производят, с другой стороны, его  нет,
потому что все произведенное по законам придуманной экономики фондирует-
ся и распределяется, планы, как всегда, нарушаются и  не  выполняются  и
потому для продажи фактически товара нет. Сырье есть, а машин нет.  Тор-
говля идет так: они - хотим купить у вас установку непрерывной  разливки
стали или гидротурбину; мы - а у нас фонды все на пятилетку  спланирова-
ны, если сможем, то через года три; они - тогда в связи с энергетическим
кризисом поставьте нам ветряки для электростанций, у вас  конструкция  -
лучшая в мире; мы - конечно, лучшая, даже есть заводик  их  выпускающий,
но чтобы расширить его мощности... они - ну, хотя  бы  партию  в  тысяча
штук; мы - не можем... Получалось, что от рекламы вред один. И был такой
период в жизни Минвнешторга, когда советская  реклама  исчезла  -  зачем
тратить деньги на то, чего нет? Но пропала реклама - и  не  стало  видно
ЮЭСЭСАР. Падал престиж. Вот тогда издали Приказ, по которому  пятнадцать
процентов вынь да положь на рекламу своих товаров, своего имени. В звон-
кой валюте. Тратой  этих  денег  и  занимался  Виталий  Вехов,  директор
шоу-рума. Конечно, бывали сделки, где интересы совпадали  и  заключались
контракты, и шли поставки, и тут помогал Вехов - размещал заказы на пуб-
ликации объявлений и статей в местной прессе, организовывал  и  проводил
симпозиумы и презентации, выставки и семинары.  Киноустановки,  автозап-
части, различные приборы, подшипники были выставлены в большом  зале  на
первом этаже за стеклянными витринами.
   На втором этаже размещались кинозал, каталожная и офис директора.  За
выставочным залом был конференц-зал с кожаными креслами, диванами, теле-
визором, видео и стойка бара с высокими стульями.
   Над конференц-холлом - квартира Веховых.
   На одном из диванов под рев включенного на всю мощь  телевизора  спал
Денис. По ящику шла советская программа "Орбита".
   Дениса разбудили, он таращил на нас сонные глаза и никак не  мог  по-
нять, чему это мы так радуемся, словно вырвались из тюрьмы.
   - Вставай, сын, целый год с тобой не виделись, - тормошил Дениса  Ви-
талий.
   Открыли запотевшее шампанское - редкость по местным понятиям. В  тро-
пиках нет в заводе шампанского, как и вин - лучше всего виски. Бутылки с
шипучим фейерверком везутся из Союза, хранятся месяцами и тратятся  лишь
по особым случаям. Мы с Виталием от своей доли отказались, сделали  себе
по стакану виски с кубиками льда.
   Замолкли перед тем как выпить.
   - Только не за родину, - брезгливо сморщилась Любаша. - Ненавижу  со-
ветских квасных патриотов за рубежом, как соберутся, так сразу за родину
и молчат так многозначительно. За Сталина добавили бы или лично за...
   - Давайте-ка лучше за наших, кто там, в горниле  перестройки,  сейчас
даже новое выражение придумали - прораб перестройки, опять что-то  рабс-
кое, сразу представляешь себе строителя  в  каске,  трезвого,  румяного,
уверенно уставившегося в никому неизвестное будущее, потому  что  -  что
ему придумает новое Политбюро, он знать не может.
   - Тише ты при Денисе, - понизила голос Любаша.
   - Шоу-рум тем и отличается от совгородка, что  здесь  можно  говорить
правду и не шепотом, а во все горло. Поэтому давай, Любовь моя, за стар-
шего нашего сына, за Ивана и за родителей. А у вас-то как с  наследника-
ми?
   - У меня дочка Юля, ровесница вашего Ивана, - гордо сказала Елена.
   - У меня сын Сергей, ровесник Юлии, - добавил я.
   - Что же это получается? - задумалась Люба. - Выходит, все  мы  стали
мамами и папами в одно и то же время? Иван  -  студент,  а  вот  Дениска
поздний у нас, школьник еще. А ваши?
   - Юля на третьем курсе, - опять гордо заявила Алена.
   - Мой в армии, - вздохнул я.
   - А родители живы? - осторожно спросила Люба у нас обоих. - Да, - за-
кивали мы.
   - И слава богу! За всех!
   Мы, наконец, выпили по-настоящему, и завелся долгий ночной разговор -
то особое состояние праздника, когда не надо думать даже  о  том,  чтобы
выспаться всласть. Любаша с Аленой, потягивая шампанское, - о  детях,  а
мы с Виталием вспомнили нашу "альма матер" и ребят из киностудии. Оказа-
лось, что единственным профессионалом стал Костя Гашетников, он - режис-
сер студии документальных фильмов, Колька Осинников  уехал  в  США,  ос-
тальные разбрелись по разным конторам.
   - А как тебе служится? - спросил я.
   - Интересно. Дело-то творческое. И мир посмотрел. Помню, приехал я  в
Турцию по линии Арчила Сохадзе, то есть станки рекламировать. Пошли мы в
Стамбуле на "капалы чарши", может и не верно называю, крытый рынок.  Шум
и гам там стоит невообразимый - каждый товар свой криком рекламирует,  в
лавку зазывает. Через час одурели мы. Тут я и заорал во  все  горло:"  А
вот станки двухстоечные, токарно-винторезные, налетай, подешевело!" Ник-
то на меня внимания не обратил, только специалист с завода Орджоникидзе,
что с нами был, со смеху покатился да зазывалы заорали еще громче -  еще
один конкурент явился.
   - А мы действительно станки в Турцию продаем?
   - Конечно. Причем за твердую валюту. Весь мир давно  перестал  делать
оборудование для мелких мастерских, а в Турции, Индии - нужда.  И  потом
подшипники - дно золотое для этих рынков. А  вообще-то  мы  работаем  по
анекдоту.
   - Какому?
   - По-моему, едиственный анекдот про рекламу, который я знаю. Помощник
докладывает президенту США: - Русские высадились на Луну, сэр. - Что они
там делают? - Красят ее в красный цвет. - Держите меня в курсе...  Через
месяц: - Сэр, они выкрасили в красный цвет всю заднюю часть и приступили
к передней. - Могли бы заднюю и не красить - все равно ее никто  никогда
с Земли не увидит. Держите меня в курсе... Через месяц: - Они закончили,
сэр. - Прекрасно. Посылайте нашу команду, пусть напишут белым по красно-
му "Кока-кола".
   - Кстати, налей-ка мне, - повернулась к Виталию Любаша.  -  И  отнеси
Дениску наверх, сморило парня.
   Виталий бережно поднял Дениса на руки и вскоре вернулся с  гитарой  в
руках.
   - Ой, здорово как! - обрадовалась Любаша. - Сколько времени не  брал,
запылилась даже.
   Виталий вырубил телевизор, подстроил струны и тихо запел:

