- сказала Инка. - Давай теперь про  Гришу. 
По справедливости. Сначала про Таню, теперь про него.
- Август, шестого, - напомнил Гриша.
- Ты - тополь. Строен, декоративен, в молодости красив.
- Я был высоким,  - задумчиво согласился Гриша.  -  Помнишь,  в  
армии  мне  выдавали двойную порцию?  - спросил он у  Таньки.
- Но ведь ты же смухлевал там где-то,  с писарем договорился, вот 
он и включил тебя в список объедал.
- Дорожит уходящим временем, слишком рано начинает боятся 
старости и смерти, от этого страха быстрее стареет.
- Как? Как? Повтори, - попросил Гриша.
Я повторил.
- А кто ж ее не боится,  скалозубой?  - спросил Алик.  -  Давай 
дальше.
- Выглядит  мрачно в темноте.  - Все засмеялись.  - Чушь  какая-
то. Как можно выглядеть в темноте? Чувствует потребность  в дружбе, 
но мучается в окружении тех, кто не избран им самим.
"Молчат, - подумал я, - Гриша нас не выбирал, ни нас, ни  Таньку,  
но,  пожалуй,  никто  не  знает его истинного отношения..."
- Дорожит  мнимой свободой,  пессимист,  но  старательно  скры-
вает это.  Плохо знающие его принимают за веселого человека, до-
вольного жизнью.
- Что-то я не встречал в наше веселое время  людей,  довольных 
жизнью, - пожал плечами Алик.
- Это уж точно, - мрачно подтвердила Лера.
- И  чего жизни не радоваться?  - сказал Петро.  - Всяко  бывает. 
Только надо послать все подальше и расслабиться, верно  я говорю, 
Ин?
- Тебе бы только расслабиться, - с упреком сказала Инка.
- Его  оружием  в супружеских стычках является безразличие, до-
полненное улыбкой и шуткой. Под тополем родились Мопассан, Мен-
делеев, Сальватор Дали.
- Мопассан дружил только с избранными,  это уж точно,  -  засме-
ялся Алик.
- Кстати, что там про Алика? - спросила Лера, глядя на мужа.
- Нет, давай сначала про тебя, - сказал Алик.
- Будь вежлив,  уступи дорогу женщине,  даже  когда  она  подни-
мается на эшафот, - улыбнулся Гриша.
- У Леры февраль, очко, - подсказал Алик.
- Значит, двадцать первое февраля. Сосна. Изысканный силуэт, 
умеет подчеркнуть свои достоинства.
- Когда она в джинсах,  сразу видно как много у нее достоинства, - 
мечтательно сказал Алик.
- Замолчи, дай послушать, - одернула его Лера.
- Любит дом,  ценные предметы,  красивый интерьер. Культ  дома 
в самом широком смысле - для нее главное.
- Ничего себе культ,  ничего себе интерьер, вы же были у  нас, ви-
дели. Старый дом, гнилая кухня, правда, в центре. Арбат  рядом, и 
потолки высоченные, зато паутину со стремянки не снимешь.  Да  разве  
в  наших условиях можно хоть чем-то украсить  свой быт,  хоть что-то 
приличное достать?  - гневно заговорила  Лера.
- Знает,  чего хочет,  - перебил ее я.  -  Сосну  трудно  сбить с из-
бранного пути, она быстра и точна в действии.
- У нас в семье две пробивные силы - это Лера и бабушка,  - ска-
зал Алик. - Бабушка как ушла из богатой еврейской семьи в  револю-
цию,  так до сих пор и воюет  за  социальную  справедливость,  правда,  
в  масштабах подъезда.  Зато Лера все тащит в  семью.
- Лучше бы старая не экспроприировала бриллианты прадеда,  ве-
ликий был ювелир,  нам бы они ой как пригодились, - с гримасой пре-
зрения сказала Лера. - Ничего она от своей власти кроме  срока не 
получила.
