  родила. Как  голые собачонки,  они  с воем
бросались на прохожих и просили милостыню. А по улицам Барселоны расхаживали
откормленные священники.  Жирные, сытые! Я  один мог  бы прокормить  всю эту
страну, у меня бы хватило денег. Но человек - животное, которое любит только
себя. Я швырял вопившей детворе монетки и разбросал,  наверное,  больше, чем
стоит обивка одного из кресел, на котором ты сидишь... Черт возьми, я швырял
им деньги,  как швыряют пшено  цыплятам, чтобы избавиться от них, только  бы
скорее  добраться  до  машины  и  уехать. А в  Марокко...  там  проституцией
начинают  заниматься  с четырех  или пяти лет. Я не преувеличиваю. Помню,  в
Маракеше, есть такой арабский городок,  было дьявольски жарко.  Я  присел на
развалинах  какой - то стены  выкурить  сигару.  На дороге стояла  женщина и
смотрела на меня, смотрела так, что я застеснялся. Она стояла в пыли, в жаре
и смотрела на меня. Слушай, слушай. С ней была маленькая девочка, голенькая,
едва начавшая ходить; так вот,  она ее поставила на землю, подтолкнула с что
- то прошептала ей. И эта крошка, едва начавшая ходить, заковыляла ко мне...
Бог мой, меня  тошнит, как только вспомню это. Малышка  протянула ручонку  и
пыталась  расстегнуть  мне  брюки.  А  ей пяти  не  было. Можешь поверить? Я
помчался в отель и заорал твой матери: "Ида, собираемся! Мы уезжаем к чертям
из этой страны..."
     Брик: Па, ты что - то разговорился на ночь.
     Большой Па (игнорируя  его реплику): Да. Вот  так. Человек  - животное,
которому суждено уйти  на тот  свет.  Но мысль о том,  что сам он умрет,  не
пробуждает в нем жалости к другим. Нет... Ты что - то сказал?
     Брик: Протяни мне костыль, чтобы я мог встать.
     Большой Па: Куда ты собираешься?
     Брик: Хочу совершить маленькое путешествие к источнику "Эхо".
     Большой Па: Это куда?
     Брик: К бару.
     Большой Па: Да, малыш.  (Протягивает ему костыль.) Человек - это зверь,
который  подыхает.  Но если  у этого зверя  появляются  деньги,  он начинает
покупать,  покупать,  покупать. Я думаю, единственная  причина  того, что он
покупает все подряд - это безумная надежда купить себе вечную  жизнь... Увы,
это невозможно... Человек - это зверь...
     Брик (у бара): Па, ты сегодня в ударе.

     Пауза. Слышны голоса.

