к начальнику и сделать из него шута горохового. Не зло, по-добро-
му. В мире не было чернокожих и белолицых, царила пестрядинная  справед-
ливость, никто не рядился в этот день в дорогие наряды.  Палили  струями
из водяных пистолетов, обливали из ведер.  Скромница-девица  могла  кос-
нуться краской того, кого тайно любила, а зять - разукрасить тещу.
   Мир был мокр и счастлив.

Глава тридцать девятая

                               --===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава тридцать девятая

На три года за здорово

  Прилечу к святым коровам -
   Днем изжарюсь я на солнце,
   Ночью точно простужусь,
   Растеряю витамины,
   Стану злой, худой и длинный,
   Но ведь я герой былинный
   И амебы не боюсь.

  На три года за здорово
   Прилечу к святым коровам -
   На приемах побываю
   И по храмам я пройду,
   Попаду на местный маркет,
   На одну свою зарплату
   Я жене, сестре и брату
   По подарочку найду.

  На три года за здорово
   Прилечу к святым коровам -
   Я три года здесь пробуду
   Всем чертям в чалмах назло.
   Только, что ни говорите,
   Я уеду, извините,
   Я хочу, чтобы кому-то
   Точно также повезло!

"Я хочу, чтобы кому-то точно также повезло!" - подхватывал зал на концерте
самодеятельности песенку Виталия Вехова, переделку популярного тогда шлягера
"На недельку до второго я уеду в Комарово..."
   Не на недельку, а насовсем уехали Веховы - Виталий, Любаша и Денис. И
больше не тянуло в демонстрационный зал, хотя сменившая их семья  произ-
водила приятное впечатление. Такие неопытные, ничего не знают... Но  ка-
кой смысл заводить отношения, если и нам через полгода вслед?
   Продолжение пребывания заграницей обычно оформлялось как раз за  пол-
года, для этого нужно направлять бумагу в Центр. При ее составлении учи-
тывались мнения и партайгеноссе - правильно ли понимал и проводил  поли-
тику партии? И месткома - вел ли общественную работу? И "конторского"  -
не запятнал ли высокую честь совраба и не попал ли под буржуинское влия-
ние, как Мальчиш Плохиш? И женсовета - как участвовала Лена  Истомина  в
жизни коллектива и как у Истоминых отношения в семье?
   С партайгеноссе Костей Гриценко мы были в хороших отношениях - неожи-
данно для самого себя оказал ему услугу. Почему он избрал  именно  меня,
так и осталось неясным, но из песни слова не выкинешь.
   - Слушай, Истомин, - по чисто партийной привычке Костя назвал меня по
фамилии. - Скоро важная дата, какая, не догадываешься?
   Я напряг свою память - пусто.
   - Что же ты? - добродушно пожурил Костя.  -  Семьдесят  лет  славному
Всесоюзному Ленинскому Коммунистическому Союзу Молодежи.
   - Так когда это будет? И из комсомола я вышел в двадцать восемь  лет,
как раз двадцать два года назад.
   - Почему в партию так долго не вступал? - с прохладцей  спросил  Гри-
ценко. Он помнил назубок все анкетные данные своих прихожан.
   - А ты попробуй вступи в Октябрьском районе, где одни научные  инсти-
туты и другие интеллигентские заведения.
   - Верно, - подтвердил Гриценко. -  В  Октябрьском  квота  была  самая
жесткая. Ох, и мучились мы тогда с этими квотами -  сколько  рабочих?  А
женщин? А нацменов? Ты в комсомольских выборных органах не работал?
   - Нет.
   - А я работал. И не один. И уж так получилось, что  приехала  делега-
ция, а в ней два моих дружка по комсомольской молодости, вот и  возникла
идея отметить юбилей ВЛКСМ, пусть и заранее. Как репетиция.
   - Чем могу? - понял свою роль я.
   - Правильно ставишь вопрос. В совгородке не получится мне их принять,
сам понимаешь, секретарь пьянку устраивает на глазах у всех  Сусликовых,
а в гостинице - делегация. У тебя можно? Выпить мы принесем.
   Так я оказался соучастником встречи комсомольских соратников и воспо-
минаний о том, "как закалялась сталь". Они с сожалением поминали  минув-
