,  радиоприемнич-
ка, часов ушло пять зарплат, если учесть, что пятьдесят процентов Алени-
ного авиабилета мы должны оплатить из собственного кармана и при возвра-
щении тоже - посольские в таких случаях не платят ни копейки, торгпредс-
кие - половину, специалисты из промышленности - полную стоимость авиаби-
лета, если учесть, что мы все-таки на что-то жили и не отказывали себе в
самом необходимом, то получалось, что денег катастрофически не  хватает.
Вот когда я пожалел, что не пошел на сделку с Джентльменом  от  Гусарова
при ремонте машины. Не хватало не только крошей -  местной  валюты,  где
взять простые советские рубли?
   Значит, надо было накупить хотя бы тех же  самых  кожаных  пальто  на
продажу. А потом таможня удивляется, чего это совраб тащит  такое  коли-
чество барахла на своем горбу. Привезенный товар надо срочно  реализовы-
вать, деньги нужны позарез - вот и приходится, волей-неволей, искать по-
мощников, которых можно с полным правом назвать и спекулянтами.
   Денежный дефицит потребовал пересмотра списка. В конце концов мы уло-
жились с Еленой в жесткие рамки, но далось нам это нелегко, и я предста-
вил себе, что было бы, будь на месте Ленки  женщина  поскандальнее  и  с
дурным характером. Как жена Гриши Галкина, Зинаида. Не дай Бог  с  такой
коротать жизнь в совколонии.
   Со списком мы бросились в магазины.  Обошли  десятки  лавок,  яростно
торговались, постигая базарную психологию: ноль внимания на понравивший-
ся товар, чтобы не выказать хозяину свой интерес, небрежный вопрос о це-
не, удивленный взлет бровей, удрученное покачивание головой,  поиск  де-
фектов в товаре, уход, возвращение, да не один раз, долгая дискуссия  и,
наконец, упаковка и расплата. Не забыть еще взять визитку у хозяина, по-
тому что дома обнаруживаешь распоротую подкладку, разноцветные  пуговицы
или траченный молью мех.
   Необходимость постоянного выгадывания на мелочах - тут отспорили  де-
сяток крошей, там получили скидку за улыбку белой женщины - будят у  со-
ветских заглушаемые десятками лет купеческие инстинкты. Восток  немыслим
без базара,  торговля  для  местных  не  столько  вопрос  купли-продажи,
сколько общения, беседы, спора, в котором стороны располагают целым  ар-
сеналом: учтивостью и скандалом, просьбой и отказом, призывами к окружа-
ющим и даже богам. Веками отшлифованный профессионализм восточных лавоч-
ников достигает необычайно высокой степени, он у них в крови. Но  и  они
пасуют, когда в магазин является мощная, как  гаубица,  жена  советского
специалиста. Она не просто торгуется, используя тот  же  самый  арсенал,
она стоит на защите своего очага, она, как курица от  ястреба,  защищает
свой выводок, она, как перепелка, припадая на одно крыло, уводит хищника
от гнезда, она жестока , хоть и поневоле. Естественно, что далеко не все
осваивают высший пилотаж рынка, есть и тюхи-матюхи, которые могут забыть
на прилавке кошелек с месячной зарплатой мужа или купить пальто с  дырой
на самом видном месте. Нам с Леной пришлось помогать друг другу,  многое
мы покупали по принципу не сколько стоит, а нравится - не  нравится,  и,
слава богу, наши вкусы почти всегда совпадали.
   Далее началась упаковка. И тут же угрожающе стали тяжелеть чемоданы и
распухать сумки. Оставалась надежда на ручную кладь, куда сложили  самую
тяжесть - бутылки виски, книги, банки с кофе.
   Святослав сам вызвался и отвез нас в аэропорт.  Хороший  он  все-таки
мужик.
   И, как в трубочке калейдоскопа, с каждым поворотом земной  оси  меня-
лась картина нашей жизни и быстротечно взрывались протуберанцы непредви-
денных событий.
   Волнения с перевесом окончились благополучно - помог Барсуков,  взяв-
ший часть нашего багажа на билет торгпреда... Полубессонный многочасовой
перелет с посадками в Дели и Ташкенте... Советская  таможня,  неожиданно
легко давшая "добро"...
