ца людей, не имевших
никакого отношения ни к вероломству, ни к обману, лица людей, находившихся
вне подозрений. В конце концов, размышлял Гай, вся его военная форма  была
не чем иным, как маскировкой, а все его новые занятия  не  что  иное,  как
маскарад.
   Йэн Килбэннок, этот архимошенник в форме военно-воздушных сил,  подошел
к Гаю сзади и сказал:
   - Послушай, ты сегодня вечером  занят  чем-нибудь?  Я  пытаюсь  набрать
гостей на коктейль. Давай приходи и ты.
   - Возможно, приду. А в честь чего коктейль?
   - Подлизываюсь к своему маршалу авиации. Он любит встречаться с разными
людьми.
   - Да, но я не окажусь для него большой находкой.
   - Он не догадается об этом. Ему просто нравится встречаться и болтать с
людьми. Я буду тебе несказанно благодарен, если  ты  выдержишь  общение  с
ним.
   - Я уверен, что никаких других дел у меня не будет.
   - Очень хорошо, тогда приходи обязательно. Некоторые из гостей не такие
уж несносные, как маршал.
   Позднее в кафе на верхнем этаже Гай видел, как Килбэннок ходил от стола
к столу, приглашая людей на коктейль.
   - Какой во всем этом смысл, Йэн?
   - Я же сказал тебе. Я выдвинул кандидатуру маршала в члены этого клуба.
   - Но ведь его не примут?
   - Надеюсь, что не примут.
   - А я думал, что с этим уже покончено.
   - О, это не так-то просто, Гай. Маршал довольно хитер. По-своему. Ни от
чего не отказывается, если отказ не сулит ему  выгоду.  Он  настаивает  на
том, чтобы встретиться с некоторыми членами клуба и получить их поддержку.
Если бы он только знал, что наилучший шанс для него стать членом  клуба  -
это не встречаться ни с одним из них. Поэтому в действительности все здесь
вполне закономерно.
   Во  второй  половине  этого  дня  Гай  сбрил  усы.  Парикмахер  выразил
профессиональное восхищение усами и сбрил их очень неохотно, так  же,  как
садовники этой осенью повсеместно вскапывали свои самые  лучшие  газоны  и
превращали цветочные бордюры в грядки с овощами. Когда  усы  были  сбриты,
Гай еще раз внимательно осмотрел себя в зеркале и обнаружил в  нем  своего
старого знакомого, от которого никак не мог ни избавиться, ни  ускользнуть
на сколько-нибудь длительное время, неприятного  спутника,  который  будет
сопровождать его всю жизнь. Без  усов  верхняя  губа  казалась  непривычно
обнаженной.
   Позднее Гай отправился на коктейль к Йэну Килбэнноку. Там же  оказались
и Вирджиния с Томми. Никто из них не замечал, что усы сбриты, пока Гай  не
обратил их внимание на это.
   - Я так и знала, что ты отрастил их шутки ради, - сказала Вирджиния.
   Маршал авиации был центральной фигурой среди собравшихся  до  тех  пор,
впрочем, пока ему представляли  каждого  вновь  появившегося,  потому  что
сразу же после представления каждый немедленно отходил от  маршала  прочь.
Маршал как бы являлся входом в улей,  некоей  пустотой,  в  которую  и  из
которой непрерывно влетают и  вылетают  жужжащие  пчелы.  Это  был  полный
мужчина, слишком  малорослый,  чтобы  его  приняли  в  столичную  полицию,
веселый и подвижный, с хитрыми маленькими глазками.
   Когда Гай собрался уходить, у двери рядом с ним оказались Йэн и маршал.
   - У меня здесь машина. Я могу вас подвезти, - предложил маршал.
   На улице шел снег, было темно, как в могиле.
   - Это очень любезно, сэр. Я собирался на Сент-Джеймс-стрит.
   - Забирайтесь.
