нередко фирма  может
вручить дорогой презент, и надо иметь достаточную дальнозоркость,  чтобы
не прикарманить его, а сдать завхозу под расписку с визой зама по  общим
вопросам.
   По горло хватало директорам и своих собственных интриг  -  одно  дело
тащить на своем горбу советскую экспозицию Лейпцигской ярмарки, где пла-
тят соцвалютой, но куда приезжает целый состав командированных и  прави-
тельственная делегация обязательно на высшем уровне, другое дело -  поу-
частвовать во всемирной "ЭКСПО" в Японии с экспозицией,  воспевающей,  в
основном, наши достижения в космосе.
   И все-таки наши отношения с Антоном были достаточно  теплыми.  Радуш-
ный, хлебосольный, организовавший тут же чай-кофе, бутерброды с  красной
икрой, насчет выпить, к сожалению, ни-ни, указ, сам понимаешь, Антон вы-
казывал мне всяческое уважение, заливисто хохотал и только время от вре-
мени сквозь бурный поток его белозубой  энергии  проглядывали  маленькие
глазки, в которых таился ледок настороженности.
   - Рассказывай, как ты тут устроился? - он резко понизил голос и скло-
нился ко мне через стол. - Торгпред как к тебе относится?
   - Да вроде бы хорошо.
   - Он на меня тоже неплохое впечатление произвел. Незлой  мужик.  Так,
так... Значит, Валерьяно, уехал от  перестройки  на  постоянку  зарубеж.
Следовательно, женат. Ты же вдовец был, помнишь, мы  тебе  дочку  замми-
нистра сватали, она у нас переводчицей работала?
   Меня всегда потрясала память директоров на лица, даты, судьбы.
   - Ты прав, Антон, женат. Одиннадцать лет искал невесту и нашел-таки.
   Заговорили об общих знакомых.
   - А помнишь Крючкова, парторга нашей выставки? Должен помнить. В  оч-
ках, шустрый такой. Как зальет глаза, все за советскую власть горой сто-
ял, вплоть до мордобоя, наша партия, наша партия,  коммунисты  вперед...
Так вот он, не поверишь, сбежал, да-да, весь ушел, с концами. Его финан-
совым директором на акционерное общество в Европу отправили, он и  утек,
да еще здоровый кусок от капиталов этого  общества  прихватил,  во  жук,
гнида партийная, скольких он загубил, когда мы характеристики писали.  А
ведь зам по общим вопросам уже тогда чуял неладное. Я говорю заму, я  бы
Крючкова в разведку с собой не взял, а зам усмехнулся  и  говорит,  если
Крючкова в разведку пошлют, то он не вернется.
   Вспомнили мы и директора экспозиции, прозванного "Вождь краснорожих".
Один из самых опытных и незлой мужик, он не  мог  обойтись  без  горячи-
тельного, может быть чтобы снимать психологическую усталость. На  том  и
сломался, на этом и погорел. Велел  своему  завхозу  на  все  представи-
тельские закупить только спиртного из напитков,  да  еще  в  африканской
нестерильной стране, что означало, что означало,  по  крайней  мере  для
штата дирекции, мрачную перспективу созерцать помидорную личность своего
начальника да сглатывать слюну. Завхоз наотрез отказался. И пошла стенка
на стенку. Призвали парторга, призвали зама по общим вопросам.  Те  -  в
кусты. Директор с завхозом стали меряться связями и знакомствами,  угро-
жая друг другу. Конфликт разгорелся до матерного крика на весь советский
павильон, за тоненькими перегородками которого бродил коллектив экспози-
ции. Кончилось разбором у посла. Директор есть директор и он победил  на
этом этапе, выслав завхоза из страны досрочно. А это уже ЧП. Завхоз же в
Москве приготовил директору  встречу,  накачав  нужной  ему  информацией
партбюро и начальство. Как всегда бывает в таких ситуациях, выгнали обо-
их со строгачами.
   Психологическая усталость ломала людей, как палку об колено, но живу-
честь директоров, конечно, была очень высокой. Антон же  рассказал  мне,
как погорел еще один из их когорты - на своей патологической жадности. У
него хватало ума сдерживать себя заграницей, но  дома  он  уже  не  знал
удержу, и дело кончилось тем, что он отказал в обещанных  ранее  деньгах
собственному сыну, да на его свадьбе и в тот  момент,  когда  надо  было
расплачиваться за ресторан. Кончилось дракой отца и  сына,  скандалом  и
письмом на работу. И присел бывший директор на должность простого  мето-
диста. Однако комнату директоров посещал по старой памяти.
   Когда началась перестройка и вышел антипитейный указ, один из  дирек-
торов, помешивая чай разогнутой скрепкой, задумчиво поглядел на  бывшего
и посоветовал ему:
   - А ты сходи в партбюро и скажи, что свадьбу ты хотел справить по-но-
вому, без спиртного, вот и нарвался на несознательных родственников  не-
вестки.
   На следующий день заявление с новой версией свадебного скандала лежа-
ло на столе секретаря парторганизации.
   Я спросил у Антона, что новенького в Москве. Он  задумался  на  мгно-
венье, чтобы точнее оценить ситуацию:
   - Да все по-старому. По Старой площади.  Мода  только  другая.  Глас-
ность, значит ругай в открытую кого попало. Затеяли выборы  начальников,
а на самом деле счеты сводят друг с другом под эту марку.  Пока  не  пе-
рестройка получается, а очередная кампания. Сначала, говорят, будет  пе-
рестройка, потом перестрелка, потом перекличка. Помню, я в одну латиноа-
мериканскую страну летел и как директор - в первом классе.  А  было  это
как раз... как раз... сейчас поймешь когда. И летели со мной  в  том  же
самолете посол и его первый советник. Советник, когда  Брежнев  почил  в
бозе, на посла донос сочинил, что посол обожал полководца  Малой  Земли,
литературного лауреата и пятикратного Героя, а вот Андропова не  жаловал
в своих высказываниях. А Андропов взял и помер, и воздвигся на пьедестал
закадычный товарищ бровастого орденолюбца  Черненко.  И  посол  оказался
снова в фаворе. Вот и летели они в одном самолете работать в  одном  по-
сольстве бок о бок. Ситуация...
   Яркая, красочная, фестивальная ярмарка в многоцветии причудливых  па-
вильонов и ярко освещенных  стендов  угасла,  как  фейерверки  "Дивали",
разъехались стендисты, начальники разделов и монтажники, а Антон остался
завершать расчеты с фирмами и отправлять выставочные грузы. Он часто за-
езжал ко мне, мы мирно, по-семейному ужинали, гоняли видео. Опять преда-
вались воспоминаниям и говорили о жизни. Он был уже совсем иной,  чем  в
кабинете директора советской экспозиции, не называл меня Валерьяно и  не
паясничал, а был свободен, как разжавшаяся пружина, жаловался на язву  и
остеохандроз и мечтал уехать в какую-нибудь тихую страну под крыло  зна-
комого торгпреда, где и досидеть до пенсии, пока не кончится  перестрой-
ка. Да и подзаработать на старость не мешало.
   - Разве тебе не хватает? - удивился я. - Ты же месяца два-три в  году
по заграницам мотаешься.
   - Конечно, что-то в загашнике осело, - согласился Антон.
   - Но хотелось бы и подстраховаться. Вот уйдешь на покой или уйдут те-
бя - и все. Где тогда возьмешь чеки-доллары? А ведь привык уже. С другой
стороны, в могилу с собой не утащишь ни цента, ни копеечки.  Я  живу  на
Красной Пресне, как раз напротив Ваганьковского кладбища. И местечко там
уже давно оплачено, забронировано. Время от времени я выхожу на балкон и
смотрю, куда положат Антона Ивановича Бойко, и никто не помянет его доб-
рым словом. Может, ты?..