   Добрались, наконец, до дома... Дети, обещавшие в  письмах  освободить
Аленину квартиру и съехать в мою однокомнатную, где они жили  до  нашего
отъезда, не сделали этого... Я рассвирепел, Елена  умоляюще  глядела  на
меня, счастливо обезумев от возможности ежедневно общаться с  внуком,  и
мы присели впятером на один унитаз... Поначалу мы подробно  рассказывали
о своем житье-бытье заграницей, но получалось так, что как мы ни сетова-
ли на жару, пылевые бури, нехватку денег и другие сложности  -  все  эти
проблемы меркли перед социалистической обыденностью, в которой  не  было
своей виллы, машины и Ганеша, не было в двух шагах рынка, набитого фрук-
тами, овощами и напитками, не было магазинов, лавок и  лотков,  где  без
очереди можно купить барахло на любой вкус и размер... Хождение на служ-
бу, доклады начальству, раздача сувениров, огромные очереди в пустых ма-
газинах, встречи с родными и друзьями, походы по комиссионкам съели вре-
мя, как воду ненасытный песок... Отдыха не получалось, и мы с облегчени-
ем уехали в отпуске в отпуск - на две недели в Подмосковье... Погода  не
баловала, но мы ходили по грибы и с упоением, нет,  не  дышали,  а  пили
прохладный воздух, оставляющий ощущение родниковой свежести...  Семейный
скандал все-таки грянул, как гром из сгущающихся туч - Алениной  Юле  не
понравились привезенные нами подарки, она претендовала на  окончательный
переезд в Аленину двухкомнатную, ей надоело к тому же ухаживать за дедом
с бабкой.. Получалось, что опять у нас нет своего дома... Жили  у  себя,
как у чужих... С сыном виделся один раз, мельком, толком  и  не  пообща-
лись... Больше всех переживала мои неурядицы мама, отец молчал... Уезжа-
ли, с трудом достав обратные билеты, измотанные невеселыми проводами и с
чувством огромного облегчения... В самолете сквозь дрему - полуявь,  по-
лусон рассказа...

...Низкое красное солнце, оплавляясь, уходило за горизонт, и в море тонул
человек. Закат бледнел и был равнодушно прекрасен. Волны лениво зализывали
белый след корабля. Вокруг было пусто...
   ...Незаметно наступала ночь. Черное стало глубоким, а  белое  освети-
лось изнутри. Словно разрезали арбуз -  так  в  воздухе  запахло  ночной
прохладой. Ласковые руки мамы подоткнули одеяло со всех сторон  и  легко
коснулись щеки, благословляя сон...
   Баю-баюшки, баю, не ложись-ка на краю... Мамин голос оберегал,  охра-
нял Димулю от страшного, таинственного "края", от падения...
   Солнышко в детстве, конечно же, живое, оно - теплое, от него щекотно,
жарко под щекой, а глаза никак не открыть, на них наступает пуховыми ла-
пами странный зверь, и сон продолжает сниться вместе с солнцем...
   ...Голым пяткам приятно от разогретого солнцем паркета и  щекотно  от
морщинок дерева.
   - Дима-а-а!.. Обуйся, а то опять простудишься...
   Ласковый голос мамы разворачивает шлепки босых ног обратно, к  крова-
ти, надо сесть и надеть куда-то спрятавшиеся тапки, но голова тянется  к
подушке, и тело опять расслаблено погружается в сон, который Дима так  и
не успел досмотреть...
   Димуля летал во сне и рос, становясь Димой, летал во сне и рос,  ста-
новясь Дмитрием...
   ...Управлять своим телом было очень легко: напряглись послушные мышцы
предплечья - и плавный разворот направо, мимо люстры с белыми  колпаками
плафонов, в которых, как в стеклянных гнездах, торчали  невидимые  снизу
прозрачные баллоны электрически лампочек. Дмитрий уже ощутил свою власть
над скоростью, которая зависела только от его желания, и радостно засме-
явшись, по крутой дуге вылетел в открытое настежь окно.
   Можно было неподвижно парить над улицами спящего в  пред-  рассветной
дымке города, но Дмитрий поднимался все выше вместе с солнцем, пока зем-
ля не стала плавно изгибаться, отраженно засветившись на горизонте  зас-
тывшей рябью далекого моря. Из черной бездны дохнуло холодом космоса,  и
Дмитрию стало смертельно одиноко и страшно.
   Синева небес отражалась в бирюзе моря,  рассекая  форштевнем  барашки
волн, из залива выходил корабль, крестьянин в тени белого дома под крас-
ной черепицей плел из длинных прутьев вершу для рыбы, и никто не заметил
крутого падения потерявшего власть над полетом...
