ождь и она.
   Все - за ее воплощенье.

  Прощенье?

  Идея - воля.
   Идея - конкретнее боли.
   Сгусток веры:
   серы, но первы,
   нервы - в удар,
   нервы - в террор,
   в немиганье зрачка.
   Идея - сперма.
   Идея - дар.
   Идея - убор.

  Быт - пачкотня.
   Быт - это быдло.
   Безыдейное действие.
   Быт - это было.

  Идея - есть.
   Идея - песнь.
   Идея - совет.
   Бред?

  А сиянье дворца
   под рукою творца
   светлого царства
   без барства?

  Идея - лекарство.
   Идея - коварство.

  Любимее Родни -
   будешь свободен!
   И бросаются в новую веру -
   Я верую!
   ВЕРУЮ!
   Я готов себе руки по локоть долой -
   Только бы счастье пришло домой!
   Я готов на любую из свастик -
   только бы счастье!!
   Слава тебе, наш вождь!
   Ты для нас,
   как в засуху
   дождь.
   Агнец нетленный.
   Венец вселенной. И газеты пишут про это,  портреты,  портреты,  песни
запеты и формы надеты...

  Кто против?
   Все - за!

  А за...

  за-полнены подвалы
   за-мучены
   за-травлены
   за-бытые
   за-веты
   Позабыли павших за.

  За были?
   За что?

Поползло:
   Идея - зло.
   Идея - весло.
   А вода - это масса.
   Грести ремесло.
   Вести ремесло.
   ГРАБАСТАТЬ.
   Поэт -
   посол языкастых. Но - касса. На - каста.

  Идея - пакость.
   Идея - заступ
   могильный.
   Идея покорна.
   Верить в чудеса.
   Это вздорно.
   Как в дверь в небеса.

Глава тридцать шестая

                               --===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава тридцать шестая

- Что есть жена? Сеть прельщения человека. Высокими очами мигающа, ногами
длинными играюща, лютый огонь тем в членах возгорающа. Что есть жена? Покоище
змеиное, бесова сковорода, цвет дьявола... - говаривал Семеныч в
противотуберкулезном диспансере.
   Многоопытен был Семеныч, а верно, и он не смог бы предсказать поведе-
ние жены, женщины в заморских странах, да не просто женщины,  а  бабы  с
вековыми инстинктами, но прожившей, родившейся и нарожавшей при  советс-
кой власти. Мужняя жена попадала за рубежом в  непривычное  положение  -
благоверный уходил к половине девятого на службу, являлся к часу в обед,
опять исчезал к трем, и бывало, что возвращался далеко за полночь и нет-
резвый с переговоров в ресторане.
   Извечен вопрос - что делать? На рынок сбегает Ганеш, он же уберется в
доме и перемоет посуду, обед изготовить из полуфабрикатов ничего не сто-
ит. В отличие от Союза, где и за пропитанием и за  плитой  настоишься  и
настираешься до упаду, что только мечтаешь о сказочной  жизни...  И  вот
она эта жизнь.

  Выхожу на балкон
   загорать и лениться.
   И мне грустно немного,
   потому что одна.
   Я от нечего делать
   занимаюсь английским
   и про Будду читаю,
   будто в этом нужда.
   А вокруг город млеет,
   лето в самом разгаре,
   а на самом-то деле
   должна быть зима.
   Как я здесь очутилась?
   Пребываю в безделье.
   Даже стих сочинила.
   Как? Не знаю сама.