  Под широкой лапой старой ели
   Палкой на искрящемся снегу
   Кто-то нацарапал еле-еле:
   "Приходи, я больше не могу!"

  И у строчки полу занесенной
   Я остановился на бегу,
   Прочитал чужой призыв влюбленный:
   "Приходи, я больше не могу!"

  А лыжня тянула дальше в поле,
   В светлую прозрачную пургу -
   Сзади крик отчаянья и боли:
   "Приходи, я больше не могу!"

Виталий повысил голос, усилил бой гитары, и в большом холле эхом раздалось
"не-мо-гу-у" и снова тише:

  Я не мастер в отыскании кладов,
   Но надежду в сердце берегу -
   Только нет тебя со мною рядом:
   Приходи, я больше не могу...

- Ой, чья это песня? - зачарованно спросила Алена.
   - Музыка моя, а стихи Алика Гусовского. Это одна из первых...
   Время нашей молодости, доморощенные барды, ни одного вечера не  обхо-
дилось без гитары. И пелось и пилось от всей души.
   Проникновенно.
   Спев несколько лирических песен, которые  особенно  хорошо  звучат  у
костра, Виталий перешел на шуточные и остро пародийные.
   - Вот, кстати, есть песенка и про тебя. Мой знакомый - Боря Шур слова
написал:

  Малюет лист, в работе быстр
   редактор - блядь последняя,
   не говночист и не министр,
   а между ними среднее.
   Но если он в недобрый срок
   пропустит слово смелое,
   Главлит пришлет ему венок
   и покрывало белое.
   Но-но смотри, не дремлет враг,
   держи язык короче!
   И пой, и пей не очень так,
   и так, чтобы не очень...

  За рубежом за каждый чих
   фунты фунтов нащелкают
   и потому, наверно, их
   прозвали прессой желтою,
   а мы не любим желтый цвет -
   поэзию и прозу мы
   давно уж правим - много лет
   лишь голубым да розовым.
   Но-но, смотри...

