е как офицер вооруженных сил его королевского
величества.
   Гай положил трубку на аппарат и дал указание по  телефону  из  спальни,
чтобы в  этот  вечер  его  больше  не  беспокоили  никакими  звонками,  за
исключением, если это случится, звонка  из  шестьсот  пятидесятого  номера
отеля.
   Он лег в постель и около половины ночи провел  в  беспокойном  полусне.
Однако телефон больше не звонил.
   На следующий день, встретив Эпторпа в поезде. Гай спросил его:
   - Ну как, ты нашел выход из вчерашнего затруднения?
   - Затруднения, старина?
   - Ты же звонил мне, разве не помнишь?
   - Звонил? Ах да, это по вопросу  уставного  положения...  Я  думал,  ты
сможешь помочь мне.
   - Ну и как, ты решил эту проблему?
   - Я уже забыл  обо  всем,  старина.  Все  это  уже  миновало.  -  После
небольшой паузы Эпторп продолжал: - Не  вмешиваясь  в  твои  личные  дела,
можно мне спросить, что произошло с твоими усами?
   - Улетучились.
   - Это видно. Я как раз об этом и спрашиваю.
   - Я сбрил их.
   - Да? Очень жаль. Они были к лицу тебе, Краучбек.  Шли  тебе,  и  очень
здорово шли.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЭПТОРП БЕСПОЩАДНЫЙ


1

   Согласно приказу  в  Кут-эль-Амару  следовало  явиться  к  восемнадцати
ноль-ноль 15 февраля.
   Гай ехал по знакомой грязновато-серой местности. Морозы миновали, земля
промокла, началась капель. Он проехал по темнеющим улицам Саутсанда.  Окна
в домах, еще не освещенные, зашторивали. Это возвращение Гая никак  нельзя
было назвать возвращением  домой.  Он  чувствовал  себя  бездомным  котом,
который, полазив по крышам, крадучись возвращался  назад,  в  темный  угол
среди мусорных ящиков, где мог зализать свои раны.
   Саутсанд - это городок, в котором Гай найдет успокоение. Отель  "Грэнд"
и яхт-клуб приютят его. Джузеппе Пелеччи накормит  и  утешит  его.  Мистер
Гудол воодушевит его. Дымка с  моря  и  мокрый  снег  скроют  его.  Эпторп
очарует его и незаметно уведет в далекие сады фантазии.
   Охваченный унынием, Гай совсем забыл о семидневном плане Ритчи-Хука.
   Лишь в более поздний  период  своей  военной  деятельности,  когда  Гай
хорошо распознал  этих  одетых  в  военную  форму  и  украшенных  орденами
государственных  чиновников,  приказы  которых  заставляют   одних   людей
протыкать штыками других,  когда  Гай  почувствовал,  какие  непреодолимые
препятствия могут воздвигать эти чиновники  на  пути  других,  лишь  после
всего этого Гай  по-настоящему  оценил  масштабы  достижений  бригадира  и
скорость, с которой он осуществлял свои планы. В настоящее  же  время  Гай
наивно предполагал, что один из  высокопоставленных  чинов  просто  сказал
бригадиру, что именно он хотел изменить, дал соответствующие распоряжения,
и дело было сделано. В действительности же удивлению Гая не было  предела,
ибо за семь дней Кут-эль-Амара преобразилась неузнаваемо.
   Здесь уже не было ни майора Маккини, ни старого  руководящего  состава,
ни прежних поставщиков провизии. Не было в Кут-эль-Амаре  и  Триммера.  На
доске  объявлений   висел   документ,   озаглавленный:   "Личный   состав,
сокращение".  В  нем  сообщалось,  что  Триммер  лишен  присвоенного   ему
временного офицерского чина. Вместе  с  Триммером  были  уволены  еще  два
правонарушителя и молодой человек из центра формирования, фамилия которого
была незнакома Гаю по той простой причине, что тот находился в самовольной
отлучке  в  течение  всего  их  пребывания  в  Саутсанде.  Вместо  них   в
Кут-эль-Амаре появилась  группа  кадровых  офицеров,  и  среди  них  майор
Тиккеридж. В шесть часов того первого вечера  все  собрались  в  столовой.
Бригадир встал, чтобы представить сидящих позади него  кадровых  офицеров.
Некоторое время он продержал аудиторию в напряжении, критически осматривая
всех своим единственным оком. Затем он сказал:
   - Джентльмены, вот офицеры, которые будут командовать вами в бою.