   - С вашего разрешения, я тоже подсяду, - сказал Йэн, и это удивило Гая,
ибо в доме еще оставались гости, которые вовсе не торопились уйти.
   Когда они подъехали к клубу "Беллами", Йэн сказал:
   - А вы не зайдете, сэр, чтобы выпить еще но одной, последней?
   - Блестящая идея!
   - Все трое направились в бар.
   - Между прочим, Гай, - сказал Йэн, - маршал  авиации  Бич  намеревается
стать членом этого клуба. Парсонс, дайте-ка нам журнал кандидатов в  члены
клуба.
   Журнал принесли и раскрыли на чистой странице с фамилией  маршала.  Йэн
Килбэннок нежно вложил в руку Гая свою авторучку. Гай поставил подпись.
   - Я уверен, вам понравится здесь, сэр, - сказал Йэн.
   - Я не сомневаюсь в этом, - согласился маршал авиации. - В мирное время
я часто подумывал о том, чтобы вступить, но не вступал, потому  что  редко
бывал в Лондоне. А  теперь  мне  необходимо  какое-нибудь  местечко  вроде
этого, где я мог бы провести время и отдохнуть.


   Был день святого Валентина.
   Газеты все еще были полны сообщений и статей об "Альтмарке", прозванном
теперь "проклятым судном". Авторы статей длинно  перечисляли  перенесенные
пленными  моряками  лишения  и  унижения;  эти  перечисления   были   явно
предназначены для возбуждения негодования англичан. Гай весь  этот  зимний
день думал о предстоящей встрече со своей бывшей  женой.  В  конце  второй
половины дня, когда было уже темно, он позвонил ей в номер.
   - Каковы наши планы на вечер?
   - О господи, разве есть планы? Я совсем забыла. Томми только что уехал,
и я уж подумывала  о  вечере  в  одиночестве,  об  обеде  в  постели  и  о
кроссворде.  Разумеется,  для  меня  было  бы  _намного_  предпочтительнее
что-нибудь по плану. Мне, пожалуй, лучше пройти  к  тебе.  В  моем  номере
невероятный беспорядок.
   Итак, Вирджиния пришла к нему в  шестигинейный  номер,  и  Гай  заказал
коктейли.
   - Твой номер не такой уютный, как мой, - сказала  она,  с  любопытством
осматриваясь.
   Гай сел рядом с ней на диван. Он положил руку на спинку, пододвинулся к
ней, переложил руку на ее плечо.
   - В чем дело? Что происходит? - спросила она с непритворным удивлением.
   - Просто я хотел поцеловать тебя.
   - Кто же так делает, дорогой? Я разолью весь коктейль. Подожди.  -  Она
осторожно поставила бокал на стоявший  рядом  столик,  зажала  голову  Гая
между своих ладоней и крепко поцеловала его в  каждую  щеку.  -  Ты  этого
хотел?
   -  Ты  целуешь,  как  французский  генерал,  раздающий  медали.  -  Гай
поцеловал ее в губы. - Вот как я хочу.
   - Гай, ты выпил лишнего?
   - Нет.
   - Ты провел день в этом отвратительном "Беллами"? Сознайся.
   - Да.
   - Тогда ты, конечно, пьян.
   - Нет. Это просто потому, что я хочу тебя. Ты против?
   - О, никто никогда не бывает против того, чтобы быть желанным.  Но  все
это очень неожиданно.
   Зазвонил телефон.
   - О, черт бы его взял! - сказал Гай.
   Телефон стоял на письменном столе. Гай поднялся с дивана и взял трубку.
Его приветствовал знакомый голос.
   - Алло, старина, это я, Эпторп. Я просто  подумал:  почему  бы  мне  не
позвонить тебе? Алло, алло! Это Краучбек, да?
   - Что тебе нужно?
   - Ничего особенного. Просто  я  подумал,  что  для  разнообразия  можно
выехать из Саутсанда. Так вот, я взял да приехал в город на денек. Я  взял
твой адрес из журнала увольнений. Ты чем-нибудь занят сегодня вечером?