Глава тридцать вторая

                               --===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава тридцать вторая

Уехал Антон и увез наши новогодние поздравления всем род ным и знакомым, всем
друзьям и сослуживцам. Здесь в любой писчебумажной лавке рядами стоят
поздравительные открытки на любой вкус и манер, по любому случаю. Хочешь тещу
поздравить с днем ангела - пожалуйста! Объясниться в любви? Нет проблем: "Розы
на память посылаю тебе, они также теплы и нежны, как мои чувства к тебе,
счастье - быть с тобой, счастливы мои розы, счастлив и я, если рядом ты."
Сентиментально, но по сути верно, и великолепны полиграфически исполненные
розы на хорошей бумаге. Что касается роз, то намного лучше :"Даже единственная
роза может быть моим садом."
   Есть и афоризмы сродни философским: "Подобно  дереву  каждый  из  нас
должен найти место, где пустить корни и дать вырасти ветвям."
   Астрологи прочили Новому году звездные войны, загрязнение  окружающей
среды, инфляцию, газовые отравления. Не надо быть провидцем,  чтобы  на-
каркать такое, но кто мог знать о Чернобыле, о  столкновениях  кораблей,
крушении поездов и взрывах газопроводов? Словно град несчастий одно хуже
другого обрушились на наше государство, вступившее в год семидесятилетия
своего существования, и это было похоже на грозное предупреждения о  не-
обходимости скорых перемен.
   На сей раз нас пригласили на новогодний прием в посольство  -  оказа-
лось, что это нарядное, но довольно нудное мероприятие:  по  иллюминиро-
ванному саду и ухоженным газонам бродили толпы советских  колонистов  со
стаканами сладкой пепси в руках.
   Новый год отпраздновали опять с Веховыми, гуляли, не торопясь, и  не-
заметно пролетела ночь в разговорах, в чтении стихов, в песнях.
   А через две недели меня вызвал секретарь торгпредского профбюро Конс-
тантин Гриценко и сказал, что я включен в комиссию по разбору сигнала от
члена профсоюза, читай, коммуниста Сусликова Михаила Владимировича.
   Когда-то местные власти в рамках развития торговли  и  добрососедских
отношений с Советским Союзом попросили оказать им такую услугу  -  прис-
лать большую ЭВМ и использовать ее для обучения в университете. Идея бы-
ла по-настоящему перспективной: для обученных нашим алгоритмам  програм-
мистов естественно потребуются и советские компьютеры - открывался новый
рынок.
   ЭВМ прислали и не одну, оснастив ими все крупные  учебные  и  научные
центры, но поставить вычислительный комплекс - это одно, надо еще, чтобы
он работал в условиях жары, влажности, всеядных насекомых и при  безгра-
мотном и безалаберном местном персонале. Значит, нужна  бригада  спецов.
Прислали бригаду с Сибирского завода. Через два года приехала  смена,  и
превратилась эта точка на карте мира для заводчан в заманчивую  перспек-
тиву поездки за рубеж. Направляли уже не столько  специалистов,  сколько
людей, добившихся желанного всеми правдами и неправдами.
   Жила бригада в приморском, вернее, приокеанском Лонгбее, куда я ездил
на семинар. Семьи бригадников с утра отвозили  в  английский  клуб,  где
кучковались местные белые колонисты, где был бассейн  с  морской  водой,
напитки в баре и столики, если пожелаешь перекусить. Жизнь была  дорого-
вата, но большим подспорьем стали командировки по стране. Их распределял
и определял их необходимость Бригадир. И  по  советскому  обычаю  каждый
старался привезти из командировки Бригадиру или его супруге презент, да-
бы не быть обойденным в следующий раз в очереди на поездку.
   По каким-то соображениям бригаду  перевели  в  столицу,  и  кончилось
членство в английском клубе с бассейном, и попал Бригадир  в  подчинение
Евгению Гуляеву, работнику торгпредства. Гуляев, будучи  человеком  ком-