   С  этими  словами  ощущение  стыда  и  уныние  Гая  исчезли,  он  снова
наполнился чувством гордости. На какое-то время он перестал быть  одиноким
и бесполезным человеком, каким он так  часто  считал  себя  после  раннего
юношества, рогоносцем,  никчемным,  самодовольным.  Теперь  он  был  снова
вместе с полком алебардистов, с их историческими ратными подвигами  позади
и огромными возможностями впереди.  Он  весь  дрожал  от  воодушевления  и
физической бодрости, как будто его зарядили гальваническим током.
   В своей речи бригадир объяснил новую  организацию,  объявил  распорядок
дня. Бригада уже приняла эмбриональную форму. Офицеры,  имеющие  временный
чин, разделены на три батальонные группы по двенадцать человек в каждой, и
каждая из этих групп подчинена майору и капитану, которые в конечном счете
станут командиром и начальником штаба  каждого  батальона  соответственно.
Все офицеры  будут  на  казарменном  положении.  Разрешение  ночевать  вне
казармы, и только по субботам и воскресеньям, получат женатые офицеры. Все
должны обедать в столовой по меньшей мере четыре раза в неделю.
   - Вот и все, джентльмены. Мы встретимся снова за обедом.
   Когда стажирующиеся офицеры вышли из столовой, они обнаружили,  что  за
время их короткого отсутствия крышка от стола на  каменной  полке  в  зале
заполнилась напечатанными на машинке  листочками.  Медленно  разбираясь  в
официальных сокращениях, Гай прочитал, что он назначен во второй  батальон
и будет подчиняться майору  Тиккериджу  и  капитану  Сандерсу,  с  которым
Эпторп так примечательно играл однажды в  гольф.  Вместе  с  Гаем  в  этот
батальон были назначены Эпторп, Сарам-Смит, де Сауза, Ленард  и  еще  семь
человек - все из алебардийского казарменного городка. Гай и  Эпторп  снова
перебрались в свою комнату "Пашендейль".
   Позднее Гай узнал и  о  других  переменах.  Комнаты,  бывшие  до  этого
запертыми, теперь открыли. На двери одной из них появилась надпись:  "Штаб
бригады", и в ней находились начальник оперативно-разведывательной части и
два писаря. В  бывшем  кабинете  директора  разместились  три  батальонные
канцелярии. Здесь появились также начальник  квартирмейстерской  части  (у
него были кабинет и писарь), три батальонных старшины, алебардисты-повара,
новые, более молодые  алебардисты-денщики,  три  грузовые  машины,  легкий
разведывательный  автомобиль  "хамберетт",  три  мотоцикла,   водители   и
горнист. С восьми часов утра и  до  шести  вечера  непрерывно  проводились
строевые  занятия,  тренировки  и  лекции.  Так   называемые   "дискуссии"
предполагалось  проводить  во  второй  половине  дня  по  понедельникам  и
пятницам. Занятия по теме "Ночные действия" - тоже два раза в неделю.
   - Не знаю, как все это воспримет Дейзи, - заметил Ленард.
   Позднее Гай узнал, что ею  это  было  воспринято  плохо:  беременная  и
раздраженная, она уехала к своим родителям.
   Большая часть молодых офицеров была озабочена. Эпторп,  который  еще  в
поезде сказал, что у него опять приступ "бечуанского живота", был озабочен
больше, чем кто-либо.
   - Меня беспокоит вопрос о моих вещах, - сказал он.
   - А почему бы не оставить их в снятой тобой комнате? - спросил Гай.
   - У командора? Довольно рискованно, старина,  особенно  в  том  случае,
если нас неожиданно переведут куда-то. Я,  пожалуй,  лучше  переговорю  об
этом с нашим квартирмейстером.
   Позднее Эпторп поделился с Гаем результатами этих переговоров.
   - Ты знаешь, квартирмейстер ничем  не  помог  мне.  Сказал,  что  очень
занят. Он, кажется, подумал, что я говорю о лишней одежде. Посоветовал мне
даже, когда мы будем  жить  в  палатках,  выбросить  половину  вещей.  Он,
наверное, один из этих мелких торговцев. Никогда не участвовал в походах и
кампаниях. Я так и заявил  ему,  но  он  ответил,  что  служил  рядовым  в
Гонконге. Гонконг! Тоже мне служба! Ведь это почти самое хорошее место  во
всей Британской империи. И об этом я сказал ему напрямик.
   - А почему ты так беспокоишься о своих вещах, Эпторп?
   - Э-э, дорогой друг, чтобы собрать их, потребовались многие годы.