шие дни застоя, все эти почины, призывы,  движения,  вахты,  субботники,
воскресники, учебы актива. Сначала с ноткой ностальгии, а  как  подпили,
всплыли и обиды, дело дошло чуть не до драки, потом распили мировую  уже
из моих запасов и продолжили бы, если бы Лена по-женски не разогнала их.
При прощальных лобызаниях Костя твердо сказал,  что  при  случае  должок
вернет.
   С председателем месткома Женей Гусаровым у всех были хорошие  взаимо-
отношения, кроме его бывшего кунака Айвазяна. Я был заместителем Гусаро-
ва, регулярно составлял планы несуществующих мероприятий и отчеты об  их
фиктивном выполнении, аккуратно писал протоколы  несостоявшихся  заседа-
ний.
   Что касается нашего "конторского", то он был прекрасно  осведомлен  о
моих близких отношениях со Святославом. И Лена не испортила этой  радуж-
ной картины - она никогда не влезала в интриги женсовета,  добросовестно
выполняла поручения и, работая в библиотеке, снискала славу  приветливой
женщины, которая всегда подскажет, о чем та или иная книжка.
   Но главным было мнение торгпреда. После долгих  колебаний  я  решился
напрямую его спросить, а получилось просить, о продлении.
   Он, как всегда, когда надо было ответить на трудный вопрос, откинулся
в кресле. Неоднократно присутствующие в его кабинете вздрагивали - каза-
лось, что он врежется головой в стену. При этом с грохотом откидывал оч-
ки на стол.
   - Ну, что ты от меня хочешь, Истомин? Прежде всего, я  бы  не  ставил
вопрос как ты: хотел бы продлиться... Мало ли кто чего хочет? Надо  было
по-иному: а как вы, Семен Иванович, отнесетесь к идее моего продления?
   - А как вы, Семен Иванович, отнесетесь к идее моего продления?
   - Совсем другое дело. Отвечаю - отрицательно.  Объясняю  почему.  Это
была  моя   идея   ввести   должность   журналиста-экономиста   в   штат
торгпредства.  Выдаю  тебе  государственную  тайну:  я  уже  больше   не
торгпред. Сам видишь, что творится. Перестройка. И не таких, как я, отп-
равляют на пенсию. А как к тебе новая метла отнесется, не знаю.
   Дед юлил. О его уходе всем было давно известно, никакая это не  госу-
дарственная тайна. Наоборот, он сам просил о продлении. Хотя бы на  пол-
годика. Его уважили. А на  заслуженный  покой  торгпреды  уходят  персо-
нальными пенсионерами союзного значения. Если чего не стрясется напосле-
док. Я видел перед собой не фронтового разведчика, которому  разворотило
живот гранатой, не полуголодного студента академии внешторга,  не  гене-
рального директора внешнеторгового объединения, не  работника  ЦК  и  не
торгпреда, который решился отчислить средства своей сметы на  Чернобыль,
а старика, который устал карабкаться и удерживаться на этой  лестнице  и
мечтает закончить свою жизнь на подмосковной даче в шесть соток.
   Я всегда хорошо относился к деду и почти ненавидел его в этот момент.
Чего ты боишься сделать благо? Не тебе же  объяснять,  почему  просят  о
продлении. Тем более после закрытия "Березки". Кому нужен счет  в  сбер-
банке на спецдеревянные рубли вместо валюты?
   Давай готовиться к отъезду, сказал я Лене.
   - А как же мы хотели Юле и твоей маме... - начала она и умолкла.
   Мы вспомнили первые дни приезда, как ей здесь ничего не нравилось и я
отвез ее в центр города побродить по магазинам.
   Мы шли, разморенные непривычной ноябрьской жарой, когда к Ленке подо-
шел какой-то оборванец с плетеной корзинкой. Он протянул корзинку Алене,
она близоруко прищурилась и склонилась к ней, он скинул крышку, и  Елена
увидела рядом свернувшуюся в клубок кобру.
   Крик стоял на всю площадь. Испуганный хозяин кобры, решивший подзара-
ботать на иностранке, захлопнул плетеное сооружение с чудовищем и кинул-
ся наутек, а Аленин гнев излился лавой на меня.
   - Куда ты меня привез?! Немедленно, слышишь, сейчас же уезжаю отсюда.