мерческим, торговым, разобрался в отчетах по командировкам бригадников и
составил график поездок  в  соответствии  с  производственной  необходи-
мостью. Бригадир затаился и ждал случая устроить бунт.
   Бунт по-советски подобен бунту держащих пирамиду -  нарушивших  строй
раздавливают стоящие сверху. И по какую сторону баррикад не находись, на
них развивается один флаг. Красный.
   Первым делом Бригадир перетянул на  свою  сторону  Сусликова  Михаила
Владимировича, молодого человека лет двадцати восьми, тщедушного и невз-
рачного, но с большим апломбом. Сусликов был представителем министерства
и занимал в треугольнике Бригадир (завод) - Гуляев (торгпредство) - Сус-
ликов (министерство) промежуточное положение. Деньги на содержание  Сус-
ликова находились в смете, которой распоряжался Гуляев, и  тут  конфликт
был неизбежен, потому что и здесь Гуляев вел себя как  расчетливый  ком-
мерсант. Бригадир агитировал Сусликова за отделение от торгпредства, мо-
тивируя это тем, что Гуляев пусть себе торгует, а  Сусликов  и  Бригадир
пусть обслуживают, но со своей сметой.
   В один из январских солнечных дней состоялся традиционный международ-
ный матч по футболу. Встречались две великие команды  -  торгпредства  и
фирмы, поставляющей большие партии чая в Советский Союз. "Чайники" опла-
тили и аренду многотысячного стадиона, и спортивную форму, и прием после
матча. Победили, разумеется, наши, иначе и быть не могло, какой же теле-
нок станет кусать титьку с молоком.
   А вот прием по случаю Указа был  безалкогольным  -  разрешили  только
пивка. Оно лишь раззадорило мужские организмы, потерявшие сразу  столько
жидкости во время матча. Утолить жажду чем-то более существенным поехали
к Гуляеву, у которого собралась половина футбольной команды.
   Тут явился Бригадир и понял, что настал его звездный час.
   Картинку, которую он застал, с полным правом можно было назвать "Пей-
заж после битвы". Председатель месткома Гусаров могуче всхрапывал,  раз-
валившись в кресле, дружина его тоже поникла головами на стол, уставлен-
ный батареей бутылок, как в старые времена до  Указа.  Бригадир  тут  же
съездил к Сусликову и послал его, как борзую по следу, в логово Гуляева.
   Сусликов приехал якобы по служебным делам с женой Раисой, которая то-
же была на стороне Бригадира. Гуляев не стал  превращать  "Пейзаж  после
битвы" в картину Репина "Не ждали", а пригласил Сусликова за стол, налил
ему стакан и попытался в нем растворить назревавший конфликт.
   - Давай выпьем, Сусликов, - предложил Гуляев. - За то, чтоб они сдох-
ли.
   Кого подразумевал Гуляев, было неясно, но тост носил общечеловеческий
характер, тем не менее Сусликов отказался:
   - Не пью и вам не советую. У вас нос красный, как у алкоголика.
   - Не стесняйтесь, пьяницы, носа своего, он ведь с нашим знаменем цве-
та одного, - продекламировал Гуляев и  насупился.  -  Зазнаешься,  брат,
брезгуешь... Я, конечно, знаю, что ты, Сусликов, внучатый племянник  то-
варища Суслова, но и мы в шнурки не сморкаемся.
   Гуляеву казалось, что он шутит, а Сусликов обиделся, встал и...  пое-
хал прямо к секретарю объединенного профкома,  то  есть  к  Генеральному
партийному секретарю совколонии. А это ответственный шаг, который привел
в движение огромные жернова Системы, имеющие  страшное  свойство  -  раз
закрутились, то надо кого-то смолоть и безразлично кого, но надо.
   Сусликов наивно полагал, что уж Секретарь-то встанет на защиту Указа,
тем более, что Гуляев и знамя опорочил, но Секретарь внимательно  выслу-
шал, поблагодарил за  сигнал  и  доложил  послу,  памятуя  его  гнев  на
торгпреда за попытку помочь  Чернобылю.  Посол  призвал  нашего  деда  и
по-дружески вмазал:
   - Это что же получается? В посольстве не пьют, в аппарате  торгсовет-