- Потише,  дорогая,  - сказал Алик Лере, скосив глаза на  осталь-
ных. - Зато Муля устроила Мариночку в спецшколу. Не брали, а она 
добилась-таки своего.
- Будет теперь единственный простой ребенок в образцово-
показательном лицее.  Ты же знаешь чьи дети там учатся и среди  них 
маленькая жидовочка.  Представляю, как ей тяжело станется,  - нервно 
сказала Лера.
- Смела, неприятности встречает с поднятой головой.  Никогда не 
теряет главной цели,  готова на риск ради нее.  Все у  нее идет впрок, в 
угоду смыслу.
- Вчерашний суп никогда не выльет,  доест, это уж точно,  - ус-
мехнулся Алик. - И позавчерашний тоже. Отсюда у нас столько досто-
инства в джинсах.
- А кто у меня в компании? - спросила Лера.
- Коперник, Карузо, Элизабет Тейлор.
- Вот у Елизаветы Тейлоровой я понимаю  телосложение,  а  не 
теловычитание, - уважительно сказал Петро.
- Опять чего-то  не  хватает?  Завидуешь?  -  язвительно  спросила 
Инка у Петра.  - Хочешь,  я откормлю себе такую,  что  будет шире 
тахты?
- Я тогда с Лерой разведусь, - быстро сказал Алик.
- А скорее всего гораздо раньше,  - сказала Лера. - Давай  про не-
го,  сейчас точно повод для развода найдем.  Тринадцатое  апреля у 
него, несчастливое число.
- Клен ты мой опавший, - сказал я.
- Вот это точно, - погладила Лера Алика по лысине.
- В быту аккуратен... - начал я.
- Чушь, - авторитетно перебила Лера. - Никогда ничего за  собой 
не уберет. Может в грязной рубашке неделю проходить.
- ...несколько кокетлив, - продолжил я.
- Что, Алик, не в бровь, а в глаз попали? сказала Инка7
- Сам в тузы не лезет,  но козыри копит,  вступая в игру  по круп-
ному.
- А ну, раскрывай свои козыри! - закричала Танька. - Может, дей-
ствительно, перекинемся в преф?
- А я хочу теперь все про всех знать,  - возразила Лера.
- Неужели тебе неинтересно?
- Приобретает  репутацию  делового  человека  исподволь.  Жить 
предпочитает вне дома.
- Я же говорила,  что повод найдем,  - с удовлетворением  сказала 
Лера.
- Он скорее тоталитарен, его влечет весь мир.
Помолчали, видимо соображая,  насколько тоталитарен каждый из 
нас.
- Влечь-то он влечет этот мир, еще как влечет, - грустно  улыб-
нулся Алик.  - Только попробуй вырвись.  Моим собратьям по  горо-
скопу наверняка больше повезло.
- Среди них Леонардо да Винчи, Чарли Чаплин, Анатоль Франс.
- Ну,  что ж, теперь моя очередь, - Инка села прямо, как  школь-
ница за партой.
- Ты у нас яблонька. Раскидистая, не очень стройная, зато без 
труда приспосабливается ко любым условиям.
- Что там еще? - потребовала Лера.
- Везде,  как дома,  без боязни.  Динамичная, уверенная,  вынуж-
дает считаться с собой,  очень щепетильна, не выносит шуток в свой 
адрес.
- Кто ж их выносит? - рассудил Алик. - Я тоже не выношу.
- И я,  и я,  и я, - подняла руку Танька. - Помните, как  та тетка в 
анекдоте про очередь в мясной отдел.
- И ты тоже, - картинно уткнулся длинным пальцем в Таньку Пет-
ро, продолжая анекдот.
- Вечно увлекается, вмешивается в разговор. Самовозбудима про-
ектами и идеями.
- Последний ее проект - заключить  контракт,  уехать  на  Север за 
длинным рублем,  - вздохнул Петро. - Мне. А она останется здесь и 
тратит заработанные мной тити-мити.
- А что на твои шиши купишь?  - вспыхнула Инка.  - А еще  дочку 
хочет, сына ему мало.