  Десяток считанных голов
   еще в народе бродит
   и к отрицанию основ
   своим умом доходит,
   а мы не ходим далеко -
   иных других попроще мы -
   все мысли новые легко
   берем со Старой площади.
   Но-но...

  Пером води, резинкой три,
   держи паяльник по ветру,
   на шефа преданно смотри,
   не то походишь по миру,
   не то тебе в недобрый срок
   такое, братцы, сделают -
   не нужно будет ни венок,
   ни покрывало белое
   Но-но, смотри, не дремлет враг,
   держи язык короче!
   И пой, и пей не очень так,
   и так, чтобы не очень,
   и пой, и пей не очень так, и так, чтобы не очень!

- Класс! - покрутил головой я.
   - А я боюсь, - вздохнула Любаша. - Это же антисоветчина чистой воды.
   - А ты гордился хоть раз в жизни своей страной? - спросил я  у  Вита-
лия.
   - Да, - немного подумав, ответил он. - Когда Гагарин  в  космос  сле-
тал... Когда спутник первый запустили... Верили мы тогда... А наши  оте-
чественные, мягко выражаясь, контрасты особенно за бугром хорошо  видны.
Помнишь, я тебе про Аргентину рассказывал, про "пропаханду". Так вот,  в
день открытия выставки в Буэнос-Айресе был действительно  торжественным.
Огромный павильон, нарядная экспозиция, ленты,  цветы...  Как  положено,
исполнили гимны. Первым - аргентинский. Акустика в павильоне прекрасная,
и запели стоящие рядом с нами испанцы, и слезы у них на глазах,  честное
слово, от гордости за свою страну, как ты  говоришь.  Потом  грянул  наш
"Союз нерушимый...", но без слов, словно похоронный марш в  тишине,  все
советские стоят, как в рот воды набрали, а аргентинцы на нас удивленно и
с каким-то сожалением смотрят...
   - Супер-держава без гимна. Цирк!
   - Хватит вам о политике, давайте лучше выпьем еще.
   - Глупо отказываться, коли сама супруга предлагает, - потянулся к бу-
тылке Виталий. - Рашен делегашен олвейс реди фор дискашн,  что  означает
по-пионерски: всегда готовы! Кстати, уже три часа. Имеем полное  основа-
ние.
   Мы встали, сдвинули бокалы и опять вспомнили Москву.
   - Есть хоть у них там выпивка-то? - спросил у меня Виталий.
   - Очереди огромные, но как-то обходятся. Все эти антиалкогольные  за-
коны и кампании, по-моему, такая чушь. Антигуманная. Мы прилетели как-то
в Алжир, нас представитель встретил, через таможню провел, все в  поряд-
ке. А с нами летела женщина на конгресс какой-то и, судя по  всему,  вся
делегация то ли уже прилетела, то ли она первой была,  но  ей  загрузили
все представительские и сувениры, то есть бутылки, значки, матрешки. Та-
моженник как значки увидел, остолбенел - у них это контрабанда, оказыва-
ется, в Алжире не делают своих значков, а людям нравится, что поделаешь.
И против алкоголя они. Он весь багаж ее перетряс и  выставил  на  стойку
батарею коньяка, водки, шампанского. А она  без  знания  языка,  знаками
что-то объясняет, тот башкой мотает, глазами вращает, на Аллаха ссылает-
ся, видит, что весь аэропорт на него уставился. Потом все-таки отдал  ей
по одной бутылке коньяка, водки и шампанского. Она в руки эти три бутыл-
ки взяла, лицо белое, губы трясутся, бутылка шампанского выскользнула  у
нее из-под локтя, да как ахнет об каменный пол!
   - Бедная, бедная советская баба, вечно на нее все взвалят. Вот все вы
такие, - ополчилась на нас Любаша.
   - Ну вот, началось, - вздохнул Виталий. - Все виноватых ищем.
   - Кстати, о мужиках. В том же Алжире я был не один, а с однофамильцем
моим Истоминым, он фотокорреспондент. В гостинице селимся, дают нам  два
отдельных номера. Мой  коллега  говорит,  а  нельзя  ли  нам  вместе.  И
по-русски мне: консервы у нас, водочка,  кипятильник  один  на  двоих...
Портье говорит так задумчиво и сомнительно:  месье,...  неудобно...  Два
мужчины в одном номе ре... Потом взял наши паспорта и обрадовался: Так у
вас же все официально! Потом я тезке вечером говорил - сегодня ты будешь
мадам Истомина, готовь, гулящая, ужин.
   - Дорогие гости, а не надоели вам хозяева? - спросила Алена у Любаши.
   - Да вы что, ребята, сидите. Или вот что! Лучше пусть Виталька сейчас
вас отвезет, выспимся и куда-нибудь мотанем завтра. Идет?
   - А на посошок? - озабоченно спросил Виталий.
   - Хватит тебе, за руль ведь сядешь.
   - Валер, не пей, я боюсь, - просительно сказала мне Алена.
   - Ладно, старик, завтра допьем. И милости просим в  гости.  Только  с
Денисом и гитарой.