ника не пьют, в доме советской науки и культуры не пьют, а  торгпредству
море по колено?
   Торгпред вызвал Гуляева и в сердцах заорал на него:
   - Ты что, сукин сын, делаешь? Я партбилет в сорок первом  в  народном
ополчении получал и из-за какого-то Сусликова или Гуляева терять его  не
намерен!
   На что Гуляев, не моргнув глазом, изумленно спросил:
   - Какой Сусликов? Вы о чем, Семен Иванович?
   И была создана комиссия, куда вошел и я.
   Мы поговорили с Гуляевым, он отрицал все на свете, а потом с Суслико-
вым и сказали ему, что по словам Гуляева он чист, как ягненок.
   На что Сусликов сделал еще более решительный шаг - написал  заявление
в Центральный Комитет КПСС с просьбой лишить гражданина Гуляева высокого
звания члена профсоюза, то бишь, коммуниста.
   Задействовав столь высокие сферы, Сусликов предполагал, что теперь-то
он добьется справедливости. Однако, подгоняемый супругой своей Раисой  и
Бригадиром, Сусликов встал на очередном оперативном  совещании  и  начал
горячо говорить о высоком звании коммуниста, что было на оперативке ни к
селу, ни к городу, побледнел, потерял сознание и упал. Сусликова  увезли
в госпиталь, где обнаружили, что у него открылась язва аж до  кровотече-
ния.
   Я, как член комиссии, навестил Сусликова в больничной палате. Он  ле-
жал под капельницей, осунувшийся так, что осунуться дальше  было  просто
некуда, и тоскливо спросил меня:
   - Неужели и вам, Валерий Сергеевич,  недорого  высокое  звание  члена
КПСС да еще в юбилейную годовщину Великого Октября?
   Я обратил внимание Сусликова, что он лежит не в коридоре, как он воз-
можно лежал бы в своем родном Ленинграде-колыбели  революции,  а  в  от-
дельной палате, что ему установлена капельница и колют его исключительно
одноразовыми шприцами, а лечат высококвалифицированные врачи и  дипломи-
рованные медсестры. Мягко напомнил ему, что  здесь  он  имеет  отдельную
виллу, машину и зарплату в иностранной валюте, причем частично  в  твер-
дой. Рассмотрел его ситуацию и его поступки с  точки  зрения  торгпреда,
который никогда не положит на стол свой партбилет ни ради Сусликова,  ни
ради Гуляева. Сказал, что он оказал услугу послу, но своим заявлением  в
ЦК подвел и его - что это у  вас  в  коллективе  происходит  такое,  что
только высший партийный орган должен вмешиваться? И  добавил,  что,  как
показывает жестокий опыт персональных дел, никому не будет резона  оста-
навливать жернова Системы ради кого-то - проще всего смолотить обоих.
   Так оно и вышло.
   На заседании партбюро торгпредства комиссия доложила,  что,  действи-
тельно, Сусликов дал своевременный сигнал, но не учел, что пьянство про-
исходило в воскресенье и хоть имело место,  но  трудящиеся  отдыхали,  и
достаточно было осудить нарушивших Указ и строго предупредить о недопус-
тимости подобного.
   Гуляев же как начальник ослабил политико-воспитательную работу  среди
своих подчиненных, и потому следует в бригаде создать отдельный  семинар
в сети политпросвещения.
   И хотя Сусликова зарубежные врачи вылечили, эскулап из советской кли-
ники после беседы с Секретарем поставил свой диагноз - Сусликову  проти-
вопоказан климат этой страны. Сусликов собрал вещички и уехал  со  своей
Раисой, а Гуляев, хоть и не сморкался в шнурки, а через  год  последовал
за ним, несмотря на то, что по своим деловым  качествам  должен  был  бы
проработать здесь год или два сверх положенного срока.
   Бунт Сусликова, поверившего в гласность и перемены, не  мог  кончится
победой. И я тридцать лет назад струсил, не встал на собрании и не  под-
держал, хотя и обещал, Фурмана - борца за справедливость, потому что  от
этого зависело, получу ли я квартиру или нет. И я двадцать лет назад пы-
тался воевать с Системой, не ведая, орудием какого Бригадира я являюсь.