Как пробившийся родничок, появились эти строчки у Ленки через некоторое время
после нашего приезда. Хорошо, когда голова у жены тянется к английскому, а
душа - к Будде.
   А если нет? Тогда смыслом существования, любимым занятием становится,
мягко выражаясь, обмен информацией.  Жены  замторгпредов  образуют  свой
кланчик, а "конторские" жены - свой, как и жены специалистов от  промыш-
ленности. Кланы зорко следили за чужими и вдвойне за своими.  Все  знали
друг о друге все и даже то, чего нет. Поначалу возникало как предположе-
ние - вы не замечали, Гришин с Дьяконовой шуры-муры разводят... - а  по-
том и активная убежденность - это же всем известно, что Гришин с  Дьяко-
новой... Недаром сказано, что лицемерие - это  почтение,  которое  порок
отдает добродетели.
   Может быть, и не было бы конфликта Гуляева и Сусликова, если бы Раиса
Сусликова не была на стороне Бригадира. Заграницей муж у  жены,  как  на
ладони. Если в Союзе она может не знать, чем муж конкретно занимается  и
как ведет себя на работе, то здесь жена не  только  подрабатывает  рядом
как машинистка, кассир, дежурная, библиотекарь, она  присутствует  и  на
переговорах, которые могут состояться и на званом ужине, и во время фут-
больного матча, и при случайной встрече.
   Повезло, что мы жили не в компаунде, не в колонии, где и личная жизнь
происходила на виду у всех. Считалось, что дверь не должна запираться  у
советских людей, хотя и так слышимость  отличная,  и  любой  мог  войти,
сесть и сидеть, пока не надоест.
   Объяснялось это даже не бестактностью, а иным - обычно заходили те из
своего клана, кто незамужем, как Ирочка Карасева, наша  секретарша,  или
жена, чей муж в отъезде, или муж, чья семья в Союзе. Ссорились  шепотом,
ругались жестами, пили, не чокаясь.
   Страшнее и скучнее текло существование в том же Афганистане, где  вся
жизнь происходила на единственной дорожке во дворе,  прозванной  "аллеей
попугаев", по которой с утра до вечера ходили, как заключенные по кругу,
обитатели колонии, приветствуя друг друга:  доброе  утро,  добрый  день,
добрый вечер, доброе утро...
   Как правило, самые иезуитские, самые извращенные формы принимали вза-
имоотношения в маленьких коллективах, например в Сингапуре, где нет  го-
рода, есть одна улица-универмаг, улица-витрина и где единственное  заня-
тие и развлечение - покупать глазами. А если в  торгпредстве  всего  три
машины на шесть семейств? Как делить? Самому и заму, а остальным?
   Боги мести действуют молча - так думал Шиллер, не зная советской  ко-
лонии, где раз словечко, два словечко складывались в песенку доноса, на-
зываемого "телегой". "Какой самый быстрый вид транспорта? Телега." Донос
может быть совсем необязательно в виде  официальной  бумаги,  достаточно
высказаться озабоченно в присутствии торгпреда: "Что-то Галкина опять не
видно на работе. Пьет что ли?.."
   На Кубе или в Африке, где купить нечего, платили прилично, а  обмени-
вали на чеки не больше семидесяти процентов зарплаты, остальные тридцать
были вынуждены тратить на харчи и питье и не было проблем - зашел в гос-
ти и сразу бутылка рома на стол и гора фруктов. Иное дело в той же  Шве-
ции, где сигаретами не угощают, а если и протянут пачку, то со  словами:
"Травиться будешь? Там каждый эре на счету, а сейл - единственный способ
ухватить чего-нибудь. А на полях нищеты и жадности пышно расцветает  за-
висть.
   Как-то рассказали мне правдивую историю, что сложилась в сказку о со-
ветской зарубежной семье. Почему сказка? Не всегда они веселые, бывают и
грустные.
   Прожили Муж с Женой двадцать пять лет. И попросила Жена Мужа в  Сток-
гольме к серебряной свадьбе подарок.
   - Что твоей душеньке угодно, - согласился Муж.
   Пошла Жена в магазин и нашла Жена шубу. Норковую. Не  в  эксклюзивном
шопе для миллионеров, а у купца заморского господина  Али,  что  недавно
открыл свое дело.
   Не один раз ходили Муж и Жена к Али, уторговывая понемногу, и  каждый
раз у Жены обмирала душа, что на "ее" шубу вдруг  да  кто-нибудь  другой
польстится, и как сияли ее глаза, когда Жена вставала во весь рост в ме-
ховом роскошно-нежном одеянии перед зеркалами... Дорого, но мило,  деше-
во, да гнило, - решили Муж и Жена, и на шубу ушла  полугодовая  зарплата