- Сыты, одеты, обуты, чего еще надо? - проворчал Петро.
- Горда,  самолюбива, прямолинейна и безнадежно оптимистична. 
Руководимая хитрецом, становится орудием его интересов.  При этом 
чувствительная и ласковая, готова привязаться навсегда.
- Ерунда какая-то, а не гороскоп, - стала пунцовой Инка.
- Но про Петушка моего все-таки прочти. По справедливости. Да!  
Kто там такой же прямолинейный?
- Дарвин да Крупская. А растет рядом с нашей яблоней высокий 
кипарис.  Петр Кипарисов,  можно сказать.  И есть в  нем  нечто пер-
возданное, неиспорченное цивилизацией.
- Из дома никогда никуда не вытащишь,  даже  в  кино,  -  сказала 
Инка.
- Он придает большое значение счастью,  слава  и  деньги  его не 
волнуют.
- И про деньги верно, - торжествующе подтвердила Инка.
- Любит лес, животных, рыбную ловлю.
- Лишь бы от жены сбежать, - съязвила Инка.
- Ты  чего на мужика набросилась?  - вступилась за Петра  Танька. 
- Уж лучше рыбак с удочкой, чем алкаш с бутылкой.
- Ничего, потерпит, мужики свое место хорошо знать должны,- 
внесла свой вклад в беседу Лера.
- Жизнь  любит устаивать в кругу родных или старых приятелей.  
Избегает острых дискуссий,  неважно каковы их причины.  Констати-
руя факты, нивелирует их.
- Вот и я говорю, что соглашатель, - опять обратилась за  под-
держкой к другим Инка.
Но никто не среагировал на ее призыв.
- Непревзойденный в верности, как в любви, так и в дружбе.
Все посмотрели на Петра и,  наверное, в душе согласились  со 
сказанным.
- А кто там из рыбаков кипарисовых будет? - спросил Петро.
- Моцарт, Ромен Роллан, Луи Армстронг.
- "О,  Сан-Луи,  о город мой,  все люди - гады, лишь я -  святой..." - 
пропел Алик.
- Это ты святой? - с удивлением спросила Лера.
- А на самом деле, - сказал Гриша, - все святые при жизни были 
просто людьми с обычными потребностями и  желаниями. И  в каждом 
из нас есть доля святости, только вот какая?
- На этот вопрос ты ответишь всей своей жизнью, - сказал я.
- А ты какое дерево? - спросила Лера.
- Я не древо,  я - кустарник. Жасмин. Общительный, своей  бесе-
дой  притягивает к себе,  помимо своего желания становится  центром 
внимания.
"Сколько раз обжигался на этом,  - подумал я. - Открываешься 
полностью собеседнику,  а он думает,  что я оригинальничаю..."
- Большинству кажется беззаботным и только близкие знают  на-
сколько он чувствительно воспринимает реальность, как уязвим  и 
скрывает свои страдания.
- А  давно мы с тобой на рыбалке не были,  - положил мне  руку на 
плечо Петро.
- И меня возьмите, - сказал Гриша.
- Можно я с вами? - спросил Алик. - Только я не умею рыбу ло-
вить. Зато разливать могу..
- То,  что у других подозрительность - у него только вероятное 
допущение.  Связывает воскресение своих надежд с детьми.  Нуждает-
ся  в человеческом тепле,  гибнет  в  неподходящих  условиях. Жасми-
ном были Данте, Маркс, Булгаков.
- Жениться тебе надо - вот что, - решительно сказал Петро.
- Где невесту брать будем? - усмехнулся я.
- Найдется, - уверенно сказал Гриша.
- Поможем, - сказал Петро.
- Я тебе помогу, помогу, - пригрозила Инка Петру.
- А действительно,  почему не женишься? - спросила Лера. - Уж 
сколько лет прошло...
- Девять,  - ответил я. - И пять месяцев. Сейчас все хорошие за-
мужем, молодые - такие хищницы, а старуху мне и самому  не хочется.  