Палач принес домой получку
   и долго руки мылом мыл.
   Потом сидел ленивый, скучный
   и водку, как коньяк, цедил.

  Допил и хрустнул огурцом,
   чуть задержась на полувздохе.
   Лицом, залитым жиром, как свинцом,
   уставился в экран телеэпохи.
   Там диктор на экране плел свой пыл,
   одетая в "Березке", вторила девица
   о том, как план реализован был
   и хорошеет день от дня столица.

  После второй оттаяли глаза,
   но все равно сидел, как Будда,
   и видел на экране зал -
   как бы трансляцию оттуда,
   где шабаш шел, покрашенный под праздник:
   графин, портрет, трибуна, микрофон,
   и лились речи на колеса казни,
   и продолжался прений марафон,

  Нет, в этом механизме было что-то:
   готовым саваном решение белело...
   Что там испанская гаррота!
   Столбы, веревки... То ли дело:
   звено цепей - простое слово,
   вкруг горла брали "за основу",
   потом голосовали "в целом".

  А труп сидел прямой и белый.
   Кадык глотал бессилья стоны.
   Параличом щека осела.
   Все.
   Кончен бал.
   Хребет был переломан.

  Жена у палача спросила нежно:
   - Как служба? Ведь устал, небось...
   Сам усмехнулся, пробурчал небрежно:
   - Там одного... решили... как вопрос.

Глава тридцать третья

                               --===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава тридцать третья

Уехал Антон и увез наши новогодние поздравления всем род ным и знакомым, всем
друзьям и сослуживцам. Здесь в любой писчебумажной лавке рядами стоят