Мужа.
   А какая женщина не похвалится другой своей  обновой?  Слух  мгновенно
разнесся по торговой слободе - Жена норковую шубу купила. И началось па-
ломничество, ой, покажи, Жена выходила из спальной и плыла сквозь восхи-
щенные взгляды и завистливые вздохи и  была  Жена  горда,  и  была  Жена
счастлива.
   Как-то Муж сказал Жене, что другие мужи, кто шутя, а кто зло, спраши-
вают:
   - Ты что, взаправду купил Жене шубу норковую? Ну и гад же ты, от моей
теперь житья нет, пилит и пилит. Вот другие мужья норковые шубы дарят, а
тебе для меня вшивых колготок жалко... И сколько же ты  за  нее  твердой
валюты выбросил?
   И как бы ни была скромна по сравнению с фешенебельными магазинами це-
на приобретенной у господина Али шубы, она производила  оглушающее  впе-
чатление на привыкших считать копейки, печь собственный хлеб и  питаться
собачьими консервами. Даже осведомлялись участливо у Мужа, как  он  себя
чувствует и все ли у него в порядке с головой?
   И опять пошла к Жене вереница дружелюбных подруг. И опять просили шу-
бу показать. А вели совсем другие речи.
   - Тебе не кажется, что рукав неровно вшит?
   - Ты знаешь, а шкурки-то подобраны не очень удачно...
   - Ну, что ты хочешь от какого-то Али?.. Араб и меха - что  он  в  них
понимает?
   - Ой, девочки, раздвиньте мех, здесь, вот здесь, видите? Места живого
нет, все битое  молью...  Считайте,  что  шуба  пропала...  И  за  такие
деньги...
   - Как хочешь, подруга, но глупость  ты  сморозила,  лучше  бы  деткам
что-нибудь прикупила, я тут на сейле такие джинсики отхватила, класс, не
то, что твоя рвань...
   - И куда ты ее в Москве напялишь? В Большой? У тебя что, ложа там за-
казная? В гости попрешься? В Чертаново, Бабиноягунино,  Сиськино-Жопино?
Да зарежут тебя за такую красоту в первом же подъезде. Вот у нас  случай
был...
   Жена плакала и стала ненавидеть пушистое и ласковое наощупь чудо, по-
дарок Мужа, самый дорогой за двадцать пять лет супружества. И  попросила
Жена Мужа и пошел Муж к Али, унижался, что-то придумывал, но сдал, нако-
нец, заплатив налоги, шубу.
   А Жена потускнела и постарела, словно  простилась  навсегда  с  синей
птицей своей Мечты.
   С корреспондентами Гостелерадио я побывал на металлургическом заводе,
построенном при техническом содействии СССР и встретил там  нежданно-не-
гаданно Илью Черняка, переводчика, которого знал лет  двадцать  по  сов-
местному сотрудничеству в одном из рекламных изданий.
   Переводчики - особая каста. Их профессия - общение разноязыких  миров
на самых разных уровнях и в различных ситуациях, третье "я", как инстру-
мент и как соучастник, в общении двух и более других "я".
   - Старик, рад тебя видеть, - живой, как ртуть, Черняк непрерывно  ку-
рил одну за другой. - Помнишь, как мы сидели в высотном  здании  на  Ко-
тельниках как раз за спиной огромной скульптуры и заоконную панораму на-
зывали "Вид на Москву через жопу Гиганта?" Сколько же мы  выпили  вместе
портвейна, мама дорогая? А выглядишь ты, как настоящий  сэр,  пробкового
шлема не хватает, здесь продают, могу устроить, сравнительно дешево. Вам
сколько долларей в месяц платят? Сто? У нас  поменьше,  у  нас  все  по-
меньше, похуже, провинция одним  словом.  И  контингент  провинциальный.
Помнишь в кино: "Вниманию контингента!" Мужики  с  местными  очень  лихо
объясняются - ю стой здесь, ай пошел в архив. И тем все понятно. Из сла-
бого пола - только русские бабы да хохлушки, привыкли дома  работать,  а
тут делать нечего, вот они целыми днями вяжут да языками чешут. В  зару-
бежной иерархии, чего тебе объяснять, специалисты  из  промышленности  -
быдло, на самой низкой ступени. В тропической жаре у мартена местные  не
выдерживают, а наш сталь варит, как у себя в  Кемерово  или  Днепродзер-
жинске. Купить здесь нечего, магазинов нет, вот скопится у мужиков тысяч
по пятьдесят крошей, им в столицу поездку организуют на день, не больше,
а то производство горячее остынет. А там Святослав, наш главный  чекист,
объявляет, что террористы опять зашевелились, и город закрывают...
   Я дернулся при имени Святослава.
   - А ты его откуда знаешь?
   - Везде свои люди, старик, скромные переводчики. Скромные, но  весьма
полезные.