Глава двадцать третья

                               --===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава двадцать третья

Проснулись ярким и совсем не жарким утром первого дня нового года. Время
добежало ближе к обеду пока мы, не торопясь, позавтракали, где-то после
полудня позвонили Веховы и еще через часок по сравнительно пустым улочкам и
попрежнему забитой кольцевой мы добрались до выставочного комплекса, похожего
на нашу Выставку достижений народного хозяйства или, как мы ее называли в
бытность свою, "нарядного хозяйства".
   В нескольких павильонах на длинных столах-прилавках, на стеллажах, на
стойках и просто россыпью на полу - книги. Дешевые покет-бук - чтиво  на
каждый день, на непритязательный вкус, переиздания Чейза,  Харольда  Ро-
бинса, Агаты Кристи, Сьюзан Жаклин, Шелдона, Арчера, Уоллеса. Копаясь  в
этих книжных терриконах, неожиданно нашли "Дневники Берия".  Авторы  ут-
верждали, что документы подлинные и, наконец-то, раскрыты тайны  Кремля.
Член Политбюро ЦК КПСС и депутат Верховного Совета СССР оказался грязным
сластолюбцем, садистом и тираном. Он откровенно описывал оргии партийных
бонз, которые напоминали пиры Каллигулы - не по размаху и  изощренности,
конечно, а по одинаковой структуре: гулял император и приближенные  его.
Было ясно, что пером "Лаврентия" водила рука профессионального западного
литератора, в то же время общая картина была  достаточно  достоверной  с
точки зрения иностранца, жившего или часто бывавшего в Москве.
   - Будешь брать? - спросил я у Виталия.
   - Какой смысл? Здесь прочту и выброшу. Если же везти в Союз, то  рис-
кую не только своей карьерой, а значит, благополучием не  только  своим,
но и Любаши, и Вани, и Дениски. А если даже и провезу, что я с ней  буду
делать? Показывать и давать читать только друзьям, не зная, кто  из  них
первый стукнет.
   Я поискал глазами Лену.
   Она стояла неподалеку и смеялась, листая какую-то  книжицу.  Оглянув-
шись на мой взгляд, она подошла к нам.
   - Смотри, какая прелесть, Валера. Давай купим.
   Оказалось, что это сборник юмористических рисунков.
   - "Панч"? - взглянул на обложку Виталий. - Между  прочим,  у  "Панча"
есть и политическая карикатура.
   - Ну и что?
   - А то, что это издание считается антисоветским по понятиям  таможни.
То есть оно у них в списках неблагонадежных. Отберут и  не  будут  смот-
реть, что твой "Панч" посвящен юмору на спортивную тему. И на работу со-
общат - вез запрещенную литературу, неважно какую, но запрещенную.
   - Получается, что ввоз смеха в СССР тоже запрещен?
   - Над чем изволите смеяться, сэр? Соображайте, соображайте...
   Алена с сожалением вернула книжку на место.
   Тех же Робинсона и Шелдона можно было купить  и  подороже,  в  лучшем
оформлении с твердой обложкой. Так же издается  литература,  которую,  в
отличие от массовой, можно с полным правом назвать художественной.  Я  с
завистью касался обложек с именами тех, с кем хотел бы общаться, иметь в
личной библиотеке - Зигмунд Фрейд, Жан-Поль Сартр, Альбер Камю,  Марсель
Пруст, Самуэль Беккет, Курт Воннегут. Кто-то частично издавался и у нас,
но так, чтобы запросто зайти в лавку и купить или заказать?.. А  сколько
мне неизвестных имен!
   Следующая книга, которая привлекла наше внимание, было полное  собра-
ние сочинений Шекспира в одном томе. Похоже  на  телефонный  справочник,
зато весь Шекспир.От исторической хроники до сонета. Жаль, что  на  анг-
лийском.
   Красочный мир творческой фантазии открылся нам на стендах с  альбома-
ми. Пикассо, Дали, Шагал, Босх, Брейгель, Магрит, Модильяни... Здесь  мы
застряли надолго - кого-то из художников мы знали понаслышке,  у  других
многого просто не видели. И все на роскошной бумаге с прекрасной  цвето-
передачей. В этом павильоне мы с Аленой разорились - купили  "Энциклопе-