   С верхушек волн летела пена и змеями бежала по горбам  валов.  Ревело
багровое от натуги пространство, и желтое, слепое, разъяренное око солн-
ца плавилось над горизонтом. Смертельная усталость от борьбы с равнодуш-
ной стихией парализовала волю и тело, сомкнулись  воды  над  головой,  и
Дмитрий ощутил сперва благодатность сразу наступившей  тишины,  а  потом
холодное касание манящей темной глубины...
   Такой сон снился Дмитрию Сергеевичу Перову, бывшему  заместителю  ди-
ректора мебельного магазина, бывшему работнику внешнеторгового объедине-
ния, бывшему мастеру Коровинского  завода  торговых  автоматов,  бывшему
студенту, бывшему школьнику Диме, бывшему маминому Димуле. Ему  везло  в
жизни, ну и что, что он попал по распределению в подмосковное  Коровино,
зато женился на дочке секретаря горкома, ну и что, что не совсем она его
любила, зато тесть купил им однокомнатный кооператив и устроил во  внеш-
торг и вроде бы правильно он сделал, что перешел из внешней торговли  во
внутреннюю по призыву парткома... Жизнь шла, как сон,  и  страшным  было
пробуждение...
   Уплыли чередой назад, к Москве, столбы вокзального перрона, вагон пе-
ресчитал колесами переплетения железнодорожных путей, протянулась глухая
стена пакгауза с зияющим провалом ворот, поднялись откосы,  пересеченные
протоптанными тропинками, мелькнул аккуратно выложенный из  беленых  из-
вестью камешков лозунг "Счастливого пути!",  и  казалось  вот-вот  поезд
вырвется из частокола  городских  построек  в  открытое  настежь  прост-
ранство, но еще долгое время к окну вагона подступали то щербатые  плиты
бетонной ограды какого-то завода, то  скученные  вокруг  железнодорожных
станций дома. Дмитрий Перов безучастно смотрел в одну точку, и  его  об-
мякшее тело, казалось, слилось с покачивающимся вагоном и мелко вздраги-
вало вместе с ним на стыках рельсов. Ряды  темно-желтых,  будто  залитых
подсолнечным маслом, лакированных скамеек, обращенных друг к другу,  по-
началу были плотно забиты пестрой толпой едущих за город, но  постепенно
вагон совсем опустел, и Дмитрий, как бы очнувшись, тоже вышел  на  окру-
женную березняком платформу. Электропоезд, зашипев, сомкнул створки  зе-
леных дверей, коротко гуднул и скрылся за поворотом. Дмитрий, поколебав-
шись мгновение, пошел по плитам перрона по ходу поезда, спустился по ко-
роткому маршу бетонной лестницы на насыпь и перешел,  перешагивая  через
тускло блестевшие полоски рельсов, на другую сторону,  которая  казалась
лесистее. Но березняк быстро кончился, почти сразу  за  ним  пристроился
дачный поселок, и Перов миновал его по глинистой полуразъезженной  доро-
ге, которая длинным изгибом взбиралась на небольшой холм. С  высоты  его
открылось широкое холстяное поле полегших овсов и темная полоса леса  на
горизонте. Пахнущий пылью пространства, разогретой землей и вянущей тра-
вой воздух был недвижен, и тишина небес звенела стрекотом  кузнечиков  и
пением затерянного в высоте жаворонка. Наконец, поле кончилось, и  Дмит-
рий свернул с дороги, запетлявшей  по  поросшей  свежезеленым  подлеском
опушке, в глубь леса.
   В густом глухом ельнике он встал на колени,  подполз  под  стелющиеся
развесистые лапы, лег спиной на сухую хвою и закрыл глаза.
   Все.
   В лесу раскрылись ночные цветы, и рыбы спали в темной воде, только  в
поле стояло одинокое дерево.
   Дмитрий лежал, поджав колени под подбородок, под широкими лапами ста-
рой ели так долго, что постепенно совсем утратил  ощущение  собственного
тела, которое стало частью земли, частью природы.  Дмитрий  слышал,  как
растет трава и оседает ночная роса, как вытягивают подземные воды  корни
деревьев. Хохотнул филин, схвативший добычу, шумно засопел и завозился в
кустах еж, ветер взъерошил верхушки деревьев,  и  застонали,  заскрипели
стволы, осыпались ягоды и шишки и посеяли свои семена. Лес стоял, подняв
вверх руки-ветви, и ждал восхода. В глубине космоса  рождались  и  гасли
звезды, их свет, пролетев сквозь бездну пространства, через  тысячи  лет
достигал Земли, где каждое существо и растение росло, цвело и продолжало
свой род мгновение за мгновением. Природа  жаждала  жизни,  боролась  за
жизнь и вселенски равнодушна была к смерти Дмитрия, который сам отказал-
ся от дара жизни, лес хоронил его в своих недрах и тело его скоро станет
добычей червей, насекомых, птиц и зверей...