   - А зачем же город закрывать?
   - Чтобы толпа советских сталеваров рынок не испортила. Они же хватают
кожу пачками, цены тут же вздрючиваются. Вернулся сталевар из-заграницы,
вроде бы белым человеком стал, а на самом деле притащил километр  парчи,
загнал ее в комиссионке, получил пачку  советских  деревянных,  пошел  к
Центральному телеграфу, распил бутылку на двоих под тарелку пельменей  и
компот - дома!
   - Ты здесь с женой?
   - Нет уж, уволь. Танька дома сидит, дочь воспитывает. Такая,  я  тебе
скажу, герла сексапильная вымахала, а я бабки заколачиваю. Да  я  и  сам
сюда-то еле-еле прорвался. Илья Ефимович Черняк, тебе это ни  о  чем  не
говорит? Посмотри на мой орлиный профиль. Я еврей по  папе,  русский  по
маме, таких жидаврами зовут, и хотя коммунист, но  заграницу  только  по
большому блату. И потом, что здесь Таньке делать? С бабами тутошними як-
шаться? Да их всех местный бармен перетрахал, потому что  их  мужики  за
виски ему должны. Они и дома-то, в Союзе, пили, а здесь сам  бог  велел.
Но деньги-то у жен, вот мужики и клянчат в  долг,  а  расплачиваться  их
благоверным приходится.
   - Как же ты обходишься?
   - Да тут бордель имеется, чин по чину. Поначалу спецов без семей при-
сылали, так бордель тут же возник рядом с поселком  советских  металлур-
гов, потом женсовет появился и запротестовал,  там  перестроились  -  не
бордель, а кафе с официантками. Заказываешь кайф вместе с официанткой на
второй этаж в отдельный кабинет и...
   - За здоровье свое не опасаешься?
   - Кто в бордель ходит, может быть спокоен. А вот на стороне  можно  и
подхватить... насморк и что похуже. Один у нас отличился, а  не  станешь
же здесь лечиться-светиться, еле домой командировку выцыганил и как  раз
подгадал, чтобы жена сюда приехала, а он вроде бы  наоборот  по  срочной
служебной надобности отбыл. И надо же было им в  аэропорту  столкнуться:
он на прилете, она - на вылете... Да, если бы и признался - все это  се-
мечки, хуже гораздо, когда политику шьют. Тут недавно  учудили  такое...
Только в обществе коммунистов, комсомольцев, пионеров и октябрят возмож-
но. Детей понавозили, а их учить надо.  Школу  открыли,  а  ставку  дали
только директора, учителей он сам понабирал из жен.
   - В столице также.
   - Во-во. Фактически никакая ни школа, а элементарная прибавка к зарп-
лате. Конечно же, директор оформлял договоры с теми, кто ему нужен, -  с
женами начальников и партийных секретарей, а тут приехала чья-то жена  -
профессиональная преподавательница и стала претендовать на должность за-
вуча. Делать нечего, приняли. А у нее сын во втором классе. Сначала стал
он замечания получать по поведению, а потом дошло до персонального дела,
да-да, старик, персональное дело второклассника. Пети Жмуркина. Педсовет
заседал и протокол составил, что пионер П. Жмуркин -  террорист,  так  и
написали, и высказывания у него политически очень опасные,  что  чрезвы-
чайно пагубно для невинной благонадежности остальных  членов  пионерской
дружины. Копия протокола "телегой" - к нашему генсеку, нелегкая  у  него
должность, кстати, увидишь, привет передавай.
   - А его ты откуда знаешь?
   - Я того бармена, что всех баб перетрахал, бутылкой по башке съездил.
   - За что?
   - Чтобы знал свое место и уважал белого человека. Но  тот  тоже  нашу
Систему-то изучил, партайгеноссе нажаловался, тот сразу в  столицу  соб-
рался, повод есть, ЧП - наш советский полуеврейский переводчик иностран-
ца избил. Я нашим переводчикам  в  посольстве  дозвонился,  они  генсека
настроили, тот нашего отчитал - зачем партийные деньги тратишь,  по  ко-
мандировкам шатаешься? На месте надо работать, то есть в баре, с людьми,
то есть пить со мной. Мотай сейчас же обратно. Наш даже  отовариться  не
успел, пулей сюда. Но меня все-таки на полгода в кислородный цех  сосла-
ли, а это пять километров по заводу, да по городу двенадцать в один  ко-
нец. Зато спирт десятками литров в месяц на промывку оборудования. И как
я не спился?.. Нет, все-таки надо. надо жену, выпишу-ка Таньку, благо на
год продлили...
   Дом в два этажа, на верхнем с плоской крышей и зимним садом живет на-
чальник с женой, ну, тот же Гришин, а на первом рядом с кухней и  офисом