   - Да, но что у тебя там, в твоих чемоданах и коробках?
   - Это, старина, не такой легкий вопрос, чтобы ответить  на  него  одним
словом.
   В этот первый вечер все обедали в школьной столовой.
   В десять тридцать вечера бригадир сказал:
   - Ну что же, джентльмены, отправляйтесь на боковую.  У  меня  еще  есть
работа. Надо разработать программу вашей подготовки.
   Он повел весь свой штаб в  комнату  с  надписью:  "Штаб  бригады".  Гай
слышал, как они расходились из этой комнаты в два часа ночи.
   Разработанная бригадиром Ритчи-Хуком  программа  боевой  подготовки  не
следовала никаким  учебникам  и  наставлениям.  Тактика,  по  его  мнению,
состояла  в  умении  уничтожать  противника.  Об  обороне  давалось   лишь
поверхностное представление, и речь о ней шла лишь как о перестройке рядов
в  период  между  двумя  кровавыми  наступательными  боями.  Об  отходе  и
отступлении не говорилось вообще. Атака и элемент внезапности решали  все.
Много туманных дней было проведено с  картами  и  биноклями  на  окрестной
пригородной местности. Иногда они "закреплялись" на прибрежных позициях  и
в решительной атаке заставляли  обороняющегося  "противника"  отступать  в
горы, иногда сбрасывали воображаемых оккупантов с гор в море. Они окружали
населенные  пункты  на  холмистой  местности  и  жестоко  расправлялись  с
предполагаемыми вражескими обитателями. Иногда они просто  сталкивались  с
"противником" в "бою" за шоссейную дорогу и сметали его со своего пути.
   Гай обнаружил, что у него определенная склонность к такого рода военным
действиям. Он легко читал карту и хорошо ориентировался на местности. В то
время как городские ребята, подобно Сарам-Смиту,  растерянно  оглядывались
вокруг и ничего не замечали, Гай всегда мог найти "мертвое пространство" и
"прикрываемые пути подхода". Иногда  они  действовали  поодиночке,  иногда
группами.  Принимаемые  Гаем  решения  обычно   совпадали   с   решениями,
рекомендованными штабом. Во время ночных учений, когда  их  высаживали  на
какую-нибудь  незнакомую  холмистую  местность   и   по   компасу   давали
направление к месту сбора. Гай обычно  приходил  на  это  место  одним  из
первых. Одним словом, у тех, кто вырос  в  сельской  местности,  оказалось
много преимуществ перед городскими. В "дискуссиях" Гай тоже отличался. Как
правило, споры шли о  различных,  более  запутанных  и  сложных,  аспектах
искусства уничтожения противника. Предмет спора объявлялся заблаговременно
с расчетом на то, что участники должны подумать над вопросом  и  тщательно
изучить его. Когда наступал вечер, большинство слушателей клонило ко  сну,
и тогда технические  термины  и  сокращения,  которыми  Эпторп  с  успехом
пользовался в другое время, становились скучными и неинтересными.  Гай  же
говорил четко  и  выразительно,  замечая,  что  снова  привлекает  к  себе
внимание окружающих.
   Оттепель сменилась ясной холодной погодой. Их снова стали  вывозить  на
стрельбище Мадшор, но теперь  уже  под  руководством  бригадира.  Это  был
период до создания "школ ближнего боя". Стрельбе  боевыми  патронами,  как
это было хорошо известно Гаю,  придавалось  не  меньшее  значение,  и  она
проводилась с не меньшей осторожностью, чем салют огнем во время  похорон.
Так  было  всегда  и  везде,  за  исключением  случаев,  когда  поблизости
находился бригадир Ритчи-Хук.
   Свистящие пули приводили бригадира в восторг и доводили до  ребяческого
легкомыслия. Он отправился на мишенный вал,  чтобы  организовать  стрельбу
навскидку. Отметчики неожиданно поднимали фигуры-мишени в разных местах  и
вызывали ураганный огонь по ним  из  пулеметов  "брен".  Бригадиру  вскоре
надоело это, он нацепил свою фуражку на трость  и,  пообещав  по  телефону
соверен тому, кто попадет  в  нее,  начал  бегать  по  траншее,  поднимая,
опуская и  покачивая  трость.  Никто  не  попал.  Разгневавшись,  бригадир
неожиданно приподнялся над бруствером и крикнул:
   - Эй вы, юнцы, стреляйте в меня!
   Громко смеясь, он бегал  по  траншее  с  одного  места  на  другое,  то
поднимая, то опуская голову, до тех пор, пока не устал, но в него никто не
попал.