   - Да.
   - То есть у тебя свидание?
   - Да.
   - А я не могу присоединиться к тебе где-нибудь?
   - Нет.
   - Хорошо, Краучбек. Извини за беспокойство. - И обиженным  тоном:  -  Я
сам чувствую, когда нежелателен.
   - Это очень редкое качество.
   - Я не совсем понял тебя, старина.
   - Неважно. До завтра.
   - В городе, я бы сказал, скучновато.
   - Я на твоем месте пошел бы и выпил.
   - По-видимому, я так и сделаю. Извини, я вешаю трубку.
   - Кто это? - спросила Вирджиния. - Почему ты так грубо  разговаривал  с
ним?
   - Сослуживец из нашего полка. Я не хочу, чтобы он помешал нам.
   - Какой-нибудь ужасный член клуба "Беллами"?
   - Ничего похожего.
   - А может быть, он развеселил бы нас?
   - Нет.
   Вирджиния пересела в кресло.
   - О чем мы говорили? - спросила она.
   - Я пытался предложить тебе свою любовь.
   - Да. Для разнообразия давай подумаем о чем-нибудь другом.
   - Любовь - _уже_ разнообразие. Для меня, по крайней мере.
   - Дорогой, я еще не успела передохнуть после Томми.  Два  мужа  в  один
день - это, пожалуй, многовато.
   Гай сел и пристально посмотрел ей в глаза.
   - Вирджиния, скажи, ты хоть когда-нибудь и хоть  сколько-нибудь  любила
меня?
   - О, конечно, дорогой. А ты разве не помнишь? Не будь таким мрачным. Мы
с тобой проводили время отлично, правда ведь? Никогда никаких кроссвордов.
_Совсем_ не так, как с мистером Троем.
   Они оба вспоминали старые времена. Сначала вспомнили  Кению.  Несколько
бунгало, которые составляли их дом.  Построенные  из  бревен,  с  круглыми
каменными печами и открытыми английскими домашними  очагами,  обставленные
свадебными подарками и добротной старинной мебелью, взятой  из  чуланов  в
Бруме.  Имение.  Такое  огромное  по  европейским  и  такое  скромное   по
восточноафриканским стандартам. Красноватые  земляные  дороги,  фордовский
фургон и лошади. Одетые в белое слуги и их нагие ребятишки,  кувыркающиеся
в пыли и солнечных лучах рядом с  кухонными  постройками.  Местные  семьи,
вечно шагающие в туземные резервации или из них и останавливающиеся, чтобы
выпросить какие-нибудь медикаменты. Старый лев, которого Гай застрелил  на
маисовом поле. Вечерние  купания  в  озере,  званые  обеды  с  соседями  в
пижамах. Неделя скачек в Найроби, возмутительные, забытые скандалы в клубе
"Мутанга",  драки,  адюльтер,  поджоги,  банкротства,  ссоры  из-за  карт,
умопомешательства, самоубийства и даже дуэли -  вся  эпоха  реставрации  в
исполнении фермеров в  каких-нибудь  восьми  тысячах  футов  от  береговой
черты.
   - Боже мой, как все это было забавно! - воскликнула Вирджиния. -  Я  не
знала ничего более веселого с тех пор. Бывает же так вот с людьми.
   В феврале 1940 года на каминных решетках в шестигинейных номерах отелей
все еще горели угольки. Вирджиния и  Гай  сидели,  согреваемые  теплом  от
камина, и вспоминали более спокойные и приятные времена и события: как они
встретились впервые, как Гай ухаживал за ней, первый  приезд  Вирджинии  в
Брум, их венчание в часовне, их медовый месяц в Санта-Дульчине.  Вирджиния
сидела на полу, прислонясь  головой  к  дивану  и  касаясь  ноги  Гая.  Он
соскользнул с дивана и сел  рядом  с  Вирджинией.  Ее  глаза  были  широко
раскрыты и выражали любовь.