Такой вот приснился, а потом написался почти в повесть рассказ после отпуска,
после встреч и рассказов тех, кого судьба сделала участниками перестройки.

Глава двадцать девятая

                               --===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава двадцать девятая

Из холодной, по-сентябрьски промозглой Москвы мы опять вернулись в лето. За
наше двухмесячное отсутствие прошел сезон дождей, омытая полупустыня утолила
жажду, зазеленела, зацвела.
   Днем было жарко, до тридцати пяти, но уже не  ощущалось  в  атмосфере
прежнего иссушающего безумия, а к вечеру веяло настоящей прохладой, да и
проходящее время от времени грозы как бы  разряжали  высокое  напряжение
небес. Ганеш радовался нашему приезду, как ребенок, радовался  подаркам,
привезенным нами из Москвы.
   Не успели явиться-разгрузиться, как ворвался Виталий Вехов, извините,
что не мог приехать в аэропорт, разрешил нам только принять душ и перео-
деться и увез к себе в шоу-рум. Нас ждал царский обед из соседнего  рес-
торана - Виталий жил пока один, Любаша и Денис должны были вернуться  на
днях.
   Горы зелени, густой, как желе, суп, аппетитные жареные куры,  пресные
лепешки, который мы макали в острый соус,  куски  сочного  шашлыка,  лю-
ля-кебаб, ароматные танго, мороженое - да все это под стаканчик  доброго
виски со льдом... Москва казалась голодной губернией, где удачей  счита-
лась добытая пачка пельменей.
   И город казался нам красивым, зеленым, с ровными, неразбитыми дорога-
ми. Вместе с Виталием поездили по музеям, книжным развалам, заглянули  в
полюбившиеся эмпориумы, где купили себе две картины. На одной - город  с
крепостью, индуистскими храмами и мечетями, разноцветной толпой на  ули-
цах под раскаленно-желтым небом. Как память о жаре. Вторая - совсем  не-
большая, тоже с храмом вдали, куда спешат укрыться от  грозы  женщина  в
сари с ребенком за руку.
   Я получил месячную зарплату, и мы с каким-то ощущением свободы разбо-
гатевших людей покупали то розовое платье Елене, то красную майку с  зе-
леным крокодильчиком на кармашке мне, то альбом Пикассо, то  резную  фи-
гурку из сандалового дерева. Заходили, выбирали и покупали. Или  возвра-
щались на следующий день и меняли розовое на зеленое, добавляя еще и фи-
олетовое. Ко всем цветам Елениных нарядов подобрали бусы  из  фиолетовых
аметистов, из темно-красных гранатов, из голубой бирюзы, из розовых  ко-
раллов, из изумрудного малахита.
   И вливался в душу покой, уходили, как облака  за  горизонт,  проблемы
далекой Москвы, дети, квартира...
   Ко мне на переговоры пришел молодой, стройный, симпатичный  парень  с
застенчивой улыбкой, предложил свои услуги как адвокат и пригласил к се-
бе домой на ужин. Вернее не к себе, а к дяде, который  занимался  бизне-
сом, связанным с народными промыслами. Звали парня Ричард, или  попросту
Ричи. Дядя Ричи оказался миллионером, богатым владельцем роскошной виллы
в престижном зеленом и тихом районе, а дом его - настоящим музеем резных
деревянных и каменных скульптур.
   Мы провели вечер в приятной беседе с Дядей, сам Ричи скромно  молчал.
Говорили о вегетарианстве, тема сама собой возникла, потому что  хозяин,
естественно, вежливо осведомился, какой диеты мы придерживайся. Я  выра-
зил сомнение, что только растительной пищи  достаточно  для  поддержания
высокого жизненного тонуса, в ответ Дядя рассмеялся и  указал  на  Ричи,
который оказался вегетарианцем и обладателем черного пояса по каратэ.
   Дядя привел изречение из священной книги вед: "Человек - то,  что  он
ест". Подразумевалось, что питающийся  только  растительной  субстанцией
чист, поедающий же трупы животных не может быть таковых. Вспомнили,  что
долгожители Кавказа едят мясо лет до сорока, потом становятся  травоеда-
ми.