   Это был период, когда боеприпасов не хватало. Пять патронов на человека
- такой была обычная норма для одних стрельб. На  стрельбах  же,  которыми
руководил  бригадир  Ритчи-Хук,  из   всех   пулеметов   "брен"   стреляли
одновременно, непрерывно, их перегретые стволы  с  шипением  опускались  в
ведро с водой, а сам бригадир в это время вел своих  молодых  офицеров  на
четвереньках перед линией мишеней, на  несколько  дюймов  ниже  свистящего
потока пуль.



2

   Поспешно просматриваемые Гаем газеты были  полны  сообщений  о  победах
финнов. "Неуловимые лыжные отряды, - прочитал как-то  Гай,  -  прочесывают
мрачные арктические леса и изматывают механизированные советские  дивизии.
Русские плохо вооружены и недоедают. Английские войска, сдерживаемые  лишь
некоторыми дипломатическими осложнениями, находятся в  пути  для  оказания
помощи. Может статься, что русские - это всего  только  мираж.  Маннергейм
занимает в  сердцах  англичан  место,  завоеванное  в  1914  году  королем
бельгийским Альбертом". Затем совершенно неожиданно оказалось,  что  финны
потерпели поражение.
   В кут-эль-амарской школе это несчастье никого, кажется,  из  равновесия
не вывело. Что касается  Гая,  то  эта  новость  усилила  испытываемое  им
неприятное  ощущение,  которое  он  стремился  подавить   (и   в   корпусе
алебардистов  это  ему  чаще  всего  удавалось),  ощущение  того,  что  он
участвует в войне, в которой мужество и справедливость не  имеют  никакого
отношения к делу.
   Эпторп сказал:
   - У меня и без этого много забот.
   Гай  сразу  же  догадался,  что  напряженная  личная   драма   Эпторпа,
разыгравшаяся в дни великого поста  на  фоне  введенных  бригадиром  новых
порядков и методов подготовки, получила новое развитие.  В  сущности,  всю
свою остроту эта драма приобрела в результате  введения  новых  методов  и
порядков и в конечном счете сама явилась их кульминационной иллюстрацией.
   Драма начала развиваться в  первое  воскресенье  после  введения  новых
порядков.
   Во второй половине дня почти все  аудитории  и  холлы  кут-эль-амарской
школы пустовали. Стажирующиеся офицеры или спали в своих комнатах наверху,
или отправились в город. Гай сидел в холле на первом этаже и  просматривал
недельные газеты. Случайно бросив взгляд через зеркальное стекло окна,  он
неожиданно увидел, как к дому подъехало такси и как  выскочивший  из  него
Эпторп с помощью водителя  вытащил  из  машины  какой-то  большой  предмет
квадратной формы и поставил его на крыльцо. Гай вышел и предложил  Эпторпу
свою помощь.
   - Спасибо, я справлюсь один, - напряженно ответил Эпторп.  -  Я  просто
перевожу некоторые свои вещи.
   - А куда ты собираешься поставить это?
   - Я еще не решил окончательно. Но я вполне справлюсь один, спасибо.
   Гай вернулся в холл, расположился у окна и стал  праздно  наблюдать  за
развитием событий. Темнело, читать становилось трудно, а  солдат,  который
должен был зашторить окна, все еще не появлялся. Вскоре  Гай  увидел,  как
Эпторп, выйдя из парадной двери, крадучись, скользнул в вечерние сумерки и
начал осторожно высматривать что-то в кустарнике.  Гай  наблюдал  за  ним,
словно загипнотизированный, до тех пор, пока тот,  примерно  через  десять
минут, не возвратился. Дверь парадного  входа  находилась  прямо  напротив
холла. Эпторп появился в ней задом, волоча за собой свой груз.
   - Может быть, я все-таки могу помочь тебе? - спросил Гай.
   - Нет, нет, спасибо.
   На площадке под лестницей, ведущей на второй этаж, был  большой  чулан.
Эпторп не без труда затолкал свой груз в него.  Затем  он  снял  перчатки,
шинель и фуражку, подошел с безразличным видом к-камину и сказал:
   - Командор передает тебе привет. Говорит, что скучает  по  нас  там,  в
клубе.
   - Ты был в яхт-клубе?
   - Не совсем. Я просто заскочил к старику, чтобы взять кое-что.
   - Взять тот предмет, который ты привез?
   - Э-э, да, фактически, этот предмет.
   - Это что-нибудь сугубо личное, Эпторп?