в более скромных аппартаментах - его подчиненный Дьяконов. Жена  Гришина
- злая, вечно недовольная, то ли обиженная жизнью, то ли обделенная  ра-
зумом. В компании всегда жди от нее какой-нибудь презрительной язвы  ти-
па, ну и вкус у тебя, Истомин. Целыми днями сидела Гришина в  полутемной
комнате и бесконечно заставляла забитую девочку-служанку наводить чисто-
ту. И орала на нее матом.
   Дьяконова была тихой, милой неумехой и тайной алкоголичкой. Как  Эли-
забет Тейлор не могла отказать себе в пирожном,  так  и  Дьяконова  пила
ежедневно, не до положения риз, но регулярно, курила и читала романы.  С
ней было удобно - она всегда внимательно и сочувственно слушала, утешала
сентенцией типа, что поделаешь, один раз живем, и была безотказным собу-
тыльником.
   Дьяконов ненавидел Гришина, потому что был мал ростом и был подчинен-
ным, и Гришин старался спровадить его по делам, а сам заходил к его суп-
руге. Отсюда и ходили слухи по торгпредству о связи Гришина  с  Дьяконо-
вой. Зная горячмй нрав Дьяконова,  можно  было  предположить  самый  пе-
чальный исход, выхлестнись этот конфликт наружу.
   А вот в Черной Африке начальник мог не только послать подчиненного  в
командировку, чтобы провести время с его женой. Бригада из трех  человек
по сервису тракторов находилась просто в рабской зависимости от их  мор-
жемордого усатого босса и его благоверной пудов на десять. В доме  Босса
они были и за кухарку, и за полотера,  и  за  посудомойку.  Босс  держал
впроголодь здоровенного хриплого пса на длинной  гремящей  цепи,  специ-
ально тренированного кидаться на чернокожих.  Пса  тайком  подкармливали
бананами ясноглазые белорусские  и  владимирские  мужики,  приехавшие  в
знойную Африку за березовыми чеками.
   Вряд ли их жены могли себе позволить роскошь независимости, как  Лена
Святослава. Он рассказывал, что Лена - дочь репрессированных родителей и
никогда гн скрывала своего отношения к Сталину, даже в присутствии высо-
ких чинов КГБ. Чины чинами, но они тоже понимали, что в "конторе" служит
не Лена, а высокий профессионал Святослав.
   Все зависит от твоей экологической ниши в Системе, от ступеньки,  ко-
торую ты занимаешь в ее иерархии. Чего никак не могла понять  девочка  в
детсаде: "А скажите, пожалуйста, почему детям родителей, кто живет бога-
то, Дед Мороз дорогие подарки носит, а другим наоборот? Вы говорите, что
Дед Мороз носит подарки только хорошим детям, а вот Ляля - очень хорошая
девочка, а Дед Мороз ей второй год забывает подарок принести."
   Я вернулся из командировки с тропического металлургического завода  и
так крепко обнял Ленку, что она рассмеялась, сжала меня изо  всех  своих
силенок в ответ и спросила:
   - Что с тобой?
   - Сама знаешь. На-ка примерь.
   - Ой, какая прелесть, - бросилась она к зеркалу.
   Розовый перламутровый жемчуг  -  нитка,  колечко,  сережки,  действи-
тельно, очень шли ей.
   Вечером мы лежали чистые после ванной, сытые после вкусного  ужина  и
полные от любви. Алена дремала, а я читал Грэма Грина "Доктор Фишер  или
ужин с бомбой". То место, где горы, снег и солнце и герой  ждет  в  кафе
свою девушку. Он знает, что у него заболит сердце от любви, когда он  ее
увидит, и они пойдут обедать. Но ее нет и нет, она упала,  спускаясь  на
лыжах, и он потерял ее навеки.
   Когда умерла моя вторая жена Наташа, я не знал, как выжить.  Одиннад-
цать лет я не верил, что полюблю снова и буду любим. Но если и Алена...
   - Не дай бог... - сказал я громко вслух и осекся.
   Ленка тут же проснулась.
   - Что случилось?
   - Ерунда. Не имеет значения.
   - Неправда, скажи, почему ты застонал? Я люблю тебя.
   - И я тебя.
   - Тогда скажи.
   - Не надо.
   - Но ведь мы муж и жена.
   - Да. Браки творятся на небесах. Наш сотворен на седьмом небе. Но бу-
дет лучше, если я не скажу.
   - Теперь я спать не смогу, думать буду.
   Я долго молчал.
   Лена отвернулась.
   Я рассказал ей.
   Она тоже долго молчала, потом сказала:
   - Мы же договорились жить долго и счастливо и умрем в один день.  Как
в сказке. Ты меня не подведешь? Будешь жить долго и счастливо?
   - Буду. С тобой.
   - Вот и хорошо, - удовлетворенно вздохнула она и заснула.

Глава тридцать седьмая

                               --===Коло