     Большой  Па:  Последнее  время  я больше  молчал. Не говорил ни  слова.
Сидел, уставившись  в одну точку. Во  мне все словно застыло.  Но сегодня  я
вздохнул свободно. Вот я и говорю без конца. И небо совсем сегодня другое...
     Брик: Ты знаешь, что я люблю слушать больше всего на свете?
     Большой Па: Что?
     Брик: Тишину.
     Большой Па: Почему?
     Брик: В ней столько покоя.
     Большой   Па:   Эх,  дорогой!  Ты   еще   наслушаешься   ее  в  могиле.
(Похохатывает.)
     Брик: Что ты еще хочешь мне сказать?
     Большой Па: Почему ты хочешь, чтобы я заткнулся?
     Брик: Я часто слышал от  тебя: "Брик,  я хочу  поговорить с  тобой". Мы
начинаем говорить, но серьезного разговора не получается. Ты сидишь в кресле
и болтаешь о том о сем, я  делаю вид, что слушаю.  Пытаюсь делать  вид,  что
слушаю, но не  слышу. Людям всегда трудно друг с  другом. Во  всяком случае,
нам с тобой. Может быть, потому, что нечего сказать...
     Большой Па:  Подожди минутку, Я хочу закрыть дверь. (Закрывает двери на
галерею, будто собирается сообщить ему важный  секрет.) Знаешь, я думал, что
у меня рак,  и носил в  себе свою тайну, не визжал,  как свинья, хоть  у нее
есть одно преимущество.
     Брик: Какое?
     Большой Па: Неведение. Свинья не знает, что умрет, а человек  знает.  И
поэтому обязан сжать зубы. (Вдруг скрытая жестокость овладевает им.) И нести
свою тайну в себе, если он человек. Удивительно, если...
     Брик: Что, Па?
     Большой  Па:  Слушай,  а не повредит ли стаканчик  виски  спастическому
колиту?
     Брик: Нет. Только пойдет на пользу.
     Большой  Па (ухмыляется, как волк): Брик, тебе все  равно  не понять! Я
снова вижу небо! Господи, солнце вновь засияло над головой!
     Брик (рассматривает виски): Тебе стало легче?
     Большой Па: Лучше! Черт возьми! Я могу свободно дышать!.. Всю  жизнь  я
прожил, собравшись в кулак.  (Наливает виски.) Громил! Пил! Крушил! А теперь
хочу разжать пальцы и ко всему прикоснуться, все потрогать. (Шевелит руками,
как будто касается воздуха.) Знаешь, что я имею в виду?
     Брик (рассеянно): Нет. А что ты имеешь в виду?
     Большой  Па:  Ха! Ха!..  Наслаждение.  Радость  от обладания  женщиной!
(Улыбка исчезает  с лица  Брика,  чуть сохраняясь.)  Да, малыш. Хоть  мне  и
стукнуло шестьдесят пять лет, я еще не остыл к женщинам.
     Брик: Замечательно, папа.
     Большой Па:  Ты  прав, черт возьми! Только теперь я понял, что напрасно
держал себя в узде. Сколько упустил  в  жизни из - за того,  что все делал с
оглядкой, боялся выйти за рамки...  Какая чушь! Ну  и  виски, так и жжет! Но
ничего! Теперь я на свободе, мы еще, как говориться, попляшем на балу.
     Брик: На балу?
     Большой Па: Именно  на балу! Черт  возьми! Последний раз я спал с твоей
матерью, дай бог памяти,  лет  пять  назад. Тогда мне  было шестьдесят, а ей
пятьдесят восемь. Но я никогда не любил ее! Никогда!

     В холле звонит телефон. Входит Большая Мама, восклицая.