   Мне подумалось, а потом представилось, что каждый из нас, живых, сос-
тоит из "кирпичиков", построен из них. То, что мы едим, из  этого  мы  и
построены. Тут Дядя истинно прав. С годами какие-то  "кирпичики"  стано-
вятся слишком тяжелыми для поддерживающих их снизу, вся связка ослабева-
ет, рушится свод, лопается сосуд, воспаляется пузырьки легкого, как было
у меня когда-то... Не ценил, не понимал я тогда значения "кирпичиков"...
   А другая страна, другой климат? Здесь же иные "кирпичики", и  если  я
каждый день ем иное, то и в организме идет своя "перестройка",  то  есть
акклиматизация, и неизвестно, заменит ли новый местный "Кирпичик"  преж-
ний отечественный...
   Мои размышления прервала Елена. Она тихо сказала мне по-русски:
   - А я про наших думаю, как они там, бедные? Крахмальная колбаса,  мо-
роженое мясо, синие куры, которых вскармливали черт знает чем,  фиолето-
вые сосиски, супы из пакетов - где она у нас хорошая пища?..  А  если  и
переходить в вегетарианцы, то как, если в августе в овощных магазинах ни
огурца, ни помидорчика?.. Бедная Юленька, бедный мой Алешенька...
   Я поинтересовался режимом жизни, питания и  работы  миллионера.  Дядя
оказался весьма умеренным и воздержанным. Рис, овощи,  гольф,  отход  ко
сну не позже одиннадцати, ранние пробежки по утрам и последние  достиже-
ния современной европейской медицины. Да-да, не местные кудесники-чудот-
ворцы, слава о которых широко распространена по всему миру,  особенно  в
СССР, а профессиональные медики с дипломами и новейшим оборудованием.  И
еще на время жары Дядя уезжает в предгорья Гималаев. Вот, собственно,  и
вся философия миллионера - деньги нужно тратить на здоровье, которое  не
выиграешь в лотерею и не купишь в самом фешенебельном магазине.
   Ричи отвез нас домой и по пути мы с ним разговорились. Оказалось, что
Ричи принадлежит к касте верховных жрецов индуизма - брахманам, отец его
имеет крупное доходное дело в Африке, старший брат работает с  компьюте-
рами в космическом центре в Штатах. Отец и брат предлагают  ему  создать
свое дело в Японии, например, но Ричи решил пойти своим  путем  и  стать
самым высокооплачиваемым адвокатом у себя на родине. Окончил  Лондонский
университет и высшие спецкурсы юристов. Независимый,  не  знающий,  куда
девать бьющую через край энергию, Ричи занялся каратэ и достиг с помощью
японского сенсея - учителя категории черного  пояса.  Сейчас  он  открыл
школу каратэ для детей. Вот тебе и скромница Ричи.
   - Гляди-ка какой! - восхищалась позже Елена. - И каратэ, и Лондон,  и
адвокат, и  богатый  наследник...  Все-таки  здорово,  что  мы,  спасибо
судьбе, оказались приобщенными к цивилизации...
   Не мы одни.
   Через несколько дней я вернулся с работы и нашел  Лену  в  задумчивой
растерянности.
   - Валера, - сказала она, - мне нужны деньги.
   - Где деньги лежат ты сама знаешь, а зачем они  тебе,  надеюсь,  ска-
жешь?
   - Сегодня позвонила одна женщина, русская, то есть  советская,  гово-
рит, что наша соседка, рядом живет, адрес  оставила  и  попросила  денег
взаймы.
   - А что она гражданка СССР ты уверена? Вдруг какая-нибудь эмигрантка?
   - Вроде бы нет. Вот ее телефон. Ты ей позвони, пожалуйста,  выясни  в
чем дело.
   Я позвонил и на следующий день заехал. Не то, чтобы рядом, но по  пу-
ти.
   На звонки не открывали так долго, что я начал  сомневаться,  есть  ли
кто дома. Наконец, дверь приотворилась:
   - Вы кто?.. Валерий?.. Извините, я спала, сейчас...
   Дверь захлопнулась и отворилась опять минут  через  двадцать.  Передо
мной стояла то ли старуха, то  ли  больная,  то  ли  сильно  потасканная
жизнью женщина, нечесаная, без следов косметики, в наспех напяленном  не
глаженом платье и шлепанцах на босу ногу.
   В комнате, куда она меня пров