дию мировой живописи" Лярусса, где о каждом художнике помещена статья  с
отличной репродукцией.
   - А могли бы в кожаном пальто щеголять вместо этого кирпича, - с  ве-
селой иронией заметила Любаша.
   - А я счастлива, - радовалась Алена.
   Настроение ее слегка потускнело, когда мы добрались до богато иллюст-
рированных изданий по садоводству, интерьеру дома, до журналов мод, а  у
меня загорелись глаза на альбомы и книги по кино, самолетам и яхтам.
   Лучше всего и легче всего было Денису - он сразу же отобрал  комиксы,
которых ему недоставало в его коллекции, и уткнулся в их рассматривание.
   Восхищение и сожаление - вот два противоречивых чувства, которые вла-
дели мной еще долгое время после посещения книжной ярмарки. И не  только
мной. "Ну почему мы не богатые?" - спрашивала Алена. - "Накупили бы книг
и альбомов." А я думал о том, что мы бедные не только материально, но  и
обкрадены духовно: мимо, сколько же ушло мимо нашего сознания - то,  что
подарило бы радость духовного общения, очистило бы от духовной  скверны,
породило бы новые творческие замыслы... Мимо... Ушло время  и  утекла  с
ним река, из которой нам уже никогда не напиться живой воды.
   Я рассказал о своих ощущениях Виталию, когда мы приехали к нам. Алена
с Любашей хлопотали на кухне, Денис смотрел телевизор, а мы  уже  налили
по стакану виски с содовой и льдом.
   Это справедливо не только для литературы, живописи, скульптуры, архи-
тектуры, кино, но и, в конце концов, для философии, без  которой  невоз-
можно миропонимание, соответствующее современному уровню. Мы отстаем  от
цивилизованного мира и в этом. Вот кого ты можешь назвать  из  советских
титанов нового мировоззрения?
   - Александров?
   - Под редакцией которого издана "История философии"? Это же пересказ,
компиляция и критика, причем с партийных позиций.
   - А ты можешь кого-нибудь назвать?
   - Не могу, потому что их нет. У них есть Сартр, Хайдеггер, а у нас...
Впрочем, есть человек, разъявший нашу непостижимую и удивительную Систе-
му. Александр Зиновьев.
   - Где он сейчас?
   - Уехал. И Запад разругал тоже. Пишет он нестандартно, в виде  диало-
гов различных персонажей, каждый из которых - советский социальный тип.
   - А как бы почитать?
   - Как, как... Есть тут две лавки, в которых  торгуют  антисоветчиной,
но в колонии говорят, что их владельцы стучат в посольство на  тех,  кто
покупает.
   - Покажешь?
   - Тебе - да.
   Тут появились Алена с Любашей, мы расставили тарелки, приборы,  фуже-
ры, закуски, фрукты, овощи, и воцарилась атмосфера дружеского застолья.
   - Ну что? За тех, кто в море, заграницей и в венерической больнице!
   Выпили, поели и опять выпили и опять  поели,  и  наступила,  наконец,
благостная истома насыщения и теплого сытого  похмелья  после  бессонной
ночи.
   Алена с Любашей несколько неожиданно для нас  решили  прогуляться  до
расположенного неподалеку рынка с магазинами, забрали с собой Дениса,  а
мы с Виталием перебрались в плетеные кресла на балконе - перекурить, за-
одно прихватили с собой и стаканы.
   Разговор плелся медленно, не спеша, с паузами и незаметно перешел  на
родителей.
   - Твои старики тоже из системы минвнешторга? - спросил я у Виталия.
   - Не совсем так. Мы же с тобой земляки - я тоже ленинградец. Мой отец
- специалист по броневым сталям, и когда  началась  война,  потребовался
приемщик в США. Судьба избрала отца. Вызвали его в Москву, он приехал  с
матерью и мной и оформлялся на выезд по линии внешторга. Пока только  он
один. Было это в октябре сорок первого года, и надо  же  случиться  так,
что как раз в этот день,  по-моему,  восемнадцатого,  по  Москве  прошел
слух, что столицу сдают немцам и переносят ее в Свердловск. Началась па-
ника в многомиллионном городе. Люди бросали все, уезжали, уходили -  кто
как мог. Мать из гостиницы с трудом добралась до внешторга,  как-то  ра-
зыс