     Большая Ма:  Мужчины, вы  что, не  слышите, что телефон  звонит?  Я  на
галерее и то услышала.
     Большой  Па:   Пять  комнат  выходят  на  галерею.   Тебе   обязательно
понадобилось пройти именно через  эту? (Большая Мама делает вид, что смеется
над  его шуткой, проходит  в  холл.)  Ух!  Когда  ее нет,  я  не  могу  даже
вспомнить, как она выглядит, а стоит ей войти, я вижу, что это за красавица,
и   не   хочу  видеть.  (Смеется  свой  шутке;  вдруг   резко  выпрямляется,
почувствовав сильную  боль, продолжая  хихикать,  осторожно ставит стакан на
стол. Брик направляется к балкону.) Куда ты?
     Брик: На воздух.
     Большой Па: Нет, останься здесь, мы еще не закончили разговор!
     Брик: Я думал, уже закончили.
     Большой Па: Еще не начинали.
     Брик: Значит, я ошибся. Прости.
     Большая  Ма  (стоит  в дверях, держась за  ручку):  Звонила мисс Салли.
Знаешь,  что она  придумала?  Выяснила у своего врача  в  Мемфисе, что такое
спазмы. Ха! Ха! Ха! Говорит,  ей стало  легче жить,  когда она узнала... Ну,
открой!
     Большой Па (придерживает  дверь,  чтобы  она не вошла):  Не  открою.  Я
говорил, чтобы  ты не таскалась здесь. В  доме пять комнат. Нет, обязательно
здесь проходить!
     Большая  Ма: Ну,  разве  можно  так разговаривать!  Ты еще это  всерьез
говоришь.  (Он запирает дверь.)  Дорогой ты мой! Дорогой! Ты  не пошутил?  Я
ведь знаю, что ты любишь меня.  (Еле  передвигая ноги, с рыданием  в голосе,
она  уходит. Голос у нее, как у обиженного ребенка. Брик  срывается с места,
берет костыль и направляется к галерее.)
     Большой Па: Я одного прошу -  оставить меня в  покое. Она не верит, что
меня от нее выворачивает. Я спал с ней слишком много  лет. Надо было кончать
это  дело намного раньше, но старухе  все  было мало. Вот и растрачивался на
нее. Говорят, каждому мужику  отпущен свой лимит.  Но все равно, кое - что у
меня еще есть в запасе. Найду себе  девку и отдам  ей все, что осталось!  За
ценой не постою, удушу ее в мехах, закидаю бриллиантами и не буду слезать  с
нее до утра. Ха! Ха! Ха!
     Мей (весело, за дверью): Это кто же так смеется?
     Гупер: Это Большой Па смеется?
     Большой Па: Дерьмо!.. Ну и сволочи оба! (Подходит к Брику, касается его
плеча.) Да, Брик, мальчик  мой, я... я... счастлив!  Счастлив! (Покашливает,
закусывая  нижнюю губу,  робко  касается  головой  головы  Брика.  Но кашель
усиливается;  в смятении идет к  столу,  выпивает  виски, лицо его  искажено
гримасой боли. Брик вздыхает и с усилием встает.) Что, ты не можешь посидеть
спокойно?
     Брик: Все жду.
     Большой Па: Чего?
     Брик (печально): Щелчка...
     Большой Па: Что это еще за щелчок?
     Брик: Щелчок  в голове, после  него наступает  покой. Есть определенный
предел, до которого я должен дойти,  а когда  я  дохожу до  него,  раздается
щелчок, вроде как... или...
     Большой Па: Как?
     Брик:  Как щелчок выключателя, только в голове,  свет гаснет, наступает
прохлада ночи (глядит, печально улыбаясь) и покой.
     Большой Па (свистит  от удивления, подходит  к Брику  сзади и берет  за
плечи): Господи, а я и не знал, что тебе так скверно! Потому, малыш, ты стал
алкоголиком?
     Брик: Именно алкоголиком, папа. (Снова наливает виски.)
     Большой Па: Пока думал о смерти, забыл обо  всем.  Я и не знал, что мой
мальчик спился у меня под носом.
     Брик  (мягко):  Теперь  знаешь.  Мне  сейчас лучше  побыть одному и ...
помолчать.
     Большой Па: Ты уже достаточно долго сидел молча один, а сейчас говоришь
со  мной. Во  всяком случае я говорю с тобой. И ты  будешь  сидеть и слушать
меня, пока я не скажу тебе, что мы закончили разговор.
     Брик:  Но этот  разговор ни к  чему не приведет! Сколько таких было! И,
наконец, это... это... мучительно!
     Большой  Па: Хорошо,  пусть  это мучительно, но ты не  встанешь с этого
кресла! И костыль у тебя отниму. (Выхватывает у него костыль и бросает его.)
     Брик: Я могу поскакать на одной ноге, упаду - поползу на четвереньках.
     Большой  Па: Смотри  только, не сползи с  моей плантации, а то придется
выпрашивать на выпивку в дешевых забегаловках.
     Брик: Я согласен, папа.
     Большой Па:  Но я не согласен.  Ты мой сын,  и я поставлю тебя на ноги.
Теперь, когда меня  самого поставили на ноги, я займусь тобой и приведу тебя
в порядок!
     Брик: Неужели?
     Большой  Па:  Сегодня   пришло  заключение  из  клиники  Очнера.  (Лицо
загорается  радостью.)  Единственное,  что  у  меня  могли обнаружить в этой
знаменитой клинике,  это спазмы толстого кишечника. Да  и нервы у меня стали
ни к черту из - за всех этих передряг.

     В комнату вбегает маленькая  девочка с горящим бенгальским  огнем;  она
похожа  на  обезумевшую обезьянку и скачет туда и обратно, пока Большой Папа
не  выгоняет ее.  Молчание.  Отец и  сын смотрят  друг  на  друга.  Издалека
доносится женский смех.

     Брик: Ты не был готов уйти?
     Большой Па:  Куда  уйт