Что ты стоишь? Где здесь кассы, купи мне билет на поезд вот тут же,  сию
минуту, ну?!
   - Поезда через Гималаи не ходят.
   - Ой, - опомнилась она. - А я самолетов боюсь. Что же делать?
   Через два с половиной года я спросил Ленку:
   - Поездом обратно поедешь?
   - Ага, - хитро улыбнулась она. - Давай подождем, когда  рельсы  через
Гималаи проложат.
   Ричард, узнав о наших невеселых планах, расстроился:
   - Валери, сделаем совместное предприятие, - предложил он.
   - Будете директором. А пока можно устроить совместное путешествие.
   Я никогда не решился бы на эту поездку, а тут...  все  равно  полгода
осталось, ну, выгонят из страны на полгода раньше, зато увидим то,  что,
пожалуй, из совколонии мало кто видел.
   Сад чудес.
   Ехать надо было в эпицентр терроризма. Именно там каждый день убивали
двоих-троих. На улице. Днем. Подходили и стреляли. Или перерезали горло.
Так тише. Ричи утверждал, что все это басни журналистов, падких до  сен-
саций. Ричи гарантировал, что ничего не случится, он - адвокат, но ехать
все-таки решили двумя машинами. В первой - Сита с братом, во второй - мы
с Ричи.
   За полдня добрались до сонного тихого городка. Видно, жара  доставала
и террористов. И вход в сад чудес не отличался от входа в обычный парк.
   Это - не сад. Наши впечатления сильно зависят от положения точки зре-
ния, точки взгляда. Можно лечь на землю, и булыжник  окажется  пирамидой
Хеопса, можно зависнуть на вертолете над Руанским собором, и готика воз-
несенного ввысь храма опрокинется в щемящую бездну.
   Это - сад. Но ходить приходилось между пологими лбами небольших  хол-
мов, как по узким ходам сообщения на войне. На  уровне  глаз  поднимался
вверх склон, на котором рядами стояли тысячи фигурок то  ли  африканских
воинов в пестром оперенье, то ли  роботов  космических  пришельцев.  Они
спускались шеренгами, появляясь из-за гребня холма,  и  было  молчаливое
единство в этом войске, застывший марш из "Ленинградской симфонии"  Шос-
таковича, за поворотом открывался новый склон  со  странными  всадниками
или кентаврами, еще один, а затем вдруг мирный пейзаж  с  изящной  дугой
мостика рядом с водопадом, низвергающимся со скалы, каждый уступ которой
был высечен так, чтобы вода сверкающими перепадами точно складывалась  в
вибрирующий узор, как на полотнах Поллока, исхлестанных красками из пис-
толетов. И параллельно водопаду застывшие переплетения воздушных корней,
словно клубки длинных анаконд.
   Я поднял голову и увидел бородача в чалме, по  пояс  торчащего  из-за
холма. Он казался гигантским императором, двинувшим на нас  тьму  своего
войска, из-под красной чалмы горели ненавистью его черные - такие бывают
только у террористов - с наркотической поволокой глаза. Как, хоть и  по-
гасшие, у того отравившегося на площади у храма. Я ощутил себя  в  тран-
шее, как солдат, у которого кончились патроны.
   - Только ничего не говорите и не глядите им в  глаза,  -  вспомнил  я
твердое наставление Ричи.
   Я прошел дальше, кожей ощущая горячий взгляд бородача, и  возблагода-
рил бога за близорукость Алены.
   Чудеса сада сотворил один человек, чиновник почтового или какого дру-
гого ведомства - неважно. Ушел на пенсию и начал  копать  свои  траншеи,
лепить фигурки, строить мостики, высекать скалы для водопадов. И не  по-
мешал ему худсовет и не остановил его секретарь парткома  по  идеологии,
не погасил его искру Божию. Тем страшнее обитающие в саду  чудес  терро-
ристы.
   До столицы оставалось километров тридцать, мы возвращались с ощущени-
ем благополучного исхода нашей опасной затеи. Впереди, не торопясь,  ру-
лил брат Ситы, она же пересела к нам. Мы видели, как девочка лет пятнад-
цати перебежала дорогу, но ее окликнули, она обернулась, опять двинулась
вперед и, передумав, резко побежала обратно. Скрип тормозов, сандалетка,