   - Это, конечно, было  глупостью  с  моей  стороны  -  сказать,  что  ты
напился, - заметила она.
   Все шло, как и планировал Гай, но, словно услышав  его  не  высказанное
вслух хвастовство, она добавила:
   - Планировать никогда ничего не нужно. Все происходит чисто случайно.
   В следующий момент чисто случайно зазвонил телефон.
   - Пусть звонит, - сказала она.
   Телефон прозвонил шесть раз. Гай не выдержал:
   - Проклятие! Надо пойти ответить.
   И на этот раз в трубке раздался голос Эпторпа:
   - Я делаю то, что ты посоветовал, старина. Уже выпил. Выпил, и даже  не
одну, так уж произошло.
   - Отлично. _Продолжай в том же духе_. Но ради бога, не беспокой  больше
меня.
   - Я тут встретился с очень интересными ребятами. Думал, что  ты,  может
быть, пожелаешь присоединиться к нам.
   - Нет.
   - Все еще занят?
   - Да, очень занят.
   - Жаль. Я уверен, что ребята понравились бы тебе. Это зенитчики.
   - Желаю тебе хорошо провести время с ними. Меня увольте.
   - Позвонить мне попозднее, чтобы узнать, сумеешь ли ты улизнуть?
   - Нет, не надо.
   - Мы могли бы объединить наши силы.
   - Нет.
   - Но ты упускаешь очень интересную возможность поболтать.
   - До свидания.
   - До свидания, старина.
   - Прости, что так получилось, - сказал Гай, поворачиваясь от телефона к
Вирджинии.
   - Раз уж ты у телефона, то можешь заказать еще несколько  коктейлей,  -
предложила она и поднялась с пола, чтобы занять приличную позу  к  приходу
официанта. - Да и свет тоже лучше включить.
   Они сели один напротив другого у  камина,  возбужденные.  Прошло  много
времени, а коктейли все еще не приносили. Вирджиния спросила:
   - А как насчет обеда?
   - Сейчас?
   - Уже половина девятого.
   - Здесь?
   - Если хочешь, здесь.
   Гай  попросил  принести  меню,  и  они   заказали   обед.   В   течение
последовавших тридцати минут в номер то  и  дело  входили  официанты,  они
вкатили столик, принесли ведерко со льдом, небольшую электрическую  плитку
и, наконец, обед. Гостиная в номере сразу стала выглядеть оживленнее,  чем
ресторан на первом этаже. От  интимности,  которую  они  ощущали,  сидя  у
камина, и следа не осталось.
   - Что мы будем делать после обеда? - спросила Вирджиния.
   - Я что-нибудь придумаю.
   - Ты в самом деле можешь?
   Ее глаза сделались проницательными и насмешливыми, сверкавшие в них час
назад искорки ожидания и согласия совсем угасли. Наконец официанты  убрали
все со стола.  Стулья,  на  которых  они  сидели  за  обедом,  были  снова
поставлены спинками к стене. Гостиная опять стала точно такой,  какой  Гай
увидел ее, когда перед ним впервые  распахнули  двери  номера:  дорогой  и
незаселенной. Даже огонь в камине, куда подложили угольки, горел так,  что
казалось, будто его только что  развели.  Вирджиния  оперлась  о  каминную
доску, от горящей сигареты в ее руке вверх поднималась спираль  синеватого
дыма. Гай подошел к ней поближе, она чуть-чуть отодвинулась от него.
   - Неужели бедной девушке нельзя спокойно переварить  пищу?  -  спросила
она.
   Вино оказывало на Вирджинию сильное воздействие. За обедом  она  выпила
довольно много, и Гай заметил в ее  поведении  верный  признак  опьянения,
которое, как ему было известно по прошлому, могло в любую минуту  вылиться
в грубость и язвительность. Через минуту произошло именно это.