Да и сыну не всякая понравится, сама знаешь какой  он ревнивый при-
вереда.
- А что, рыбаки, не потренироваться ли нам перед тем как  заки-
нуть удочку?  - потер руки Петро и поднял рюмку.  -  Шайба  прошла 
все зоны. Вбрасывание!
Вздрогнули.
И пошли курить на лестничную площадку.
Дамы остались за столом.
- Есть у нас в бухгалтерии одна, - сказал, глубоко затягиваясь си-
гаретой, Петро. - Симпатичная. Людмила Рябова зовут.  Хороший 
человек.
Петро аж засветился.
- Сам понимаешь,  от станка надолго не убежишь,  но я по  делам 
своей бригады иногда захожу к  ним.  Аккуратная,  всегда  чистенько 
одета.  "Хотите чаю?" - говорит. И так искренне, что  отказаться не-
удобно.  А за чаем расспросит тебя обо  всем,  ей  расскажешь и на 
душе полегчает, вроде не чаю, а из родника напился. Очень хороший 
человек Людмила Рябова... Познакомить?
- Уметь  угостить  чаем  - это достоинство,  - подмигнул  Алик.- А 
как у нее с другими достоинствами?
- Знаешь,  Алик,  - Петро задумчиво рассмотрел Алика.  -  Мне в 
тебе одна черта не нравится.
- Какая? - насторожился Алик.
- Та, что твой зад пополам делит.
- Ну,  что мы, как финские лесорубы - с бабами о лесе, а  в лесу о 
бабах,  - примирительно сказал я.  - Как  твои  дела,  Гриш?
- А ты знаешь, кого называют скучным человеком? - вопросом от-
ветил Гриша.
- Нет.
- Тот,  которого спрашивают, как жизнь, а он начинает по  делу 
отвечать.
- Что с диссертацией?
- Пишу. Танька допекает, да и теща достает. Поэтому мы с  Дим-
кой гулять ходим. Идешь по бульвару, не торопясь, пенсионеры в до-
мино играют,  в шахматы, мамы с ребеночками, а чаще папы...  Навер-
ное,  у  тебя,  Петр,  на рыбалке также - забросил  удочку и сиди,  думай 
о приятном, о Людмиле Рябовой, например,  или о футболе, не так ли, 
Алик?
- Чего о футболе думать,  думать о другом надо, - мрачно  сказал 
Алик.  - Я и так верчусь и эдак, вкалываю за двоих, надеюсь сделают 
руководителем сектора. Ничего не получается и не  может выйти у 
беспартийного еврея.  Лера говорит, давай уедем.  Куда угодно. На-
доело все.
- Да брось ты.  Ничего хорошего в этом нет,  - попытался  возра-
зить я. - И потом, как ваша бабушка это переживет?
- Иди лучше к нам на завод, - предложил Петро. - За нашу  шах-
матную команду будешь выступать.
- Чем же ваша команда лучше других? Такая же, как и все

- вяло отмахнулся Алик.
Разговор иссяк,  мы еще постояли,  помолчали, докурили и  вер-
нулись за стол.  Пили чай с тортом,  еще раза три "на посошок".
Оделись, вышли на улицу. Петро пошел провожать нас до метро.