взлетевшая вверх от удара. Девочка скатилась на обочину, автомобиль бра-
та, вильнув, резко ускорил движение, а мы невольно остановились.
   Было полное впечатление, что за каждым деревом, высаженным вдоль  до-
роги, пряталось человек по десять - такая мгновенно нас окружила  толпа.
Они стали кричать, что Ричи сбил девочку. Ричи что-то резонно возражал в
открытое с его стороны окно. Но пойди поймай  того,  кто  уехал,  а  эти
здесь. Отдельные нестройные выкрики превратились в хор, кто-то двинул по
крыше рукой, удар гулко отозвался внутри. Всей пятерней они стали  бить,
как в барабан, по капоту, по крыше, по  переднему  затемненному  стеклу.
Ритм ударов яростно нарастал, перед моими глазами отскакивали и  сплющи-
вались о стекло человеческие ладони, привыкшие возделывать поле, а  сей-
час, словно ожившее войско из сада чудес, они жаждали добраться до моего
горла - неужели это последнее, что я увижу в своей жизни?
   Ричи переключил рычаг и, резко набирая скорость,  задним  ходом,  как
ногу из болота, вырвал машину из толпы. Кто-то пытался за  нами  бежать,
но мы были уже достаточно далеко, чтобы развернуться.
   Отъехали с километр в гробовом молчании. Ричи остановился на обочине.
   - Что делать будем? - спросил я у него.
   - Думаю, лучше вернуться другой дорогой, но я не знаю, хватит ли бен-
зина. Кроме того, я боюсь, что брат Ситы  поехал  в  полицию.  Он  очень
честный, и это будет ошибка, если он сделает это.  Ему  понадобится  моя
помощь. Кажется, здесь недалеко есть заправка...
   Мы стояли у бензоколонки, когда подкатил автобус. Местный, с оторван-
ными дверями и выбитыми стеклами. Десятки пар враждебных глаз уставились
на нас. Ричи стоял снаружи. К нему подошел кто-то из выскочивших  пасса-
жиров. Что-то спросил Ричи.
   Тот пожал плечами, жестом показал на капот  авто.  Подошедший  внима-
тельно осмотрел капот, заглянул в машину.
   - Да сними ты эту шапочку, - театрально-радушным  голосом  произнесла
Ленка, не глядя даже в мою сторону. - Она всем в глаза бросается.
   - Думаешь, поможет? - спросил я, зевая.
   Спектакль удался. Автобус уехал. Мы медленно двинулись от заправки.
   - Что он у тебя спрашивал? - поинтересовался я у Ричи.
   - Они захватили рейсовый автобус и организовали погоню.
   Спросил, не мы ли сбили девочку. Я сказал, видишь, нет  никаких  сле-
дов.
   - Что теперь?
   - Посмотрим.
   Ричи подъехал к месту происшествия.
   Пусто. Никого. Словно опять все попрятались за деревья.
   Через десяток километров у полицейского поста  увидели  машину  брата
Ситы. Ричи свернул на обочину.
   - Сита, отвези мистера Валери и миссис Хелен к себе домой, чтобы  ро-
дители не беспокоились. А я тут все улажу.
   Сита пересела за руль, и через полчаса мы были у  нее  дома.  Ричи  с
братом появились уже поздним вечером.
   - В полиции сказали, правильно сделали, что уехали. Иначе могло  слу-
читься, что угодно. Девочка уже в больнице, есть ушибы. Сначала плакала,
а когда мы дали ее родителям четыреста крошей, заулыбалась.
   - А если бы насмерть?
   - Обошлось бы дороже, в тысячу, в полторы.
   Ричи еще долго извинялся перед нами, пока вез нас домой.
   Не успели войти - телефонный звонок. Парторг Гриценко.
   - Ты где шляешься? Торгпред сказал, что ты в какую-то библиотеку отп-
росился, нигде тебя нет.
   - По саду гулял.
   - Подписали твои документы на продление. С тебя стакан. Дед почему-то
упирался, ты с ним не поругался часом? Уговорил его, вспомнив, что  тебе
пятьдесят скоро стукнет. Тут уже  стаканом  не  отделаешься.  Завтра  на
службе будешь?
   Я повесил трубку, не успев осознать  случившееся,  как  Ганеш  принес
письмо. В нем знакомый редактор сообщал, что договорился об издании кни-
ги моих стихов. Но за взятку. Как свой своему. И за свой счет. Шлите ру-
копись, сэр.
   Ладно, теперь хватит и на взятку. Еще один год впереди.