   - Переваривай сколько тебе угодно, - сказал Гай.
   - Я так и знала. Ты позволяешь себе слишком много.
   - Отвратительные слова, - сказал Гай.  -  Так  говорят  только  уличные
девки.
   - А может быть, ты и считаешь меня уличной девкой?
   - А может быть, ты и в самом деле уличная девка?
   Они оба были ошеломлены тем, что наговорили, и молча уставились друг на
друга. После небольшой паузы Гай сказал:
   - Вирджиния, ты прекрасно знаешь, что я не хотел  сказать  это.  Извини
меня. Я, должно  быть,  сошел  с  ума.  Пожалуйста,  прости.  Забудь  это,
пожалуйста.
   - Иди-ка сюда, сядь, - сказала Вирджиния. - Ну-ка, поведай мне, что же,
собственно, ты тогда хотел сказать?
   - Ничего. Просто вырвались необдуманные слова.
   - У тебя был свободный вечер, и ты думал, что я  легкодоступная  шлюха.
Ты это хотел сказать, да?
   - Нет. Если хочешь знать, я  думал  о  тебе  еще  с  тех  пор,  как  мы
встретились после рождества. Именно поэтому я и приехал сюда.  Пожалуйста,
поверь мне, Вирджиния.
   - Между прочим, откуда же и что именно тебе известно об уличных девках?
Если я правильно припоминаю наш медовый  месяц,  ты  не  был  тогда  столь
"опытным. Тебя, насколько  мне  помнится,  нельзя  было  отнести  к  особо
искушенным в этом деле.
   Стрелка нравственной сдержанности резко подскочила вверх и затрепетала.
Теперь Вирджиния зашла слишком  далеко,  высказавшись  так  оскорбительно.
Снова наступило молчание, после которого она продолжала:
   - Я ошибалась, считая,  что  военная  служба  изменила  тебя  в  лучшую
сторону. При всех твоих недостатках в прежние времена ты не был  грубияном
и скотиной. А теперь ты хуже, чем Огастес.
   - Ты забыла, что я совершенно не знаю Огастеса.
   - Что же, поверь мне, он был непревзойденным хамом.
   В плотно окутавшем их мраке блеснул слабый луч света; в  набежавших  на
ее глазах и скатившихся вниз слезинках сверкнули искорки сожаления.
   - Согласись, что я не так плох, как Огастес.
   - Выбирать особенно не из чего. Но он  был  жирней  тебя.  Это  я  могу
признать.
   - Вирджиния, ради всего святого, не будем ссориться. Не исключено,  что
это мой последний шанс видеть тебя, ибо я не знаю, скоро ли и увидимся  ли
мы вообще еще раз.
   - Опять ты за свое. Воин, возвратившийся с войны. "Я буду  развлекаться
там, где только можно".
   - Ты же знаешь, я имел в виду вовсе не это.
   - Может быть...
   Гай снова приблизился к ней, обхватил ее за плечи:
   - Давай не будем свиньями, а?
   Вирджиния посмотрела на него еще  не  любовным  взглядом,  но  уже  без
гнева, даже весело.
   - Иди сядь на свое место, - сказала она примирительно, поцеловав его. -
Разговор еще не окончен. Предположим,  что  я  действительно  выгляжу  как
легкодоступная уличная девка. Во всяком случае, многие  воспринимают  меня
такой. И я, пожалуй, не буду сетовать на это. Но я не  могу  понять  тебя.
Гай. Совершенно не понимаю. Ты никогда не был одним из тех,  кто  свободно
вступает в случайные связи. Да я и теперь не могу поверить, что ты такой.
   - Я действительно не такой. Ничего похожего.
   - Ты всегда был таким строгим и благочестивым  в  этом  отношении.  Мне
нравились эти качества в тебе. Что же с тобой произошло?