Падал тихий  снег.  Природа  вершила торжественный обряд  по-
крова.  Снегом скрывались людские следы, снежные валики подчерки-
вались черными ветвями деревьев,  на подоконниках оранжевых окон - 
соболиные  воротники,  занесенные  машины  потеряли  свои машин-
ные очертания. Петро все хвалил мне хорошего человека Людмилу 
Рябову. Гриша с Танькой поймали такси и скрылись за  снежным зана-
весом. У стеклянного куба метрополитена я расцеловался с Петро,  он 
пошел провожать Алика и Леру, а я сел в вагон,  достал  бумажную  
трубочку гороскопа и опять стал читать  про яблоню и кипарис,  а 
значит,  про Инку и Петро,  неродного  моего  сводного  брата,  дороже  
которого нет у меня никого на  свете,  как мне хорошо у них,  как 
оттаивает за кипено  белой  скатертью их стола ледяной ком моих 
неурядиц и какая белозубая  улыбка у Инки, я читал про иву и тополь, 
представляя себе Гришу и Таньку, сколько же серых замшевых вес-
нуушек на ее побледневших от выпитого висках, она, наверное, также 
мелела лицом в  снежной пустыне Севера, на белых подушках чужих 
постелей, когда приезжала к нему в армию, может, и мне махнуть на 
все рукой  и  напиться чаю с Людмилой Рябовой,  я читал про сосну и 
клен,  то есть Алика и Леру, вспоминал их черноглазую Мариночку, 
когда  я  к ним прихожу в гости,  она всегда забирается ко мне на  
колени и рассказывает мне тихо на ухо свои фантазии, как хорошо  
было  бы положить под елку подарок сразу для всех людей на  свете,  
чтобы утром,  после рождественской ночи  они  раскроют  конверт,  а в 
нем белая, как снег, бумага, на которой написано  МИР и будет мир, 
мир всегда, мир должен царить и в нашем вагоне,  летящем в снежной 
ночи, мир должен царить в городе и моей  стране,  где у каждого свой 
день рождения и свой гороскоп,  по  которому каждый из нас и камень, 
и дерево, и зверь, и птица...
Я  поднял  голову.  Держась  за  поручни,  раскачивались  вместе  
с  вагоном  те,  о ком я сейчас думал,  и я был частью  всех,  как и все 
мы, несмотря на свои личные характеры и судьбы,  входим  в состав 
рожденных на этой земле и наполняем даже  не такое понятие как 
НАЦИЯ,  а нечто иное - советский народ. И  кто наши друиды? Где их 
святой лес? И по чьему мы живем гороскопу?  Мы летели по черному,  
как тоска,  туннелю и  усталость  чернела в наших зрачках...  Я ехал,  
качаясь,  и в точку смотрел...  Сидел я,  качаясь,  и в точку смотрел...  
Качаясь, я в точку ехал-смотрел...
                  я ехал качаясь
                  вагон расширяясь
                  сузился в точку
                  и вытряс трамбованно первую строчку
                  душа дыбится в стон
                  так трамбовал гремящий вагон
                  и первая строчка висела как тромб
                  самопризнанье
                  самоуслыша
                  несамоубийся
                  от эмопознанья
                  отчаясь рассвет
                  мозгами серел
                  я ехал качаясь
                  и в точку смотрел.


1



                       ЯЩИК С ГРАНАТАМИ
Одна и всепоглощающая страсть - охота - связывала морского 
полковника  Бурова и ничем непримечательного инженера Голикова. 
Они договорились о встрече, но Голиков уже  опаздывал,  чего  пол-
ковник  Буров, как человек военный, не любил. Дать наряд вне очере-
ди или наложить иное взыскание на Голикова,   как человека сугубо 
штатского и ему неподчиненного, Буров не мог, но обязательно пожу-
рит за не пунктуальность.  Сделает он это чисто по-дружески - но все 
равно выговор Голикову получать никак не хотелось и он решил пре-
дупредить  полковника по телефону, что задерживается.
План розыгрыша созрел у Голикова мгновенно, как озарение,  по-
ка он крутил диск аппарата. Голиков даже обрадовался складной  и 
вовремя пришедшей идее - розыгрыши всегда были одной из охот-
ничьих традиций и оставляли надежду,  что озадаченный Буров поза-
будет отчитать Голикова за опоздание.
Короткие гудки.  Занято. Не беда - время для Голикова перестало 
неумолимо сокращаться и потекло своим рядовым чередом.
Голиков опять набрал номер. Его расчет строился на реальном 
факте  -  их  общий  товарищ по охотам Кульпаев находился в  Таш-
кенте, о чем Буров был прекрасно осведомлен.
Наконец-то соединилось.