Глава сороковая

                               --===Колония===--

К О Л О Н И Я

Глава сороковая

Не год, а полтора.
   Сквозь жару, сквозь сезон дождей, сквозь Новый Год уже без Веховых, и
снова жара и дожди.
   От жары и гари
   что-то тошно мне.
   Розовое сари
   на моей жене.
   Московские друзья - профессиональные поэты  завидовали  мне  -  набе-
решься впечатлений, напишешь цикл стихов про заграницу. Впечатлений наб-
рался, а вот со стихами...

... Проснулся в полутьме зимнего медленного рассвета, выпил горячего чая на
кухне, глядя, как постепенно сереет припорошенный двор в окне.
   Лыжня начиналась сразу за домом. Воздух  пропитан  влажностью  талого
снега и охладился за ночь, как дайкири - коктейль с взбитым льдом. Хоро-
шо, что ребята из торгпредства дали лыжи, что сегодня воскресенье и  они
спят, компенсируя свои заграничные будни, груженые переговорами и встре-
чами.
   Солнце поднялось, но не проглянуло сквозь  плотные  облака,  и  белый
снег слился с белым небом в день-альбинос. В открытом поле лениво  заду-
вал ветерок, в лесу было скрипуче тихо. Холодный кислород, растворяясь в
горячей крови,  гальванизировал  мышцы,  с  каждым  сокращением  которых
съедалось пространство бега.
   Через незаметно минувшее время лыжня уперлась в лесок, и я узнал  его
- стоило только пройти между полосатыми столбами, и через  полчаса  буду
дома, в своей квартире. Что толку торчать в  торгпредской  гостинице?  В
полуголодной командировочной неуютности...
   И я свернул с лыжни. После горячего душа включил музыку и под  приды-
хание свингующего саксофона заснул.
   Открыл глаза с ощущением неясной тревоги. Но на работу еще рано... На
какую работу?
   Не рано, а безнадежно поздно -  граница  открыта  только  по  воскре-
сеньям, а уже понедельник, утро. Виза пропала, встречи сорваны, как вер-
нуть лыжи?..

Этот сон в первый раз привиделся мне в Финляндии, и с тех пор я не раз
пересекал границу, убегая домой. Во сне. Где реализуются неосуществленные
желания.
   И с отпуском ничего не  получалось,  надо  было  ждать  подтверждения
продления из Москвы, оно обычно приходит в последние дни, а иногда и ча-
сы. Вроде по телефону сказали, что есть, но телефон к делу не  пришьешь.
И сидят люди на чемоданах на всякий случай с билетами в кармане.  Бывает
и не дождутся. А бывает...
   - Телекс пришел! Еще утром. Ирочка Карасева  его  случайно  в  ячейку
завхоза положила.
   И все же чем же милы или постылы страны заморские сердцу советскому?
   Хорошо посмотреть жизнь зарубежную туристом из окна автобуса или  но-
мера отеля, в котором бассейн и рестораны, пройтись с гидом по достопри-
мечательностям, и останутся на фотографиях дворцы и храмы да  живописные
пейзажи. При этом - копеечный мизер карманных денег, едва  хватающих  на
сувениры - брелок, разовая зажигалка, колготки.
   Иные следы в памяти от временных деловых поездок - переговоры,  рабо-
чие ланчи, переговоры, вечерние приемы. И небольшой запас  командировоч-
ных, тянущих на маленький магнитофон или кожаное пальто.
   Но только после трех-четырех лет жизни в стране,  если,  конечно,  не
отделен языковым барьером, начинаешь понимать логику быта и  психологии,
каноны религии и смысл обычаев чужестранцев.
   А когда по-настоящему остро ощущаешь, что находишься заграницей?
   В чужой стране.
   В чужестранности.
   Вот картинка рядового рабочего будня в торгпредстве  -  Петя  Гладков
уныло-задумчиво изучает техническую документацию какого-то  агрегата,  у
него сегодня переговоры, Арчил Сохадзе, призывая всех в свидетели, кипя-
тится, потрясая рекламацией покупателя,  которому  прислали  неисправный
станок, Ирочка Карасева томно прикроет глазки: "Вам телекс..." и  обяза-
тельно обопрется бедром о стол - тянется привычная ежедневная рутина,  а
глянешь в окно - там пальма и на ней здоровенный зеленый попугай с  пер-
ламутровыми пуговицами глаз.
   И пронзает ощущение экзотики.
   Под мягкую музыку по коврам входишь в  расписной  драконами  ресторан
пятизвездочного отеля и знаешь, что не надо смотреть меню с тех колонок,
где проставлены цены - рядом катится необъятный мистер Джордж и уже ждут
предупредительные официанты. И возникает ощущение раскованного  освобож-
дения от тягот и забот земных. В родном отечестве таких чувств не  испы-
тываешь.
   Тропики чужестранны по-своему. Заразившись гепатитом, я был  вынужден
отказаться от спиртного, а ведь это - один из  трех  китов,  на  которых
долгие годы держались колониальные режимы: виски - от инфекции,  пробко-
вый шлем - от жары и