   - Нечто, не представляющее общего интереса,  старина.  Никакого  общего
интереса.
   В этот момент в холл вошел дневальный алебардист, чтобы зашторить окна.
   - Смидерс! - обратился к нему Эпторп.
   - Да, сэр?
   - Ваша фамилия Смидерс, да?
   - Нет, сэр, Крок.
   - Ну неважно. Я хотел спросить вас о помещениях в задней части дома.
   - Да, сэр?
   - Мне нужно маленькое помещение или какая-нибудь кладовая. Подошла  бы,
например,  кладовка  садовника,  или  душевая,  или  молочная  кладовка  -
что-нибудь в этом роде. Есть такие помещения?
   - Вам это нужно на короткое время, сэр?
   - Нет, нет, нет. На все время, пока мы здесь.
   - Я уверен, сэр, что это не в моем ведении. Надо спросить у  начальника
квартирмейстерской части.
   - Ну ладно. Я просто поинтересовался.
   Когда дневальный ушел, Эпторп продолжал:
   - Глупый парень. Я почему-то все время думал, что его фамилия Смидерс.
   Гай снова принялся за газеты. Эпторп сел напротив и уставился  на  свои
ботинки. Через некоторое время он встал, прошел к чулану, сунул  голову  в
дверь, потом снова закрыл ее и вернулся на свой стул.
   - _Держать_ там эту вещь, по-моему, можно, а вот _пользоваться_ ею там,
наверное, нельзя, правда?
   - Почему нельзя?
   - Гм, _как_ же я смогу?
   Наступила пауза, во время которой Гай прочитал статью о  непроходимости
болот Миккели. (Это были пока еще ничем не  омраченные  дни  до  поражения
Финляндии.)
   Затем Эпторп сказал:
   - Я думал, что  найду  место  для  этой  вещи  в  кустарнике,  но  ведь
кустарник просматривается куда больше, чем я предполагал.
   Гай ничего не сказал на это и перевернул страницу "Тэблета". Было ясно,
что Эпторп горит желанием раскрыть свою тайну и наверняка поступит  так  с
минуты на минуту.
   - Идти к квартирмейстеру нет никакого смысла. _Он_ не поймет меня. Да и
кому бы то ни было объяснить это не так-то легко. - Затем, после еще одной
паузы, Эпторп  добавил:  -  Если  уж  тебе  так  _нужно_  знать,  это  мой
"гром-бокс".
   Признание Эпторпа превзошло все ожидания Гая. Он предполагал,  что  это
могли  быть  продукты  питания,   что-нибудь   относящееся   к   медицине,
огнестрельное оружие; в лучшем случае он надеялся услышать о  какой-нибудь
экзотической обуви.
   - А мне можно взглянуть на него? - почтительно спросил Гай.
   - Не вижу причин, почему бы тебе не  взглянуть,  -  ответил  Эпторп.  -
Собственно, я так и полагал,  что  это  заинтересует  тебя:  очень  тонкая
работа, образец,  каких  больше  не  производят.  Да  и  слишком  дорогой,
по-моему.
   Эпторп направился к чулану и вытащил из него свое сокровище  -  обшитый
медью дубовый ящик кубической формы.
   - В  самом  деле,  это  прямо-таки  замечательная  работа,  -  еще  раз
похвалился он.
   Он поднял крышку  "гром-бокса",  и  Гай  увидел  механизм  из  тяжелого
медного литья и узорчатой керамики работы крупных мастеров времен Эдуардов
VI и  VII.  На  внутренней  стороне  крышки  была  пластинка  с  надписью:
"Автономный химический клозет фирмы Коннолли".
   - Ну, что ты скажешь на это? - спросил Эпторп.
   Гай затруднялся найти подходящие слова, чтобы похвалить этот экспонат.
   - Совершенно очевидно, что эту вещь хорошо берегли, - сказал он.
   Казалось, Гай подобрал удачные слова. Эпторп остался доволен.
   - Я получил это от верховного судьи в тот год, когда  правительственные
здания в Каронге оборудовали канализацией. Дал  ему  пять  фунтов  за  эту
вещь. Сомневаюсь, что теперь ты  сможешь  найти  такую  даже  за  двадцать
фунтов. Мастеров, способных сделать такую штуку, теперь и днем с огнем  не
отыщешь.
   - Ты, должно быть, очень гордишься ею?
   - Конечно.
   - Но я не совсем понимаю, зачем она нужна тебе здесь.
   - Не понимаешь, старина? - Лицо Эпторпа, выражавшее  до  этого  наивное