- Вас слушают, - отозвался Буров.
- Это квартира полковника Бурова,  пожалюста? - восточным  
сладким голосом, как ему казалось, пропел Голиков.
- Совершенно точно, - настороженно подтвердил Буров.
- Игоря Валентиновича попрошу пригласить.
- Буров у аппарата.
- Салам алейкум,  товарищ полковник  Игорь  Валентинович!  
Меня Мурад зовут. Вам привет от Кульпаева. Из Ташкента.
- Спасибо.
- Большое пожалюста. Кульпаев просил позвонить вам. И пере-
дать.
- Что?
- Ящик.
- С чем?
- С гранатами.
- С гранатами?
- Да. Вот-вот взорвутся. Такие спелые.
- А вы где сейчас находитесь?
- Я? На вокзале. С гранатами.
- Значит, на вокзале...
- Да, поезд уже приехал.
- Хорошо.  Ко  мне сейчас один товарищ должен явиться через... 
шестнадцать минут.  Я смогу быть на вокзале в  девятнадцать ноль-
ноль.
- Зачем приезжать,  извините?  Сам приеду и ящик привезу,  мне 
все равно ночевать негде.
- Как ночевать? Разве Кульпаев вам не говорил, что у меня  только 
однокомнатная квартира?
- Нет, он говорил, что вы - хороший человек.
- Правильно говорил,  - после паузы вздохнул полковник. -  Запи-
шите адрес.
Голиков подтверждающе  похмыкал в ответ на диктовку Бурова, 
искренне пожелал Бурову и себе скорой встречи и,  не  торопясь, вы-
шел из дома.
- На двадцать четыре минуты изволите быть  невежливым,  -  вме-
сто приветствия сказал открывший дверь Буров.
"Не сработало", - с досадой подумал Голиков.
- Представляешь,  что Кульпаев учудил? - покрутил головой  Бу-
ров. - Гранаты прислал из Ташкента.
- Рыбу глушить? Это же браконьерство.
- Да не боевые,  а обыкновенные гранаты,  что на деревьях  рас-
тут, а может,  и не на деревьях, не знаю, не бывал я в садах  славного 
Узбекистана,  только в горах,  на охоте, сам знаешь...  Ну, до чего он 
некстати, этот Мурад...
"Сработало", - усмехнулся про себя Голиков.
- Тут, понимаешь, дело деликатное, - озабоченно продолжил  Бу-
ров. - Мне одна особа рандеву назначила.  Свидетели категорически 
нежелательны.  Не  обо мне речь...  Но затаскают же потом  Мурада 
этого. Жаль парня.
- Почему только Мурада? - вытянулось лицо у Голикова. - А  я 
разве не свидетель?
- Тебя они знают. Наверняка давно проверили, кто ты и что  за 
птица. А Мурад... Тем более из Ташкента. Сам знаешь, что там  сейчас 
творится...  Процессы, коррупция, миллиарды... Тем более  с граната-
ми... Подрывник...
- Что за особа? Расскажи толком.
- Не что, а кто... Из японского посольства. Понятно?
- Японского? Непонятно.
- Жена атташе по культуре или что-то в этом роде. Во всяком слу-
чае она так утверждает.
- Где же ты ее подцепил?
- В комиссионном, где ружьями торгуют. Она там приценивалась 
к одному стволу. Я ей посоветовал... Ну и... Телефон дал.
- Иностранке? Домашний телефон?
- Да она по-русски чешет лучше,  чем по-японски. С акцентом, 
правда.
- Когда же она приедет?
- За ней следят.  Наши...  из Комитета. Она сейчас уходит  от 
"хвоста". И звонит мне время от времени.
- Как звонит?
- У нее телефон в машине. Япония все-таки.
- Что же наши не могут подслушать, что она тебе звонит?
- Мой телефон прослушивается, это точно, а вот ее нет.
Голиков тихо  снял  кожаные тапочки,  в которые он переобулся, 
и, нагнувшись, потянулся за с