   - Я и сейчас такой. Даже больше, чем  когда-либо.  Я  говорил  тебе  об
этом, когда мы встретились прошлый раз.
   - Хорошо. Но что сказали бы  священники  по  поводу  твоих  сегодняшних
попыток? По поводу попытки сблизиться в отеле с пользующейся дурной славой
разведенной женщиной?
   - Они не возражали бы. Ты - моя жена.
   - О, брось чепуху молоть!
   - Но ты же спросила, что сказали бы священники. Они сказали бы: "Давай,
действуй!"
   Блеснувший во мраке и слегка разгоревшийся  затем  луч  света  внезапно
угас,  как  будто  по  сигналу  тревоги,  предупреждающему   о   воздушном
нападении.
   - Но это же мерзость, - сказала Вирджиния.
   Гай опешил.
   - Что мерзость? - спросил он.
   -  Это  невероятно  омерзительно.  Намного  хуже  того,  что  могли  бы
придумать Огастес или мистер Трой. Неужели  ты  не  понимаешь  этого,  ты,
скотина?
   - Нет, - ответил Гай с невинным простосердечием. - Нет, не понимаю.
   - Я, пожалуй, предпочла  бы,  чтобы  ты  считал  меня  уличной  девкой.
Предпочла бы, чтобы мне предложили  пять  фунтов  за  то,  что  я  совершу
что-нибудь отвратительное в туфлях на высоких каблуках, или  прокачу  тебя
по комнате в игрушечной упряжке, или сделаю еще  какую-нибудь  гадость,  о
которых пишут в книгах. - По ее щекам катились слезы гнева и унижения,  но
она не обращала на это никакого внимания. - А я-то думала,  что  ты  снова
полюбил меня и захотел побыть со  мной  во  имя  нашей  старой  дружбы.  Я
думала, что ты выбрал меня по особым причинам. Впрочем, это  действительно
так. Ты выбрал меня потому, что я единственная женщина  во  всем  мире,  с
которой твои священники разрешат тебе лечь  в  постель.  Тебя  только  это
привело ко мне. Ах ты, пьяная, самоуверенная, отвратительная,  напыщенная,
бесполая, ненормальная свинья!
   И в этот момент полного крушения  всех  планов  Гай  вспомнил  о  своей
крупной ссоре с Триммером.
   Вирджиния повернулась, чтобы уйти от него. Гай сидел как окоченевший. В
тишине, наступившей после того, как умолк ее резкий  голос,  раздался  еще
более резкий звук. Вирджиния уже ухватилась за ручку  двери,  но  невольно
замерла на месте. В третий раз за этот  вечер  телефонный  звонок  как  бы
проводил разграничительную черту между ними.
   - Послушай, Краучбек, старина, я нахожусь, так сказать, в  затруднении.
Не знаю, как мне поступить. Я только что взял человека под строгий арест.
   - Это очень опрометчивый поступок.
   - Он штатский.
   Штатских ты не имеешь права арестовывать.
   - Вот об этом-то, Краучбек, как раз и говорит арестованный. Надеюсь, ты
не намерен встать на его сторону.
   - Вирджиния, не уходи!
   - Что, что? Я не понял  тебя,  старина.  Это  Эпторп  говорит.  Ты  что
сказал, не идти?
   Вирджиния ушла.
   Эпторп продолжал:
   - Это ты говорил, или к нам вклинился кто-то еще? Послушай, дело  здесь
серьезное. Устава я, к сожалению, с собой не захватил. Потому  я  и  прошу
тебя помочь мне. Как, по-твоему, мне, наверное, надо  выйти  и  попытаться
найти сержанта и нескольких солдат для охраны арестованного на улице?  Это
не так-то легко в затемненном городе, старина. А может  быть,  мне  просто
передать этого парня гражданской полиции?.. Эй, Краучбек, ты слышишь меня?
По-моему, ты не совсем ясно представляешь себе, что это вполне официальное
обращение к тебе. Я звоню теб